ес ни слова. Однако она слышала мерные звуки его дыхания. А где-то вдалеке раздавался рокот прибоя.
     С почти детской неловкостью, которой не испытывала с тех пор, как была простой восемнадцатилетней девчонкой из Корнуолла, Меган вынула шляпную булавку, протянула вперед левую руку, нагнулась, и пальцы ее сомкнулись вокруг маленькой прямоугольной металлической коробочки. Меган нахмурилась. Раньше ее здесь не было. До этой ночи она и не подозревала в себе такой склонности к разврату.
     Бросив шляпу поверх булавки, она выпрямилась.
     Пуговицы из резной кости, украшавшие лиф платья, оказались чересчур велики и не желали пролезать в петли. "Неужели арабы любят иначе, чем англичане?" - гадала она под бешеное биение сердца.
     Поцелует ли он ее? Станет ласкать? Какой он на ощупь, этот обнаженный незнакомец, чье тело придавит ее к кровати?
     Проникнет ли он глубоко или нет? Будет нежным или грубым? Удовлетворит ли она его? Ублажит ли он ее?
     Она выскользнула из платья; тяжелая ткань оцарапала спину, бедра, слетела с ног и упала на пол. Теперь только башмаки мешали ей лечь рядом с этим человеком.
     Но она подготовилась и к этому. Правым носком башмака она стащила левый, голыми пальцами левой ноги сбросила правый.
     Меган ступила из круга черного шерстяного платья на холодное дерево пола. Темнота пульсировала чувственным жаром. Она шагнула вперед. Груди ее слегка колыхались. Понравится ли ему их полнота? Она сделала второй шаг. Бедра мягко покачивались. Не посчитает ли он их излишне крутыми?
     Третий шаг. Ляжки терлись друг о друга, горло перехватывало. Манящее благоухание экзотических пряностей окутывало ее. Уголком глаза она различала слабое свечение горящих углей.
     Почему она не видит его?!
     Пятку уколола песчинка. Колено ударилось о твердую кость и упругую мышцу: голая нога, мускулистая нога, куда глаже, чем ее собственная. Одновременно ее ступня оказалась на чьей-то чужой ступне. Влажный воздух обжег ее кожу.
     - От тебя пахнет уксусом.
     Меган застыла, не в силах пошевелиться под бременем издевательского упрека. Горячее дыхание опаляло, ноги, похоже, оцепенели. В жизни она не предполагала, что мужчина заметит... мало того, упомянет о привычном средстве потаскух, предохраняющем от беременности и болезней.
     Возможно, англичанин действительно не придал бы этому значения или галантно воздержался бы от комментариев.
     - Я...
     Она сглотнула, остро ощущая прикосновение его ноги к своей и близости своих дрожащих грудей к его губам.
     - Внутри... у меня внутри губка, смоченная в уксусе.
     - В этом нет необходимости, - резко бросил он. - Я позаботился о французском конверте.
     Жестянка на тумбочке... сколько еще презервативов лежит в ней? И полагалась ли та проститутка, которую подкупила Меган, на мужчину, в надежде что тот убережет ее от нежелательного ребенка? Может, использовала зелье с запахом более приятным? Или пользовалась спринцовкой?
     Чего же в отличие от англичан ожидают от женщины арабы?
     - Так или иначе, другого способа защиты я не знаю, - с деланным спокойствием объявила Меган, внутренне сжавшись. Этот араб все еще может отвергнуть ее и будет прав.
     Она осторожно двинула ногой, сняла ее с его ступни, задев при этом жесткие пальцы. Деревянный пол показался ледяным, хотя от мужчины шел палящий жар.
     - Я никогда не лежал с англичанкой, - коротко пояснил он.
     Между ними проскакивали крошечные молнии, словно за окном собиралась гроза. Но вечер выдался тихим. Она вдруг осознала, что прерывистый шелест воздуха исходит не из одной пары легких, а из двух. Они дышали в унисон.
     - Осмелюсь заметить, что женщины независимо от национальности в основном одинаковы, - осторожно ответила она.
     А мужчины? Почему он не дотронется до нее? Наверняка соитие с проституткой ничем не отличается от супружеского. Он овладеет ею, она молча подчинится. Не так ли?
     - Я еще никогда не был с женщиной.
     Откровенная исповедь прозвучала неожиданно. Меган чуть не отпрянула.
     Она ожидала встретить опытного мужчину; он, оказывается, рассчитывал на то же. Он еще не познал женщины; она же познала только одного мужчину.
     Она оказалась не готова к подобному открытию.
     Тусклый свет блеснул во мраке: это сверкнули белки его глаз.
     - Поэтому я и купил тебя.
     Неожиданно черная вуаль неизвестности словно приподнялась, и Меган стала различать выбеленную темноту, оказавшуюся простыней, корону черного дерева, превратившуюся в шевелюру араба, и смутный круг - его запрокинутое лицо.
     Она, казалось, стояла на самом обрыве, боясь шевельнуться. С чего это вдруг пятидесятитрехлетний араб, живущий в стране, где женщин запирают в гаремах для плотских удовольствий, оказался девственником?! Почему он приехал сюда именно в эту ночь, чтобы покончить с долгим воздержанием?
     - Вы купили меня... чтобы найти физическое удовлетворение? - выдавила она.
     - Нет.
     Но что же ему нужно в таком случае, если не наслаждение ее телом? Стареющим телом. Арабские мужчины славятся пристрастием к прекрасным молодым женщинам, а не матронам, давно оставившим позади лучшие годы. Впервые за все это время Меган не чувствовала себя защищенной присутствием других обитателей гостиницы.
     - Боюсь, я не поняла вас.
     Она судорожно проглотила комок страха, застрявший в горле. Пальцы ног, касавшиеся его пальцев, продолжали гореть и наливаться кровью.
     - Но зачем же покупать... - нет, нет, она не станет называть себя потаскухой, даже если в глазах других и выглядит таковой, - женщину, если не для удовольствия?
     - Я хочу узнать женское тело, - выплеснула тьма; дыхание, пахнущее миндалем, опалило лицо. - Желаю, чтобы ты показала мне, как дать женщине наслаждение. Как дать наслаждение тебе.
     Где-то вдали хлопнула дверь.
     Должно быть, она не расслышала.
     - Вы требуете, чтобы я показала, как подарить женщине... мне... наслаждение? - медленно повторила она непослушным языком.
     - Да.
     Откуда донесся его голос?
     Жар лизал ее спину.
     - Поэтому я и послал за тобой.
     - Женщина получает удовольствие... в обладании мужчины... - дрогнувшим голосом пробормотала она.
     - Ты шлюха. И лучше других женщин должна понимать, что мужская плоть не единственный источник блаженства женщины.
     Беда в том, что она не была шлюхой.
     Господи Боже! Он просто не может намекать на это! Не может! Ей чудится!
     - На женском теле много мест, прикосновения к которым могут дать ей удовольствие, - возразила Меган.
     - Я никогда не прикасался к женщине, - сухо повторил он.
     - Я никогда не наставляла мужчину, - вырвалось у нее. Меган немедленно прикусила язык, но было уже поздно.
     - Разве к тебе никогда не обращались молодые люди с просьбами обучить их? - откровенно удивился он.
     Меган всегда подозревала, что до свадьбы ее муж был невинен. Но он никогда не обсуждал ни свой сексуальный опыт, ни отсутствие такового. Тонкие волоски на ее шее встали дыбом. Нужно немедленно прекратить этот спектакль и дать арабу время найти женщину, способную предоставить все необходимые знания.
     - Англичане не слишком легко признаются в своей неопытности, - услышала она вместо этого собственный голос.
     - Считаешь, что мужчина, признающийся в собственной неопытности, - ничтожество, не стоящее внимания?
     - Думаю... думаю, женщины не терпят в мужчине не столько отсутствие опыта, сколько эгоизм, не позволяющий спросить у дамы, что ей нравится в постели.
     - По-твоему, мужчина становится мужчиной лишь тогда, когда спрашивает, как ей угодить?
     В голосе араба странным образом сочетались резкость и уязвимость. Меган так и не смогла различить черты его лица. Отчетливо видны были только слабо светившиеся во тьме белки глаз.
     - Вероятно, от мужчины требуется немало мужества, чтобы считаться с потребностями женщины, - чуть тверже заявила она.
     - Но как вы судите мужчину, мадам, если не по его сексуальному опыту? По количеству оргазмов, которые получаете от него? По твердости его мужской плоти? По длине? По способности изливать семя?
     Только сейчас Меган осознала, что араб тоже боится.
     Но чего?!
     - Если я осуждаю мужчину за его бесплодное семя, в таком случае следует также осудить себя за невозможность выносить и взрастить семя любого мужчины, - внезапно выпалила она и дрожащим голосом продолжила:
     - Видите ли... когда мужчина и женщина сливаются в единое целое, тогда близость, которую они разделяют... мне кажется одним из чудес света.
     Из камина поднялся столб искр, выхватив в темноте щеку, нос, подбородок. И все тут же потонуло во мраке.
     - Ты любила мужчину, - бесстрастно заключил он. Тиски, сжимавшие горло Меган, переместились на грудь.
     - Да.
     - И все же стала продажной тварью.
     Ей следовало ожидать упреков... однако они все же явились полнейшей неожиданностью. Жаркий гнев взорвался в груди, вытесняя остальные эмоции.
     - Считаете женщину шлюхой лишь за то, что и у нее есть физические потребности? - взорвалась она, забывая, что пришла к нему под личиной проститутки. Забывая, что явилась только от одиночества, а не для того, чтобы рассуждать о морали. - Не думаете, что женщина по природе своей находит утешение в объятиях мужчины?
     - Не знаю.
     Его жестокая честность мгновенно рассеяла ее злость. Его дыхание овевало ее обнаженную грудь.
     - Не знаю, в чем природа женщины и мужчины. Знаю только, чего я хочу.
     - Но вы, разумеется, пожелаете и сами испытать... то, что называют экстазом, - поспешно вставила Меган. - Неужели вам не понравятся женские ласки? - Женские ласки мне ни к чему.
     - Нам всем необходимы нежные касания, - возразила она.
     В этом нет ни малейшего сомнения: как мужчинам, так и женщинам нужна интимность прикосновений, тепло объятий.
     - Поверь, есть вещи куда хуже, чем физическая неудовлетворенность, - выговорил он наконец, словно недовольный ее упрямством.
     - Какие именно? - поинтересовалась она. Что может быть хуже одинокой постели?
     - Страшнее всего осознавать, что не способен получить это так называемое блаженство, - проскрипел он. - Это куда неприятнее, чем страдать от неутоленного желания.
     - Но разрядку всегда можно...
     Она осеклась, не договорив, сердце ее ушло в пятки. Опять она чуть не проговорилась! Англичанин не интересуется той частью женского тела, о которой не принято говорить в обществе. Англичанка ни за что не признает, что обладает местечком, позволяющим ей достичь экстаза.
     - Так вы ублажаете себя, мадам? - пренебрежительно спросил он. Еще одно грубое напоминание о том, что перед ней не уроженец ее страны, как бы чисто он ни говорил на их языке.
     - Да.
     Щеки и уши Меган мгновенно запылали, жар пополз ниже, по горлу, к груди и животу. Она гордо выпрямилась, отказываясь лгать.
     - А мужчины... разве они... не ублажают себя?
     В звенящей тишине слышно было только их дыхание и отдаленный плеск океанских волн, дразнящий, обещающий, удаляющийся и никогда не кончающийся.
     - Существует огромная разница между рукой мужчины и женским телом, - сухо заметил он.
     - И все же? - настаивала она.
     - Со мной бывало и такое.
     Он сконфужен, она явно чувствует идущий от него жар, от которого горят груди и пальцы, слышит это в его голосе. Но, подобно ей, он отказывается лгать.
     - Что надеетесь вы получить от нашей встречи, Мохаммед?
     Как легко соскользнуло с губ его имя! И как неуклюже должно было звучать это арабское имя, произнесенное англичанкой! И как неловко и странно должен был звучать весь этот разговор араба с англичанкой, обсуждавших то, о чем ни один мужчина не смел сказать женщине вслух, то, о чем этот человек не посмел бы сказать ни одной другой женщине - не важно, англичанке или уроженке Азии.
     Но почему?
     - Я уже объяснил, чего хочу.
     - Нет, просто сказали, чего добиваетесь, вернее, что хотите знать, - возразила она, черпая храбрость в безликости ночи, - а ваши желания здесь ни при чем.
     Несколько долгих мгновений ей казалось, что он не ответит.
     - Желаю понять, способен ли я подарить женщине наслаждение. Хочу познать то, что доступно другим мужчинам.
     Меган, потрясенная, пошатнулась.
     - Хочу убедиться, что ничем не отличаюсь от других мужчин.

Глава 2

     Из-под ног Меган ушла земля, невидимая рука стиснула горло, не давая дышать. Что могло причинить несчастному такие муки? Она чувствовала, остро ощущала страдание, терзавшее араба.
     Меган слышала, что мужчины, когда-то переболевшие свинкой, иногда становятся бесплодными.
     Неужели и он оказался в их числе? Она прерывисто вздохнула, чтобы успокоиться.
     - Вряд ли какой-либо женщине стоит демонстрировать это вам, сэр. Все понятно и без слов.
     - В таком случае не демонстрируйте это, мадам, - грубо бросил он. - Лучше докажите.
     Темнота сомкнулась вокруг них. Сжала расстояние между его ртом и ее болезненно набухшими сосками. Сердце Меган пропустило удар, заколотилось, пытаясь вырваться из груди. В этом мужчине кроется склонность к насилию, рожденная потребностями, одиночеством, страхом.
     Будь она мудрее, сбежала бы из комнаты в чем мать родила. Будь она мудрее, вообще не оказалась бы в. этой комнате.
     Она думала о прошлом и пустой постели, в которой теперь спала. Она думала о будущем и пустой постели, ожидавшей ее. Она думала об этом арабе, спящем в пустой постели целых пятьдесят три года.
     - Я только однажды попросила мужчину коснуться меня, - выпалила она.
     - И он коснулся?
     Ей хотелось солгать, но она поняла, что не сумеет.
     - Нет, - призналась Меган.
     - Это тот, кого ты любила?
     Она сжалась под натиском нежеланных воспоминаний.
     - Да.
     - Он отказывался испытать ту близость, о которой ты упомянула?
     К горлу Меган подступили непрошеные слезы.
     - Верно.
     - Его отказ до сих пор ранит тебя.
     - Да.
     Она заморгала, чтобы не расплакаться.
     - Скажи, где именно ты просила его дотронуться?
     Несмотря на повелительный тон, в голосе его слышались молящие нотки. Что-то вроде просьбы не отвергать его, как в свое время отвергли ее. Разделить с ним то особенное соединение, которое подвластно лишь мужчине и женщине в постели.
     Обжигающее озарение снизошло на Меган. Здесь, в темноте, с незнакомцем она может снова стать той, какой была двадцать два года назад. Он сумеет ласкать ее груди, целовать их. Делать все то, о чем она тайно мечтала, но боялась попросить. Боялась, что оскорбит, оттолкнет мужа от себя. Никогда прежде Меган не мечтала о том, как будет учить мужчину касаться ее, удовлетворять. Какое искушение! На этот раз именно Адам предлагал Еве запретный плод. Обещание куда большего, чем быстрое безликое слияние.
     - Я просила... просила его коснуться моих грудей, - прошептала она, не узнавая своего голоса.
     Темнота потянулась к ней.
     Она полувздохнула-полувсхлипнула, когда шершавые ладони сжали правую грудь, левую... Сердце покатилось куда-то, мышцы напряглись. Жидкий огонь желания хлынул в то место, где сходились ноги. Соски затвердели до боли.
     - Вот так?
     - Да.
     Пальцы задвигались в такт с биением ее сердца. Грубые, но нежные. Нерешительные, но алчные. Слезы по-прежнему жгли ей глаза. Наконец она получила от чужого человека то, в чем ей было отказано двадцать два года назад: нежное прикосновение мужчины.
     - Скажи, что еще ты просила его сделать, - хрипло скомандовал он.
     Тепло протянуло невидимый мостик между их телами: его дыхание, ее дыхание, его пальцы, ее пальцы. Его желание. Ее желание.
     В какой-то кратчайший миг она видела их обоих: себя, стоявшую над обнаженным мужчиной, и его, сидевшего подле голой женщины.
     - Я просила его... целовать мои соски, - призналась она.
     Шероховатый жар, обливший ее левую грудь, вдруг рассеялся. Секунду спустя он обрушился на ее бедро. И похоже, араб не слишком расстроился, обнаружив податливую мягкость. Шелковистая плоть, легкая, как крылья бабочки, скользнула по соску.
     Молния пронизала ее грудь и вышла из пальцев ног. Меган вернулась в свое тело и снова уставилась на его голову. Потом инстинктивно протянула руку и вцепилась в мягкие вьющиеся волосы. Они липли к пальцам, живые, словно раскаленный поток, мчавшийся сквозь ее груди.
     - Что еще ты просила его делать?
     Влажное дыхание обожгло грудь в том месте, где араб поцеловал ее. Только мужчина, которого она любила, не пожелал делать этого. Она пыталась собраться с духом и наконец нашла храбрость продолжать.
     - Я просила его лизать мои соски.
     Горячий влажный язык нерешительно обвел самую маковку груди. Один раз. Второй. Третий... Он лизал ее, как жадный кот вылизывает пустой подойник. Верхушка соска, розовый ореол, снова кончик... Ее лоно сжималось, кипящая жидкость стекала по бедрам. Она инстинктивно обвила руками его шею... такое судорожное объятие... и прижала к себе голову араба, пока тот продолжал омывать ее неустанными ударами языка.
     - Что еще?
     Меган боялась, что умрет от наслаждения. Чувствовал ли Мохаммед то же самое, когда целовал ее, лизал?..
     - Я просила его сосать мою грудь. Ее опять обожгло раскаленными угольями. О-о... Меган держалась за густые пряди, пока он сосал ее, сначала робко, потом сильнее, словно он набирался от нее сил. Это было... невероятно.
     Это пробудило томление, которого ей не довелось испытать до сих пор. Хоть бы он стиснул ее... укусил... впился зубами... Она выгнулась всем телом, моля о ласках, описания которым не находила. Он сильнее сжал руки, сминая, массируя, растирая... грудь, бедро... спину...
     Огненный водоворот обжигающего жара окутал ее сосок, и острые зубы одновременно вгрызлись в ореол... Ее лоно сжалось... от боли... от удовольствия. Она подалась вперед, запутавшись руками в его волосах, затерянная в эротических ощущениях, которые он рождал, в воспоминаниях, которые вызывал...
     - Я просила его ласкать меня между бедрами, - шепнула она.
     Теплый воздух овеял ее живот. Нежные пальцы коснулись Меган... Тень ощущения... Пальцы араба, не англичанина.
     Тихий неприличный хлопок разорвался в воздухе: это его губы выпустили сосок. Озноб от холодного воздуха мгновенно сменился теплом его дыхания.
     - Твой венерин холмик покрыт волосами.
     Прошло несколько мгновений, прежде чем смысл его слов дошел до нее. Каждый нерв ее тела сосредоточился в пальцах, теребивших его волосы.
     - Да. - Ее дыхание участилось... слишком участилось... Сейчас она лишится чувств. Она, которая никогда раньше не падала в обморок! - Разумеется.
     - Мусульмане выбривают волосы на теле. Его нога задела ее колено, мускулистая, но шелковисто-гладкая...
     - А вы? Тоже выбриваете волосы? - неожиданно вырвалось у нее.
     - Я строго следую законам ислама, - бросил он.
     Мириады мыслей кружились в ее голове: неужели религия воспрещает ему дотрагиваться до женщин? Может, поэтому в пятьдесят три года он все еще девственник? И действительно ли его чресла чисто выбриты?
     - Записано в книгах, что женское лоно влажнеет от желания и что в момент наслаждения ее плоть становится твердой и наливается кровью, как петушиный гребень, - пробурчал он. - Ты тоже влажна от желания, Меган?
     Влажна и набухла. Ей казалось, что она тонет в запахе пряностей и жаре его тела.
     - Да, - запинаясь, выговорила Меган. - Так оно и есть.
     - И когда достигнешь момента наслаждения, твоя плоть поднимается, как петушиный гребень?
     - Ты можешь коснуться моего лона...
     Мег съежилась от собственной откровенности, на которую способна только шлюха; она раздвинула ноги в бесстыдном приглашении женщины, открывающейся мужчине.
     Ночной воздух ворвался в комнату, охлаждая ту часть ее тела, которая налилась соками, подобно перезрелому фрукту. Холод немедленно сменился пульсирующим жаром.
     Он сжал ее, меся, словно тесто, грубо лаская. Меган замерла, боясь вызвать у него отвращение.
     Муж касал