нным  в  раму:
за его спиной в оконном переплете серело облачное небо. Собирался дождь.
   Скрипучая песнь экипажных колес аккомпанировала  приглушенным  крикам
торговцев и скрипу металлического пера. На столе, рядом с  металлической
коробочкой,  стояла  телесного  цвета  модель,  которая   напоминала   о
принадлежности врача к его специальности. Кровь бросилась  Энн  в  лицо.
Она поняла, что модель изображала внутренность женских органов.
   Врач поднял глаза.
   - Присаживайтесь, миссис Джонс.
   Энн устроилась на самом краешке кожаного кресла с высокой  спинкой  и
старательно отводила глаза от модели. Гинеколог взял окаймленный круглой
проволочкой кусочек резины.
   - Вот это  и  есть  диафрагма,  а  это  модель  женской  промежности.
Диафрагма помещается вот сюда, как дамская шляпка.  Чтобы  предотвратить
беременность, ее необходимо ввести перед половым актом и не вынимать  не
менее шести часов после соития.
   Энн стала комкать в кулаке ручку ридикюля. Семейный врач ее родителей
никогда не изъяснялся с такой откровенностью.
   - Понятно.
   - Когда женщина поднимает ноги,  ее  влагалище  сокращается.  -  Врач
повернул на столе круглый резиновый предмет, и на Энн  слепо  уставилась
модель сокровенных частей женского тела. - Диафрагму легче вводить  либо
на корточках, либо подняв одно  колено  и  оперев  ступню  на  стул  или
кресло.
   Энн повернула голову к врачу.  Его  наставления  казались  четкими  и
ясными. Однако...
   - При помощи чего вводят диафрагму в... тело?
   - При помощи пальцев, миссис Джонс. - Что-то, видимо, промелькнуло  в
его карих глазах или все дело заключалось  в  ее  смущении,  но  Энн  не
выдержала и покраснела.
   - Ясно.
   Доктор Атвуд подал ей коробочку розового цвета.
   - Вот ваша диафрагма. Хотите задать еще какие-нибудь вопросы?
   Она приняла упаковку и опустила в ридикюль. Звякнул металл о  металл:
упаковка диафрагмы упала на  упаковку  с  презервативами.  Энн  поспешно
поднялась.
   - Нет, спасибо. Вы были очень внимательны.
   Врач подал ей исписанный листок.
   - Заплатите секретарю.
   В приемной находились четыре женщины: три пациентки и секретарь.  Все
они были моложе ее, и две - явно беременны. Энн  попыталась  представить
их чинно сидящими: с прямыми спинами, как положено,  в  трех  дюймах  от
подголовников, со сложенными на сумочках руками. И не смогла. Тогда  она
попыталась представить, как они забавляются  с  мужчинами.  И  снова  не
смогла.
   Секретарь,  с  золотисто-каштановой  прической  без  единой  проседи,
приветливо улыбнулась. На ее левом запястье красовался золотой браслет.
   - Приходите еще, миссис Джонс.
   Энн подавила в себе чувство вины. Она не любила обманывать, как бы ни
принуждали к тому обстоятельства. Кивнула и схватила плащ с  вешалки.  В
подставке Энн насчитала шесть зонтиков.
   В конце тускло освещенного коридора  открылась  дверь  кабины,  и  ей
навстречу вышли две женщины. Они  миновали  ее,  склонив  друг  к  другу
головы и тихо о чем-то разговаривая.  Внезапно  Энн  почувствовала  себя
отважной и очень современной. Она шагнула в кабину и кивнула  мужчине  в
золотых позументах. Лифт тронулся вниз, и у нее захватило дыхание.
   Много лет она не пользовалась подъемником. И теперь с каждой секундой
ей становилось все  легче  и  легче.  Она  больше  не  чувствовала  себя
тридцатишестилетней старой девой. Словно кусочек резины стер из ее жизни
годы чужих болезней и смертей.
   На улице воздух был насквозь пропитан влажностью. По мостовой  катили
экипажи всевозможных размеров и форм, а по тротуару  спешили  мужчины  и
женщины. Обгоняя друг Друга, они не смотрели ни направо,  ни  налево.  И
все в отличие  от  Энн  несли  зонтики,  сложенные,  острием  вниз.  Они
подготовились к непогоде.
   Как она сама подготовилась к встрече  с  мужчиной,  который  стал  ее
любовником. Энн поняла: слова,  которые  она  написала  стряпчему,  были
недалеки от истины - никогда еще она не чувствовала себя так хорошо.
   Внезапно  ее  охватило  желание   поскорее   увидеться   с   Майклом.
Почувствовать его руки  после  рук  гинеколога.  Следовало  поспешить  и
нанять кеб, пока не хлынул дождь. Энн заспешила вниз  по  ступеням.  Она
пронеслась мимо группы  юношей,  наверное,  медиков-студентов:  больница
находилась рядом, на соседней улице...
   В спине, между лопатками,  неожиданно  взорвалась  жгучая  боль,  Энн
швырнуло вперед, она отчаянно  размахивала  руками,  стараясь  сохранить
равновесие. Вокруг - грохот и шквал, на нее летел четырехколесный кеб.
   - Вон с дороги, чертова корова!
   В промозглом воздухе раздалось  буханье  Биг  Бена.  В  мозгу  смутно
отпечатался силуэт орущего возницы. Словно подхваченный невидимой рукой,
с его головы слетел черный котелок. Раздался чей-то пронзительный  крик.
И Энн заглянула в черные глаза ужаса.
   Лошади сознавали,  что  не  в  состоянии  остановить  четырехколесный
экипаж и  вот-вот  наскочат  на  женщину.  И  Энн  тоже  сознавала,  что
неминуемо попадет под копыта. "Не может быть!" - ошеломленно  пронеслось
у нее в голове.
   Ей нельзя умирать - на  ней  нет  корсета.  И  она  еще  не  испытала
диафрагму.  В  голове  промелькнули  картины  всей  ее  жизни.  Возникло
побагровевшее лицо домашнего врача ее родителей:  "Вы  позорите  женский
род, мисс Эймс. А меня оскорбляете своим присутствием".
   А следом за ним освещенное утренним солнцем лицо Майкла. "Оставайся у
меня, иначе мы оба пожалеем". Энн увидела мать,  которая  тянула  к  ней
изболевшиеся от артрита руки.
   Звала к себе.

Глава 12

   Черный, налитой кровью лошадиный глаз моргнул совсем рядом, и в  этот
миг ее отбросило назад. Копыта  прогрохотали  рядом,  колесо  задело  ее
плащ. В окне кеба мелькнуло призрачное лицо. Энн встретилась взглядом  с
пустыми глазами седока.
   И тотчас над ней открылось небо - экипаж  промчался  мимо,  а  зрение
замутил брызнувший сверху дождь. Биг Бен  продолжал  отсчитывать  время.
Погребальный звон! Вот так же звонил сельский колокол  на  похоронах  ее
родителей. Тогда тоже шел дождь.
   Энн перекатилась на бок. Она задыхалась. На середине мостовой валялся
раздавленный колесами котелок возницы.
   И вдруг перед ней возникло лицо  косматого  человека  неопределенного
возраста. Сальные каштановые пряди выбивались  из-под  мятой  шляпы,  на
измазанном лице поблескивали капельки воды.
   - Негоже, мэм, - сурово объявил он. - Нельзя выскакивать на  середину
улицы - можно убиться.
   Так и есть, подумала Энн, она едва  не  убилась.  А  этот  неопрятный
человек нарочно прыгнул под кеб. Она уже собиралась на него накричать  -
хотя ни разу в жизни  ни  на  кого  не  кричала  от  злости,  -  но  тут
сообразила, что он спас ей жизнь.
   Энн хватала воздух открытым ртом. Внезапно оглушающие удары Биг  Бена
прекратились, и в тот же миг кислород хлынул в ее  легкие.  Слух  уловил
скрипучую песню экипажных колес. Она  снова  владела  собой,  хотя,  как
всегда, была  настороже.  Потому  что  опасалась,  что  этот  незнакомец
способен причинить ей вред. Потому что  опасалась,  что  ее  неуклюжесть
вызовет смех.
   Прохожие спешили  мимо  и  отворачивались  от  недостойного  зрелища,
которое представляли собой грязный подметальщик  и  растрепанная  старая
дева. Их лица скрывали развернутые зонты.  А  еще  недавно,  до  толчка,
который выпихнул ее на середину  мостовой,  эти  зонты  были  сложены  в
ожидании... чего именно? Люди бежали, спасаясь от ливня. Или  не  хотели
присутствовать при совершении рокового столкновения?
   И только один человек  знал  наверняка.  Сквозь  серое  марево  дождя
проступило серебристое пятно. Ее спаситель поймал на лету монету.
   -  Ступай.  -  Голос  за  спиной  показался   холодным,   жестким   и
уравновешенным. - Леди в безопасности.
   Бродяга ухмыльнулся, подобрал брошенную на  мостовую  метлу  и  пошел
прочь. А Энн осенило, что удар между лопаток могли ей нанести не  только
зонтиком, но и рукояткой метлы. Она повернулась к спасителю:
   - Подождите!
   - Я же сказал, что вы в безопасности.
   Неопрятный подметальщик скрылся за черной стеной плащей и зонтов. Энн
вскинула голову. Незнакомец как будто не понимал, что  ее  толкнули  под
кеб, а ведь кто-то  же  это  сделал.  Не  исключено,  что  подметальщик,
которого он только что отблагодарил.
   Слова застыли у нее на губах. Стоявший перед ней высокий мужчина  был
потрясающе красив. От дождя блестел его модный котелок, а лицо испещрили
жемчужные  капельки.  Двубортный  сюртук  был  лучшего  покроя,  но   не
совершенные черты лица и не  его  элегантный  наряд  заставили  забиться
сердце Энн.
   Серебристые глаза безучастно смотрели на нее.
   - - Вы что-то сказали?
   Холодный дождь оросил ее горящие щеки. В тот раз  он  предстал  перед
ней в полумраке, озаренный ореолом свечи, но невозможно было  не  узнать
эти серые глаза. Это он встретил ее на пороге дома Габриэля и  подвел  к
столику Майкла.
   Сердце Энн екнуло. Неужели он за  ними  следил?  Следил  за  ней?  Он
изящно сжимал затянутыми в черную перчатку пальцами трость с  серебряным
набалдашником. Уж не он ли ее и толкнул?
   - Хорошо, что он не стянул вашу сумочку.
   Энн вспомнила, что в ридикюле лежит  диафрагма.  Ручка  сумочки  была
намотана на запястье. Иначе и она, как и котелок возницы, отлетела бы на
мостовую и попала под колеса экипажей. Женщина прижала ее к груди.
   - Простите, не поняла.
   - Подметальщик легко мог ее стянуть, а вместо этого он вас толкнул,
   Энн не понимала, то ли она настолько  испугалась,  то  ли  это  дождь
холодил ей спину. Она отступила на шаг.
   - Вы его видели... - осеклась и  не  досказала  фразы:  и  ничего  не
предприняли?
   Незнакомец сделал, в свою очередь, шаг вперед.
   - Обычное  дело  среди  уличных  бродяг.  Сначала  толкают  даму  или
пожилого господина под экипаж, потом спасают и получают  вознаграждение.
Никто не страдает, а они покупают джин и хлеб и коротают очередной день.
   Но она едва не погибла! Энн вспомнила, каким ужасом  сияли  лошадиные
глаза. Вспомнила собственный страх при мысли о смерти.
   Она  изо  всех  сил  старалась  остаться  спокойной,   рассудительной
женщиной, каковой всегда себя считала. Правда, до того, как решилась  на
связь с Мишелем д'Анжем.
   - Ясно. - Энн сказала это  так,  будто  считала  обычным  делом,  что
респектабельный господин видит,  как  женщину  толкают  под  экипаж,  но
ничего не предпринимает, чтобы предотвратить убийство. Хотя, быть может,
в Лондоне именно так и принято? - Извините, мне надо идти.
   - Вы пережили потрясение, здесь рядом кондитерская.  Я  настаиваю  на
том, чтобы угостить вас чашечкой чая. Энн продолжала отступать.
   - Спасибо, но это не обязательно. - Она больше не сомневалась, отчего
бежали мурашки по спине: от страха, неподдельного, жуткого страха.
   - Мадемуазель, я друг Майкла. Он мне не простит,  если  я  о  нас  не
позабочусь.
   На углу улицы две женщины и мужчина вдали омнибуса. Все трое отводили
глаза, а потом и вовсе спрятались за раскрытыми зонтиками.
   Энн сделала новый шажок в сторону и расправила плечи. Она никогда  не
слыла трусихой.
   - Я сообщу месье д'Анжу, что вы обо мне позаботились.
   Белокурый незнакомец опять приблизился. Его  дыхание  вырывалось  изо
рта серебристым облачком пара.
   - Вы не хотите узнать о Майкле побольше, мадемуазель?
   Энн не удержалась и опять отступила. Друзья не судачат друг о  друге.
Незнакомец продолжал наступать.
   - Я его тоже люблю.
   Дождь хлынул настоящим ливнем. Не было ни грома, ни молнии. И все  же
догадка  кольнула   разрядом   электрической   искры.   Энн   прекратила
отступление и застыла с широко раскрытыми глазами. За всю свою жизнь она
ни разу  не  слышала,  чтобы  какой-нибудь  человек  сказал,  что  любит
другого, ни муж жену, ни  мать  своего  ребенка.  Потоки  холодной  воды
хлестали ее по лицу.
   - Я не люблю месье д'Анжа.
   Такие же струйки воды стекали по безукоризненному лицу светловолосого
незнакомца.
   - Всякая женщина, если она хотя бы раз побывала с Мишелем, влюблялась
в него.
   Но он никогда не влюблялся в них, он любил всего одну женщину.  А  та
умерла.
   Дождь стекал с полей круглой фетровой шляпки Энн -  на  сей  раз  без
плюмажа. Интересно, что Майкл сделал с пером после того, как использовал
его, чтобы доставить ей удовольствие!
   - Вы следили за мной?
   Дождь точно так же стекал с полей его котелка.
   - Да.
   О Боже! Энн не подозревала, что женские соски  способны  твердеть  от
страха. При  каждом  вдохе  и  каждом  выдохе  ткань  терлась  о  ее  не
защищенную корсетом грудь. Энн изо всех сил старалась успокоить дыхание.
   - Почему?
   - Не хочу, чтобы Мишелю причинили боль.
   Энн сморгнула  с  ресниц  каплю  дождя.  Опасная  встреча  постепенно
превращалась в фарс.
   - Вы полагаете, я способна причинить боль месье д'Анжу? - недоверчиво
спросила она.
   - У Мишеля не было клиенток с тех пор, как он получил шрамы. -  Серые
глаза белокурого красавца оставались холодными как лед. Кожа  светилась,
как влажный алебастр. - Он гораздо уязвимее, чем вам кажется.
   Энн  вспомнила  игру  света  на  члене  Майкла,  блеск  заколки,  его
откровенную страсть. И подумала: "Никогда я не  причиню  ему  боли".  Но
одно воспоминание моментально затмило другое: совершающие бесчувственный
осмотр руки гинеколога и холод металлического инструмента.
   Врачи, которые осматривали  ее  мать,  слушали  сердце  через  покров
рубашки. Мать никогда не подвергалась такому унижению,  которое  недавно
испытала ее дочь. Она оказалась уязвимее, чем полагала.  До  Майкла  Энн
никому не открывала тела, даже медикам.
   - Буду рада встретиться с вами в доме месье д'Анжа. - Если он  следил
за ней, то знает, где она живет. - Пусть и он  примет  участие  в  нашем
разговоре.
   Серые глаза незнакомца остались непроницаемыми - серебристый  лед  по
сравнению с фиалковым огнем в глазах Майкла.
   - Вы меня боитесь, мадемуазель?
   - Конечно, нет, - солгала она.
   - Значит, вы стесняетесь, что вас увидят  с  другом  Мишеля.  -  Лицо
незнакомца оставалось невозмутимым. Он явно ждал, что она его оттолкнет.
Как и Майкл, когда говорил, что она стеснялась его коснуться, стеснялась
желать.
   Внезапно Энн показалась себе смешной: без зонта пол  дождем  -  не  в
силах защититься от одной из стихий, с мокрыми волосами,  рассыпавшимися
по плечам. Чего она испугалась? Ни один мужчина не посягнет на женщину в
ее возрасте. Особенно в таком  растрепанном  состоянии,  в  котором  она
сейчас пребывала.
   На людях незнакомец не мог причинить ей никакого вреда. Уж  не  более
того,  что  сделал  подметальщик,  подсказывал  внутренний  голос.   Энн
поежилась.  Она  замерзла  и  промокла.  И  желала  услышать  все,   что
незнакомец собирался сообщить ей о Майкле.
   - Хорошо, месье, - согласилась она, - с удовольствием  выпью  с  вами
чаю.
   - Спасибо. - Он не предложил ей руки. - Кондитерская вон там.
   Он был таким же высоким,  как  Майкл.  Может  быть,  даже  выше.  Энн
видела, что ему  приходится  приноравливаться  к  ее  шагу.  И  они  оба
обладали врожденным изяществом.
   Поток прохожих редел. Газовые  фонари  осветили  незнакомые  витрины.
Струйки дождя на стекле исказили лица продавцов и  покупателей,  которые
не имели ни малейшего понятия, кто такая Энн Эймс, откуда взялась и куда
направляется. Дождь все так же  хлестал  ей  в  лицо,  вода  стекала  за
воротник.
   Наконец страх пересилил рассудок. Люди потом скажут: женщина, которая
не носит  корсета,  зато  имеет  в  сумочке  диафрагму  и  презервативы,
заслужила все, что получила. И будут правы,
   Ясно, что Майкла знают очень  многие,  но  не  все  -  его  искренние
друзья. Не исключено, что таков же  и  этот  незнакомец  с  серебристыми
глазами - проследил за  ней,  когда  она  ездила  за  одеждой,  а  потом
навестил ее стряпчего. Наверное, знал, кто она такая, и мистер Литтл уже
получил  требование  за  нее  выкупа.   Белокурый   мужчина   неожиданно
остановился; вода катилась по его бледной алебастровой коже.
   - Вы, конечно, напуганы. Одинокая  женщина  не  должна  находиться  в
компании незнакомого мужчины.
   У Энн перехватило дыхание. Он обошел ее и открыл массивную деревянную
дверь. В нос ударил аромат свежей выпечки и саежесваренного кофе. Людный
зал  кондитерской  освещали  газовые  светильники  в   виде   прозрачных
стеклянных шаров. Где-то плакал ребенок.  Смеялись  женщины.  Раскатисто
басили мужчины. Энн не собиралась переступать порог.
   - Вы здесь в безопасности, мадемуазель, - заверил  ее  спутник.  -  Я
хочу только чаю. И полагаю, вы тоже.
   Щеки Энн покраснели от злости. Она  набралась  храбрости  и  вошла  в
помещение. Между  покрашенными  в  белый  цвет  узорными  металлическими
столиками взад и вперед сновали  официанты  в  белых  передниках.  Рядом
сидели туристы, чиновники, рабочие. Женщины раскованно смеялись, а дети,
пока их мамы или няни пережидали дождь за чашкой чаю, бойко носились  по
залу.
   Энн слегка расслабилась.
   Кондитерская оказалась скорее удобной, чем шикарной. Здесь  ее  никто
не узнает. Незнакомец  пригласил  ее  в  дальний  конец  зала,  а  глаза
спрашивали: осмелишься или нет? А когда  подошли  к  столику,  отодвинул
стул.
   - Пожалуйста, садитесь.
   - Спасибо. - Энн устроилась на самом кончике жесткого  металлического
сиденья. Турнюр врезался ей в зад. Энн прикусила губу. Она  чувствовала,
что по разгоряченному лицу и шее все еще течет холодная вода. А из пучка
выбились влажные пряди.
   Котелок оказался на крышке стола, а  его  хозяин  опустился  на  стул
напротив.  Отблески  света  играли  на  его  не  пострадавшей  от  дождя
шевелюре. Он молча подал ей носовой платок. Энн машинально его  приняла,
промокнула щеки и нос и поспешила вернуть обратно.
   Незнакомец его не взял.
   - Я отдам его постирать и тогда верну, - предложила Энн.
   - У меня достаточно платков, мадемуазель, - ответил он. - Я  переживу
потерю одного из них.
   Его, кажется, совершенно не беспокоил царивший вокруг кавардак. Он не
спеша стянул с рук перчатки, и обнажились длинные бледные  пальцы.  Руки
превосходно соответствовали лицу, не оставалось сомнений, что  его  тело
также в прекрасной форме.
   Влажный хлопок скатался в кулаке Энн. Она не  понимала,  что  намокло
сильнее: его платок или ее перчатка.
   - У вас та же профессия, что и у месье д'Анжа? - наконец спросила она
и почувствовала, как от собственной бестактности у нее покраснели уши.
   - Мы оба развлекаем женщин. - Незнакомец изящно  уронил  перчатки  на
стол рядом  со  своим  котелком.  Серебристые  глаза  встретились  с  ее
глазами. - Говорят, я ничем не уступаю Майклу. Хотите оценить?
   Теперь жаркая кровь окрасила не только уши Энн, но и все  тело  -  до
самых кончиков пальцев на ногах. Она резко отодвинула металлический стул
так, что ножки скрипнули по выложенному плиткой полу.
   - Вы меня оскорбляете, сэр!
   - Отчего же? Я всего лишь, подобно вам, задал откровенный  вопрос.  -
Белокурый незнакомец оставался невозмутимым. - Вам приглянулся Мишель. А
почему не я?
   "Почему не я?" - хлестнуло сквозь гул голосов, пронзительный  смех  и
нескончаемый плач ребенка. Энн поразила боль в голосе  незнакомца.  Этот
совершенный, красивый мужчина тоже был раним, как и изувеченный  шрамами
Майкл. Как она сама. Непостижимо, но все трое оказались жертвами одной и
той же потребности - чувствовать  себя  желанными.  Стул  покачнулся  на
скользком полу от пьянящей мысли, что этот красавчик мог бы принадлежать
ей за деньги.
   Если бы она захотела.
   Пол тут же встал на место, потому что Энн поняла: ее соски  отвердели
не от вожделения, а от холода.
   - Я видела Майкла  во  время  своего  первого  сезона  в  Лондоне,  -
спокойно ответила она. И стала ждать ответа, но так и не  избавилась  от
желания удрать.
   - А если бы  встретили  нас  обоих,  кого  бы  выбрали?  -  В