поведением.
     Элизабет, не удержавшись, весело рассмеялась.

Глава 17

     Элизабет все еще находилась под впечатлением от умиротворенной обстановки в доме графини. Она улыбнулась Бидлсу одной из своих редких улыбок - открыто и радостно.
     - Пришли, пожалуйста, Эмму в мою комнату.
     - Мистер Петре сейчас у себя в кабинете, мадам. - Взгляд Бидлса был устремлен поверх ее головы. - Он просил, чтобы вы поднялись к нему, как только вернетесь домой.
     Это было, конечно же, глупо, но Элизабет испугалась. Ее пальцы судорожно сжали ридикюль.
     - Спасибо, Бидлс. Скажи Эмме, что я сама переоденусь к ужину. Она понадобится мне позже, чтобы погладить красное атласное платье на вечер.
     - Слушаюсь, мадам.
     У дверей кабинета стоял Джонни. Его всегда открытое и живое лицо теперь ничего не выражало. От этого он казался старше... и меньше, чем когда-либо, походил на лакея. Поклонившись, молодой человек отворил перед Элизабет дверь. Его расторопность должна была порадовать ее - Джонни все лучше справлялся со своими обязанностями, но в тот момент Элизабет было не до него.
     Она вошла в кабинет. За длинным столом из орехового дерева, за которым обычно собирались у Эдварда члены правительства, теперь восседал ее отец. По обе стороны от него расположились мать и муж. Все трое с одинаковым выражением на лицах. Дверь мягко захлопнулась за Элизабет.
     Казалось, темная туча окутала кабинет. То ли надвигавшиеся сумерки создавали столь мрачное впечатление, то ли полированная поверхность стола, в котором отражались последние лучи заходящего солнца. Но Элизабет думала лишь о том, что ей понадобится вся ее воля и выдержка, чтобы не повернуться и не броситься вон из комнаты.
     - Садись, Элизабет, - жестким голосом приказал Эндрю Уолтерс.
     Мысленно подбадривая себя, Элизабет прошла по темно-малиновому ковру и опустилась на стул напротив отца.
     - Здравствуйте.
     Расписанные розами чашки из китайского фарфора уютно примостились на таких же блюдцах перед каждым из них. Элизабет оглядела кабинет в поисках столика для чая. В слабом свете заходящего солнца блеснуло серебро.
     Ну разумеется, матери предоставят честь разливать чай. Поэтому и столик находился рядом с ней. Ребекка не предложила чашку дочери.
     - Отец, вы должны сегодня выступать, что-то случилось? - спросила Элизабет, прекрасно понимая, что произошло, и чувствуя, как от страха у нее сводит живот.
     От гнева глаза Эндрю, казалось, готовы были вылезти из орбит. Элизабет видела отца недовольным или презрительно-снисходительным, но еще ни разу ей не приходилось видеть его в ярости.
     - Ты дважды танцевала с человеком, чье присутствие позорит любое приличное общество. Ты принимаешь у себя дома его шлюху-мать, а теперь идешь наперекор воли мужа и проводишь с этой чертовой сукой целый день! Где твое уважение к мужу?
     - Эдвард не запрещал мне посещать графиню Девингтон, - спокойно ответила Элизабет. Но под столом она так сильно сжала пальцами свой ридикюль, что в нескольких местах прорвала ногтями шелк. Раньше отец никогда не употреблял подобных выражений в ее присутствии. - Он сказал, что я не должна принимать ее здесь, в его доме.
     - Я запрещаю тебе танцевать с этим ублюдком и встречаться с его потаскухой-матерью! - Слова Эндрю разносились эхом, отскакивая от потемневших от времени ореховых панелей стен. - Теперь я достаточно ясно выражаюсь?
     Элизабет смотрела в карие глаза отца, так похожие на ее собственные.
     - Мне тридцать три года, отец, и я не позволю, чтобы со мной обращались как с семнадцатилетней девочкой. Я не сделала ничего плохого. - Она повернулась к мужу. - У тебя есть любовница, Эдвард. Сколько недель, а может быть, месяцев ты с ней спишь? Почему бы тебе не рассказать об этом моему отцу? Как ты смеешь обвинять меня в непристойном поведении?
     - Я уже объяснял тебе, что у меня нет любовницы.
     От сознания собственной правоты Элизабет уже смелее смотрела на всех троих.
     - Я не совершила ничего плохого, но ведь мы собрались здесь не по этому поводу, не так ли, отец?
     - Элизабет! - прикрикнула на дочь Ребекка. Но Элизабет проигнорировала мать, которая до сих пор так долго не уделяла ей никакого внимания.
     - Ребекка сказала вам, что я хочу получить развод. В этом все дело, не так ли, отец?
     Эндрю сидел, словно восковая статуя с посеребренными темно-рыжими волосами. И только его глаза горели зловещим желтым огнем.
     - Репутация мужчины в первую очередь зависит от его семейного положения. Если он не может сохранить свой брак, ему никто не доверит управление страной.
     Безрассудная ярость возобладала над здравым смыслом.
     - Значит, ты не выступишь на моей стороне, хотя и мог бы это сделать, пользуясь положением премьер-министра?
     Эндрю склонился к Элизабет, и она увидела, как на его скулах от злости заиграли желваки.
     - Ты что, оглохла, девочка? - Эндрю говорил теперь тихо, четко произнося каждое слово, отчего их смысл казался еще более ужасным. - На следующий год Эдвард должен стать премьер-министром Англии. Если ты попытаешься уйти, все, ради чего мы работали столько лет, пойдет прахом. Твоего мужа выгонят из парламента. Моя карьера рассеется как дым. Да я скорее предпочту видеть тебя мертвой, чем позволю разрушить наши жизни.
     Элизабет вспомнила графиню, удобно устроившуюся на диване с обмотанным вокруг головы полотенцем, и Рамиэля, предлагавшего ей пахлаву. И вот теперь перед ней ее собственная семья... На мгновение сердце ее перестало биться. Конечно же, он этого не говорил. Отец не может угрожать смертью родной дочери.
     Эндрю откинулся на спинку кресла. Теперь он вновь превратился в благообразного, достопочтенного господина, делающего солидные пожертвования на благотворительность, дабы помочь вдовам и детям, оставшимся сиротами после войны.
     - Я дал исчерпывающий ответ на твой вопрос?

***

     Рамиэль почувствовал, как Элизабет вошла в зал. Все его тело наэлектризовалось. Он обернулся, пытаясь отыскать ее глазами в толпе гостей.
     И вот наконец, облаченная в красное атласное платье, они появилась в дверях, всего в десяти шагах от Рамиэля. Ее сопровождал Эдвард Петре, приветствовавший знакомых.
     Терзаемый противоречивыми чувствами, Рамиэль не сводил глаз с руки Эдварда, державшей маленькую, затянутую в перчатку ручку Элизабет. Его пальцы клещами обхватили пальцы жены, словно в приступе любви... или в попытке насильно удержать ее рядом.
     Рамиэль посмотрел в лицо Элизабет, оно было белее мела. Он вспомнил, как видел ее несколько часов спустя после разговора с мужем, когда тот отказал ей в близости. И если тогда Элизабет выглядела бледной, то теперь казалась окоченевшей. Той самой холодной стервой, какой она представилась ему при первой встрече. И как же он тогда ошибался! Что этот негодяй с ней сделал?
     Здравый смысл подсказывал Рамиэлю, что нужно подождать, пока Эдвард отойдет от своей жены. Их открытое столкновение при многочисленных свидетелях не привело бы ни к чему хорошему. Но ревность ослепляла - Элизабет принадлежала только ему, и он не потерпит, чтобы другой мужчина касался ее или причинял боль.
     Рамиэль преодолел разделявшее их расстояние с твердым намерением поговорить с Элизабет.
     - Миссис Петре.
     На ее по-прежнему безжизненном и безучастном лице не отразилось ни радости, ни удивления, словно Рамиэль был пустым местом.
     - Лорд Сафир.
     Пальцы Эдварда конвульсивно сдавили руку жены, как если бы предупреждая ее о чем-то. Он прекрасно знал о страсти Рамиэля к Элизабет, так же как и Рамиэль знал о безразличии Петре к своей жене. Рамиэль был ниже Эдварда на дюйм и младше его на четыре года.
     Он оценивающе смотрел на своего более опытного противника, зная о его слабых местах и взвешивая его сильные стороны.
     - Я еще не имел удовольствия быть представленным вашему мужу.
     В ответ Петре окинул Рамиэля тем же презрительно-оценивающим взглядом, губы его скривились.
     - Мы не общаемся с людьми, подобными вам, сэр. С этого момента держитесь, пожалуйста, подальше от моей жены.
     На какую-то долю секунды Рамиэль увидел все со стороны. Вот трое людей стоят друг против друга и ведут милую беседу. Элизабет с огненно-рыжими волосами, ее черноволосый супруг с длинными отвислыми усами и он сам, смуглый и светловолосый. Дальше, в глубине зала, танцуют пары, образуя замысловатые сплетения из черных фраков и пестрых женских нарядов, остальные гости либо прогуливаются вдоль зала, либо собираются группами, ведя неторопливые беседы.
     - Думаю, это должна решать миссис Петре, - мягким тоном, в котором явственно звучали провокационные нотки, произнес Рамиэль.
     - Я ее муж, и она сделает так, как я прикажу, - со зловещим торжеством в голосе парировал Петре.
     Сердце Рамиэля быстро забилось, ожидание скорой развязки горячило кровь. На мгновение ему стало жаль, что Элизабет попала в подобную ситуацию. Но в то же время он чувствовал, что должен навсегда избавить ее от Эдварда Петре.
     - Вы так считаете? Кажется, вы состоите в одном обществе, члены которого называют себя уранианцами, не так ли, Петре? А миссис Петре знает о вашем увлечении поэзией?
     Словно оглушенный, Эдвард недоверчиво смотрел на Рамиэля. Но тут же на смену шоку пришел гнев. И то и другое лишь подтверждало правоту Рамиэля.
     - Отпустите ее, - мягко произнес он. Все еще не желая верить в свое поражение, Петре тем не менее отпустил руку жены. Гримаса исказила его лицо.
     - Скажи Сафиру, что ты не потерпишь его общества.
     Карие глаза Элизабет по-прежнему ничего не выражали. Эти глаза не могли принадлежать женщине, которая совсем недавно парилась в турецкой бане и ела пахлаву. Они не могли принадлежать женщине, которая, держа в руках кожаный фаллос, рассказывала Рамиэлю, как в юности она пыталась заглянуть под фиговый лист на статуе мужчины. Днем графиня предложила Элизабет отослать его, но она захотела, чтобы он остался. Они все вместе ели пахлаву. И вот теперь Элизабет собиралась от всего отказаться.
     Миссис Петре разжала бледные, бескровные губы.
     - Прошу простить моего мужа за его грубость, лорд Сафир.
     - Элизабет! - брызжа слюной, зашипел Петре.
     - С меня довольно, Эдвард! Я не потерплю, чтобы ты разговаривал со мной в подобном тоне. - Она не сводила глаз с белого галстука-бабочки Рамиэля. - Я буду общаться и танцевать с кем захочу.
     Ликование обожгло Рамиэля, как подогретый коньяк. Она выбрала. Осознала Элизабет это или нет, но она сделала свой выбор. Он протянул руку. Элизабет находилась так близко от него, что его дыхание касалось ее волос.
     - Могу я пригласить вас на танец?
     Покажи, что не боишься прикоснуться ко мне!
     - Ты еще пожалеешь о том, что сделала, Элизабет.
     Холодок пробежал по спине Рамиэля, в словах Эдварда прозвучала неприкрытая угроза.
     - И о чем же она должна пожалеть? - медленно опустив руку и повернув голову в сторону Петре, произнес Рамиэль. Бирюзовые и карие глаза скрестились в немом поединке. - Будет ли она об этом сожалеть так же сильно, как и вы? Или, может быть, как ваш "милый друг"?
     Теперь Рамиэль видел, что нанес Петре сокрушительный удар. Вызовет он его на дуэль или притворится, что не понял, о ком идет речь? Пожертвует ли он Элизабет ради своей карьеры?
     - Так как же, Петре? - спросил Рамиэль, угрожающе растягивая слова, смысл которых был более чем очевиден: "Я сохраню все в тайне, если ты уступишь мне свою жену".
     Эдвард предпочел ретироваться. Рамиэль невесело улыбнулся.
     - Зачем вы это сделали? - Лицо Элизабет, казалось, побледнело еще сильнее.
     - Вы сожалеете, что согласились танцевать со мной?
     - Да.
     - Но вы будете танцевать со мной. - В его голосе послышались нотки удовлетворения.
     - При условии, что вы расскажете мне, о чем шептала вам на ухо Жозефа.
     Рамиэль опустил ресницы.
     - Она сказала, что у вас потрясающая грудь, достойная того, чтобы вскармливать детей и услаждать уста мужа.
     Щеки Элизабет вспыхнули.
     - Эдварда никогда не интересовала моя грудь.
     - Нехитрое дело зачать ребенка, сложнее быть настоящим мужем, - мягко пояснил Рамиэль.
     - Это из "Благоуханного сада"?
     - Да.
     Она протянула ему руку, затянутую в перчатку.
     - Пойдемте танцевать?
     От нахлынувших чувств у Рамиэля все сжалось внутри. Он испытывал одновременно и облегчение, и сожаление, и триумф.
     Рамиэль подставил свою руку Элизабет, запоздалый жест, призванный соблюсти приличия и хоть как-то противостоять слухам, которые уже поползли после открытого столкновения между канцлером казначейства и лордом Сафиром. Рамиэль чувствовал на себе взгляды окружающих и слышал перешептывание за своей спиной.
     Будь Петре хорошим политиком, он бы вежливо согласился отпустить Элизабет на танец, тем самым избавив себя и ее от публичного скандала. Вместо этого он превратил свою жену в мишень для сплетен.
     Но инцидент мог послужить и хорошим уроком для Элизабет. Познав горький вкус скандальной известности сейчас, в будущем она сможет, легче к этому относиться. Что бы Рамиэль ни делал, о нем всегда будут сплетничать в обществе. О его незаконном рождении, об арабском происхождении и ненасытном сексуальном аппетите.
     О его женщине.
     Подведя Элизабет к танцующим парам, Рамиэль взял ее за правую руку, обхватив другой рукой за талию, на этот раз уже не так туго затянутую в корсет. Элизабет положила левую руку ему на плечо. Сосчитав мысленно до трех, он закружил свою даму в вальсе.
     Рамиэль окинул взглядом красное платье Элизабет, которое с трудом сдерживало пышные формы. Он тут же вспомнил, какой округлой была ее грудь и какими твердыми казались соски под влажным шелком халата в гостиной у матери.
     - У вас действительно потрясающая грудь. Но по тому, как Элизабет закусила губу, Рамиэль понял, что она его не слушает.
     - Кто такие уранианцы, лорд Сафир, и почему упоминание о них так расстроило моего мужа?
     Рамиэль мог сказать ей правду, и она была бы свободна. Но он не хотел, чтобы Элизабет решила для себя, что лучше уж незаконнорожденный, чем муж вроде Эдварда Петре.
     - Как я уже сказал раньше, это просто общество молодых поэтов.
     - Молодых... в том смысле, что... юных?
     Дьявольщина, как она проницательна! Но Эдварду нравились отнюдь не юные девушки.
     - Молодые... в смысле еще не признанные.
     Элизабет опустила голову, предоставив Рамиэлю любоваться ее огненно-рыжими волосами.
     - Ваша мать отослала вас в Аравию, когда вам едва исполнилось двенадцать лет.
     Рамиэлю пришлось плотнее прижаться к молодой женщине, чтобы расслышать ее слова. Волосы Элизабет легко коснулись его щеки, напомнив прикосновение шелка.
     - Да.
     - Вы скучали по Англии?
     Рамиэль понимал, что в этот момент она представляла себя на месте его матери, отсылающей своих сыновей в далекую неизведанную страну. Она не догадывалась, что ее боль при расставании окажется гораздо глубже, чем у ее детей.
     - Пожалуй, с месяц, - лаконично ответил Рамиэль. Элизабет подняла глаза. Она смотрела на него снизу вверх с явным недоверием.
     - Всего лишь месяц?
     - У вас двое сыновей. Вам должно быть известно, что представляют собой мальчишки. Когда отец подарил мне скакуна, я понял, что солнце и песок могут доставлять удовольствие.
     - Я содрогаюсь при мысли о том, что вы испытали, когда отец подарил вам целый гарем, - холодно заметила Элизабет, чьи материнские инстинкты были оскорблены непостоянством детской любви.
     Рамиэль негромко рассмеялся и прижал к себе Элизабет так плотно, что на какое-то мгновение его нога оказалась между ног партнерши. Живот Элизабет касался паха Рамиэля.
     - Я с удовольствием вам это продемонстрирую.
     - А в Аравии растут ирисы?
     Его пальцы сильнее сжали маленькую ручку Элизабет. Он даже почувствовал тонкие кости, скрытые под шелковой кожей и нежной плотью женщины.
     - Розовые ирисы, - пробормотал он осипшим голосом, вдыхая чистый, не испорченный духами аромат ее волос и тела. - С шелковыми лепестками, которые становятся горячими и влажными.
     Элизабет резко остановилась. Она посмотрела на Рамиэля широко распахнутыми карими глазами, полными желания. Казалось, она хотела испытать все, что обещал ей этот человек, и в ответ подарить ему все, что он может пожелать от женщины.
     - Мой дом ждет вас. Позвольте мне показать вам, как можно любить.
     Рука Элизабет, покоившаяся на плече Рамиэля, инстинктивно сжалась. Желание, которым только что светились ее глаза, исчезло.
     Он слишком много сказал и слишком рано.
     Резко убрав руку с его плеча, Элизабет отступила на шаг и присела в реверансе.
     - Танец закончился, лорд Сафир. Благодарю вас.
     И повернулась к нему спиной - в который раз.
     Рамиэль, прислонившись к стене, мрачно наблюдал, как удаляющаяся фигура Элизабет смешивается с толпой. Слухи уже распространились по всему залу, и мужчины наперебой приглашали миссис Петре на следующий танец. Престарелые компаньонки демонстративно загораживали своими телами юных воспитанниц, когда Элизабет проходила мимо.

***

     Перевалило за полночь, когда над танцующими парами раздался взрыв смеха. Рамиэль выпрямился. Он слишком хорошо знал этот смех и не мог допустить, чтобы Элизабет досаждали мужчины вроде лорда Хиндваля. Еще один недопустимый промах в поведении Эдварда Петре. Он обладал правом и привилегией защищать свою жену, но не сделал этого; вмешательство же Рамиэля лишь ухудшит ее положение в глазах общества.
     Поравнявшись с Элизабет, он увидел, как лицо Хиндваля побагровело. Семидесятивосьмилетний повеса неожиданно резко повернулся и пошел прочь с гордо выпрямленной спиной.
     Элизабет посмотрела на Рамиэля.
     - Я лишь спросила, не состоит ли он, случайно, в обществе уранианцев.
     Рамиэль с облегчением рассмеялся.
     - Отвезите меня домой.
     Он встревоженно посмотрел в ее карие глаза.
     - Ко мне домой, лорд Сафир. Эдвард не вернулся на бал, и я осталась без экипажа.
     - Сейчас я уже не ваш учитель, не буду я им и в экипаже.
     Элизабет вздернула подбородок.
     - Вы прикоснетесь ко мне против моей воли?
     Но оба понимали, что она не будет сопротивляться. Рамиэль лихорадочно обдумывал, как им обоим незаметно покинуть зал. Теперь, когда он знал наверняка, что будет обладать Элизабет, для него вдруг стало важным сохранить незапятнанной ее репутацию.
     - Я подгоню свой экипаж ко входу и пошлю за вами лакея. Нас не должны видеть вместе.
     Чувство благодарности смягчило напряженное выражение ее лица.
     - Благодарю.
     Лакей с невозмутимым видом принял от Рамиэля необычно щедрые чаевые.
     - Когда я тебе прикажу, ты позовешь миссис Петре и проводишь ее до моего экипажа. Но если ты об этом хоть одним словом с кем-нибудь обмолвишься, я тебя лично кастрирую и отправлю в Аравию, где евнухов продают как проституток.
     Выпирающий кадык лакея нервно дернулся.
     - Слушаюсь.
     Рамиэль хорошо платил своим слугам, и те, в свою очередь, добросовестно выполняли все его приказы. Через десять минут экипаж уже стоял перед домом.
     - А теперь ступай, - приказал Рамиэль лакею.
     Влажный коварный туман плотной завесой окутал ночь и тонкими струйками просачивался внутрь экипажа. Рамиэль откинул голову на кожаную спинку сиденья в тщетной попытке совладать с нахлынувшими на него чувствами и желаниями. Он не сдвинулся с места, когда дверца экипажа открылась и вместе с ночным воздухом внутрь кареты ворвался аромат волос и разгоряченного тела Элизабет. Не успела она расположиться напротив Рамиэля, как дверца захлопнулась и карета, качнувшись, рванула с места.
     - Во вторник вечером я чуть не разбилась об уличный фонарь.
     Рамиэль открыл глаза и уставился на вырисовывавшийся перед ним черный силуэт. Она дотронулась до него, но еще не доверилась.
     - Ты пострадала... и ничего мне об этом не сказала?
     - Пострадала скорее моя гордость, нежели голова.
     Ее голос, звучавший т