Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
чку за ее спиной.
- Если позволите высказать мнение, я бы организовал транспорт еще до
того, как сел на поезд в Лондоне. Женщине небезопасно бродить по
вокзалам.
Дувр был портовым городом. И если не существовало стоянки кебов при
вокзале, она находилась где-то поблизости.
- Придется рискнуть, - вздохнула Энн.
- Мадемуазель, вы можете дать телеграмму и приказать, чтобы вас
встретили. Я позабочусь обо всем после вашего отъезда.
Какое простое решение! Имение родителей граничило с окраинами города.
Конюх встретит ее с кабриолетом. В каком же вакууме она жила! Не только
не знала иены на хлеб, но во всем зависела от слуг.
Хватит! Довольно!
- Превосходное решение. - Энн приветливо улыбнулась. - Мне нужны
принадлежности для письма.
Если Мишель не вернется до ее отъезда, она оставит ему записку и
объяснит, что обстоятельства сложились таким образом, что ей необходимо
покинуть Лондон на день-два. Краска залила ее щеки. В Дувр невозможно
возвращаться без корсета. Скоро все слуги узнают, что она неподобающе
одета. И весь свет узнает о ее связи с Мишелем д'Анжем.
- Пришлите мне горничную помочь одеться.
Рауль поклонился, но она так и не заметила выражения его лица.
Глава 16
Дым и пар струились от запитых водой обгоревших стен спальни. Майкл
опустил глаза на тело, съежившееся на ложе пепла и обнаженных пружин.
Неузнаваемо. Ни малейшего намека на серебристую шевелюру и серебристые
насмешливые глаза. Лицо и череп размозжены.
Майкл сражался бок о бок с пожарной командой, которая заливала пожар
в доме Габриэля. А потом прокладывала путь в спальню. Слишком поздно.
Габриэль умер до того, как вспыхнул огонь.
Кончилось утро, прошел полдень. Битва была окончена.
Майкл дрожал и не понимал, почему ему холодно в то время, как стены
продолжали дымиться от жара.
- Ухолите, сэр, здесь небезопасно. Того гляди, все рухнет. Пойдемте.
- Майкл почувствовал, что его схватили за ворот. - Тут больше нечего
делать.
Секунду назад Майкл не испытывал ровным счетом ничего. И вот в душе
забил фонтан боли, гнева и горечи.
- Убери свою чертову руку, дурак!
- Сэр, в доме опасно. И вашему другу больше не поможешь.
Ему не удалось спасти Габриэля от того человека, но он не позволит
упасть на него дому. Майкл нагнулся и осторожно поднял тело друга на
руки.
Жар опалил ладони, проник сквозь сюртук в грудь, но Майкл ничего не
почувствовал. Диана казалась тяжелее, когда он выносил ее из ада, в
который превратилась ее спальня. Но Диану не сожгло дотла, так что кости
скрепляла одна обгоревшая кожа и жилы.
Он осторожно, чтобы не повредить, вынес Габриэля из дома, который
никогда не радовал хозяина и теперь уже никогда не обрадует.
Солнечный луч, пронзивший клубы дыма, заставил моргнуть. Пожарные
разбрелись. А зеваки продолжали глазеть, судачить, гоготать и показывать
пальцами. У тротуара стояла бочка. С двух сторон подскочили люди, и к
нему потянулись немытые руки.
- Вы устали. Дайте его нам, сэр.
Но Майкл только крепче сжал объятия. Кости брякнули друг о друга. Они
больше не принадлежали своему хозяину. Перед глазами мелькала вереница
образов.
Диана. Ее обожженное тело прильнуло к его груди. Люди, которые
оттащили ее от него. И те, кто пытался отнять у него Габриэля. История
повторяется. Ничего не поделаешь.
Майкл положил Габриэля на землю. Враг отнял у него друга.
- Месье. - К нему подошел Гастон. Ноги голые, ночная рубашка
заправлена в шерстяные кальсоны. - Мы не смогли его спасти. Пытались, но
не сумели.
Его мог спасти один только Майкл. Кровь стучала у него в висках.
Легкие раздирала боль, глаза жгло. Враг, должно быть, знал о Габриэле
все. Почему он убил его именно сейчас?
- Сколько человек погибло? - коротко спросил он.
- Только месье Габриэль, больше никто. Пламя вспыхнуло в его
спальне... Мы пытались, месье.
А он не принял никаких мер, чтобы спасти своего единственного друга.
- Скажите слугам, что всем заплатят за месяц.
"Месяц", - пронеслось по толпе. Да, месяц: он мечтал всего об одном
месяце и всего об одной женщине. А чего хотел Габриэль? Знал ли, когда
убийца нанесет удар?
- У нас все сгорело... Ничего не осталось, - заспешил Гастон. - Ни
вещей, ни денег.
- Я сказал, что вам всем заплатят! - сердито отрезал Майкл. Он
потерял гораздо больше - Габриэля.
Лицо Гастона под слоем сажи сделалось пунцовым.
- Нам некуда податься, месье, - произнес он со спокойным
достоинством.
Майкл обуздал гнев. Габриэль всегда заботился о бездомных эмигрантах
из Франции. Находил им работу - через него, через своих клиентов, но
теперь он мертв. Кто позаботится о людях Габриэля, когда умрет он?
- Ступайте в отель "Пьемонт". Я за все заплачу. Скажите управляющему,
чтобы купил все необходимое из одежды. Он о вас позаботится.
- Мерси, месье. - Гастон гордо развернул плечи. - Что мне предпринять
для месье Габриэля?
Майкл на случай кончины оставил распоряжения в своем завещании. А как
поступил Габриэль? Позаботился ли он об этом? Похороны не вернут
ушедшего.
- Ничего не надо, я обо всем позабочусь сам.
Но позже, a не теперь. А пока следовало побеспокоиться о живых.
Не исключено, что убийца друга затесался в толпу и потягивал пиво. Не
планировал ли он очередной визит следующей ночью? Попытается ли он
похитить Энн? Или убить ее?
Майкл не стал садиться в первые два кеба, которые остановились на
взмах его руки, хотя громкая ругань доказывала, что возницы настоящие.
Но в третий забрался.
Запах обгорелой плоти заглушал все - душок от влажного сена и
потертой кожи сидений, даже аромат роз не способен его скрыть. Он молча
вошел в свой дом и на сей раз не ощутил благоухания гиацинтов.
Оставалось единственное желание - добраться до ванны, а затем к Энн.
Скорее бы кончился ночной кошмар. Из-за лестницы выступил рыжеволосый
лакей Джон и преградил ему путь. Майкл остановился так резко, будто
споткнулся. Он приказал Джону оберегать Энн. И теперь хватило одного
взгляда в лазурные глаза слуги, глаза, которые видели столько нищеты и
столько порока, - Майкл сразу понял: женщина исчезла.
Джон молча достал из сюртука и подал ему конверт.
- Вам письмо, сэр.
Майкл похолодел. Черт побери! Невозможно ее потерять.
- Где Энн? - проревел он, но заранее знал, какой получит ответ.
Враг отнял у него все.
- Письмо, сэр. - Джон продолжал протягивать конверт. - Мне приказали
передать его вам.
Майклу не хотелось читать проклятое письмо. Ему хотелось к Энн.
Хотелось понять, кто ценил сребреники превыше человеческих жизней.
- Где Рауль?
- Мне сказано, что все ответы вы найдете в письме.
Насилие не приведет ни к чему хорошему. Джон не боялся ни смерти, ни
боли.
Он был слишком похож на Габриэля. С одним-единственным исключением:
вышел из дела до того, как это дело отняло у него душу. Майкл вырвал
конверт из руки лакея.
Почерк мужской, знакомый. Майкл почувствовал, как кровь отлила от его
головы и тонко зазвенело в ушах. Он вспомнил невесомое тело Габриэля,
вспомнил изуродованное до неузнаваемости лицо. И понял, как умело
управляли и им, и Энн при помощи вожделения. Он попался в западню так же
просто, как и она.
- Когда доставлено письмо? - Он взглянул в лицо лакея, но то
оставалось бесстрастным,
- Три часа назад.
Именно в то время, когда Майкл боролся за жизнь друга.
- Кто его принес?
На этот вопрос у слуги не оказалось ответа.
Когда же наступит финал?
- Когда уехала Энн?
- Три часа назад.
- Вместе с тем, кто доставил письмо?
- Нет, с Раулем.
Энн прибудет в Дувр ко времени чая. Враг предложит ей подкрепиться, и
она не откажется. А Майклу никак этого не предотвратить.
- Мисс Эймс тоже писала письмо, сэр.
- Где оно?
- Кажется, в мусорном баке. Раулю лучше знать.
Раулю! Дворецкому, управляющему, пешке в чьих-то руках. Каждый
человек имеет свою цену. Интересно, какую ложь придумает дворецкий,
чтобы оправдать отсутствие Энн? И как долго попытается держать его в
неведении?
Майкл уронил голову на грудь и, аккуратно сложив лист бумага, сунул
конверт в карман сюртука. Тот послушно скользнул по гладкой подкладке. В
голове одна за другой проносились мысли. Наконец он медленно поднял
голову.
- Рауль вернулся с вокзала? - Его взгляд пронизывал лакея насквозь.
- Он на кухне, - невозмутимо ответил Джон и шагнул в сторону.
Надеяться было не на что, но Майкл все же надеялся. Надеялся, что
дружба сильнее ненависти, алчности, ревности.
- Рауль приказывал меня проинформировать? - спросил он.
- Нет, я это сделал по собственной инициативе. Беспокоился о
мадемуазель.
Обманывал он... или говорил правду? Майкл поверил, хотя никто не
заслуживал полного доверия. И письмо служило ярким тому доказательством.
На первом этаже все пронизывал аромат жарящегося мяса - говядины, а
не человеческой плоти. За длинным деревянным столом сидели дворецкий,
кухарка миссис Бэнтинг и Мери. Кухарка, дородная женщина с розовыми
щечками, напоминавшая Майклу состарившуюся фею, виденную им в детстве в
книжке на картинке, чистила картошку. Мери нацепила на нос очки и писала
что-то в тетради. А Рауль поставил перед собой бутылку с джином и успел
опустошить ее наполовину.
Первой Майкла заметила кухарка. Она вскочила, сделала неуклюжий
реверанс, но при этом не выпустила из рук ни картофелины, ни ножа.
- Сэр.
Мери подняла голову и остолбенела. Кончик пера клюнул в бумагу.
Одного Рауля не потревожило появление Майкла. Дворецкий протянул руку и
долил в стакан джина. Но, несмотря на кажущуюся невозмутимость, его рука
дрожала. На губах у Майкла заиграла угрожающая улыбка. Дворецкий
испугался!
- Миссис Бэнтинг, будьте добры, подайте мне спички, - вежливо
попросил он.
- Слушаюсь, сэр, разумеется, сэр. С вами все в порядке, сэр? Я
слышала о пожаре. Что-то случилось с мистером Габриэлем?
Джин расплескался по кленовой столешнице. Мери выхватила бутылку из
руки дворецкого и с грохотом опустила на стол. Ее рука тоже дрожала.
Кому же выгоднее его предать - его управляющей или его дворецкому?
- Спички, миссис Бэнтинг, я жду.
Кухарка швырнула картофелину и нож в большую миску с очистками,
вытерла руки о передник, бросилась в противоположный угол кухни и
принялась рыться на полке у плиты. И через несколько секунд принесла
коробку со спичками.
- Спасибо, - поблагодарил ее Майкл. - Вы свободны. Кустистые брови
кухарки удивленно взлетели.
- А как же с ужином, сэр?
Он перевел взгляд на дворецкого и Мери.
- Это не надолго, а вы спуститесь в погреб. Там есть замечательный
херес урожая 1872 года. Он вам понравится больше, чем джин.
- Я сделала один-единственный глоточек, - запротестовала женщина, -
только чтобы согреть кости.
Майклу было безразлично, хотя бы она купалась в джине - лишь бы
добросовестно выполняла свои обязанности. Он метнул в ее сторону такой
взгляд, что румянец мигом исчез с ее лица и на побледневших щеках
проступила сеточка прожилок.
- Идите, миссис Бэнтинг.
Кухарка выскользнула за дверь. Мери закрыла тетрадку и сложила очки.
А Рауль так и не поднял головы. Майкл открыл коробку, достал спичку,
чиркнул головкой, подошел к столу и бросил спичку в стакан с джином.
Вверх взлетело голубое пламя. Мери вскрикнула и отпрыгнула от стола.
Майкл так и не перестал улыбаться.
- Накормить вас вот этим?
- Он ей не сделал ничего дурного! - взвизгнула Мери. Дай Бог, чтобы
так!
- Чем вы занимались, Рауль?
- Проводил до вокзала мадемуазель Эймс. Проследил, чтобы ей ничто не
грозило.
Майкл зажег вторую спичку. Впервые за пять лет он не испугайся желтых
язычков, которые с таким удовольствием пожирали дерево, бумагу и кожу.
- Вы заглядывали внутрь чемодана, о котором так настойчиво сообщали?
Видели, что происходит с человеком, если он попадает в огонь? Приятное
зрелище.
- Понятия не имею, о чем вы рассуждаете. Я не открывал никакого
чемодана.
Может быть, и так, ведь чемодан был заперт. Как долго враг планировал
сегодняшнее зверство? Сколько людей нанял: одного, двоих, троих? Пламя
ровно горело в стакане.
- Пять лет назад откуда он узнал, что леди Уэнтертон поехала в
Брайтон?
- Я сообщил ему телеграммой.
Перед внутренним взором Майкла вновь возникло смеющееся лицо Дианы.
Она посылала из окна вагона воздушные поцелуи. Тогда он видел ее в
последний раз. Огонь обжег его пальцы.
- Ты знаешь, что он собирается с ней сделать?
Рауль не отвел взгляда.
- Non.
- И тем не менее послал ее к нему, хотя помнил, что леди Уэнтертон
покончила с собой после того, что он с ней сотворил.
- Oui.
- Cest im mensonge! - прошипела Мери. - Она покончила с
собой, потому что была шлюхой! Ни одна порядочная женщина не наложила бы
на себя руки, если бы у нее оставались дети!
Майкл не обратил на ее слова ни малейшего внимания.
- Почему ты так поступил, Рауль?
Дворецкий отвел взгляд и потянулся мимо горящего напитка к бутылке.
- Largent , месье. Не каждый способен наживать состояние,
торгуя собственным телом.
Стакан выпал у Майкла из руки. Голубое пламя перекинулось на лужицу
на кленовой столешнице. Дворецкий отпрыгнул в сторону, с грохотом
повалив стул. Его поразил страх, что отныне ставкой в игре сделалась его
собственная жизнь. Рауль лихорадочно оббивал тлеющий рукав ладонью.
Майкл швырнул коробку со спичками в огонь.
- Все имеет цену, Рауль. Вспомни об этом, когда закроешь на ночь
глаза, - повернулся и вышел вон.
Ни один из них не проживет достаточно долго, чтобы насладиться
богатством. Враг позаботится и об этом.
Глава 17
Энн приходилось слышать, что имение графа охранялось лучше, чем
Вестминстерское аббатство. Тем не менее привратник пропустил ее, не
сказав ни слова. И так же поступил тощий, словно жердь, дворецкий.
Энн последовала за ним по широкой лестнице из красного дерева. На
ступенях не было дорожки, и ничто не заглушало их звучащие вразнобой
шаги. Шелковые панталоны, нижние юбки и чулки терлись о кожу и
напоминали о ночных удовольствиях. А поверх всего - черная шерсть: дань
матушке и напоминание о трауре, который она носила.
Дом графа скорее напоминал дворец: богатые панели на стенах,
бесценные картины, старинная мебель. Такое хозяйство требует огромного
числа слуг - конюхов, садовников, лакеев, горничных... Но где же они
все?
На верхней площадке дожидалась кабина лифта, вход внутрь преграждала
металлическая дверка. Стены коридора испещрили круги света от бронзовых
бра с хрустальными плафонами. В них горели электрические лампочки, но и
они не могли развеять мрак.
Шаги отзывались эхом в непроглядной дали. Надо было ехать прямо на
кладбище и убедиться, что произошло на могиле, а уж потом наносить визит
графу. Поздно, возвращается дворецкий, чтобы объявить, что граф ее
примет.
В конце коридора на самом виду стоял обитый пунцовой материей стул в
стиле рококо. Дворецкий отворил расположенную поблизости дверь и,
объявив: "Мисс Эймс, милорд!", отступил в сторону, пропуская ее вперед.
Энн вцепилась в ручку ридикюля.
В инвалидном кресле спиной к порогу сидел седовласый человек. Перед
ним, создавая оранжевый ореол, горел огонь е камине из красного дерева.
Над головой, на каминной полке, по обеим сторонам мраморных часов
красовались голубые севрские вазы. Сквозь окна снаружи проникали
солнечные лучи. Рядом с больным стоял чайный столик на колесиках и
массивное кресло.
Инстинкт предостерегал ее против того, чтобы входить в спальню, но
здравый смысл заставил посмеяться над нелепыми предчувствиями. Энн
привыкла находиться в комнате больного.
Граф Грэнвилл оказался стариком, и к тому же калекой. Он физически
был не в состоянии причинить зло. И, пренебрегая предостережениями
инстинкта, Энн шагнула через порог. И тут же услышала, как позади мягко
закрылась дверь.
- Добро пожаловать в мой дом. - Граф так и не повернул головы, но его
хорошо поставленный голос отчетливо разносился в комнате. - Надеюсь, вы
не будете возражать, что старик принимает вас в личных покоях?
Пожалуйста, садитесь.
Энн не хотела задерживаться. Ей хотелось бежать на свежий воздух, а
не вдыхать запах карболки. Но она тут же устыдилась собственных мыслей.
Граф не по своей воле сделался инвалидом. Ом стал таким по не зависящим
от него обстоятельствам.
- Спасибо, лорд Грэнвилл, - проговорила она, - Вы очень любезны.
Каблучки простучали от двери до кресла. А разнесшееся по дому эхо
подтвердило, что жилище калеки уединенно и пустынно. Энн поняла,
насколько она сама оторвалась от той жизни, которую вела, пока не
решилась поехать в Лондон.
В последние дни ей трижды приходилось встречаться с необычными
людьми: Майклом, Габриэлем и новым конюхом, которого управляющий имением
нанял, пока она отсутствовала.
Губы Энн тронула удивленная улыбка. И вот еще один - старик в
инвалидной каталке. Энн обогнула кресло, и жар от огня смел улыбку с ее
лица. Она устроилась на самом краешке обтянутой красным бархатом
подушки.
Лицо графа было морщинистым и изможденным от возраста и боли. Энн
дала бы ему чуть больше семидесяти лет. Он показался ей человеком,
познавшим к жизни много удовольствий или постоянно к ним стремившимся.
Глаза померкли, и в полумраке спальни никто не угадал бы их Цист. Но они
смотрели пристально, словно силились разгадать, как отреагирует гостья
на его стариковскую немощь.
- Извините, что не могу подняться. Энн отвела взгляд.
- В этом нет никакой необходимости, милорд.
На чайном столике она заметила две чашки с золотым ободком на
золоченых блюдцах. Серебряный сервировочный поднос дополнял ансамбль из
сахарницы и кувшинчика для сливок. Здесь же были белые сложенные
салфетки. А дольки лимона слуги уложили в маленькую серебряную вазочку.
Пар поднимался от серебряного чайника, который был только что заварен.
Словно граф ее ждал.
Энн подавила новый прилив неуверенности. Она скосила глаза на правую
руку графа, которая покоилась на деревянном подлокотнике инвалидного
кресла. Старик что-то перекатывал между пальцами. Энн присмотрелась и
различила блеск двух серебряных шариков, в которые обычно играют дети.
В камине разломилось полено, и в трубу взметнулись сноп искр и языки
желтого пламени. Энн оторвала взгляд от руки старика и снова встретилась
с ним глазами. Ей пришлось облизать губы, потому что она почувствовала,
как они внезапно пересохли.
- Я хочу поблагодарить за заботу, милорд. Очень любезно с вашей
стороны сообщить об осквернении могилы моей матери.
- Пустое, мисс Эймс. Ваши родители были моими хорошими друзьями. Мы
часто проводили вместе вечера, играя в пикет.
Старик улыбнулся, что-то отдаленно знакомое мелькнуло в его улыбке.
- Не откажетесь от чая?
- Не рискую злоупотреблять нашим гостеприимством. Вы определенно
ждали гостя. Так что я не отниму у вас больше нескольких минут.
- Глупости. Вы нисколько не злоупотребляете моим гостеприимством, -
сердечно ответил больной. - А гость явится еще не скоро. Окажите честь -
разлейте чай. Не представляете, как я надеялся, что вы зайдете ко мне,
когда писал вам то несчастное письмо. Я больше не выезжаю и веду скучную
жизнь. Я стар и болен. Но все это, дорогая, вам прекрасно известно.
Да,