отражалось ни боли, ни вожделения, ни одиночества.
     Абигейл нравилась себе.
     Большего и желать нельзя.
     Громкий стук нарушил ее созерцательное настроение. Прибыли сестры. Средняя, Элизабет, расправила серебристо-серое платье Абигейл. Мэри, вторая после Элизабет, осторожно вытерла кружевным платочком слезу в уголке ее глаза. Виктория, самая старшая, ждала у двери, чтобы вручить Абигейл брату, который затем передаст ее в руки будущего мужа.
     Какое счастье, что никакие события не нарушают безмятежности происходящего!
     И погода выдалась идеальная. Один из тех редких дней, когда утренняя роса сверкает на траве и солнце сияет с голубого неба, покрытого живописными облаками, которые менее благочестивая дама могла бы принять за лицо с холодными серыми глазами, или коттедж с черепичной крышей, или еще столь же глупую картинку...
     Виктория открыла дверь и выгнала Мэри и Элизабет. В комнату вплыли первые фортепьянные аккорды.
     Абигейл улыбнулась, выслушав торопливый совет лежать смирно и думать об Англии, пока муж выполняет свой долг. Вошедший брат сжал ее затянутую в перчатку руку.
     - Сегодня чрезвычайно важный день для тебя, Абигейл. Сэр Таймс - прекрасный человек, ты будешь жить в роскоши. Надеюсь, ты ничем не опозоришь нашего имени.
     Абигейл снова улыбнулась.
     Разумеется, она ничем не опозорит семью.
     Она счастлива в своей новой жизни.
     Она хотела этого брака.
     Хотела стать леди Абигейл Тайме.
     Абигейл Уинфред умерла три недели и два дня назад. Настало время ее похоронить.

***

     Роберт терпеливо выждал, пока последний экипаж не отъедет от графского дома, прежде чем подняться на крыльцо. Где-то в глубине играла музыка.
     Он буквально ворвался в дом, оттолкнув дворецкого. Узрев алый мундир и шпагу, тот растерянно попятился. Очевидно, ему не слишком хотелось исполнять свои обязанности.
     - Чем могу помочь, сэр? - растерянно пролепетал он.
     - Я друг жениха, - мрачно объявил Роберт.
     - К сожалению, церемония проводится в узком кругу. Только родственники, сэр, - сообщил дворецкий, с подозрением оглядывая чересчур длинные, без всяких следов помады волосы Роберта и чисто выбритое загорелое лицо: свидетельство о многих годах, проведенных в экзотических странах и обществе куда более варварском, чем английское. - Если соизволите отдать пакет, будьте уверены, что я...
     Роберт поспешно поднял повыше обернутую в шелк и перевязанную лентой коробку.
     - Я преподнесу подарок лично, благодарю вас. Вернитесь к своим обязанностям. Я сам найду дорогу.
     Его каблуки громко стучали по мраморному полу в черно-белую клетку. Он шел на звуки музыки и голоса, доносившиеся из темной гостиной, утопавшей в цветах. У дальней стены стоял рояль в чехле. Ряды стульев образовали проход, ведущий к беломраморному камину. На стульях сидели дамы в модных платьях палевых цветов с огромными турнюрами и джентльмены в высоких воротничках и черных фраках, с напомаженными волосами и бакенбардами, топорщившимися, как проволочные щетки. По обеим сторонам камина возвышались напоминавший ворону священник и пухленький херувимчик жених, все с той же прилизанной шевелюрой и пушистыми бакенбардами.
     Роберт идеально рассчитал время. Едва он вошел, как в комнате воцарилась тишина. Пианист взял последний аккорд. Послышался шелест шелка. Роберт едва успел отступить в сторону.
     Абигейл.
     Абигейл в серебристо-сером платье и с букетом в руке.
     Роберт со злобным удовлетворением подумал, что она еще никогда не выглядела так плохо: белое лицо с темными кругами под глазами, остановившийся взгляд. Мужчина, очевидно, брат, который вел ее под руку, был почти одного с ней роста, но фунтов на пятьдесят тяжелее. И походил на остальных джентльменов прической и бакенбардами.
     Абигейл держалась неестественно прямо. Роберт заметил, что у жениха жирный зад. И он дюйма на два покороче невесты!
     - Дорогие возлюбленные, - напыщенно начал священник, - мы собрались здесь перед лицом Господа...
     Роберт облокотился о стену, ожидая, пока настанет его очередь.
     - ...и если кто-то, женщина или мужчина, знает причину, по которой этот брак не может состояться, пусть объявит перед всеми сейчас или хранит вечное молчание.
     Роберт оттолкнулся от стены и выступил в проход.
     - Я знаю причину.
     Узкая спина под серебристо-серым шелком дрогнула. Абигейл резко повернулась, наступив на шлейф и едва не потеряв равновесие.
     Карие глаза впились в оловянно-серые.
     Он и не думал, что можно так побледнеть. Но щеки Абигейл тут же залила алая краска.
     Потрясенный шепоток пронесся по комнате. Священник растерянно сдвинул очки на кончик носа.
     - Прошу прощения, сэр?
     - Я сказал, что такая причина есть.
     Роберт протянул Абигейл сверток.
     - Если быть точным, причин всего двенадцать.
     Абигейл немедленно поняла, что лежит в белой с серебром коробке. Она оставила в коттедже двенадцать выпусков "Перл". Багровые пятна на щеках сразу поблекли.
     - Роберт...
     Прошло три недели с тех пор, как он слышал ее голос. Кроме нее, ни один человек в мире не звал его по имени.
     Он не желал слышать этот холодный повелительный тон. Словно они чужие. Словно никогда не были так ошеломляюще близки, как могут быть только женщина и мужчина в постели.
     Он хотел, чтобы она повторяла его имя хриплым от страсти голосом. Или выкрикивала в минуту сокрушительной разрядки.
     - Кто этот человек? - спросил жених, поднимая к глазу монокль. Роберт проигнорировал его.
     - С другой стороны, Абигейл, - продолжал Роберт, - у меня в кармане еще два подарка. Один как раз впору для твоего безымянного пальчика. Другой - любимая игрушка леди Покингем.
     Раздались возмущенные мужские возгласы: так называемые респектабельные джентльмены узнали имя героини одной из самых скандальных повестей в "Перл". Глаза присутствующих с живейшим интересом обратились к невесте.
     Лицо Абигейл загорелось. Голова дернулась, как от пощечины.
     - Сэр, - всполошенно пробормотал дворецкий, - не соизволите ли проследовать за мной?
     - И последнее, Абигейл, - спокойно продолжал Роберт, - я достал тринадцатый выпуск.
     К дворецкому присоединились трое лакеев. В последующей схватке пакет соскользнул на пол.
     Абигейл молча наблюдала.
     Будь она проклята!
     Не собирается принять ни его, ни подарок.
     Она стояла хладнокровная, гордая, чопорная, отчужденная, как истинная леди, которой ей так хотелось стать.
     Ему следовало бы радоваться, что ей это удалось.
     Но ее тайна раскрыта.
     Сэр Эндрю Таймс не женится на женщине, чье имя упоминалось рядом с персонажем из "Перл".
     Но Роберт не испытывал облегчения оттого, что спас Абигейл от участи горше смерти.
     На какое-то страшное мгновение он возненавидел ее.
     Возненавидел со всей страстью души, которую она ему вернула.
     Она отдала все и теперь принадлежит ему.
     Он вышел в отставку... чтобы начать новую жизнь. С ней.
     Ярость удвоила силы Роберта. Но не утроила.
     Он старался не отводить взгляда от Абигейл, даже сознавая, что проигрывает битву с ней и лакеями. Его тащили к выходу, а он все старался оглянуться.
     Оставалось только устоять на вымощенном брусчаткой тротуаре: боль пронизывала левый бок, а в ушах звучал резкий стук захлопнувшейся двери.
     Дьявол!
     Кажется, он сейчас упадет прямо на больную ногу.
     - Помочь, господин? Это вам обойдется в полпенни.
     Роберт тупо уставился на чумазого уличного мальчишку неопределенного возраста. Вокруг бурлила улица: ржали лошади, стучали колеса экипажей, вопили разносчики. Каждая деталь запечатлевалась в памяти Роберта с такой особой яркостью, какая бывает только перед смертью.
     - Нет, - коротко бросил он и, вытащив шиллинг, швырнул пареньку.
     Черт, какая разница, если он отдаст все?
     Мертвым деньги ни к чему.
     Он сунул руку в карман и вынул все, что при нем было.
     Слишком рано состарившиеся глаза оборванца жадно блеснули. И прежде чем вояка с жестким лицом успел передумать, бродяга выхватил деньги и пустился бежать.
     За спиной снова хлопнула дверь.
     Роберт медленно, с трудом повернулся. Абигейл сбегала по ступенькам в шелесте шелковых юбок. В руках она держала пакет. Свои мечты, его жизнь.
     - Вы забыли коробку, полковник Коули, - задыхаясь, пробормотала она.
     Он не ожидал, что смерть несет так много боли. И жизнь тоже...
     - Это для вас, леди Уинфред.
     - Не может быть, - деловито заметила она. - Вы предложили мне не один, а три подарка.
     - Боюсь, что не совсем понял вас, леди Уинфред, - сухо парировал он, представляя ее в постели с сэром Эндрю Таймсом, представляя, как тот входит в Абигейл и начинает двигаться, дергая задом. - Означает ли это, что вы принимаете пакет? Или все-таки решили отвергнуть?
     - Это означает, полковник Коули, что я принимаю все три подарка.
     Впервые за весь день Роберт заметил, как тепло греет солнышко, какое сегодня ясное небо, не затянутое тучами, не тонущее в туманной дымке.
     - Насколько я понял, вы уже знаете, какая игрушка у леди Покингем самая любимая?
     Вместо ответа Абигейл, краснея, осторожно коснулась ширинки его брюк, но тут же поспешно отдернула руку.
     - О да, полковник Коули. Прекрасно знаю.
     - Я не джентльмен, - проворчал он, - и не богат. Хотя моих средств вполне хватит, чтобы жить в достатке.
     - Полковник Коули! - Карие глаза загорелись янтарными огоньками. - То, чем вы обладаете, куда важнее богатства или титула.
     - Чем же именно, леди Уинфред?
     Роберт затаил дыхание, не смея надеяться, боясь, что не вынесет, если она его отвергнет.
     Где-то вблизи слышались проклятия: кучер успокаивал коренного, напуганного дамским зонтиком.
     Абигейл улыбнулась той улыбкой, которую он уже успел полюбить: такой же неукротимой и вольной, как буря.
     - Тринадцатым выпуском "Перл", полковник Коули.
     - Ты берешь меня, Абигейл? - едва выдавил он.
     - Я беру тебя, Роберт.
     Улицы Лондона неожиданно исчезли. Остались только двое - мужчина и женщина.
     Смеющийся Роберт, не обращая внимания на любопытные, неодобрительные взгляды, подхватил Абигейл и закружил.
     - Кстати, мисс Абигейл, у леди Покингем есть еще одна любимая игрушка. Ее тоже можно обернуть покрасивее и перевязать ленточкой. И ампутация не потребуется. Но получите вы ее только после свадьбы. И при условии, что я лично ее вставлю.


42


5





МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА

Робин ШОУН
Перевод с английского Т.А.Перцевой. OCR Angelbooks






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Глава 1

     Она хотела мужчину хотя бы на одну ночь.
     Мужчина, стоявший перед ней, согласился заплатить за женщину, но только за одну ночь.
     Он едва вмещался в дверной проем и был так высок, что ей приходилось запрокидывать голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Необычайное, грубовато-прекрасное лицо, черты которого, казалось, были вылеплены из песка и солнечного света. Глубокие морщины обрамляли рот, разбегались из уголков глаз, непроницаемо-темных, казавшихся почти черными.
     Мохаммед, так назвал его хозяин гостиницы.
     Он был арабом. Она - англичанкой.
     Он был облачен в просторное белое одеяние и тюрбан. Она - в черное платье и вуаль.
     Итак, между ними не было ничего общего, если не считать чисто физических нужд и потребностей. И все же оба по прихоти судьбы оказались на самом краю земли, в Корнуолле.
     Меган знала, что от нее требуется. Знала и боялась. Предстояло сделать самый трудный в жизни шаг. Медленно, подчеркнутым жестом она подняла вуаль и откинула на тулью шляпы. Гордо выпрямилась, мысленно приготовившись... сама не зная к чему... отказу... согласию...
     Араб приказал владельцу гостиницы найти ему шлюху; вместо нее в дверь постучалась сорокавосьмилетняя вдова. И он ее впустил. Словно она и в самом деле была той, за которую себя выдавала, - потаскухой.
     Возможно, так оно и было на самом деле. Ни одна порядочная женщина не стала бы участвовать в подобном фарсе.
     Грудь ее нервно вздымалась, грубая шерсть платья натирала соски. Не стоило и опускать глаза, чтобы знать, как предательски они натягивают лиф. Его мрачный взгляд, словно скребком, прошелся по ее лицу, грудям, набухшим под пристальным изучением. Грудям, ставшим куда полнее и тяжелее, чем в молодости. Глаза скользнули по животу и бедрам, округлившимся, как и все ее тело, за последний десяток лет, снова поднялись к лицу, вернее, к тем морщинам, появление которых не имело ничего общего с солнцем и песком.
     Меган судорожно вцепилась в карман юбки, где лежал ключ от ее номера, располагавшегося всего в нескольких шагах по коридору.
     Что он скажет? Согласится или прогонит?
     - Ты слишком стара для шлюхи, - жестко бросил он.
     У нее все сжалось внутри, но она не отступила. Зеленые глаза, которые время было бессильно изменить, смело смотрели на мужчину.
     - Некоторые сказали бы, сэр, что и вы чересчур стары, чтобы пользоваться услугами жриц любви.
     Легкий румянец окрасил его щеки... а может, это все лишь ее собственное бесстыдное воображение?
     - Под платьем на тебе ничего нет.
     Если его угловатые скулы и порозовели, то ее куда более округлые щеки ярко вспыхнули, но она вызывающе вскинула подбородок.
     - Да. И что из того?
     Меган и в самом деле не надела ни турнюра, ни корсета, ни сорочки, ни панталон, ни чулок. Ей казалось, что на это имеют право только женщины респектабельные. Кроме того, все это тряпье только помешает цели ее визита.
     Ей нужна эта ночь. Ей хотелось лежать обнаженной в объятиях этого мужчины.
     Хотелось снова испытать близость, возможную только в постели.
     Меган была готова ко всему. Пропитанная уксусом губка жгла внутренности, распаленное лоно пульсировало, напоминая о последствиях - возможной беременности, вероятном бесчестии, изгнании...
     В камине взорвался уголек. Напряжение кололо кожу сотнями мелких игл. Ключ впивался в бедро сквозь плотную шерсть юбки.
     Уголок его рта чуть дернулся.
     - Вижу, ты не из этих мест.
     - Коренные жители западного Корнуолла разговаривали с характерными мелодическими переливами, словно выпевая слова. За последние тридцать лет Меган научилась изъясняться как дама благородного происхождения. Вероятно, и араб на каком-то этапе жизни перенял манеру обращения английского джентльмена.
     - Я в самом деле не отсюда, - спокойно подтвердила она.
     - Идешь от другого мужчины?
     Меган едва сдержала порыв... чего? Гнева? Волнения? Как раскрашенная проститутка, настоящая, а не поддельная, ответила бы на этот вопрос?
     - Нет.
     Вряд ли кто-нибудь станет платить за тот товар, что она предлагала сейчас.
     Его испытующий взгляд оставался холоднее беззвездной ночи. Ледяные пальцы тревоги стиснули ее сердце. С чего она взяла, будто за неимением выбора этот человек согласится на такую, как она?
     - Понимаю, что вы, вероятно, предпочитаете женщину помоложе... - дрожащим голосом начала она.
     - Мне пятьдесят три года, мадам, - перебил он, точеные черты его смуглого лица словно отвердели. - Я хочу видеть в своей постели женщину, а не ребенка. Как вами уже было отмечено - вы женщина. Я заплачу вам один золотой соверен.
     Облегчение, охватившее ее, немедля сменилось беспокойством. Такая щедрость неслыханна. Странно, что он готов выбросить такую сумму за чье-то покорное тело. Золотой соверен равен двадцати шиллингам. Потаскуха, которую Меган перехватила в коридоре, алчно схватила двойной флорин, иначе говоря, четыре шиллинга, явное доказательство того, что она ожидала получить от клиента значительно меньшую сумму.
     Почему этот араб готов заплатить больше любого англичанина?
     Она заставила себя разжать пальцы, стиснувшие ключ.
     - Спасибо.
     - Можешь называть меня Мохаммедом, - приказал он, не сводя с нее взгляда, в глубине его бездонных глаз что-то блеснуло. - Под каким именем ты известна?
     - Мег... - начала она и осеклась. На память пришли строчки Роберта Бернса:

     Нет в деревне девицы милей нашей Мег,
     Нет в деревне девицы скромней нашей Мег.
     Как ребенок, послушна, как ребенок, тиха...

     Но в том, что она собиралась сейчас совершить, не было ничего скромного.
     - Меган, - выдавила она наконец. Он оттолкнулся от двери. Женщина невольно отступила.
     Вихрь белой ткани и экзотических ароматов пронесся мимо: похоже, соблазнительные запахи исходили от одежд араба. И все окутал мрак: мужчина задул масляный светильник.
     Боль пронзила Меган. Очевидно, он не желал видеть обнаженное тело сорокавосьмилетней женщины. Страх боролся с обидой оскорбленного женского достоинства. Она вспомнила слухи, ходившие об арабских мужчинах: они непревзойденные любовники, они покупают женщин, как любой другой товар, они совершенно не похожи на европейцев.
     Шорох ткани вновь привлек ее внимание.
     - Мужчины пользуются тобой для собственного удовольствия.
     Какой у него резкий голос! По ее спине словно провели холодной сталью.
     И доносится он откуда-то сзади, со стороны кровати.
     - А ты? Ты получаешь удовольствие от мужчин, которых ублажаешь?
     Меган с бешено заколотившимся сердцем круто развернулась, в висках стучала кровь. Давно забытая, казалось, страсть туманила голову.
     - Да, - выдохнула она.
     Это не было ложью. Она и в самом деле наслаждалась ласками мужа.
     На пол, бесшумно извиваясь, полетела белая лента. Такое же белое облако поднялось над головой мужчины, подобно древнему привидению. Немного помедлив, оно тоже опустилось.
     Меган не сомневалась, что он стоит перед ней голым... ведь и у нее ничего не было под платьем. Она напрягла глаза, пытаясь разглядеть силуэт или блеск глаз, но не сумела. Ночь словно поглотила его.
     Тишину прорезал тихий скрип пружин, просевших под весом мужского тела. Шум вернул Меган к действительности, грубо напомнив, кто она, где находится и для чего сюда пришла.
     Она, миссис Меган Филлин, добродетельная вдова викария, поклялась никогда не возвращаться туда, откуда пришла. Она вот-вот вступит в плотскую связь с мужчиной, которого в глаза не видела до сегодняшнего дня и после этой ночи больше никогда не увидит.
     Он следил за ней.
     Она не знала, каким образом араб способен видеть ее в непроглядной тьме, да еще во всем черном, но чувствовала, что он неотрывно наблюдает за ней. Ощущала так же безошибочно, как и понимала, что, если сейчас бросится к двери, навсегда потеряет последнюю возможность снова испытать мужскую страсть.
     Меган стянула шелковые перчатки и сунула в карман, где лежал ключ от ее одинокой комнаты, где ее никому не нужная добродетель будет в безопасности. Безымянный палец левой руки горел, лишенный обручального кольца, которое она сняла ради ночи безумного забвения. Пружины снова скрипнули; режущий уши звук сопровождался глухим лязгом, словно металл ударился о металл.
     Дыхание Меган на секунду пресеклось. Воздух оставался неподвижным. Ничто не указывало на то, что араб встал. Она облизнула пересохшие губы. Чтобы раздеться, свет ей был не нужен. Его комната была точной копией ее собственной, как, вне сомнения, все номера в маленьких гостиницах. На полу ни единого коврика, на чистых побеленных стенах - ни одной картины. Возле двери возвышалось бюро, увенчанное тазиком с кувшином. Напротив изножья кровати стоял стул с плетеным сиденьем и спинкой из перекладин.
     Меган представила узкую кровать с откинутыми одеялами, мужчину, на котором не осталось ни клочка одежды, и убогую тумбочку у изголовья. Стук каблуков казался оглушительным в напряженной тишине, шорох платья терзал нервы, расстояние до кровати было невыносимо долгим...
     Меган ударилась носком о твердое дерево. Острая боль пронзила большой палец правой ноги. Одновременно задребезжал колпак погашенной лампы, и в нос ударил едкий запах горелого масла. От стыда за собственную неловкость у нее запылали уши.
     Араб не произн