кова "Под праздник обидели" 16 апреля 1907 г. "Л. Н. сам был очень тронут
этим  рассказом",  - записал Маковицкий (Яснополянские записки,  кн.  2,  с.
415).


        ""Русское слово" П. А-ч. . Из Ясной Поляны"

  Приехавший из Ясной Поляны один из друзей Л. Н. Толстого рассказывает, что
Лев Николаевич  в  настоящее  время  совершенно  оправился  от  случившегося
недавно с ним несчастья.
  Дело было так.
  Во время  прогулки Л.  Н.  посторонился перед проезжающими санями,  но так
неудачно,  что его задело по ногам крылом саней.  И задело так  больно,  что
некоторое время Л. Н. не мог ходить и, против обыкновения, даже жаловался на
боль, когда его спрашивали окружающие.
  Но теперь  все "образовалось".  И жизнь в Ясной Поляне потекла по старому,
по  испытанному  руслу:  с  тихими  "сосредоточенными  утрами",  продуктивно
рабочими днями и прелестными интимными вечерами.
  В последние дни дороги совсем испортились и покрылись просовами, так что и
по  дороге  ходить  рискованно,  а  сворачивать  в сторону уж истинное горе,
осложняющееся еще тем,  что  провалившаяся  в  снегу  нога  иногда  касается
подснежной воды, и валенки мгновенно превращаются во влажную губку.
  Но Л.  Н.  все-таки каждый день совершает неизменно утром и после завтрака
прогулки на воздухе,  запасаясь на них свежестью и вдохновением.  И когда на
днях знатный морозец скрепил разрыхлевший снег и образовал прочный наст,  Л.
Н. с такой юношеской легкостью совершил длиннейшую прогулку и вернулся домой
таким оживленным и жизнерадостным,  что любо было смотреть на  него.  И  все
похваливая и удивительный наст,  и ярко солнечное утро, и жизнь, которая так
хороша на 80-м году,  он  с  аппетитом  выпил  чашку  какао  и  с  аппетитом
приступил к работе.
  А работы у него, как всегда, на 48 часов в сутки.
  30 марта  он  закончил  вчерне  свой  большой и сложный труд - свод своего
миросозерцания (*1*).  Это довольно толстая  стопка  исписанных  на  пищущей
машине   страниц.   И,   любуясь  работой  переписчиц,  как  художник  игрой
светотеней, Л. Н. сказал с оттенком сокрушения:
  - И как я перепорчу всю вашу работу.  Сначала,  впрочем,  буду стараться и
вырисовывать каллиграфически всякую букву (Л.  Н.  сделал рукою закругленный
жест), но затем увлекусь и пойду крестить страницы и так, и этак...
  Но пока отделка законченного вчерне издания отложена на время. В настоящее
время  Л.  Н.  уже  захвачен новой работой (*2*).  И снова он - весь огонь и
напряжение.
  И как меткий стрелок не пропускает мимо себя ценной дичи,  так и Л.  Н. не
пропускает мимо ни одного слова, относящегося к его работе. И, прислушиваясь
к теперешним беседам в Ясной Поляне,  нетрудно догадаться, о чем в настоящее
время пишет Л. Н.
  Но уважим его особенность:  подобно пчелам, он не любит, когда заглядывают
в его лабораторию.

        "Комментарии"

  П. А-ч. Из Ясной Поляны. - Русское слово, 1908, 9 апреля, No 83.
  Автор статьи, по-видимому, Петр Алексеевич Сергеенко. О нем. см. комент. к
интервью 1906 года. П. А. Сергеенко гостил в Ясной Поляне 30 марта 1908 г.

  1* "Закон насилия и закон любви".  Работа над статьей продолжалась и после
этой даты.
  2* Толстой усиленно интересовался в эту пору темой смертной казни. Позднее
это вылилось в статью "Не могу молчать".


        ""Русские ведомости". В. Булгаков. В Ясной Поляне"

  Только что вернулся из Ясной Поляны,  где виделся и разговаривал с  Л.  Н.
Толстым.
  Здоровье Л.  Н.,  если судить по его внешнему виду, находится в прекрасном
состоянии:  живостью  и  мощью  веет  от высокой фигуры великого старца;  не
меньшей бодростью проникнуты и его речи.  Только однажды в течение беседы  с
уст Л. Н. сорвалась фраза:
  - Я теперь устал и занят!
  Чем занят Л.  Н.?  На днях  в  одной  из  московских  газет  проскользнула
заметка,  что Л.  Н.  работает над новым сочинением,  которое должно явиться
отражением всего его мировоззрения, сводом всех его мыслей. Это сообщение не
вполне  точно,  именно в той части,  где говорится о том,  что Л.  Н.  занят
"новым сочинением".  На самом деле он занят новой переработкой своего "Круга
чтения",  изложение  которого должно принять более строгий,  систематический
вид.  Л.  Н.  считает действительно "Круг чтения",  особенно  в  новой,  еще
неизвестной никому редакции,  лучшим воспроизведением своего миросозерцания.
Работе этой он придает большое значение и усиленно занимается ею,  не выходя
иногда из своего кабинета с утра часов до трех дня.
  - По двенадцати раз переписываю я одно и то же!  - говорил  мне  Л.  Н.  -
Писатель  должен  строго  относиться к своей работе и соблюдать в ней своего
рода целомудрие!..  Это, вероятно, будет уже моя последняя работа, - добавил
он.
  Современные писатели,  по  мнению  Л.  Н-ча,  относятся  к  своим   опытам
недостаточно критически и осмотрительно.
  - Нынче так много  писателей,  -  говорил  Л.  Н.,  -  всякий  хочет  быть
писателем!..  Вот  я уверен,  что среди почты,  которую только что привезли,
непременно есть несколько писем  от  начинающих  писателей.  Они  просят  их
прочесть,   напечатать...  Но  как  целомудрие  нужно  соблюдать,  так  и  в
литературе  следует  высказываться  лишь   тогда,   когда   это   становится
необходимым.  По моему мнению, писатель должен брать то, что не было до него
описано или представлено.  Как начинал писать я? Это было "Детство"... И вот
когда я писал "Детство", то мне представлялось, что до меня никто еще так не
почувствовал и не изобразил всю прелесть и поэзию детства.
  Далее разговор  коснулся той атаки,  которую повели известные круги против
Л.  Н. в связи с подготовлявшимся чествованием его юбилея. Наряду с угрозами
и  "бранью Л.  Н.  получает также и выражения искренней любви и сочувствия и
так отзывается на них:
  - Конечно,  это сочувствие очень приятно, но... у меня в молитве... Я ведь
составил себе молитвы,  которые припоминаю себе каждый день... Так вот там я
говорю: "Радуйся, когда тебя ругают!" Радуйся потому, что эта ругань, право,
загоняет тебя внутрь самого себя, заставляет в себе самом сосредоточиться...
  Сильно взволновало Льва Николаевича полученное им при мне письмо от одного
из  его  последователей,  Молошникова  (*2*),  привлекаемого   петербургским
окружным судом к ответственности за распространение брошюр Толстого.
  Оказывается, за последнее время случаи  привлечения  к  суду  "толстовцев"
участились.  Что касается отношения Л.  Н.  к юбилею, то близкие к нему лица
просят за выражение  его  мнения  считать  только  его  собственные  письма,
напечатанные  в  газетах,  а  не  анонимные  сообщения русских и иностранных
корреспондентов;  в письмах  же  Л.  Н.  высказывается  чисто  отрицательное
отношение к юбилею.
  Вообще в Ясной Поляне недовольны той неточностью,  которою иногда страдают
репортерские сообщения о Л.  Н.  Так,  недели две тому назад в одной большой
газете  появилось  изложение  содержания  новой  якобы  повести  Л.  Н.  под
заглавием "Отец Сергий" (*3*). В действительности повесть эта написана Львом
Николаевичем уже около шести лет тому назад.
  На праздниках Ясную Поляну посетили сын Л.  Н.,  писатель Л.  Л.  Толстой,
пианист Гольденвейзер и другие гости.  Не  так  давно  уехал  оттуда  Г.  С.
Петров.
  Снег вокруг деревни еще не совсем стаял и,  как везде в Тульской губ здесь
стоит настоящая весенняя распутица.  Это, однако, не мешает Льву Николаевичу
делать свои ежедневные утренние прогулки.

        "Комментарии"

  В. Булгаков. В Ясной Поляне. - Русские ведомости, 1908, 19 апреля, No 91.
  Валентин Федорович Булгаков (1886-1966) познакомился с Толстым 23  февраля
1907  г.  В  1908  г.  вновь  приезжал в Ясную Поляну,  будучи еще студентом
историко-филологического факультета Московского университета. В 1910 г. стал
секретарем Толстого.  Автор книги "Л.  Н. Толстой в последний год его жизни"
(М., 1957).

  1* 28 августа 1908 г.  Толстому исполнялось 80 лет.  В Москве и Петербурге
создавались юбилейные комитеты.  Это вызвало резкое недовольство мракобесов.
Печать  обошла  заметка "Лев Толстой и дикари" (Последние новости,  1908,  4
февраля,  No 18, и другие газеты), где говорилось о выходках против Толстого
тульских черносотенцев.
  2* Владимир Айфалович Молочников (1871-1936)  в  письме,  которое  Толстой
получил 10 апреля 1908 г.,  пересылал составленный по его делу обвинительный
акт. Толстой выразил желание сам поехать в Петербург и явиться на суд.
  3* Над повестью "Отец Сергий" Толстой работал в 1889-1891, 1895 и 1898 гг.


        ""Русское слово". Свой . В Ясной Поляне"

  С прилетом  певчих  птиц начался и усиленный приезд гостей в Ясную Поляну.
Каждый день кто-нибудь приезжает или с  каким-нибудь  "проклятым  вопросом",
или с томительной надеждой,  или просто чтобы проведать дорогого писателя. В
Ясной Поляне даже выработалось выражение: "гость пошел".
  И действительно,  прилив  гостей  в  Ясную  Поляну  за  последнее время не
оставляет желать большего изобилия.
  Третьего дня  съехалось  в Ясную Поляну столько гостей,  что,  пожалуй,  и
городничему не нашлось бы уже свободного места.  Гостили сестры Стахович, О.
Родзевская,   Н.  Сухотина,  А.  И.  Толстая  и  др.  (*1*)  Затем  приехали
изобретатель упрощенного способа цветной фотографии С.  М.  Прокудин-Горский
(*2*),   представитель  издательской  фирмы  "Свет"   П. Е. Кулаков   (*3*),
литератор П. А. Сергеенко и др.
  Прокудин-Горский и  Кулаков  приезжали  с  разрешения  Льва Николаевича со
специальной целью - сделать ряд цветных и  стереоскопических  снимков  Ясной
Поляны.
  Л. Н.  терпеливо и радушно отдавал себя в распоряжение фотографов  и  мило
подшучивал над одним любителем-фотографом:
  - Непременно заведу себе "браунинг". С "браунингом" меня еще не снимали.
  Но цветная  фотография  очень  заинтересовала  Л.  Н.  И  он несколько раз
заводил с г.  Прокудиным-Горским беседу о принципах и  возможностях  цветных
изображений.
  - Меня очень интересует, - сказал он, - как вам удадутся сделанные снимки,
потому  что цветная фотография принадлежит,  как мне кажется,  к такого рода
произведениям,  которые только тогда хороши,  когда  они  совершенны,  иначе
получается скорее тягостное впечатление, нежели удовольствие.
  И все время,  когда г.  Прокудин-Горский снимал Льва Николаевича, писатель
не переставал расспрашивать ученого-фотографа о различных перипетиях цветных
изображений.  И  видимо,  ему  доставляло  особенное  удовольствие,  что  г.
Прокудин  так  любовно и взыскательно относится к своему делу.  Сделано было
несколько десятков снимков.
  За вечерним  чаем  возник  и  захватил  всех  разговор  о молодом писателе
Леониде  Семенове  и  его  новой  повести,  присланной  Льву  Николаевичу  в
корректуре (*4*).  Л.  Н. с большим мастерством прочитал вслух одну главу из
повести, где описываются ужасающие этапы, проходимые приговоренными к казни.
Особенно потрясающи сцены,  в которых фигурирует гимназист,  приговоренный к
казни.  Прочитанный Львом Николаевичем отрывок  произвел  на  всех  глубокое
впечатление.  Некоторые не могли сдержать душивших их слез, хотя автор нигде
не прибегает ни к каким кричащим эффектам,  а все время сохраняет спокойный,
вдумчивый  тон  корректного  рассказчика,  который  боится  пересолить,  чем
недосолить.
  Заговорив после  чтения  с отеческою нежностью о молодом писателе,  Л.  Н.
подчеркнул это особенное свойство истинного  художника  держать  читателя  в
напряженной иллюзии, ни на мгновение не отталкивая его фальшивыми нотами.
  - И как не понимают этого некоторые из современных писателей,  - сказал Л.
Н.  с  блестевшими  от  влаги  глазами,  -  что первое и необходимое условие
всякого   художественного   произведения   есть   чувство   меры,    чувство
художественного такта.  И что за досада бывает: только отрешишься на секунду
от окружающей тебя обстановки  и  перенесешься  в  мир  иллюзий,  как  вдруг
какая-нибудь глупая,  фальшивая нота - и все очарование исчезло. И ничем уже
не вернешь его.
  Один из   гостей   заговорил   о   влиянии   толстовского   "Божеского   и
человеческого",  которое чувствуется в рассказе Л.  Семенова. Л. Н. горячо и
серьезно запротестовал:
  - Нет,  нет!  Минуя всякую скромность,  скажу, что нельзя и сравнивать мою
повесть с прекрасным рассказом Семенова (*5*).
  И Л.  Н.,  как тонкий  гастроном  о  вкусных  блюдах,  начал  с  аппетитом
приводить различные подробности из семеновской повести.
  - В истинном художественном произведении,  - сказал он, - нет пределов для
эстетического  наслаждения.  Что  ни  мелочь,  что ни строка,  то и источник
наслаждения.  Припомните,  как тонко отмечено одним летучим намеком  нервное
состояние  конвойного,  искусственная речь прокурора,  животно-детский страх
смерти в гимназисте и т. д.
  И Л. Н. еще долго и одушевленно говорил о молодом писателе.
  На другой  день  новые  посетители  и  просители.  Особенно   много   было
просителей.  И эта сторона жизни,  кажется, больше всего омрачает лучезарный
закат нашего великого писателя.
  - Я очень часто переживаю теперь,  - сказал он с грустной ноткой, - тяготы
богатых людей, не наслаждаясь положением богатого человека.
  И Л. Н. с комическими нотками в голосе рассказал историю о своей "пенсии".
  - Около двадцати лет назад, - сказал он, - я отказался от авторских прав и
от владения имуществом. Я как бы умер для собственности. Но оказалось, что я
умер не вполне.  Я написал несколько  пьес,  которые  идут  в  императорских
театрах.  Гонорар  за  эти пьесы - около семисот рублей в год - и составляет
мою "пенсию".  Как-то я хотел было отказаться и от этого  соблазна.  Но  мне
объяснили, что если я откажусь от гонорара за пьесы, то эти деньги пойдут ни
на что другое,  как на усиление балета!  Да,  да!  Вы не смейтесь,  я говорю
совершенно  серьезно.  Тогда я решил в сердце своем:  пускай уж лучше я буду
усиливать помощь беднякам, чем способствовать усилению балета...
  Молодежь с  веселым  смехом и шутками шумно спускается по лестнице,  чтобы
идти в парк и предаться состязанию  в  городки.  Л.  Н.  заражается  молодым
оживлением  и присоединяется к игрокам.  Все идут на площадку,  где очерчены
"городки".  Л. Н. распределяет играющих на две группы и, привешивая в руке с
игрецким   нетерпением   "швырок",   становится   в   позицию.  Всякий  удар
"противников" и соратников вызывает с  его  стороны  горячее  одобрение  или
удручающее восклицание.  Видно,  он весь в "городках". Наконец наступает его
очередь.  Л.  Н.  отставляет ногу, делает широкий размах и сильным движением
бросает  швырок  к  "городку".  Швырок,  гудя  и  свистя,  перелетает  через
"городок".
  - Ай!   -   вскрикивает  Л.  Н.,  точно  с  ним  случилось  несчастье.  И,
размахнувшись,  пускает новый швырок.  Но опять неудача.  Однако в следующую
очередь  Л.  Н.  успевает овладеть чувством расстояния и,  при общем дружном
крике, с треском выбивает из "городка" всю "пушку".
  Не верилось даже, что перед глазами был восьмидесятилетний старик, столько
переживший на своем веку...
  Но время все-таки,  кажется, хочет взять свое. Игра в городки в этот вечер
не обошлась даром Льву Николаевичу:  он чувствовал себя усталым и перед сном
сказал живущему в Ясной Поляне врачу Д. П. Маковицкому:
  - Сегодня я чувствую такую  усталость,  как  будто  я  уже  старик  и  мне
семьдесят лет...
  Какая дивная старость!

        "Комментарии"

  Свой. В Ясной Поляне, - Русское слово, 1908, 24 мая (6 июня). No 119.
  Свой - псевдоним П.  А.  Сергеенко.  О Сергеенко см.  ком. к интервью 1906
года. Сергеенко был в Ясной Поляне 21-22 мая 1908 г.

  1* Сестры М.  А.  Стаховича - Мария Александровна, в замужестве Рыдзевская
(1866-1924)   и   Софья   Александровна  (1862-1942),  Ольга  Константиновна
Рыдзевская  -  дочь  Марии  Александровны;   Наталия   Михайловна   Сухотина
(1882-1926) - дочь М. С. Сухотина; Анна Ильинична Толстая (1888-1964) - дочь
Ильи Львовича Толстого,
  2* Сергей Михайлович Прокудин-Горский (1868-?),  ученый химик,  специалист
по цветной фотографии.  Снятая  в  этот  день  цветная  фотография  Толстого
впервые  опубликована  в  журнале  "Записки  русского технического общества"
(1908, август).
  3* Петр    Ефимович    Кулаков,   крымский   помещик,   основатель   фирмы
"Стереографическое издательство "Свет".
  4* Рассказ Леонида Дмитриевича Семенова-Тян-Шанского (1880-1917) "Отрывки"
("Смертная  казнь").  Толстой  рекомендовал  его  для  напечатания  издателю
"Вестника Европы" М. М. Стасюлевичу.
  5* Слова  Толстого  подтверждены  записью  Маковицкого:  "В  "Божеском   и
человеческом"   описание   того,  что  переживают  в  душе  приговоренные  и
исполняющие  приговор,   несравненно   ниже,   чем   у   Леонида   Семенова"
(Яснополянские записки, кн. 3, с. 95).


        ""Петербургская газета". К. В. Л. Н. Толстой и дети"

  Один из последних посетителей Ясной Поляны, на днях возвратившийся оттуда,
поделился  с нами своей беседою с Л.  Н.  Толстым,  касающейся исключительно
школ и нравственного воспитания детей.
  "С понятным волнением я подъезжал утром 16 августа к Ясной Поляне.
  Всякие приемы  посетителей  были  отменены  даже  для  близких   ко   Льву
Николаевичу лиц;  только накануне состоялся консилиум,  признавший положение
больного очень трудным (*1*).
  Я было  отказался  от  своего  намерения  увидеть Льва Николаевича и хотел
ограничиться разрешением осмотреть  усадьбу,  сорвать  цветы,  которыми  Лев
Николаевич и больной любуется из окна.
  Я вошел  в  известную  многим  небольшую  переднюю  с  широкими  ясеневыми
библиотечными шкалами.
  Здесь меня встретил молодой приветливый секретарь Льва Николаевича (*2*).
  Узнав, что  я  приехал издалека,  с целью услышать от Льва Николаевича его
взгляды  на  нравственное  воспитание  крестьянских  детей,  он  не  решился
отпустить меня.
  - Льва Николаевича больше взволнует,  если вы уедете,  не повидав его, чем
если он поговорит с вами.
  Постарайтесь, чтобы говорить с ним не пришлось долго, - он устает.
  Не прошло 10 минут, как я был приглашен подняться к Льву Николаевичу.
  Через кабинет и небольшую проходную комнату я прошел к Льву Николаевичу.
  Шторы приспущены, в спальне полумрак.
  На простой кровати, под простым одеялом, полулежал приподнятый на подушках
Лев Николаевич.
  Приветливо, словно давнишнему знакомому,  протянул Лев Николаевич  руку  и
указал на стул около круглого столика у изголовья,  на который сын его М. Л.
поставил стакан кофе.
  Льву Николаевичу только что поставили максимальный термометр.
  Мих. Львович вышел, мы остались одни.
  Круто изменился за четыре недели болезни Лев Николаевич.
  Лицо исхудалое, исхудалые руки, осунувшийся, приблизившийся к своим годам,
которых никто не давал ему до болезни.
  Изменили, дали ему изможденный образ,  те страдания, которые он испытывает
во время болезни и на которые никому не жалуется.
  Щемило сердце и все же - явление,  которое испытали многие, - сидишь около
Льва Николаевича и чувствуешь, словно сидел у него каждый день и прежде.
  Лев Николаевич взглянул мне в глаза.
  Мы встретились.  Светлые,  полные  ясной  жизненной правды,  прозорливые и
пронизывающие глаза его.
  В них  горит еще столько жизни,  что можно верить,  что Лев Николаевич еще
много лет проработает и даст яркий  свод  своего  учения,  откроет  полно  и
доступно всем свое миросозерцание.
  Я сказал о цели своего прихода к нему.
  Передаю, что говорил Лев Николаевич, опуская некоторые подробности:
  - Тот главный предмет воспитания -  религиозный,  вами  неверно  названный
нравственным,  важен не только  крестьянских детей,  но для всех детей,
детей русских, немецких, французских, американских.
  Еще минувшею зимою,  во время занятий в яснополянской школе, я читал детям
в выдержках составленный мною "Детский круг чтения",  и понятия  о  Боге,  о
правде,  о назначении человека, сообщенные им без фальши, детьми были хорошо
у