ак близко, в то же время казался очень далеким. Слабый свет уличного фонаря на мгновение осветил ее лицо.
     - В тот вечер я очень сильно испугалась. Вокруг не было ни души, только я да кучер. Из-за сильного тумана мы ничего не видели. В любую минуту карета могла упасть в Темзу. Но я думала лишь о том, что могу умереть, так и не познав настоящей любви. Можно я вас поцелую?
     Горячая волна прошла по телу Рамиэля.
     - Снимите капор.
     Через минуту его взору предстал изящный силуэт ее гладко причесанной головки. Послышался скрип пружин. Элизабет скользнула на самый край сиденья, и Рамиэль почувствовал через слой одежды, как ее колени прижались к его ногам.
     Он слегка наклонился вперед, вздрогнув всем телом, когда Элизабет обхватила его голову затянутыми в кожаные перчатки руками. Но уже через секунду она порывисто откинулась назад.
     - Элизабет...
     В то же мгновение она, уже без перчаток, вновь держала в своих теплых ладонях его лицо, нежно проводя пальцами по его смуглым щекам и подбородку. Рамиэль закрыл глаза, чувствуя, как волна наслаждения, граничащего с болью, охватывает его. Он так долго ждал...
     - Твоя кожа на ощупь отличается от моей.
     Рамиэль, с трудом сдерживая смех, открыл глаза, сильно жалея о том, что не зажег внутри кареты лампы. В темноте он не мог наблюдать за тем, как под влиянием разгорающейся страсти менялось выражение лица Элизабет.
     - Ты женщина; я мужчина.
     Рамиэль, затаив дыхание, терпеливо ждал, пока наконец не увидел, как Элизабет потянулась к нему и оказалась так близко, что он почувствовал тепло ее кожи на своем лице.
     Вдруг карета резко подпрыгнула, и губы Элизабет уткнулись Рамиэлю в подбородок.
     - Извини.
     - Все в порядке, не останавливайся.
     Если бы она это сделала, он бы не сдержался и тут же овладел ею.
     - Вот так. - Рамиэль вытянул в стороны руки и уперся ими в стекла окон. - А теперь попробуй еще раз.
     Элизабет медленно наклонилась вперед и нежно коснулась губами его рта.
     Рамиэля пронзил ток. Слепо дернувшись вперед, он поймал жадным ртом ее губы и, впившись в них со всей силой, отдался жаркому поцелую - ее первому настоящему поцелую с мужчиной.
     Но этого было недостаточно. Оторвавшись на секунду от мягких и влажных губ Элизабет, Рамиэль прошептал дрожащим голосом:
     - Приоткрой свой рот и впусти мой язык.
     Из груди его вырвался низкий стон. Элизабет крепко обхватила руками его голову, словно пытаясь вобрать его всего в свой поцелуй. Однако неопытность и страх заставляли ее язык избегать жарких ласк Рамиэля.
     Но он не собирался отступать. Рамиэль вращал языком, ласкал ее небо, исследовал каждую частицу ее рта до тех пор, пока Элизабет наконец не начала повторять его движения, все смелее отвечая на поцелуй.
     Рамиэль продолжал страстно целовать Элизабет, прислушиваясь к тому, как быстро учащалось ее дыхание. Ликование и невыразимая радость переполняли его. Она тоже хотела его, причем так же сильно, как и он сам.
     - Милостивый Боже... я и не знала.
     Рамиэль, прикусив ее нижнюю губу, спросил:
     - Не знала чего?
     - Я не знала, что мужские губы могут быть такими нежными.
     Элизабет, зарывшись пальцами в волосы Рамиэля, вновь коснулась ртом его нежных губ, чувствуя, как его теплое дыхание щекочет ей кожу.
     - Я не знала, что поцелуй может быть таким интимным. А разве не лучше, когда мужчина держит женщину во время поцелуя?
     - Я не дотронусь до тебя против твоей воли. Если ты хочешь, чтобы я к тебе прикоснулся, Элизабет, придется меня об этом попросить.
     Ее пальцы, погруженные в густые волосы Рамиэля, замерли.
     - Ты не считаешь поцелуй... прикосновением?
     - Губы целуют; зубы нежно кусают; язык ласкает и пробует на вкус. И только руки касаются. Они обхватывают женскую грудь, горячую и тяжелую, жаждущую мужского прикосновения; они прокладывают дорогу мужскому жезлу сквозь мягкие и округлые бедра; они сжимают ягодицы женщины, чтобы усилить ее наслаждение; они широко раздвигают женские ноги, чтобы освободить мужчине путь; они ласкают женское лоно, пока оно не станет влажным от разгорающейся страсти. Насладиться вкусом женщины можно и языком, но только при помощи пальцев мужчина способен проникнуть глубоко внутрь женского тела, где рождается ее страсть. Прикосновения готовят женщину к более глубокому проникновению. Когда ты захочешь, Элизабет, я коснусь самых глубин твоего тела.
     Рамиэль прижался к ее лицу своим разгоряченным лбом. Из-за неровности дороги карету сильно трясло.
     - Попроси коснуться тебя. - Голос Рамиэля звучал хрипло от охватившей его страсти.
     Голос Элизабет был таким же хриплым:
     - Что ты будешь делать, если я попрошу тебя об этом?
     - Я расстегну твое платье, освобожу твою грудь и стану ласкать языком твои соски до тех пор, пока ты не будешь умолять меня, чтобы я удовлетворил твою страсть. Потом я продолжу свои ласки. И ты получишь то, о чем попросишь.
     - Женщина не может достичь оргазма, если ей просто ласкают грудь.
     Губы Рамиэля скривила болезненная улыбка, когда он вспомнил ее предыдущее признание.
     - И откуда ты можешь это знать?
     - У меня двое сыновей, - еле слышно прошептала Элизабет. - Они сосали мою грудь.
     - Но ты никогда не испытывала это с мужчиной, дорогая.
     - Я не могу! - неожиданно воскликнула Элизабет.
     - Нет, можешь! - продолжал свое наступление Рамиэль, чувствуя ее боль и страх. - Ты пришла ко мне, чтобы научиться услаждать мужчин. Я хочу быть этим мужчиной. Я хочу, чтобы ты возжелала меня так сильно, что была бы готова пойти на все, лишь бы доставить мне удовольствие. Прикажи мне прикоснуться к тебе, Элизабет.
     Неожиданно она отпустила его, и Рамиэлю пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы тут же не наброситься на нее. Он ласкал ее рот и желал большего. Он хотел вкусить ее страсть, услышать, как она закричит, охваченная оргазмом.
     - Ты не знаешь, чего добиваешься.
     О нет, он знал! Опустив руки и закрыв глаза, Рамиэль произнес дрожащим голосом:
     - Всего лишь поцелуй, Элизабет. Если ты не хочешь, чтобы я касался тебя, то позволь мне хотя бы целовать твою грудь. Разреши мне взять в рот твои соски и ласкать их так, как я ласкал твой язык. Позволь мне хотя бы это, ненаглядная.
     Тут Рамиэль услышал шорох одежды, заглушивший скрип колес. Он резко открыл глаза. Элизабет стянула плащ и обнажила плечи.
     - Только поцелуй. - Ее голос дрожал от страсти.
     Рамиэль облизал губы и завороженно посмотрел на ее декольте. Кожа Элизабет казалась особенно белой на фоне темно-красного платья.
     - Только поцелуй, - согласился Рамиэль охрипшим голосом, молясь о том, чтобы в нужную минуту он смог остановиться. Если он овладеет ею раньше, чем она будет готова, Элизабет никогда ему этого не простит...
     - Я не могу расстегнуть пуговицы.
     - Повернись.
     Трясущимися руками Рамиэль - подпрыгивающая карета сильно осложняла ему задачу - нащупал крошечные пуговки и расстегнул их одну за другой. Его пальцы двигались очень осторожно, стараясь не касаться кожи Элизабет.
     - Мне придется расшнуровать твой корсет.
     - Да, - услышал Рамиэль ее шепот сквозь удары своего сердца.
     Шнуровка... Он возблагодарил Бога и Аллаха за все девять лет, проведенных в Англии, где ему пришлось детально изучить белье английских дам. Быстрыми, уверенными движениями он расшнуровал корсет Элизабет. Она повернулась к нему, прижимая к груди платье.
     - Позволь мне прикоснуться к твоей груди, дорогая.
     - Я не могу.
     - Дьявольщина, Элизабет...
     - Моя рубашка...
     С трудом переводя дыхание, Рамиэль очень осторожно скользнул пальцами под белый материал. Его руку наполнило приятное тепло, когда он освободил от сковывающей рубашки левую грудь Элизабет. Поддавшись соблазну, Рамиэль нежно провел пальцем по твердому торчащему соску. Элизабет судорожно вдохнула.
     - Рамиэль...
     Он замер. Она никогда не произносила его прозвища, никогда не называла бастардом, животным, грязным арабом. Она искренне извинялась перед ним за грубость своего мужа. Со многими вещами им приходится сейчас сталкиваться впервые... как ей, так и ему.
     - Все в порядке, - успокаивающе произнес Рамиэль, освобождая ее правую грудь. Он старался как можно меньше дотрагиваться до ее кожи, хотя ему это не всегда удавалось. Тем не менее он не собирался превышать границы дозволенного. - Все в порядке, - прошептал он еще раз и опустился перед Элизабет на колени.
     Она оказалась зажатой между его вытянутыми руками, которыми он упирался в край ее сиденья. Таким образом Рамиэль пытался держать себя в узде.
     - Все в порядке, - продолжал он нашептывать, погружаясь в тепло ее тела, лаская губами ее нежную, гладкую кожу.
     Элизабет слепо водила пальцами по густым волосам Рамиэля, нежно касаясь кончиков его ушей. Он страстно вдыхал жар ее тела, который обволакивал его дурманящим туманом. И вдруг ему показалось, что вся его жизнь прошла в ожидании этого момента, этой женщины. И Рамиэлю захотелось поделиться с Элизабет красотой своего нового чувства. Слепо водя ртом по ее груди, Рамиэль нащупал твердый торчащий сосок и припал к нему губами. Элизабет вскрикнула; из груди Рамиэля вырвался ответный стон, когда, лаская языком нежную кожу Элизабет, он полностью растворился в ее страсти и желании. Она еще сильнее прижала его голову к себе. Дикое желание заставляло ее тело содрогаться от каждого прикосновения его языка.
     - О Боже, Рамиэль, прошу тебя, остановись. Что ты делаешь? Я чувствую... Пожалуйста, хватит. О Господи!
     "Ты уже на полпути, дорогая".
     Рамиэль вновь взял в свои ладони ее левую грудь, потерся о нее лицом, лизнул затвердевающий от его прикосновений сосок и, улучив момент, припал к нему ртом. И в этот момент он стал частью ее тела. Их сердца забились в унисон, а дыхание слилось. Рамиэль коснулся горячим языком острого соска Элизабет, из которого когда-то лилось молоко, насыщая ее сыновей. И тут он представил, как она родит ему сына, как будет кормить его этой грудью, а потом предложит ее Рамиэлю. И он будет сосать ее до тех пор, пока не кончится все молоко, не ограничивая себя ни во времени, ни в своей страсти.
     - Рамиэль, пожалуйста, ты должен помочь мне, я больше не могу, я не... - Элизабет не смогла договорить.
     Рамиэль, продолжая активно ласкать губами и языком грудь Элизабет, нежно сжал зубами ее сосок, завершив тем самым необходимую для оргазма гамму ощущений. И затем он почувствовал, как выгнулось ее тело, как бешено забилось сердце и как волна наслаждения захлестнула ее.
     В ту же секунду Рамиэль оторвался от ее груди и, закрыв рот Элизабет страстным поцелуем, принял в себя ее оргазм, сделав его своим. Через несколько минут она разжала руки и, резко откинув назад голову, тяжело задышала. Ее щеки были мокрыми от слез. Рамиэль открыл глаза и чуть не ослеп от яркого света газовых фонарей, светящих прямо в окна кареты. При виде плачущей Элизабет его сердце сжалось.
     - Не плачь, дорогая. Это был всего лишь поцелуй, - тихо произнес он и слизнул с ее щек соленые следы слез. - Просто поцелуй.
     Карета остановилась.
     Рамиэль прижался лицом к нежной шее Элизабет, зная, что расставание неизбежно."Он молился о том, чтобы ему хватило сил отпустить ее. Затем, глубоко вздохнув, он оторвался от Элизабет и сел обратно на свое место, словно и не было этих волшебных минут.
     Она начала быстро одеваться, нервно пряча грудь под белую рубашку и зашнуровывая корсет. Затем натянула платье и накинула на плечи плащ.
     - Разведись с Эдвардом Петре.
     - Не могу.
     Категоричность ее ответа не остановила Рамиэля.
     - Я могу подарить тебе любовь, Элизабет. Что может предложить он?
     - Моих сыновей.
     - Но они никуда не денутся от тебя.
     Элизабет взялась за ручку дверцы.
     - Я должна идти.
     Но Рамиэль не мог так просто отпустить ее, когда горечь разочарования переполняла его сердце.
     - Я хочу тебя, Элизабет.
     - А мой муж - нет, - отозвалась она ровным голосом. - Но ты, кажется, знаешь об этом больше меня, не правда ли? Неужели ты думаешь, что я собираюсь жить всю оставшуюся жизнь с человеком, который меня не хочет? - Ее голос гулко прозвучал внутри кареты. - Ты только что подарил мне незабываемые минуты, которые я навсегда сохраню в своей памяти. А теперь я должна идти. И пожалуйста, не приглашай меня больше танцевать. Я действительно не могу себе этого позволить.
     Элизабет распахнула дверцу кареты и, не удержав равновесия, чуть не вывалилась из экипажа. Рамиэль поддержал ее. Оказавшись на земле, Элизабет быстро завернулась в свой плащ. Яркий свет газовой лампы, висящей над входной дверью, вспыхивал золотыми искрами в ее волосах.
     - Я потребовала от Эдварда развода. Но это крайне невыгодно как моему мужу, так и моему отцу. Прощайте, лорд Сафир.
     Дверца кареты захлопнулась прямо перед лицом Рамиэля. О том, что несколько минут она была вместе с ним, говорили лишь забытые ею шляпка и перчатки, да еле уловимый аромат ее тела.
     Неожиданно Рамиэль осознал, что недооценивал Элизабет и скорее всего подвергал опасности не только ее репутацию.

Глава 18

     Как он мог узнать, что она встречалась с Рамиэлем, если только не поручил кому-нибудь следить за ней? Может, он действительно кого-то нанял, а тот попытался напугать ее... или даже убить? Ну уж нет, ничего у него не выйдет!
     - Ладно, я больше не буду требовать развода, Эдвард. Ты ведь этого добиваешься?
     - Элизабет, я хочу, чтобы ты была образцовой женой. Матерью и хозяйкой дома с незапятнанной репутацией. И чтобы ты помогала мне, а не создавала трудности. Жена будущего премьер-министра не может позволить себе связь с лордом Сафиром.
     - Может, ты ревнуешь, потому что сам уже не можешь...
     Она тут же замолчала, пожалев о вырвавшихся у нее словах. Эдвард громко расхохотался.
     Элизабет впервые услышала, как он хохочет. В его смехе не было мальчишеского задора и теплоты, как у Рамиэля.
     - Элизабет, ты абсолютно ничего для меня не значишь, не хватало еще и ревновать.
     Казалось бы, мужчина, назвавший ее грудь коровьим выменем, не мог причинить ей большей боли. Однако она ошиблась.
     - Ты ведь не был таким, Эдвард.
     - Но и ты тоже, Элизабет. - Он встал, чувствуя себя свободно и раскованно. - У тебя тут есть очень интересные записи. По правде сказать, абсолютно аморальные. Совсем не то, чего следовало ожидать от добропорядочной жены и матери.
     Элизабет дернулась прочь от двери, скорее разозленная, чем испуганная. Она не позволит ему изгадить память о' ее занятиях с Рамиэлем.
     - Это мои записи, отдай.
     - Все, что есть в этом доме, принадлежит мне, Элизабет, включая твое тело. - Эдвард улыбался, явно наслаждаясь ее беспомощностью. Как она могла прожить столько лет с таким чудовищем? - Я сохраню эти бумажки как доказательство твоей болезни.
     Она плотнее закуталась в свой плащ, обмотав его вокруг горла.
     - И что же это за болезнь? - спросила Элизабет, заранее зная ответ.
     - Нимфомания, конечно.
     Он открыл дверь, соединявшую их спальни, и остановился.
     - Я прикажу служанке принести тебе горячего молока. Женщины с расстроенными нервами нуждаются в хорошем сне.
     Элизабет поборола подступившую к горлу тошноту.
     Смерть. Заключение. Разлука с детьми. И все лишь потому, что она хотела быть любимой.
     Ей не надо было спрашивать, кто там, когда раздался тихий стук в дверь. Это была Эмма. В руках у нее был маленький серебряный поднос. Горячий пар поднимался из большой кружки.
     Служанка была полностью одета, словно ждала Элизабет. Но она не просила служанку дожидаться ее. Если бы Элизабет не смогла раздеться сама, она бы позвонила и Эмма пришла бы к ней в ночной рубашке и халате.
     Рамиэль сказал, что она узнает, кто любовница Эдварда, когда настанет время. Может быть, это Эмма?
     - Ты добавила опиума в молоко?
     - Да, мэм.
     Жену в бессознательном состоянии легче отправить в лечебницу, она не будет сопротивляться, вырываться и кричать.
     - Можешь поставить его на ночной столик.
     - Мистер Петре сказал, что я должна дождаться, пока вы его выпьете.
     Чувствуя странное оцепенение внутри, хотя все ее тело еще горело от прикосновений Рамиэля, Элизабет взяла кружку, поставила ее на столик у окна, приподняла раму и выплеснула наружу дымящееся молоко прямо на облетевшие розовые кусты внизу, затем протянула кружку служанке.
     - Можешь сказать ему, что не осталось ни единой капельки на дне.
     Эмма несколько секунд беззвучно смотрела на кружку, прежде чем взять ее из рук Элизабет.
     - Очень хорошо, мэм, - произнесла она, стараясь не встречаться взглядом с хозяйкой.
     - А потом отправляйся в постель. Мне сегодня твои услуги больше не понадобятся.
     Эмма открыла было рот, чтобы возразить, но передумала.
     - Да, мэм.
     Элизабет напряглась. Сначала послышался тихий стук в дверь спальни Эдварда, приглушенные голоса, а затем наступила полная тишина. Она ожидала, что сейчас муж ворвется к ней, но он этого не сделал. Либо ему было наплевать на то, что она будет наутро лежать без сознания... либо Эмма не донесла на нее.
     Усталость, темной волной навалилась на Элизабет. По стенам замелькали тени, там костлявая рука, здесь коса, повсюду смерть, ложь и обман. Она притушила свет газовой лампы, скинула плащ, атласное платье, ослабила корсет. Рубашка намокла от пота. Пальцы безошибочно пробежались по мягкому хлопку, ощутив набухшую шелковистость плоти, твердые бутончики сосков под ним.
     Она и представить себе не могла, что женская грудь может быть такой чувствительной. И что мужчина, поймав сосок ртом, может губами довести женщину до сумасшествия.
     Рамиэль сказал, что брак - это нечто большее, чем несколько слов, произнесенных перед алтарем в церкви. Она наконец поверила ему. И как теперь быть?
     Она не потерпит угроз Эдварда относительно жизни ее сыновей. И не будет сидеть сложа руки в ожидании, пока муж отправит ее в психиатрическую лечебницу.
     Выбор женщины... У нее оставался только один выход - покинуть дом Эдварда сейчас, сегодня вечером, пока она еще вольна в своих действиях. У нее есть деньги, есть драгоценности. И она не трусиха.
     Элизабет вытащила бархатную юбку с лифом из гардероба и с трудом натянула их на себя. Сидя в кресле перед камином, она ждала, когда погаснет свет за дверью. От раскаленных углей исходило соблазнительное тепло. Воспоминания накатились на нее, и Элизабет погрузилась в сон. И снился ей совсем не ее сын.
     - Элизабет...

***

     Женский шепот разбудил ее:
     - Миссис Петре! Проснитесь, миссис Петре! Ну пожалуйста, миссис Петре! - Кто-то тряс ее за плечи, - Миссис Петре! Пожалуйста, проснитесь же!
     Элизабет с трудом приоткрыла один глаз и увидела перед собой Эмму. Растрепанные волосы падали ей на глаза.
     Она никогда еще не видела Эмму непричесанной.
     - Я устала, - прошептала она.
     - Не давай ей снова заснуть. Я сейчас принесу стакан воды. В туалете есть какое-нибудь ведро?
     Элизабет вновь проваливалась в темноту, все глубже и глубже. Там воняло чем-то прогорклым, похожим на... До нее вдруг дошло, что Эмма разговаривает двумя голосами - мужским и женским.
     - Миссис Петре, пейте. Миссис Петре, откройте глаза и выпейте это.
     Мужской голос отдавал приказы, что-то твердое и холодное коснулось ее губ, стукнулось о зубы.
     - Пейте, миссис Петре.
     Вода. Ледяная вода.
     Элизабет вдруг поняла, чем пахла окружавшая ее темнота. Газом. И вода, которую он отпила, тоже пахла газом.
     Все, что Элизабет съела и выпила накануне вечером, вдруг подкатило к горлу. Она нагнулась вперед и напряглась.
     - Очень хорошо, миссис Петре. Эмма, подержи перед ней ведро.
     Мужской голос казался ей смутно знакомым. И как раз в тот момент, когда Элизабет готова была узнать его, ее тело сотрясли конвульсии. Она напрягалась до тех пор, пока ей не показалось, что желудок вывернут наизнанку.
     Эл