пользоваться для
записей на пластинках (*1*).
  На другой день он действительно передал А.  Г.  Михелесу  этот  сборник  с
собственноручными отметками.
  Было произведено всего пять записей Л.  Н. Толстого: две на русском языке,
одна  на  французском  и  по  одной на английском и немецком языках.  Запись
велась в библиотеке.

        "Комментарии"

  Ив. Митропольский. В Ясной Поляне. - Кривое зеркало, 1909, No 4.
  Иван Иванович Митропольский (1872-?),  редактор газеты "Столичная  молва",
писатель,  журналист.  Выл  в  Ясной  Поляне 17-18 октября 1909 г.  вместе с
писателем И.  А.  Белоусовым,  представителем  общества  "Граммофон"  А.  Г.
Михелесом,  механиком  Максом  Гампе,  Н.  С.  Никольским  и  его помощником
Ренгердом.  В дневнике Толстого отмечено:  "Вечером приехали с граммофоном и
фонографом 6 человек" (т. 57, с. 153). Маковицкий записал 18 ноября 1909 г.:
"Утром фонофонщики томили Л.  Н.  вместо 20 минут,  как обещали, целые часы.
Говорил в трубу Л. Н. в отвратительном, нагретом и пропитанном запахом масла
и испарениями воздухе по-русски и по-английски,  по-французски и  по-немецки
будто  бы  для  общества  русских писателей,  а в действительности для фирмы
"Граммофон" (Яснополянские записки, кн. 4, с. 80).

  1* Пластинки с голосом Толстого хранятся в ГМТ.  Текст  их  опубликован  в
кн.:  Живые слова / Под.  ред.  И.  И.  Митропольского. М., 1910, вып. 1, с.
13-17.


        "1910"

        ""Русское слово". А. С. Торжество в Ясной Поляне"

(От нашего специального корреспондента)

  Славное, с  несколько  резким ветром,  солнечное утро.  20 минут дороги от
станции бегут незаметно,  и лошади,  запряженные  по-здешнему  "гусем",  уже
катят по аллее всемирно известной усадьбы.
  Всего только десятый час, а Лев Николаевич уже на прогулке.
  - Когда назначено открытие библиотеки?
  - В два часа.  Князь Долгоруков (*1*) уже  там.  На  деревне,  первый  дом
направо.
  Едем туда.
  Все, что успевает схватить здесь глаз:  деревья,  пелена снега, искрящиеся
на солнце просветы,  женщина с ведром,  приветливые,  очевидно  привыкшие  к
гостям,  псы,  дом,  большая белая терраса с летней мебелью,  лыжи у дверей,
сломанная лопата - рождают одно, связанное с ним с его именем чувство.
  Здесь он ходит каждый день,  там между деревьев, летом, то и дело мелькает
его проворная фигура.
  Как-то не верится,  что великий человек так близко,  - и это,  в следующий
момент, дает известную неудовлетворенность, почти разочарование.
  Кн. Павел  Дмитриевич  Долгоруков  действительно  в  библиотеке  и  спешно
устанавливает в шкапы привезенные им накануне книги.
  Книг много - три больших тюка.
  Все они,  не исключая самых дешевых,  в переплетах и в общем  представляют
собою  довольно полный подбор книг для чтения и самообразования.  Не забыты,
конечно,  русские  писатели-классики,   и   среди   последних,   разумеется,
ближайший,  как говорится, "виновник" возникновения яснополянской библиотеки
- Лев Николаевич Толстой.
  Ответственной заведующей библиотекой будет графиня Софья Андреевна.
  Для выдачи книг  сначала  пригласили  учителя  местной  церковноприходской
школы.
  Он дал принципиальное согласие. Потом, после поездки в город, объявил, что
лишен возможности принять на себя эти обязанности.
  По городским слухам, ему будто бы там было сказано:
служите или  нам,  или  Толстому.
  Вероятно, обязанности библиотекаря будут поручены кому-нибудь из  служащих
на усадьбе.
  Пока П.  Д. размещает на стенах картинки, в библиотеку м ходят муж Татьяны
Львовны М. С. Сухотин, составитель биографии Льва Николаевича П. И. Бирюков,
Александра Львовна и Татьяна Львовна.
  Последняя -  в  сопровождении своей маленькой дочери "Татьяны Татьяновны",
как зовут ее в семье.
  Каждого приходящего  из  усадьбы  непременно  сопровождают  одна  или  две
собаки.
  Все поочередно приносят известие, что Лев Николаевич вернулся с прогулки и
работает.
  Графиня Софья Андреевна уехала.
  Из гостей находятся в усадьбе,  кроме князя Долгорукова и П.  И. Бирюкова,
англичанка  г-жа  Шанкс  (*2*),  горячая  последовательница  и  проповедница
религиозно-нравственных идей Льва Николаевича, которые она, как говорят, уже
успела провести в жизнь путем устройства на своей родине толстовской общины,
или колонии.
  К двум  часам библиотека приведена в порядок:  пол вымыт,  прибита полочка
для глобуса,  с хозяйской  половины  принесены  стол  и  несколько  стульев.
Снаружи, над крыльцом, укреплена вывеска: "Народная яснополянская библиотека
московского о-ва грамотности".
  Время - к двум часам.
  С крыльца библиотеки видна сквозь деревья аллея,  идущая от яснополянского
дома.
  Откуда-то появившиеся мальчишки смотрят туда и беспрестанно сообщают:
  - Идет граф!..
  И через минуту:
  - Нет, не он. Это наши ребята катаются.
  Проходит еще несколько минут нетерпеливого ожидания.
  На аллее  между  деревьями  мелькает  силуэт всадника на лошади,  которого
сначала принимают за Льва Николаевича.
  Но это едет доктор Душан Петрович, ведя в поводу другую лошадь.
  На этот раз, однако, мальчишки не ошибаются.
  Лев Николаевич действительно идет.
  Поднимаясь в гору, он слегка горбится и опирается на палку.
  Впереди него,  в  двух  шагах,  с палкой в зубах,  с важным видом шествует
черный пудель Маркиз.
  За Львом Николаевичем идут Татьяна и Александра Львовны,  М.  С.  Сухотин,
"Татьяна Татьяновна", кн. Долгоруков, г-жа Шанкс, П. И. Бирюков и др.
  Маленькая библиотечная  комната  наполняется  настолько,  что  нельзя  уже
отворить дверь.
  Тут же,  в группе близких Льву Николаевичу, несколько крестьян, с которыми
он здоровается за руку.
  - А где же ученики Льва Николаевича? - беспокоится кто-то.
  - Семен, Тарас и Давыд, - с улыбкой называет их Лев Николаевич (*3*).
  За ними хотят послать, но в этот момент они приходят сами.
  Лев Николаевич садится у стола.
  Он кажется несколько утомленным.
  В качестве  председателя  московского  общества  грамотности  кн.  П.   Д.
Долгоруков обращается к нему с речью :
  "Члены московского общества грамотности,  учреждая эту библиотеку, получат
огромное удовлетворение, если доставят вам хотя маленькое удовольствие таким
способом чествования вашего восьмидесятилетия.  Мы надеемся,  что библиотека
эта послужит делу просвещения близких вам людей - жителей этой округи.
  Вам же,  дорогой Лев Николаевич,  - заключил  свою  речь  князь,  -  члены
московского общества грамотности низко кланяются и желают вам сил и здоровья
на возможно долгие годы на благо и для  просвещения  не  только  людей  этой
округи, но и во всей России, и далеко за ее пределами".
  - Я очень благодарен,  - отвечает Лев Николаевич,  - и уверен,  что и  мои
близкие благодарны.
  Усталость оставляет его, и он, поднявшись со стула, подходит к картинам.
  Князь Долгоруков дает краткие объяснения.
  - Вот виды России...
  - Да,  хорошие виды,  - замечает Лев Николаевич, - но их не так любят, как
картинки исторические.
  От картин  Лев  Николаевич  переходит  к  шкапам  с  книгами,  внимательно
просматривает последние и делает замечания.
  - Дмитриев. Повести и рассказы. В первый раз узнаю о таком писателе (*4*).
  - Это что такое? Бенкур?
  П. И. Бирюков передает содержание книги.
  - Диккенс, полное собрание - это хорошо, - одобряет Лев Николаевич.
  - Лермонтов, Гоголь... А Пушкин есть?
  - Есть, - отвечает г. Бирюков.
  - Сочинения   Некрасова,   -   смотря  на  корешки  книг,  продолжает  Лев
Николаевич. - "Записки из мертвого дома" Достоевского. Достоевский не весь?
  Кн. Долгоруков   объясняет,   что   Достоевского  имеются  лишь  избранные
произведения.
  В течение  каких-нибудь пяти минут Лев Николаевич успевает ознакомиться со
всей библиотекой.
  Кн. П.   Д.  Долгоруков,  показывая  книгу  для  записи,  напоминает  Льву
Николаевичу,  что,  согласно его указанию,  в нее внесена графа для  отзывов
читателей о прочитанном.
  - Да, это очень важно, - говорит Лев Николаевич.
  Когда он  выходит  вместе со всеми на крыльцо,  фотограф просит разрешения
снять участников торжества.
  Лев Николаевич   покорно  останавливается.  Близкие  окружают  его  тесной
группой. Возле крыльца направо становится кучка его бывших учеников.
  Аппарат щелкает.
  - Теперь все? - кротко осведомляется Лев Николаевич.
  Ему подают  лошадь,  которая что-то упрямится,  пока Александра Львовна не
берет ее под уздцы.
  Лев Николаевич садится и,  в сопровождении доктора Душана Петровича,  едет
на свою обычную прогулку.
  Его твердая посадка на седле вызывает общую похвалу.
  - Он сегодня чудно себя чувствует! - вырывается у Татьяны Львовны.
  Оказывается, что и теперь еще "не все".
  Когда Лев Николаевич,  миновав усадьбу,  направляет  лошадь  на  дорогу  к
Засеке, фотограф опять вырастает перед ним с своим аппаратом.
  И издали  видно,  как  Лев  Николаевич,  задержав  лошадь,  вновь  покорно
останавливается и "позирует".
  Едва гости из усадьбы уходят, как на смену им, словно вода из прорвавшейся
плотины,  в  библиотеку  вливается  толпа  деревенских  ребят,  сейчас  же с
жадностью принимающихся рассматривать интересные картины.
  Задержавшийся здесь кн. Долгоруков напоминает им о необходимости бережного
отношения к картинам.
  - Тише! Так нельзя. Вы изорвете!..
  Весь вечер 31-го января Лев Николаевич был  в  самом  лучшем  расположении
духа.
  Оживленно беседовал с окружающими,  читал,  играл в шахматы с  кн.  П.  Д.
Долгоруковым.
  Несколько раз разговор заходил о только что  открытой  библиотеке,  и  Лев
Николаевич  выразил  намерение  лично просмотреть книги и сделать,  какие он
найдет нужными,  указания об изъятии некоторых книг и пополнении  библиотеки
новыми.

        "Комментарии"

  А. С.  Торжество в Ясной Поляне (От нашего специального корреспондента). -
Русское слово, 1910, 2 февраля, No 26.
  Автор заметки,  по-видимому,  В. Г. Куприянов. Выл в Ясной Поляне вместе с
фотографом "Русского слова" 31 января 1910 г.
  Толстой скептически  отнесся  к  церемонии  открытия  библиотеки в деревне
Ясная Поляна.  "Все очень выдуманно,  ненужно и фальшиво",  - записал  он  в
дневнике (т.  58,  с.  14).  "Я смотрел списки библиотеки,  - сказал Толстой
Маковицкому,  -  нехорошо  составлено.  Что  ни  посмотрел  -  все  пустяки"
(Маковицкий Д. П. Яснополянские записки, кн. 4, с. 173).

  1* Павел Дмитриевич Долгоруков (1866-1927),  общественный деятель,  кадет,
председатель Московского общества грамотности.
  2* Мария  Яковлевна Шанкс (1866-?),  английская художница,  пропагандистка
идей Толстого.
  3* Маковицкий   называет   следующих   яснополянских   крестьян,  учеников
Толстого,  присутствовавших на открытии библиотеки: Тараса Фоканова, Степана
Резунова,  Адриана Болхина и Алексея Жидкова (Яснополянские записки,  кн. 4,
с. 171).
  4* По-видимому, книга Н. Дмитриева "Недалекое прошлое" (Спб., 1865).


        ""Русское слово". П. Сергеенко. Вечер в Ясной"

   В вагоне  мне  рассказывали  о  замечательном  эпизоде,  случившемся
недавно со Львом Николаевичем в Туле.
  В судебной палате судили крестьян Денисовых  (*1*).  Дело  было  темное  и
запутанное. Судили, как в большинстве случаев судят.
  Вдруг в зал суда вошел старик с типическими чертами  русского  крестьянина
и, севши, начал прислушиваться.
  Кто-то узнал старика,  и по  залу  пронеслись  магические  слова:  "Лев
Толстой здесь!"
  И случилось  не  поддающееся  описанию.  Зал  суда  преобразился,  как  по
мановению волшебства. Гнетущая атмосфера исчезла. Все стали неузнаваемы.
  И когда прокурор,  волнуясь и краснея,  начал говорить обвинительную речь,
то  всем  было  ясно,  что и он прежде всего живой человек,  взволнованный и
потрясенный случившимся.
  И слова  обвинителя  говорили  одно.  А  все  его  взволнованное  существо
доказывало другое,  что нельзя было подвести ни под какую статью уложения  о
наказаниях.
  Защитник тоже  очень  волновался.  Шутка  ли:  надо   было   проповедовать
человеческое в присутствии представителя человечества!
  Впрочем, присутствовавшие мало обращали внимания как на прокурора,  так  и
на защитника. Они прислушивались к иному голосу, который убедительнее
всех прокуроров говорил им,  что "на земле мир" возможен только тогда, когда
назреет в "человецех благоволение".
  И этот голос одержал победу: подсудимые были оправданы.

* * *

  Полозья скрипят. Бубенцы звенят. Скоро и Ясная Поляна.
  Мы проезжаем  деревню  с  широкой  засугробившейся  улицей  и спускаемся с
небольшой горы в старинный  седой  парк  с  просвечивающими  между  деревьев
огнями.
  Вместе со мною подъезжает к крыльцу молодой  человек,  студент  Б.  (*2*),
поселившийся  невдалеке  от Ясной Поляны.  Его мечта - заменить собою Н.  Н.
Гусева и хоть немного помочь Льву Николаевичу в его работах.
  Мы вместе входим в прихожую с книжными шкапами и тут же знакомимся.
  Слуга сообщает,  что Лев Николаевич совершенно здоров и сидит  наверху,  в
столовой.
  Я поднимаюсь по  скрипучей  лестнице  наверх.  В  большой,  полуосвещенной
комнате,  у  длинного  стола с цветами сидела семья Толстых,  Лев Николаевич
играл в шахматы с своим зятем М. С. Сухотиным.
  С первого  взгляда  я  не  нашел во Льве Николаевиче никакой перемены.  Но
затем мне показалось,  что в лице  его  время  от  времени  появлялись  тени
усталости и грусти. И было такое впечатление, будто он только что вернулся с
утомительной прогулки, расставшись надолго с милым другом.

* * *

  Эти "тени" появлялись не раз в течение вечера,  проведенного мною в  Ясной
Поляне.
  Особенно заметно это было,  когда за чаем зашла речь  о  России  и  плохой
жизни  наших  крестьян.  Л.  Н.  слушал обвинение с грустным видом,  и когда
заговорил, то в нем сразу вспыхнули горячие ноты в защиту народа.
  - Если народ наш, - сказал Л. Н., - живет плохо, то одна из главных причин
заключается  в  том,  что  мы  мерзки  и  живем  отвратительно,  живем,  как
паразиты...
  Льву Николаевичу стали возражать.  И купцы-де, и ученые, и фабриканты тоже
не живут трудами своих рук.
  Но Л.  Н., видимо, нашел эти аргументы настолько незначительными, что даже
и не возражал на них, а перенес беседу на свою поездку в Тулу.
  Он около 40 лет не был на суде (*3*) и ездил в Тулу вместе со своим старым
приятелем  и  единомышленником  М.  В.  Булыгиным (*4*),  который должен был
выступить на суде в качестве защитника.  И Льва Николаевича поразило в  суде
бросающееся в глаза несоответствие между правом и правдой. Чем
дальше правда,  тем все яснее и проще на суде. Чем ближе правда, тем труднее
суду разобраться в ней и выйти с честью из своего положения.
  Таково приблизительно было впечатление Льва Николаевича.
  Лев Николаевич рассказал,  как он делал в Туле попытки, чтобы повидаться с
одним подсудимым и  по-человечески  поговорить  с  ним.  В  имении  Фигнеров
(певцы)  (*5*),  невдалеке  от  Ясной Поляны,  один из рабочих убил кинжалом
лесного порубщика и  теперь  сидит  в  тюрьме.  С  ним-то  и  хотелось  Льву
Николаевичу побеседовать.
  - Помимо сего,  - сказал он,  - меня еще очень интересует психология этого
человека. Убил кинжалом такого же мужика, как и сам. Почему кинжалом?
И откуда у него кинжал?
  Но все  его  старания  повидаться в Туле с убийцей не привели,  однако,  к
желанной цели. Барьеры оказались непреодолимыми даже и для Толстого.
  А ему,  видимо, необходимо это было для разрешения какой-то важной задачи,
занимающей его,  потому что он сейчас же как-то связал рассказ об  убийце  с
полученным письмом от одного рабочего из Сибири.
  И, не сгоняя с лица грустной тени  и  все  тем  же  печально-недоумевающим
тоном,   каким  он  говорил  о  суде,  Л.  Н.  начал  передавать  содержание
полученного письма. Но на полуфразе остановился.
  - Нет, нет!.. Необходимо прочесть самое письмо.
  Доктор и друг Льва Николаевича,  Душан Петрович,  быстро,  но  бесшумно  и
молчаливо приносит нужное письмо.
  Стараясь подавлять волнение, Л. Н. начал читать.
  Письмо было  очень  сильно по языку и лаконизму аргументации,  искренно по
тону  и  ужасающе  по  содержанию.  Неведомый  корреспондент   старался,   с
дружелюбными вставками,  убедить Льва Николаевича,  что делами любви на этом
свете ничего не добьешься,  а можно улучшить свое положение только упорной и
беспощадной  борьбою,  уничтожая своих врагов и даже их детей,  чтобы
очистить поле от сорных трав.
  В заключение  корреспондент  выражал  сожаление,  что  Льву Николаевичу не
придется, вероятно, дожить до этих счастливых дней...
  - Слава  богу,  что  не  доживу,  -  проговорил  Л.  Н.  с  страдальческим
выражением. И глаза его затуманились.
  Он ответил   на   это   письмо   (*6*),   характер  которого  не  является
исключительным за последнее время.  И всякий раз  в  подобных  случаях  Льву
Николаевичу  хочется  помочь  людям  в  самом  главном  для них:  в указании
страшной пропасти, к которой может привести заблуждающийся ум...

* * *

  Сила вещей так складывает в настоящее время жизнь Льва Николаевича, что он
вынужден  бывает  отдавать  и  большую  часть  своего  времени,  и наивысшее
напряжение своей души переписке с неведомыми  ему  людьми,  обращающимися  в
Ясную Поляну со своими скорбями, упованиями и всякими "проклятыми вопросами"
со всех концов мира...
  Но noblesse oblige - как Л. Н. сам иногда характеризует свое положение.
  В последнее время в Ясную Поляну  стали  направляться  запросы  по  поводу
кооперативного движения в России. И Л. Н. горячо откликается на эти запросы,
заявив недавно  в  полушутливой  форме,  что  в  настоящее  время  в  России
единственное приличное занятие для порядочных людей - это кооперация.
  Кроме писем,  у Л.  Н.  в настоящее время,  как всегда,  несколько начатых
работ.  Недавно  он  окончил  два  очерка,  один  - в виде сна,  другой - из
деревенской жизни (*7*).
  Но оба отложил до поры до времени. На очереди более назревшее.
  - Работа на триста лет, а жить осталось несколько дней, - говорит он.
  Но да продлятся эти дни еще надолго ко благу людей!

        "Комментарии"

  П. Сергеенко.  Вечер в "Ясной".  - Русское слово,  1910, 5(18) февраля, No
28.
  О П.  А.  Сергеенко см.  коммент. к интервью 1906 г. Сергеенко был в Ясной
Поляне 26-27 января 1910 г.  Маковицкий записал 26 января:  "Вечером приехал
П.  А.  Сергеенко;  привез  граммофон  от  общества,  который  раньше Л.  Н.
отклонил,  и пластинку со словами Л. Н. из "Круга чтения". Сергеенко приехал
и по делу печатания писем Л. Н-ча.
   Сергеенко, как всегда, много говорил Л. Н., сидевшему  в кресле у
дверей" (Яснополянские записки,  кн. 4, с. 165). Толстой отметил в дневнике,
что ему "было неприятно" (т. 58, с. 13).

  1* 16 января 1910 г.  Толстой был в Туле на выездном заседании  Московской
судебной палаты:  судили крестьян,  ехавших обозом, по дороге повздоривших с
почтальоном и обвиненных в ограблении почты.
  2* Валентин Федорович Булгаков.
  3* Ошибка: в 90-е гг. Толстой неоднократно бывал в суде - в Москве, Туле и
Крапивне.
  4* Михаил Васильевич  Булыгин  пытался  организовать  защиту  крестьян  на
процессе, происходившем в Туле.
  5* В Тульской губернии,  в пятнадцати верстах от Ясной Поляны, было имение
певца Николая Николаевича Фигнера (1857-1918).
  6* На письмо ссыльного С. И. Мунтьянова от 5 января Толстой ответил
24 января 1910 г. (т. 81, с. 73-75).
  7* "Сон" и "Три дня в деревне" (т. 38).


        ""Русское слово". А. П. В Ясной Поляне"

(От нашего корреспондента)

  По пути  на  Юг я заехал в Ясную Поляну.  Ехать мимо и не заехать к Л.  Н.
Толстому непростительно для журналиста.  Тихий, затерянный сейчас в сугробах
снега, дом великого писателя дает всегда столько нового, хорошего...
  Лев Николаевич только что вернулся  с  обычной  продолжительной  прогулки.
Бодрый, свежий...
  - Раздавал сейчас книжечки  крестьянам,  -  сказал  он,  войдя  ко  мне  в
"нижнюю" комнату.
  Два, три его ласковых слова,  и моя ро