Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
своены.
"Детскому кругу чтения", которым я, кажется, заканчиваю весь свой земной
путь, я придаю важность и хотел бы, чтобы в школах нашлись люди, ищущие
истину, которые сумеют им пользоваться при учении детей.
Больше 40 лет назад я находил отраду в занятиях в яснополянской школе и
испытывал теперь огромное удовлетворение в своих последних занятиях в этой
школе в прошлую зиму.
Следует учить детей истине и помнить, что ребенок стоит ближе каждого
взрослого к идеалу правды и добра. Поэтому, прежде всего, каждому нужно жить
хорошо, чтобы своею жизнью давать детям пример добра.
Я написал книгу о последних школьных занятиях в Ясной Поляне (*3*). Эта
книга будет хорошею в руках добрых учителей.
Да, многое, многое достижимо, придет лет через триста...
Лет через триста!..
Вы рассказываете о прекрасных священниках, сеятелях истины и трезвой
трудовой жизни.
Много ли их и во что обходится им искание истины?
Ко мне в минувшую зиму приезжали трое, среди них один из бывших
священников. Взгляды его я не разделил. Он не понравился мне...
Два других заставили меня отказаться говорить с ними.
Один из них закатил мне вопрос: что я думаю о вечности материи, в чем ее
сущность?
Пока скажу, что лишь любовью к детям и истинным общением с детской душою
возможно создать счастливое человечество.
Вот почему из всех вопросов жизни, волнующих людей, самый важный, мировой
вопрос - воспитание детей, и главное - их религиозное воспитание.
Лев Николаевич говорил тихо, с перерывами, но говорил вдохновенно,
прекрасно.
Он устал, ласково протянул руку, которую я с чувством благодарного ученика
поцеловал, как целовал когда-то в детстве руку труженика - моего отца".
"Комментарии"
К. В. Л. Н. Толстой и дети. - Петербургская газета, 1908, 28 августа No
236.
Автор статьи неизвестен. Имя посетителя Толстого, прибывшего в Ясную
Поляну 16 августа 1908 г., также остается невыясненным. Однако можно не
сомневаться, что именно это лицо имеет в виду Маковицкий в записи от 16
августа 1908 г.: "Утром приезжал председатель Общества трезвости из
Петербурга (или из Петербургской губернии), у него сто тысяч членов.
Общество под покровительством православного священника, пока компромисс, Он
сам сын врача, свободомыслящий. У них есть и пять школ. Приехал спросить Л.
Н., как руководить этими школами" (Яснополянские записки, кн. 2, с. 168).
1* В июле и первой половине августа 1908 г. Толстой страдал воспалением
вен на ноге.
2* Н. Н. Гусев.
3* Речь идет, по-видимому, о статье "Беседы с детьми по нравственным
вопросам" (1907).
""Южный край". И. А. Бодянский. Воспоминания о Ясной Поляне"
...Лев Николаевич показался мне ниже ростом, чем я ожидал; спина его
сильно сгорблена, но как будто не от старости, а от лежавшей на ней большой
невидимой тяжести.
Поздоровавшись с доктором и г. Щербаком (*1*), Л. Н. подал мне руку. Я
назвал свою фамилию.
- Не может быть? - воскликнул Л. Н., как-то отскакивая, но потом извинился
и сказал: - Это просто на меня нашло затмение. Когда вы назвали свою
фамилию, я принял вас за вашего отца и, увидав молодое лицо, удивился.
Потом Л. Н. подошел к роялю и стал рассматривать разложенные подарки. Наша
папка, как видно, не понравилась Л. Н.
- А вот Касаткин (*2*) прислал копию своей картины, - сказал Л. Н.,
вынимая из большого конверта фотографию известной картины "Жена рабочего"
(оригинал этой картины находится в академии художеств и изображает худую
бледную женщину, сидящую с ребенком на заводском дворе).
- Мне она не нравится, - говорил Л. Н., - не поймешь, чего эта женщина
задумалась, больна ли она, болен ребенок или муж пьянствует? Что вы скажете,
господин художник?
Разговор перешел на искусство.
Потом Л. Н., взяв стакан чаю, ушел к себе, г. Щербак же направился в парк,
позвав и меня.
В этот же день за обедом я снова встретился с Л. Н. Он сидел в кресле, был
очень весел и сыпал каламбурами и анекдотами. После обеда Л. Н. куда-то
исчез, и мы его опять увидели только за чаем на балконе. После чая все
расположились у круглого стола в углу залы.
Я не помню хорошо разговора, который велся, но помню, что в конце
заговорили об искусстве, и я сказал такую фразу:
- Не находите ли вы, Л. Н., что искусство является у нас предметом
роскоши?
Л. Н. согласился с этим и почему-то быстро ушел к себе в комнату.
Через некоторое время я услыхал голос Л. Н., спрашивающего меня. Я
поднялся с дивана, но он, увидав меня, подошел и сел рядом в кресло.
- Я согласен, - сказал он, - что искусство в настоящее время является
предметом роскоши, но вы, художники, можете все ж таки принести громадную
пользу именно иллюстрациями. Иллюстрации доступны всем, и в этом их
громадное достоинство.
К ужину приехала Мария Львовна с мужем, и разговор стал общим. В это же
время была получена масса телеграмм, и, прежде чем сесть за ужин, графиня
стала читать их вслух. Многие телеграммы были написаны напыщенным слогом и
почти целиком из всевозможных прилагательных, выслушав которые Л. Н. сказал
только одну фразу: "Кадилом да по носу" - и попросил дать знать на почту,
чтоб телеграммы не пересылались, а задерживались. После ужина мы стали
прощаться, и Л. Н., обращаясь к Щербаку, откровенно сказал:
"Я вас не оставляю ночевать, так как мы ждем много гостей и вас, пожалуй,
негде будет положить". Потом обратился ко мне: "Передайте привет Репину и
спросите, почему он давно не был здесь".
Приехав в Петербург, я принялся за портрет-офорт Л. Н. по фотографиям,
сделанным мною. Приблизительно через год гравюра была готова и, вставив один
экземпляр в раму, я его послал в Ясную Поляну с письмом к графине, где
вспоминал о Л. Н. и Ясной Поляне. В ответ мною получено было приглашение
бывать в Ясной Поляне.
Приехал я 15 сентября 1904 года (*3*) рано утром; графиня вышла только к
12 часам. Перед ее выходом я успел вынуть из чемодана фотографии, сделанные
моим знакомым. Фотографии были стереоскопические и изображали проводы
запасных на войну по железной дороге.
Сцены были сняты действительно потрясающие. Тут была и молодая женщина в
истерике, и народ, бежавший за поездом. Я попросил передать их Л. Н. Вскоре
Л. Н. вышел со стереоскопом ко мне. Фотографии на него подействовали очень
сильно.
- Это не фантазия художника, - говорил Л. Н., - это натура, и так сильно
еще ни один художник не передавал, а вот взгляните, какой славный мужик
стоит. - И тут у Льва Николаевича) в голосе прозвучал рыдающий звук. - Вот
где ужас войны передан. Посмотрите, - обратился Л. Н. к убирающему со стола
лакею (женской прислуги я в Ясной Поляне почти не видал) и, давая
стереоскоп, добавил: - Двигайте здесь, пока отчетливо не увидите все
изображение.
Насколько мне помнится, Л. Н. не садился в этот день за работу, хотя и
ушел к себе, а С. А. говорила, что никак не ожидала того сильного
впечатления, которое произвели фотографии.
За завтраком графиня сама разливала бульон, но когда я заявил, что я
вегетарианец, то Л. Н., взяв тарелку, налил мне своего вегетарианского супу.
Этим, думаю, он невольно выразил сочувствие вегетарианству.
После обеда приехал от больной дочери Л. Н., Марии Львовны, доктор Душан
Петрович, и Лев Николаевич удалился с ним и долго беседовал. Вечером Л. Н.
не показывался. Вся компания собралась у круглого стола. Графиня шила
детские одеяла.
После ужина Л. Н. вынес брошюрку, сказав мне:
- Вот, прочтите одну из моих последних брошюр. Она прислана издателем ее,
Чертковым, из Англии, у меня имеется только один ее экземпляр.
Это была брошюра "Единое на потребу" (*4*). Сидя в углу, я прочел ее и...
решил не пускать в свет свою статью.
На другой день, после завтрака, когда Л. Н. уехал верхом, С. А. показывая
мне портреты Л. Н. работы Репина, Крамского и Серова, заметила, что хороших
портретов Л. Н. очень мало и великолепен только портрет, написанный Репиным.
К обеду приехали Илья Львович и несколько знакомых Л. Н. Разговор был
отвлеченный и общий. После обеда Л. Н. стал меня расспрашивать о моей жизни
и о том, что я работаю. Я ответил, что пишу большую историческую картину.
- Зачем историческую? - спросил Л. Н. с видимым огорчением. - Какой смысл?
- Я нахожу это красивым, - и, главным образом, поэтому пишу ее. А вы не
против красоты?.. - спросил я Л. Н.
- Нет, нет, - живо ответил Л. Н., - красота должна существовать в
искусстве.
Потом Л. Н. пригласил меня в свою комнату. Вообще обстановка
яснополянского дома не богата, и такую обстановку всегда можно увидеть в
любом помещичьем доме средней руки, но обстановка комнаты Л. Н. совсем
скромна: небольшой письменный стол, полки с книгами, на стене Сикстинская
Мадонна и фотографии с картин; посреди комнаты кровать, и больше ничего
бросающегося в глаза.
- Вот, взгляните, как вам нравится этот художник, - спросил Л. Н.,
указывая на фотографии с картин Орловского (*5*). - Я очень люблю этого
художника. Он вышел из крестьянской среды, очень любит ее, знает ее жизнь и
пишет только из ее быта.
После чая Л. Н. ушел к себе.
"Комментарии"
И. А. Бодянский. Воспоминания о Ясной Поляне. - Южный край, 1908.
Иллюстрированное прибавление к No 9472 от 28 августа.
Иван Александрович Бодянский, художник-гравер, сын единомышленника
Толстого помещика А. М. Бодянского (1842-1916), заплатившего пятилетней
ссылкой за верность своим взглядам.
Впервые И. А. Бодянский был у Толстого в последних числах августа 1903 г.,
в дни его 76-летнего юбилея. Второй раз - 16 сентября 1905 г.
1* Бодянский приехал в Ясную Поляну в компании Антона Петровича Щербака
(Щербакова, 1863-1936), крестьянского деятеля, уроженца Харьковской
губернии; доктор - Д. В. Никитин.
2* Художник Николай Алексеевич Касаткин (1859-1980) незадолго до этого, 2
августа 1903 г., посетил Толстого и услышал от него о своем творчестве
"много ...неприятного", (Гольденвейзер А. В. Вблизи Толстого. М., 1969, с.
135).
3* Ошибка: по-видимому, 15 сентября 1905 г.
4* Брошюра "Единое на потребу" вышла в свет в Лондоне в издательстве
"Свободное слово" в августе 1905 г.
5* Ошибка; речь идет о Н. В. Орлове.
""Речь". А. Хирьяков. После юбилея"
Четвертый день после юбилея. После праздника наступают дни будничных
забот, и хотя все еще везут и письма, и телеграммы, но уже не в прежнем
количестве, и можно подвести некоторый итог тем откликам, которыми
отзывалась родина на торжество ее великого сына. Можно хоть немного
разобраться в этом потоке любви.
Думаю, что читателям будет интересно узнать мнение самого Толстого о
полученных им приветствиях.
Вот мнение Льва Николаевича, записанное во время нашей беседы стенографом:
"В огромном большинстве писем и телеграмм, - заметил Толстой, - говорится,
в сущности, одно и то же. Мне выражают сочувствие за то, что я содействовал
уничтожению ложного религиозного понимания и дал нечто, что людям в
нравственном смысле на пользу, и мне это одно радостно во всем этом - именно
то, что установилось в этом отношении общественное мнение. Насколько оно
искренно - это другое дело, но когда установится общественное мнение,
большинство прямо пристает к тому, что говорят все. И это мне, должен
сказать, в высшей степени приятно. Разумеется, самые радостные письма
народные, рабочие".
Сначала Толстой читал получаемые приветственные письма, но потом их
оказалась такая масса, что, во избежание чрезмерного утомления, можно было
прочитывать только особенно интересные, но тут оказалась другого рода
опасность: интересные письма слишком волновали. Я могу сказать по
собственному опыту, что мне трудно было удерживаться от слез при чтении
некоторых писем. Так что и избранные письма можно читать лишь небольшими
порциями.
Говоря о приветствиях, нельзя умолчать и о высказанных Толстому
порицаниях, другими словами - ругательных письмах. Характерно, что все те,
которые мне пришлось пересматривать, - анонимные. Все они производят
впечатление написанных с чужих слов, без какого-либо знакомства с
произведениями Толстого. Надо признаться, что письма эти производят весьма
жалкое впечатление. Нет ни яду, ни остроумия. Одно сквернословие.
"Комментарии"
А. Хирьяков. После юбилея, - Речь, 1908, 4 (17) сентября, No 211.
Александр Модестович Хирьяков (1863-1946), литератор, последователь
Толстого, сотрудник издательства "Посредник". Хирьяков посетил Ясную Поляну
8-9 сентября 1908 г.
1* 28 августа 1908 г. широко отмечалось 80-летие со дня рождения Толстого.
О поздравительной почте дает представление такой факт: 28 августа в Ясной
Поляне было получено 600 телеграмм, 29 августа - еще 1000.
""Русские ведомости". Н. Морозов. Свидание с Л. Н. Толстым"
(Письмо к редактору)
Глубокоуважаемый В. M.! Спешу вам сообщить обещанные при сегодняшнем
разговоре в Думе новости о Толстом.
28 сентября я посетил его вместе с моим другом В. Д. Лебедевой. Наш
великий писатель совершенно оправился от своей недавней болезни, и только
нога по временам побаливает, если долго приходится сидеть в одном и том же
положении; но он ходит так свободно, что этого совершенно незаметно.
Он поразил меня энергией и силой своей умственной деятельности. Через 2-3
часа беседы о разных интересных предметах он вырисовался предо мной как
человек, всецело занятый вопросами умственной и нравственной жизни. Я ясно
понял, что эти вечные вопросы высоко развитых умов, - вопросы о том, каковы
наши отношения к остальному миру и к окружающим людям, до того поглощают
его, что все обыденные события окружающей жизни кажутся ему совершенно
ничтожными, проходят на его умственном горизонте как мимолетные тени. Ему
все равно, в чем ему подадут чай или обед: в деревянной чашке или в золотом
блюде, пишет ли он на деревянном обрубке или на мраморном столе с
инкрустациями. Не все ли это равно перед лицом тех великих мировых вопросов,
которые наполняют всю его жизнь, не оставляя места для обыденных житейских
мелочей?
В осеннем наряде Ясная Поляна при въезде в парк оставляет впечатление
старинной запущенной богатой усадьбы.
Дом, где живет Лев Николаевич вместе со своей женою и дочерью, меблирован
очень просто. Все семейство, не исключая и графини, - вегетарианцы и не
употребляют ничего мясного.
Те, кто посещали Льва Николаевича ранее меня, рассказывали мне, что он
обладает острым, пронизывающим взглядом, но я, как ни вглядывался, не мог
заметить решительно ничего подобного. Он смотрел на меня таким добрым и
ласковым взглядом, что я решительно даже и представить не могу, каким
образом этот взгляд кому-нибудь мог показаться острым или пронизывающим
насквозь... Разговор весь вечер не прерывался, и казалось, что никогда в
моей жизни он не бывал таким легким и свободным, как в этот вечер. Мы
говорили о всевозможных философских вопросах и в результате согласились на
том, что хотя изучение природы и не дает в настоящее время полного ответа на
все волнующие нас мировые вопросы, но если смотреть на современную научную
деятельность как на простую закладку фундамента для работ будущих поколений,
которые, опираясь на наш труд, могли бы ближе подойти к познанию вечной
истины, то современная наука находит себе полное оправдание и заслуживает
полного сочувствия. Говорили также о моей книге, об Апокалипсисе (*1*),
которую Лев Николаевич не читал, считая ее чисто астрономическим
произведением, но, узнав, что она на две трети историческая и написана в
астрономической части популярно, обещал прочесть и написать мне свое мнение
о ней. Говорили о современной деятельности министра народного просвещения
(*2*), причем Лев Николаевич выразился, что его способ действий есть простой
результат "дурного воспитания".
Я не могу вам рассказать в этой коротенькой заметке всего, о чем мы
говорили. У Льва Николаевича такая глубокая и разносторонняя натура, что в
предметах для разговора никогда не чувствуешь недостатка, а чувствуешь
только недостаточность времени для того, чтобы обсудить детально все
возникающие из разговоров вопросы. Все семейство было очень приветливо с
нами, и вся поездка оставила по себе самое приятное воспоминание.
Сердечно преданный
Николай Морозов.
1-го октября 1908 г.
"Комментарии"
Н. Морозов, Свидание с Л. Н. Толстым (Письмо к редактору). - Русские
ведомости, 1908, 3 октября, No 229. В примечании к публикации говорилось:
"Встретившись на торжественном открытии университета Шанявского с Николаем
Александровичем Морозовым, только что вернувшимся из Ясной Поляны от Л. Н.
Толстого, редактор "Русских ведомостей" В. М. Соболевский просил Н. А.
Морозова сообщить некоторые подробности этого свидания". Письмо Н. А.
Морозова перепечатано в кн.: Морозов Н. А. Повести моей жизни. В 3-х т. М.,
1947, т. 3, с. 310-314.
Николай Александрович Морозов (1854-1946), народоволец, узник
Шлиссельбургской крепости, ученый и литератор. Выл у Толстого 28 сентября
вместе с В. Д. Лебедевой, родственницей Софьи Перовской. Лебедева
впоследствии вспоминала: "Весь вечер... граф расспрашивал Морозова о жизни в
крепости". Сказал, что в первый раз ему "приходится видеть человека,
проведшего 20 лет жизни в тюрьме" (Лебедева В. Встреча с Л. Н. Толстым. -
Современник, 1912, No 4). Толстой весьма сочувственно относился к Морозову и
в письме Н. В. Давыдову от 28 сентября 1908 г. характеризовал его так: "Он
очень почтенный и милый человек, кроме своей учености" (т. 78, с. 239).
Мемуарные записки Морозова Толстой читал "с величайшим интересом и
удовольствием" (т. 77, с. 78).
1* Морозов Н. А. Откровение в грозе и буре (Апокалипсис). Спб., 1907.
2* Министр народного просвещения Александр Николаевич Шварц (1848-1915)
проводил реакционную политику в области образования, препятствовал обучению
женщин в университете.
""Русское слово". Студенты у Л. Н. Толстого"
Во вторник в Ясную Поляну из Москвы выехал студент Русов (*1*), чтобы
передать Л. Н. Толстому адрес студентов университета. Вместе с ним ездил еще
один студент.
Рано утром 29-го октября студенты прибыли на ст. Козлова Засека.
В Ясной Поляне студентов встретил секретарь Льва Николаевича Н. Н. Гусев:
- Лев Николаевич сейчас работает, мы его в это время не беспокоим.
Г. Русов передал Гусеву адрес с просьбой вручить его Льву Николаевичу.
В 9 часов утра студентов пригласили пить кофе.
Сейчас здесь, в Ясной Поляне, гостит только Татьяна Львовна с мужем М. С.
Сухотиным и маленькой дочкой "Татьяной Татьяновной" (*2*), как зовут ее
обитатели Ясной Поляны.
За кофе Татьяна Львовна рассказывает о здоровье Л. Н. В понедельник он
себя чувствовал очень плохо. Целый день пролежал в постели, не мог работать,
ничего не ел. Сегодня же снова работает. Говорит, что мало жить осталось.
Боится, что не успеет кончить всего, что хотелось бы ему сказать людям.
В коридоре раздались быстрые шаги, и в столовую вошел сам Лев Николаевич.
Выглядит он таким бодрым, здоровым, что не хочется верить рассказам о его
болезни, не верится, что ему уже девятый десяток пошел.
- Благодарите ваших товарищей. Я еще адреса вашего не читал, но уверен,
что вы