Глава 7

     Абигейл пробудилась навстречу теплому потоку воспоминаний.
     Роберт, целующий ее между ног. Роберт, вонзившийся так глубоко, что они стали единым целым. Вкус Роберта на ее языке... изумленное восклицание, когда она разделила этот вкус с ним. Роберт на коленях подле нее, занятой чтением. Жезл Роберта, толкающийся в перегородку между двумя ее пещерками, пока ее плоть сжимает их сцепленные пальцы.
     Эти воспоминания должны бы жечь вечным стыдом. Ну хотя бы смущать. В конце концов, она современная женщина девятнадцатого века, с детства воспитанная в здоровом отвращении ко всяким извращениям, включая мужскую похоть. Но ничего подобного не произошло.
     Наоборот, она наконец-то осознала себя не прокисшей старой девой, не чопорной леди благородного происхождения, не просто распутной обольстительницей, а прежде всего женщиной.
     Ты берешь меня, Абигейл?
     Я беру тебя, Роберт.
     Впервые в жизни она была благодарна своей коллекции. Ей потребуются все приобретенные знания, если остаток дней своих она проведет, пытаясь заставить Роберта забыть.
     Она улыбнулась и протянула руку. И наткнулась на холодную, слегка смятую подушку.
     Глаза Абигейл распахнулись. Комнату наполнял солнечный свет. В окно доносились крики чаек.
     Ураган унесся.
     Все кончено.
     Недаром он предупредил, что они будут друг для друга просто "Роберт" и "Абигейл" до окончания бури.
     До тех. пор пока бушует ураган, твое тело, потребности и фантазии принадлежат мне.
     До тех пор пока бушует ураган, ты - моя женщина.
     Она поспешно села, каким-то уголком души все еще надеясь, что Роберт, возможно, принимает ванну или подкладывает дрова в печь.
     Все, что угодно, Господи, толька не дай ему уйти!
     Но комната была пуста. Одежда, висевшая на стуле, исчезла. Ее место заняли выцветшее платье зеленого шелка и белые панталоны.
     Абигейл зажмурилась от яркого света.
     Роберт оставил ее. Покинул вместе с ураганом.
     Ей вдруг показалось невыносимым сидеть на Простынях, еще хранивших их общий запах. Она с трудом встала, морщась от неприятного ощущения разбухшей внутри" губки и скользкого масла между ягодицами.
     На ней живого места не было. Все ныло. Между ногами. Груди. Губы. Зад. Всюду, где он касался ее.
     И куда бы она ни поглядела, везде его следы. В ванне он мылся. Печь топил. Буфет подвинул к окну. Журнал бросил на пол.
     Как он мог бросить ее?
     Она обещала ему. Обещала, что не предаст...
     Ее мечты.
     За окном заржала лошадь. Послышался звон уздечки.
     Роберт.
     Абигейл с заколотившимся сердцем ринулась к двери.
     И не важно, что ее волосы буйной гривой разметались по плечам. Не важно, что до тридцати ей осталось две недели и пять дней.
     Главное, что Роберт все-таки не уехал.
     Вчера он упомянул, что его сбросила лошадь. И как истинный солдат, во всем любящий порядок, он вышел из коттеджа, чтобы поискать беглянку, а найдя...
     - Вы одеты, мисс Абигейл? Я пришла убраться. И принесла еды вам и вашему муженьку...
     Абигейл пошатнулась, словно пронзенная пулей.
     Или барабанными палочками.
     Роберт сказал, что убивал. И что убьет снова.
     И убил.
     Только на этот раз не остался, чтобы увидеть изумление в глазах жертвы.
     В дверном проеме были видны океанские волны, нежно омывающие берег. Одинокая чайка пронзительно вскрикивала.
     Абигейл гордо выпрямилась.
     - Дайте мне несколько минут, миссис Томас. Я...
     Она закрыла глаза, чтобы справиться с жестоким ударом. Пережить горькую правду.
     Две ночи страсти. Только две. Больше у нее не будет.
     Необходимо отрешиться от старой жизни, прежде чем ступить на порог, новой.
     Она поспешно вынула из сундука одежду, в которой приехала: платье с турнюром, корсет, сорочку, нижние юбки, чулки.
     Слезы.
     Они падали на кровать тяжелыми каплями дождя. Дождя, который закончился где-то во тьме ночи.
     Абигейл решительно вытерла щеки. Никакой слабости. Нормальные люди не оплакивают несбыточные мечты. Она накачала насосом ведро холодной воды и принялась уничтожать все следы Роберта Коули.
     Но это оказалось не так легко. Вскоре она уже сидела на корточках и тужилась, пытаясь дотянуться до губки, застрявшей глубоко в лоне.
     Как, должно быть, она забавно выглядит со стороны в этой идиотской позе, с всклоченными, лезущими в глаза волосами, волосами, которые он обещал расчесать.
     Нелепость происходящего почему-то оказалась последней каплей.
     Слезы хлынули, грозя утопить Абигейл. Сил хватило на то, чтобы сдержать недостойный дамы вой, а пальцы продолжали упрямо шарить в том месте, о каком приличной женщине и знать-то не полагается!
     Словно он обещал ей нечто большее, чем союз на время бури.
     Союз, который предложила она.
     Чтобы помочь ему забыть прошлое. Чтобы заставить ее забыть будущее.
     Значит, настало время отбросить безумные фантазии.
     Дверь открылась как раз в тот момент, когда Абигейл удалось подцепить край губки.
     Губка вылетела как раз в тот момент, когда Абигейл поспешно поднялась.
     В проеме возникла фигура миссис Томас, окруженная солнечным сиянием и танцующими пылинками.
     - Все будет хорошо, дорогая. Мужчины всегда бессовестно пользуются нашими слабостями. Я сказала своему пентюху, что не стоило вас оставлять одну в такую бурю. Теперь мы за вами присмотрим, я и мистер Томас.
     Позабыв о губке и залитом слезами лице, Абигейл схватила полотенце и закуталась в него, будто не произошло ничего более неожиданного, чем появление горничной, заставшей хозяйку врасплох.
     - Спасибо, миссис Томас. Волноваться нет причин. Я решила вернуться в Лондон. Мои родные соскучились по мне. Буду очень благодарна, если вы поможете мне собрать вещи и отвезете на станцию.
     - Поезд уходит через два часа, - сообщила миссис Томас голосом, исполненным участия - чувства, разящего наповал куда вернее, чем презрительное неодобрение, которое полагалось бы питать почтенной замужней женщине к дамочке, сбившейся с пути праведного.
     Миссис Томас подняла сорочку Абигейл со смятых простыней.
     - Времени хоть отбавляй. Зато у меня чудесные пышки, только что сама пекла, и свежее масло...
     - Я не голодна! - резко перебила Абигейл, поняв, что до конца жизни больше не сможет смотреть на масло. И выносить запах бренди.
     Она с совершенно неуместным в ее положении достоинством шагнула ближе и приняла сорочку. Миссис Томас скромно отвернулась, когда Абигейл набралась мужества уронить полотенце.
     - Я, разумеется, заплачу вам за беспокойство, - пообещала Абигейл, просовывая голову в вырез. - Нет! - внезапно взвизгнула она, испугав старушку. - Оставьте!
     Миссис Томас как раз попыталась поднять журнал, вырванный Робертом из рук Абигейл в порыве страсти.
     - Это просто книжка, чтобы скоротать время, - пролепетала Абигейл и выхватила журнал из рук ошеломленной женщины.
     Подойдя к изножью кровати, она подняла крышку сундучка, бросила туда журнал и пропитанную бренди губку. Потом порылась в ридикюле, нашла ключик, заперла сундук и с деланной улыбкой повернулась к миссис Томас:
     - Не поможете мне зашнуровать корсет?
     Миссис Томас оказалась неоценимой компаньонкой. Абигейл была одета и вещи уложены, когда до поезда оставалось еще много времени. Пока Абигейл шнуровала свои полусапожки, миссис Томас вынесла горшок и собрала грязное белье. Вместе они опорожнили ванну и подняли два сундука на древнюю двуколку. Абигейл вытерла пальцы платком, подхватила юбки и, взобравшись на металлическую ступеньку, устроилась на потертом кожаном сиденье. Между ногами по-прежнему все ныло, но боль существовала словно отдельно от нее, принадлежа кому-то другому.
     - Вы забыли еще один сундук, мисс, - озабоченно напомнила миссис Томас.
     - Нет, - выдохнула Абигейл, уставившись на ритмично помахивающий хвост лошади, не подрезанный, как у коней брата, до самой репицы. Она всегда считала подобную операцию бессмысленной жестокостью по отношению к животным. - Тот сундук мне не понадобится.
     - Но...
     Абигейл вытащила из ридикюля золотой соверен и взглянула в морщинистое встревоженное лицо старушки.
     - Сделайте мне одолжение, миссис Томас, сожгите его. Мне он больше ни к чему.
     - Как изволите, мисс.
     Миссис Томас вошла в коттедж и тут же вернулась с оставленной мистером Томасом корзинкой.
     Интересно, что сделал Роберт с масленкой: поставил в буфет или сунул в корзину? А мистер Томас? Рассказал ли он жене о том, как мисс Абигейл и ее "мистер" резвились нагими в волнах?
     Ну, конечно же, рассказал.
     Но Абигейл, как ни странно, не испытывала ни унижения, ни стыда.
     Дорога на станцию вилась по горной тропинке. Одно неверное движение, и колесо соскользнет с обрыва и экипаж полетит на острые камни.
     - Стойте!
     Миссис Томас нервно дернула за поводья. Абигейл порылась в ридикюле, нашла ключ к сундуку, где были похоронены все ее фантазии.
     Какая ирония в том, что именно эти мечты хранили Роберта более двадцати двух лет!
     А Абигейл не принесли ничего, кроме боли, став несокрушимым барьером между ней и теми, кому следовало бы подражать.
     И, не успев как следует подумать о том, что делает и что оставляет навеки, Абигейл привстала, размахнулась и швырнула ключ в океанские волны.
     Он сверкнул на солнце и навсегда исчез в серой пучине.
     Но какая разница?
     Отныне у Абигейл не осталось грез.
     Но ведь именно поэтому она и решила провести несколько дней в уединенной хижине: попрощаться со своей коллекцией эротики, столько времени воспламенявшей запретные желания.
     Нестерпимый блеск океанской глади резал глаза. Абигейл опустила ресницы и приняла решение, еще неделю назад совершенно немыслимое.
     Она вернется в Лондон и выйдет за первого же поклонника, которого ей сосватают доброжелательные и обеспокоенные родственнички.

***

     - Чертова кляча! Следовало бы сдать тебя на мыло!
     Лошадь, тихо заржав, оглянулась. И наконец позволила Роберту схватить узду.
     Это после двух часов погони за упрямым животным! Не говоря уже о том, каких трудов стоило ее выследить!
     Роберт посмотрел в добрые карие глаза кобылы и почувствовал, как тает сердце. Даже несмотря на боль в стертых до крови ногах.
     Должно быть, он в самом деле спятил, если любые карие глаза напоминают об Абигейл.
     Он схватился за луку и вскочил в седло.
     Солнце сияло, как новенькая монета, на синем небе ни единого облачка, как всегда после бури.
     Стоило ему вспомнить о буре и... Абигейл, как уже знакомые ощущения пронзили его, сосредоточившись внизу живота, особенно при мысли о том, как они проведут остаток дня.
     Она будет читать ему журнал, пока он попарит измученные ноги. Потом он, как обещал, расчешет ей волосы. Станет ласкать языком и губами, пока она не взмолится о пощаде... а дальше...
     Дальше он попросит Абигейл стать его женой. Она не посмеет отказать, балансируя на краю пропасти, на грани экстаза.
     Было уже далеко за полдень, когда Роберт вернулся в коттедж.
     Ему следовало бы заподозрить неладное уже по отсутствию дыма из трубы. Следовало бы понять, что хижина потому и кажется заброшенной и одинокой, что там нет ни души. И, как человеку военному, следовало бы заметить следы колес.
     Он все это увидел, но решил, что Абигейл просто устала и спит. А свежая колея... видимо, привезли поесть.
     При одной мысли о еде голод стал почти нестерпимым. У него крошки во рту не было со вчерашнего вечера!
     Роберт ворвался в коттедж.
     Его встретила тоскливая пустота.
     Голый матрац. Свободное пространство там, где раньше стояла ванна.
     Может, он перепутал дома? Все эти прибрежные хижины похожи, как близнецы. Наверное, он не туда забрел. Но нет, вот буфет, загородивший окно. И сундучок у изножья кровати.
     Абигейл исчезла.
     Боль росла в его груди, как воздушный шар, распирая мышцы, раздвигая кости, лишая дыхания. Боль, мгновенно сменившаяся яростью.
     Будь она проклята! Заранее все задумала, спланировала с того момента, как назвала себя. Ухитрилась скрыть даже фамилию.
     Знала, что удерет, как только кончится буря!
     Как она могла, после того, что они делали прошлой ночью?
     Он впитывал ее наслаждение.
     Она купалась в его наслаждении.
     Пусть ад поглотит ее! Она приняла его всего, тело, душу, фантазии. Взяла его боль и превратила в наслаждение.
     Впервые с того дня, как Роберт пронзил сипая барабанными палочками, ему захотелось плакать. Зарыдать, как доверчивому тринадцатилетнему мальчишке, которым он был когда-то. Мальчишке, искавшему легких дорог в жизни.
     Идиот! Он позволил Абигейл стать чем-то неизмеримо большим, чем просто женщиной его грез. Стать частью его души.
     И этим дал ей оружие, с помощью которого она так легко рассекла соединявшие их узы. Леди могут забавляться с мужчинами, выросшими на лондонских улицах, но никогда не подумают идти с ними к алтарю.
     Неудивительно, что она скрылась. Прошлой ночью он спросил, примет ли она его, и она ответила согласием. Должно быть, испугалась, что утром Роберт явится со священником.
     Он яростно дернул крышку сундучка.
     Она оказалась запертой.
     Роберт пнул ее.
     И ссадил волдырь на пальце.
     - Черт, черт, черт, - бормотал он, прыгая на одной ноге к умывальнику.
     Пустая ванна была прислонена к стене. Ведро стояло рядом. А губка-Губка исчезла.
     Он отчетливо помнил, что собственными руками ввел губку в лоно Абигейл.
     Либо она все еще там, либо... либо Абигейл взяла ее с собой.
     И вместе с этим неожиданным заключением к нему вернулась способность мыслить здраво.
     Он оставил ее на рассвете, чтобы отыскать подлую лошадь, сбросившую его два дня назад. Абигейл, такая мягкая и теплая, свернулась калачиком и что-то пробормотала.
     Он вышел в надежде поймать лошадь к тому времени, когда Абигейл проснется. А вместо этого потратил полдня.
     Их договор гласил: все возможно, пока длится буря.
     Будь он на месте Абигейл, что бы вообразил, проснувшись один, в холодной постели и увидев протянувшиеся по полу солнечные лучи?
     Дьявол! Почему он не спросил ее фамилию? Или, что еще важнее, где она живет?
     Но старики должны знать все.
     Еще три часа ушло на то, чтобы разыскать чету Томас. Но супруги хранили стоическое молчание.
     - Она не оставила адреса! - выпалила миссис Томас. Выцветшие глаза смотрели на него со злобной неприязнью. Роберт изо всех сил пытался хранить терпение.
     - В таком случае назовите ее фамилию. Это вы должны знать!
     - Должно быть, носит вашу, если вы и есть ее муженек! - ехидно вставил мистер Томас.
     Оставалось последнее средство - силой выбить из стариков нужные сведения. Или... или справиться на станции.
     Но касса оказалась закрытой.
     Роберт вернулся в коттедж у моря.
     В буфете нашлись свечи. Но масло исчезло: вероятно, бережливая миссис Томас забрала все съестное, чтобы не испортилось. Роберт зажег свечу, долго изучал разоренную постель и сундук, прежде чем достать из седельной сумки пистолет и выстрелить в замок.
     Губка лежала поверх двенадцатого выпуска "Перл".
     Невыносимая боль снова стиснула сердце.
     Роберт поднял губку. Она все еще пахла бренди и женской страстью.
     - Каково это - ощущать внутри губку?
     - Кажется... она на месте.
     - Я сам ее выну. После того, как ты отмокнешь в горячей воде и боль уйдет.
     Бездонные карие глаза с янтарными искрами глянули из темноты.
     - А что потом, полковник Коули?
     - Потом я снова вложу ее в тебя.
     Волна усталости омыла его.
     И немедленно откатилась, уступив место приливу ярости.
     Оставив здесь сундук и губку, Абигейл тем самым объявила о своем решении.
     Ему нужно дать ей уйти. Пусть познает холодную унылую реальность.
     Но он не допустит этого!
     Абигейл не удастся так легко ускользнуть от него. Он солдат и при этом чертовски хорош в своем деле. Ему не впервой искать и находить добычу, куда более изворотливую, чем благородная дама нежного воспитания.
     Он отыщет ее. Если не завтра, то послезавтра. Или через два дня.
     А когда беглянка обнаружится... он заставит ее испытать на деле все эротические фантазии, о которых она грезила. Но предварительно познакомится с ее коллекцией.
     Утреннее солнце Роберт встретил вполне образованным человеком. Повинуясь какому-то непонятному порыву, он сложил в седельную сумку все двенадцать выпусков "Перл".
     Он остановил лошадь у жилища Томасов. Старик кормил свинью с дюжиной визжащих поросят.
     - Мисс Абигейл оставила в коттедже сундук. Сохраните его. Позже я договорюсь, чтобы сундук ей переслали. И дам вам соверен, если согласитесь отвезти меня на станцию и накормите мою лошадь.
     Томас вылил в кормушку ведро помоев.
     - Мисс Абигейл велела нам выбросить сундук, так что ни к чему его хранить. Но если вздумаете купить его, тогда дело другое.
     Роберт, мрачно хмурясь, выудил другой соверен.
     - Миссис Томас, случайно, не запомнила, куда уехала мисс Абигейл?
     Маленькие глазки жадно впились в монету.
     - Мы не следим за жильцами, мистер. Они приходят и уходят, вот и все.
     Старик упорно стоял на своем всю дорогу до станции. Но кассир оказался куда сговорчивее. Он вспомнил, что продал даме билет до Лондона. Правда, выглядела она очень грустной, а глаза покраснели, наверное, от слез.
     - Вы ее муж? - полюбопытствовал он. Роберт стиснул зубы при мысли о страданиях Абигейл. Она дала ему все и оставила с опустошенной душой. Слезы казались дешевой ценой за ту боль, которую она ему причинила. Он молча протянул деньги.

***

     Прибыв в Лондон, Роберт нанял кеб и отправился в скромную гостиницу на тихой улице, одной из тех, где когда-то помогал отцу продавать мороженое. Потом посетил портного и начал поиски, подгоняемый мыслью об Абигейл, которой предстоит встретить тридцатилетие без него.
     К сожалению, он не принадлежал ни к одному из фешенебельных клубов и очень мало кого знал в столице.
     Поэтому, пробыв в городе три недели, Роберт так и не обнаружил ни малейших следов. Ни одной ниточки, ведущей к Абигейл. И потерпел бы полную неудачу, если бы случайно не развернул газету. В разделе светской хроники красовалась ее фотография. Надпись под ней гласила, что леди Абигейл Уинфред, сестра графа Мелфорда, выходит замуж за сэра Эндрю Таймса, старшего сына барона Чарлза Таймса и леди Клариссы Денби-Таймс.
     Кровь отлила от лица Роберта.
     Абигейл сестра графа, того самого Уильяма, которого удар бы хватил, узнай он, что читает сестра.
     Неудивительно, что она не сообщила Роберту свою фамилию. Связь с простым полковником потрясла бы устои общества.
     Происходи она из мелкопоместной дворянской семьи, Роберт мог бы дать ей сравнительно зажиточное существование, подобающее ее положению. Но она оказалась аристократкой.
     Что может предложить такой мужчина, как он, такой женщине, как она?
     Абигейл, несомненно, получит фортепьяно, и не одно.
     И все будут старательно зачехлены.
     - Впервые я убил человека три месяца спустя после приезда в Индию и с тех пор продолжал убивать.
     - У тебя не было выбора, Роберт.
     Он смял газетную страницу.
     Возможно, у него и не было выбора. Двадцать два года назад. Зато есть сейчас.
     Абигейл не заслужила жизни среди зачехленных пианино.
     Сегодня двадцать пятое июня.
     Роберт надеялся, что городской дом графа вместит еще одного гостя.

Глава 8

     Абигейл смотрелась в огромное, до пола зеркало. И сознавала, что достигла цели.
     Бледная кареглазая дама с изысканной модной прической не похожа на тех, кто читает эротическую литературу. Или увлекается запретными фантазиями.
     Она вполне довольна своей судьбой. Граф щедро заплатил семейству Таймс за то, что она отныне станет носить их фамилию.
     Впервые в жизни она не испытывала ни тоски, ни страданий.
     На этом невыразительном лице не