ка? - у Холмогорова тотчас перед глазами
возникло видение: дом из красного кирпича, абсолютно нежилой
с виду, заколоченные ставни, закрытые на замок ворота.
       Подобные   дома  обрастают  легендами,  их  стараются
обходить стороной. - Пасечник у вас легендарная личность?
      -  Он  -  самая  настоящая легендарная  личность,  его
фамилия, между прочим, Жандармов.
     - Звучит немного необычно, - признался Холмогоров, - но
я знаю людей с фамилиями Губернаторов, Бургомистров, Небаба.
      -  Отец  проследил  генеалогию многих  семей  в  нашем
городе.  Так  вот  он  рассказывал,  что  Жандармов  -   это
исковерканные  французские  имя  и  фамилия,  кажется,   они
вначале  звучали Жан Жодэн. Предок нашего пасечника  остался
здесь, когда Наполеон отступал с войсками. Раненный в  ногу,
он  не мог дальше идти, прибился к местной одинокой женщине,
та его выходила...
      Неподалеку от Регины и Холмогорова остановился мужчина
в  длинном сером плаще и в серой шляпе. Такую одежду  вполне
могли  носить  и  пятьдесят лет тому назад, и  двадцать.  Он
стоял спиной к беседующим и прислушивался, не скрывая этого.
     - Пойдемте, Регина, отсюда, здесь слишком много народу.
     - Куда? - спросила женщина.
     - Хотя бы к реке.
     - Нет, я туда не хочу.
     - Почему?
      -  Лишь  вспомню об утопленнике, которого притащили  в
сарай, мне становится не по себе.
      -  Регина,  успокойтесь, сами  утопленники  не  ходят,
!.oblao  их  не  стоит.  Поверьте мне,  они  ничего  плохого
сделать не могут.
      Вскоре  они  были у реки, на высоком  обрыве.  Сумерки
скрывали горизонт, кое-где горе-, ли огни, далекие,  похожие
на звезды.
      -  Все  уйдет  под воду. Отец себе места  не  находит,
говорит, это безрассудство.
      С  противоположного берега реки донесся  гул,  и  лишь
после этого Холмогоров и Регина увидели вереницу огней.
     - Скреперы едут, - сказал Холмогоров.
     - Вскоре там можно будет лишь на лодке плавать.
     - Когда произойдет затопление?
      - Скоро реку перекроют: недели через две. Всех жителей
из деревень уже выселили, каждый день вертолеты кружат.
      Мужчина  и  женщина  стояли на обрыве,  вглядываясь  в
сумрачную даль, призрачную и пугающую.

                          Глава 14

      Самсон  Ильич  Лукин  и два его  напарника  спешили  в
белорусский город Борисов так, словно их там ждали  накрытые
столы.  Им  и  в  голову не могло прийти,  что  человека,  к
которому  они  спешат, уже нет в живых. Двух  телохранителей
Лукин   взял   у  Павла  Изотовича,  тот  сам   настоял   на
сопровождении.  Оклад  -  вещь  дорогая,  в   дороге   может
случиться всякое.
     - Не бойся, - сказал Павел Изотович, - на твой бизнес я
не  посягаю,  твое останется тебе. Ребята они  тертые.  Если
нужно  будет кого-нибудь прижать, они из него душу вытрясут.
Документы у них подлинные, с моим участием сделанные, оба  -
помощники  депутатов  Государственной  думы.  Так  что  будь
спокоен,  ни  одна свинья придраться к ним не сможет.  И  на
оружие документы у них имеются.
      Лукин  не упрямился, понимая, что Павел Изотович,  как
обычно,  прав. Джип тоже был из конюшни олигарха, далеко  не
худший,  связь с "большой землей" имел надежную,  не  только
сотовую,   но   и  космическую.  Портфельчик  с   раскладной
параболической  антенной лежал на заднем сиденье,  прикрытый
плащом Лукина.
     - Вы, ребятки, так не гоните, жизнь-то у каждого одна.
       -   Мы   всегда  так  ездим,  по-другому  не   умеем.
Безопасность гарантируем."
      -  Смотрите, вам виднее. Охранники повиновались Лукину
беспрекословно. Чуть меньше тысячи километров  для  хорошего
автомобиля не расстояние, водители менялись через каждые два
часа.   Даже  самолетом  путешествовать  было  бы   не   так
комфортабельно,  как  на  роскошном  джипе.   Самсон   Ильич
несколько раз вытаскивал из кармана пиджака свой потрепанный
блокнот и читал заветный адрес Пацука. Ему казалось, что  он
выучил каждую букву, каждую цифру.
      Когда  переехали мост через Березину,  Лукин  попросил
остановить  машину. Он выбрался на обочину, размял  затекшие
ноги,   потянулся,   осмотрелся   вокруг,   втянул   воздух,
прохладный, уже осенний.
     - Как здесь хорошо, благодать да и только!
      -  Хозяин,  - обратился Лукин к владельцу старомодного
велосипеда, - как нам на Садовую улицу заехать?
      - Садовая? - задумался абориген в телогрейке, постучал
сапогом  по  колесу  велосипеда, плюнул под  ноги,  а  затем
неопределенно махнул рукой в сторону болота. - Вам туда надо
ехать,  там у кого-нибудь и спросите. Здесь ее нет, -  мужик
смотрел себе под ноги.
     "Деревенщина неотесанная!" - подумал Лукин, подбрасывая
на ладони дорогую зажигалку.
      Мужик  оторвал  взгляд от сапог и  принялся  созерцать
автомобиль.
     - Значит, хозяин, ты не знаешь, где такая улица?
     - Черт ее знает, где она? Но что есть такая, это точно.
Езжайте через весь город, там ее и отыщите.
     - И на этом спасибо. Едем!
       Джип   плавно  тронулся  и  легко  разогнался.  Лунин
оглянулся  на  мужика  с велосипедом.  Тот  провожал  машину
взглядом, приложив ладонь ко лбу.
       Минут   через  двадцать  отыскалась  Садовая   улица,
оказавшаяся  грунтовым проселком. Единственный дом,  стоящий
на ней, был обозначен почему-то цифрой 9.
      "Ив  самом деле Пацук живет неплохо, - подумал  Самсон
Ильич, разглядывая основательный дом с новой железной крышей
и выбираясь из машины. - Только место невеселое".
      - Пойдешь со мной, - сказал он одному из охранников. А
ты жди в машине.
     - Понял, - ответил шофер, раскуривая сигарету.
      Охранник  открыл  калитку,  пропуская  Лукина  вперед.
Залаял пес, огромный, рыжий. На крыльце появилась женщина  в
черном платке.
      - Здравствуйте вам, - привычно ласково сказал Лукин. -
Мне бы Кузьму увидеть.
      Лицо  женщины исказила гримаса, губы задергались,  она
ладонью закрыла лицо.
     - Нету моего кормильца, нету!
     - Где он?
      -  Два  дня, как похоронили соколика нашего.  "Что  за
ерунда?" - подумал Самсон Ильич, приближаясь к женщине.
      -  Я с ним разговаривал совсем недавно по телефону, он
меня приглашал.
      -  Приглашал,  -  нараспев произнесла  женщина,  -  на
кладбище мой муженек, царство ему небесное, земля ему пухом.
     Самсон Ильич перекрестился мелко, по-воровски.
     - А вы кто же будете? - спросила женщина, поглядывая на
шикарную машину.
     Самсон Ильич Лукин умел произвести нужное впечатление.
      -  Мы  с  Кузьмой  -  старые приятели.  Что  ж  с  ним
приключилось такое?
     - Ох, и не спрашивайте. Как вспомню, так сразу сознание
теряю,  на  ногах  стоять не могу. Вы в дом проходите,  люди
добрые.
     Самсон Ильич снял кепку, вошел в дом. Охранник двинулся
следом.   Женщина  усадила  гостей.  Самсон  Ильич   молчал,
/.-(,  o,  что  женщина  сама  сейчас  расскажет  все,   что
посчитает нужным.
     - Вы-то мужа моего давно знаете?
      -  Давненько,  -  произнес Лукин. - Мы  с  ним  старые
друзья,  можно  сказать,  по несчастью,  -  многозначительно
добавил он.
      "По  несчастью" Лукин произнес веско,  так  произносят
заветный  пароль,  на который понимающий человек  среагирует
тотчас.
     - Уж не в тюрьме ли вы с ним сидели?
     - Было такое дело, - сказал Лукин. - Там познакомились,
там  и  подружились, - употреблять тюремный жаргон Лукин  не
любил.
      Хозяйка  дома сидела, положив руки на колени,  и  мяла
носовой  платок. Лукин судорожно пытался вспомнить имя  жены
Кузьмы Пацука, напряженно морщил лоб, шевелил губами.
     "Как же ее Кузьма называл? А, вспомнил - "моя баба"".
     - Извините, пожалуйста, - произнес Лукин, - запамятовал
ваше имя и отчество.
     - Анна Ивановна я, Анна Ивановна Пацук.
      -  Очень приятно. Самсон Ильич. Может, Кузьма вам  обо
мне рассказывал?
      -  Сейчас не вспомню, может, и говорил, - женщина вела
себя осторожно, словно подозревала подвох.
      И тут случилось совершенно неожиданное для нее. Самсон
Ильич  запустил  руку во внутренний карман  пиджака,  извлек
портмоне, переложил его себе на колени.
      - Анна Ивановна, мне, конечно, неудобно.., примите мои
соболезнования. Не хочу вас тревожить, расспрашивать, что да
как,  понимаю,  вам очень больно. У нас,  Анна  Ивановна,  с
вашим  мужем дела были, - Самсон Ильич взглянул  вначале  на
бумажник,  затем  на двойной портрет в деревянной  рамке,  с
которого  вот уже тридцать лет улыбались всем приходившим  в
дом  Пацук  и его супруга. - Я Кузьме деньги задолжал...  Он
слово  с меня взял, говорил, отдашь лично мне, Христом Богом
прошу, мне и никому больше.
     Анна Ивановна Пацук подалась вперед, пальцы ее замерли,
перестали мять носовой платок, глаза жадно блеснули.
     - Кормилец мой! - воскликнула женщина. - Это же столько
денег  на  похороны ушло. Ты ж не знал и не гадал, что  тебя
хоронить  придется,  такого молодого, здорового!  Ничего  не
откладывал, я по людям ходила, по соседям денежки  собирала,
чтобы похоронить по-человечески.
       Лукин  картинно  медленно  развернул  бумажник,   как
священник разворачивает Псалтырь.
      -  Не  очень  много я Кузьме должен был, вряд  ли  это
поправит ваши дела, Анна Ивановна, но долг платежом  красен.
Кстати, как это случилось?
      И  тут  женщину прорвало. Она подумала,  что  если  не
расскажет, то и денег, возможно, не получит. Даст ей заезжий
богач каких-нибудь десять долларов, а остаток себе присвоит.
И  она  рассказала все, что ей было известно.  Самсон  Ильич
иногда  деликатно  задавал  вопросы,  сокрушенно  кивал,  не
забывая  открывать  и закрывать пухлый  бумажник.  Время  от
"`%,%-(  он  прикладывал  рукав  пиджака  к  глазам,  словно
вытирал слезы. Щеки у него подрагивали, губы кривились.
      - Да уж, не думал и не гадал, что так сложится судьба.
Дела  мы  с  вашим супругом, царствие ему небесное,  большие
делали.  Жаль, придется теперь одному, вдвоем-то  сподручнее
было, Анна Ивановна.
      -  Какие дела? - спросила женщина. Руки Лукина наконец
перестали  закрывать и открывать портмоне, он вытащил  пачку
денег  - двести долларов десятками, аккуратно положил деньги
на край стола. Анна Ивановна посмотрела на деньги.
     - Берите, они теперь ваши. Нет Кузьмы - отдам вам, все-
таки вы жена его.
     Деньги мгновенно исчезли в руке женщины, словно их и не
было  на  столе.  Она  тут  же  поднялась,  вышла  в  кухню,
вернулась с тарелкой, на которой лежало порезанное мясо, и с
бутылкой  водки. Поставила все это на стол,  принесла  хлеб,
рюмки.
      -  Какие дела у вас с моим Кузьмой были? - деньги  она
уже  пересчитала  в  кухне, и сумма ее убедила  в  честности
Лукина.
      -  Обещал он мне старую икону продать в окладе, я  ему
хорошие  деньги  посулил. Сказал: "Приезжай,  Самсон  Ильич,
поживешь  у  меня, погостишь, на рыбалку съездим.  Билет  до
Москвы  дорогой,  мне самому накладно  мотаться".  Вот  я  и
приехал.
      -  - Икону в окладе? - изумилась женщина. Взглянула на
икону,  дешевую,  бумажную, за стеклом.  -  Не  было  у  нас
никаких окладов.
      -  Может, он вам, Анна Ивановна, и не сказал,  сюрприз
хотел сделать?
      -  Говорил  он  мало, - призналась  Анна  Ивановна,  -
нелюдимый был. Но уж если обещал, то выполнял обязательно.
     - Значит, вы ничего не знаете об иконе и об окладе?
     - Ничего.
      Лукин подозревал, что убили Кузьму Пацука именно из-за
оклада. Но кто мог прознать про его ценность, если сам Пацук
о  ней  и  не подозревал? "Проговорился Пацук, что  ли?  Вот
придурок, язык бы ему отрезать!"
     Выпив рюмку водки, Анна Ивановна встрепенулась:
      - Погодите, Самсон Ильич, у Кузьмы чемоданчик есть. Он
мне  никогда в него даже заглянуть не позволял. Сейчас я его
принесу. А что, действительно хорошие деньги вы ему обещали?
     - Хорошие, - сказал Лукин, и его глаза заблестели.
       Анна   Ивановна   вспомнила  о   пятистах   долларах,
обнаруженных  во  внутреннем  кармане  пиджака  мужа,   того
пиджака, в котором и был похоронен Кузьма Пацук три дня тому
назад.  Она  быстро  отправилась в  спальню  и  вернулась  с
небольшим чемоданчиком черного цвета.
      -  Знакомый чемодан! - воскликнул Лукин, поднимаясь со
своего места.
      Чемоданчик  по размерам был таким, что  оклад  в  него
вполне  мог  вместиться. Но Анна Ивановна уже заглядывала  в
него  в  тот  день, когда погиб Пацук, сразу  после  отъезда
милиции,  и  знала,  что ни оклада,  ни  денег  в  нем  нет;
/.a+%$-%% обстоятельство ее очень расстроило.
      Она положила чемодан на стул, тяжело вздохнув, открыла
крышку:
     - Посмотрите, может, здесь?
      В  чемодане  оказалось  несколько  старых  газет,  два
зачитанных  журнала,  Уголовный кодекс  РСФСР  образца  1988
года,  топографическая карта Борисова  и  его  окрестностей,
карта  потертая, в пятнах, такими обычно пользуются  рыбаки,
грибники или туристы. Лукин вытаскивал одну вещь за  другой,
бережно  расправлял на столе, рассматривал  и  откладывал  в
сторону.
       Наконец  он  взял  в  руки  топографическую  карту  и
развернул ее. Голова Лукина была низко наклонена, поэтому ни
охранник, ни вдова Пацука не заметили, как заблестели  глаза
Самсона Ильича. Это было именно то, что он искал, - карта  с
пометками.   Сердце   Лукина   екнуло,   когда   он   увидел
нарисованный возле болота маленький крестик, по форме точь-в-
точь  напоминавший тот, который он купил у Пацука.  Рядом  с
ним  был  нарисован прямоугольник. "Оклад!" -  решил  Самсон
Ильич.
     - Хорошие места для рыбалки Кузьма выбирал.
      -  У  него  и  лодка  была, но пропала,  -  призналась
женщина.  -  И поднялась же у кого-то рука украсть  лодку  с
новеньким мотором у покойника!
     - Люди у вас здесь злые какие-то!
      -  И  не  говорите,  Самсон Ильич. Священника  недавно
убили, зверски, топором зарубили! Не одна я горюю.
     - Часто у вас людей убивают?
     - Бывало, по пьяни или случайно на дороге машиной кого-
нибудь  сшибут, но это же не убийство, а несчастный  случай.
Подобных же зверств никто не припомнит.
      -  Священника,  говорите, убили? - переспросил  Самсон
Ильич.
     - Да, Михаила Летуна.
      В  голове  у  Лукина слова сразу же связались  в  одну
цепочку: крест, оклад, священник.
     - Тенденция, однако, - произнес он.
     - Что-что вы говорите?
     - Хороший священник был?
      - Очень хороший, - сказала женщина. - От пьянства воду
святую давал, заговоренную: кто воды выпьет, тот водку  пить
бросает.  Правда,  моему Кузьме не очень  помогло.  Поначалу
действовало,  а  потом  он обозлился. Отец  Михаил  говорил,
чтобы  Кузьма в церковь пришел, но, как я ни старалась,  как
ни  уговаривала,  муж  лишь  смеялся.  Зря  я  на  своем  не
настояла; может, ходи он в церковь, все по-другому  в  жизни
сложилось бы.
      -  Да,  все  в  руках  Божьих,  -  пробормотал  Лукин,
поглядывая на карту.
     Выпив вторую рюмку и закусив, Самсон Ильич взял женщину
за  руку, посмотрел ей в глаза - так вкрадчиво смотреть умел
только он.
     - Анна Ивановна, с Кузьмой мы в тюрьме как братья были.
Он за меня вступался, я за него, жили душа в душу. Жизнь там
bo&%+ o, скажу вам честно. Подарите мне чемоданчик, а?
      Я  человек немолодой, сентиментальный, буду иногда его
доставать, смотреть, Кузьму вспоминать.
     Женщина растерялась, боялась прогадать. На ее взгляд, в
старом чемодане ничего ценного не было.
      -  Забирайте,  -  сказала она и тут  же  скороговоркой
добавила:
      -  Кузьма очень им дорожил. Очень дорожил, - повторила
она, сделав ударение на слове "дорожил".
      -  Раз  дорожил, то ничего не поделаешь, -  усмехнулся
Лукин,  доставая  портмоне. - Еще  пятьдесят  долларов  могу
дать, самому сейчас трудно. По машине не судите, не моя она.
Кузьма мне как брат был.
      Пятьдесят долларов сделали свое дело. Охранник смотрел
на  Лукина восхищенно. Вдова Пацука готова была руки  Лукину
целовать.  Самсон  Ильич  аккуратно  закрыл  чемоданчик,  но
охраннику его не отдал, вышел, неся его под мышкой.
      -  Вы еще женщина молодая, жизнь свою устроите. Кузьма
вам дом оставил, машину.
      Женщина  завыла,  решив,  что  все  же  продешевила  с
чемоданчиком.
     Лукин уже садился в машину.
      -  Поехали  быстрее! - зашептал он, закуривая  дорогую
сигарету.
     Массивный джип развернулся прямо возле дома и умчался в
сторону города.
     "На кой черт ему чемоданчик сдался? Врет он, что другом
Кузьме был".
       Анна   Ивановна  Пацук  разжала  вспотевшие   пальцы.
Пятидесятидолларовая бумажка уже стала  влажной,  и  женщина
заспешила  в  дом, чтобы понадежнее спрятать деньги.  "И  то
хлеб,  - думала она, закрывая дверь. - Сам бы Кузьма  деньги
ни  за  что мне не отдал бы, а тут прямо как с куста  взяла.
Может,  еще кто приедет, долг отдаст? Интересно, где это  он
пятьсот  долларов заработал? А если убил кого  или  зарезал?
Если и убил, не мое это теперь дело. О деньгах ничего никому
не скажу и о мужике, который приезжал, тоже - ни гу-гу. Буду
молчать, так оно надежнее".
       Лукин  и  два  его  охранника  поселились  в  местной
гостинице.  Лукин получил ключи от номера "люкс",  охранники
заняли  двухместный  номер  за  стенкой.  После  зоны   даже
районная гостиница казалась Лукину подобием рая - телевизор,
кровать  с  чистым бельем, небольшая уютная ванная  комната.
Лукин  закрылся  в  номере  и  попросил  охранников  его  не
беспокоить.
     Он разложил карту Кузьмы Пацука на столе и, водрузив на
нос  очки,  принялся  ее  изучать. Он  рассматривал  ее  так
внимательно, как больной рассматривает рентгеновский  снимок
своих  внутренних органов. Самсон Ильич надувал щеки, морщил
лоб,   тер  седой  затылок,  разгадывая  чужие  пометки   на
топографической   карте.  "Город,  река,  старица,   болото,
дамба..."
        Кузьма,    как   бывший   военный,   был   человеком
обстоятельным.  Изучив карту, Лукин спрятал  ее  в  дорожную
ac,*c и дважды постучал в стенку.
     Охранники появились тотчас.
      -  Вот что, ребятки, - сказал Лукин, - нужны резиновые
сапоги для всех нас, у меня сорок пятый размер. Также  нужна
лодка,  желательно с мотором. Найдите какого-нибудь местного
аборигена  и договоритесь, чтобы завтра утром он нас  отвез.
Это километров семь от города.
     - Вверх или вниз по течению? - осведомился охранник.
      -  Какое  ему  до этого дело? Идите в магазин,  купите
сапоги, пару лопат.
     - Что еще надо?
       -   Купите  минеральной  воды  и  еды.  Завтра  утром
отправимся.  А я пройдусь по городу, посмотрю, чем  они  тут
дышат.
      Лукин  покинул  гостиницу  вместе  с  охранниками.  Те
направились к местному универмагу. Лукин же пересек  площадь
и  двинулся  к  базарчику. Новости лучше всего  узнавать  на
базарах, в банях и ,в камерах предварительного заключения  -
там  люди становятся словоохотливыми. Но оказаться в милиции
Самсону  Ильичу не хотелось, баня его тоже не прельщала,  он
знал способ лучше. Лукин дорогу не спрашивал, карту Борисова
и окрестностей выучил наизусть.
      Самсон  Ильич отыскал пивнушку неподалеку от  вокзала,
вошел  в  накуренное  помещение. У крыльца  сгрудились  пара
мотоциклов, полдюжины велосипедов, все с буханками  дешевого
формового  хлеба на багажниках. Народу в пивнушке  собралось
уже  изрядно. Самсон Ильич поменял в гостинице русские рубли
на  белорусские  деньги  и теперь с  бокалом  пива  в  руках
осматривался по сторонам.
       У  окна  в  углу  одиноко  стоял  скучающий  мужик  с
"Беломором"  в зубах и с почти пустым бокалом; допивать  его
он не спешил, на второй, наверное, уже не хватало денег.
        -    Разрешите   составить   компанию?   -   любезно
поинтересовался Лукин.
     - Становитесь, - мужчина отодвинулся в угол.
      -  Что-то у вас в городе неладно, - хлебнув не в  меру
пенистого пива, произнес Лукин, - про какие-то убийства  все
гов