атую  стену,  перегнулся  пополам.  Его  рвало,
буквально  выворачивало наизнанку,  он  кашлял,  не  успевал
вдохнуть и вновь корчился.
      Холмогоров прикоснулся к Пацуку. Тот был уже холодным,
хотя руки еще не успели окоченеть. Он подошел к верстаку, на
котором  лежала  белая,  перепачканная  с  одной  стороны  в
ржавчину   материя.   Не  прикасаясь  к   ней,   внимательно
рассмотрел.
      "Та  самая,  на  которой  отец  Михаил  фотографировал
оклад".
      Она  еще  хранила  форму оклада,  который  был  в  нее
завернут:  чуть вытянутые четыре уголка, в них темные  следы
серебра.
      Советник патриарха вышел наружу. Цирюльник уже немного
пришел  в  себя, сидел на корточках и тяжело дышал, прижимая
ладони к горлу.
     - Это Пацук?
     Церковный староста кивнул.
     - И Стрельцов?
     - Да, - выдавил он из себя. - Надо жене сказать.
      -  Сперва  надо вызвать милицию, - Холмогоров  вытащил
телефонную трубку и сообщил в отделение, что он и  церковный
староста обнаружили два трупа.
      По тропинке к сараю, покачиваясь, шла жена Пацука, уже
понявшая, что произошло, но боявшаяся услышать об этом.  Она
вопросительно посмотрела на Холмогорова.
     - Вам этого лучше не видеть, - мягко сказал он.
      -  Я  знаю,  я  чувствовала, - прошептала  она.  -  Он
повесился?
     - Да.
      -  Он так переживал в последние дни... Женщина добрела
$. сарая, постояла у двери, боясь заглянуть внутрь.
     - Лучше вам этого не видеть, - повторил Холмогоров.
     И жена Пацука послушно опустилась на лавку.
      -  Почему? Почему? - тупо спрашивала она,  ни  к  кому
конкретно не обращаясь.
      Вскоре  приехала  милиция.  На  этот  раз  уже  не  на
мотоцикле  с  коляской,  а  солидно,  на  новеньком  "Опеле-
Вектра",  вероятно конфискованном, потому как на крыше  была
прикручена старая мигалка, наверняка от добитых "Жигулей", -
трещины  в пластмассе были залеплены скотчем. Последний  раз
взвыла сирена, мигалки так и остались гореть.
      Майор Брагин, начальник райотдела милиции, выбрался из
автомобиля  последним. Он хоть и был  довольно  молодым,  но
держался    с    солидностью   пятидесятилетнего    мужчины,
занимающего ответственную должность. Коллеги без него ничего
не предпринимали.
     Подумав, Брагин сунул церковному старосте руку, даже не
сжал пальцы, но обозначил приветствие кивком. На Холмогорова
майор  посмотрел  без  особой любви, но  с  уважением.  Тоже
кивнул.   Должность  Холмогорова  для  милицейского   майора
представлялась абсолютно непонятной. Вроде бы тот ни за  что
не отвечает, людей в подчинении у него, судя по всему, нет.
      Еще  по  военным  фильмам  майор  Брагин  помнил,  что
советники были у командующих армиями, фронтами, у королей  и
императоров, даже у действующих президентов существует целый
штат   советников.  "Хрен  его  знает,  что  советник  может
нашептать на ухо своему шефу!"
      Отлучения  от церкви майор не боялся, он даже  не  был
крещеным,  хотя  на  праздники в последние  годы  в  церковь
зачастил. Все местное начальство туда ходит, значит,  и  ему
положено.
      Свечку  в  храме майор держал так, как  держат  рюмку,
креститься   же   его   научил  председатель   райисполкома,
солидный, вечно потный мужчина.
      "Принес  тебя  черт  в наши края!  Сидел  бы  в  своей
Москве",  -  подумал  Брагин,  разглядывая  черное   одеяние
Холмогорова  и аккуратную бороду. Его брюки, ботинки  являли
собой  образец аккуратности, словно мужчина сошел с  обложки
глянцевого журнала.
      Брагин  посмотрел на собственные башмаки,  на  помятые
брюки с вытянутыми коленями.
      "Столичная штучка, - подумал он, - при случае  я  тебе
покажу, кто в доме хозяин".
      -  Натоптали, наследили, не знаете, что  ходить  здесь
нельзя, не положено! А еще люди образованные, называется.
      -  Не  зашли  бы мы в сарай, ничего бы  не  увидели  и
вызывать  милицию  было  бы некому, - пробормотал  церковный
староста.
      -  Сержант,  а ты что рот открыл, мух ловишь?  Огороди
место,   всех  посторонних  -  вон  отсюда,  сейчас  приедут
эксперты.
      Майор Брагин был горд, что может сказать "огороди".  В
июле вместе со старым компьютером райотдел получил из Минска
двести  пятьдесят метров ярко-желтой ленты. Ею  торжественно
.#.`  &("  +( места происшествий, но перед отъездом  милиции
аккуратно сматывали: оставь такую ленту на ночь - ее утащат.
Сержант  натянул ленту, привязывая ее где  к  кусту,  где  к
дереву; возле тропинки, не найдя естественной опоры, воткнул
грабли черенком в землю. На грабли тут же села старая ворона
и трижды громко каркнула.
      -  Прогони  сволочь! - рявкнул раздосадованный  майор,
трижды плюнув через левое плечо.
      Его  рука сама потянулась к кобуре, спрятанной, как  у
сотрудников спецслужб, на кожаных ремнях под пиджаком.
     Если бы не посторонние, майор Брагин пульнул бы в птицу
не  задумываясь, только перья полетели бы в разные  стороны.
Но стрелять в черте города, при церковниках он не отважился.
Запустив  руку  под  полу  пиджака, майор  устыдился  своего
порыва  и  почесал  бок.  Ворона издевательски  разглядывала
милиционеров,  почесывая клюв лапкой, потом лениво  замахала
крыльями,  с  криком  сорвалась с  грабель  (те  зашатались,
задрожали)  и сделала вираж. Все присутствовавшие  провожали
ее взглядом.
      Ворона  совершила задуманное со второго захода:  птица
произвела точное "бомбометание".
       Помет  угодил  сержанту  на  фуражку,  широкую,   как
аэродром.  Сержант  стоял неподвижно, боясь  снять  головной
убор.
      -  -  Приведите  себя  в  порядок,  -  буркнул  майор,
довольный  тем, что ворона не рискнула нагадить на  старшего
по  званию.  Никто  из  милиционеров не рискнул  засмеяться,
ситуация не располагала к веселью.
      Братин  лишь из любопытства заглянул в сарай,  поцокал
языком   при  виде  распухшего  утопленника,  посочувствовал
Пацуку.
      -  Вот те на, - сказал он, - жил человек, жил, а потом
сунул  голову  в  петлю и даже не сказал "прощай",  -  затем
громко добавил:
     - До прибытия криминалистов никому в сарай не входить!
      Мрачный  сержант сидел на корточках  и  пытался  снять
куском  старой газеты вороний помет с фуражки, но тот только
размазался.  Лишь только милиционер собрался перебраться  на
мостки,  чтобы отмыть головной убор в речной воде,  как  его
окликнул Брагин:
      -  Сержант, успокойте гражданку, чтобы с ней ничего не
случилось.
      Сержанту пришлось взять жену Пацука под руку и повести
в дом.
      -  Если  человек вешается, - глубокомысленно  произнес
Брагин,   -   значит,  или  жена  его  довела,  или   другие
родственники.  Так  как  у  Пацука  других  родственников  в
Борисове нет, значит, жена.
     - Если он сам повесился, тогда каким образом появился в
сарае   утопленник,  -  осторожно  заметил   Холмогоров,   -
Стрельцов?
      -  Вы точно установили его личность? - поинтересовался
майор.
      -  Я его первый раз вижу, но абсолютно уверен, что это
.-.
     Цирюльник подтвердил:
      -  Он, Стрельцов, я его несколько раз прежде видел, он
рядом с моей племянницей живет.
      -  Странно, - сказал майор и поджал пухлые губы, затем
строго посмотрел на Холмогорова. - Странная вещь получается,
товарищ советник, как только труп в нашем городе появляется,
так вы его первым находите. Странно это, однако...
       Андрею  Алексеевичу  хотелось  сказать,  что   ничего
странного  в  этом  нет:  если человек  стремится  распутать
убийство,  то он и движется по следу убийцы. А ежели  искать
несуществующих  сатанистов, то следствие и в будущем  станет
топтаться  на месте. Но втолковывать милицейскому начальству
прописные истины не хотелось - бесполезно.
     У Цирюльника задрожали губы:
     - Анатолий Павлович, уж не думаете ли вы...
     - Нет, не думаю, - оборвал его майор, - я анализирую, -
он  запустил  руки  в карманы широких милицейских  штанов  и
покачался  на цыпочках. - Хрен знает, что в городе делается!
Сатанисты  проклятые, житья от них нет!  Раньше  тихо  было,
теперь  же  хрен  разберешься, развелось мерзости  -  скины,
панки,  под-панки,  рокеры, пацифисты, пофигисты,  сектанты,
сатанисты... Недавно через базар шел в гражданском, меня  за
рукав  схватили  -  молодой человек, рядом  с  ним  девушка,
приятные  с виду. "Здравствуйте", - говорят. "Здравствуйте",
-  отвечаю. "Вы в Бога верите?" - "Конечно, верю и в церковь
хожу".   -  "Тогда  и  к  нам  приходите",  -  и  суют   мне
приглашение. Тут я и понял, что это сектанты, спорить с ними
начал.   А  их  не  прошибешь,  говорят:  "Если  вы  человек
верующий,  то ответьте: верите в спасение?" Что им  скажешь,
вырвал руку и пошел.
       -   Так  вы  верите  в  спасение?  -  поинтересовался
Холмогоров.
      Майор  Брагин  не  был приучен рассуждать  над  такими
материями,  но  как человек служивый не мог оставить  вопрос
без ответа:
      -  Не мне это решать. Если положено мне спасение,  так
оно и будет. Главное - заповеди не нарушать, честно служить,
чужого  не  брать,  на чужих жен не смотреть,  мать  и  отца
почитать,  даже  если  он  алкоголик.  Правильно  я  говорю,
товарищ советник?
     Холмогоров решил с ним не спорить.
      Майор  Брагин успел выкурить три сигареты, прежде  чем
приехали криминалисты. Машина у них была неказистая, костюмы
дешевые,  но  эти  люди  Холмогорову  внушали  куда  большее
доверие, чем майор Брагин, прибывший на новеньком "Опеле".
       "Хоть  и  провинциалы,  но  профессионалы",  -  решил
советник патриарха, глядя на то, как работают, люди. Они  не
задавали лишних вопросов, только по делу.
      Церковный  староста совсем забыл,  что  ему  надо  еще
успеть  на  службу.  Случившееся совершенно  выбило  его  из
колеи.
      -  Можно  зайти? - спросил Холмогоров у криминалистов,
работавших в сарае.
      Молодой мужчина лет тридцати, в очках согласно кивнул.
Он  сидел  на  коленях  возле упавшей  чурки  и  внимательно
рассматривал спил дерева.
     - Вы уже разобрались в картине происшедшего?
     - Почти.
     - Кусок материи на верстаке вас пока не заинтересовал?
      -  Еще  не  было  времени рассмотреть как  следует,  я
оставил его на потом. Вам что-то известно?
     - Да. Помните, когда убили отца Михаила, пропал оклад?
      Эксперт вскинул голову, и из-под толстых очковых  линз
блеснули любопытные глаза.
      -  Это  та  самая  материя, на  которой  Михаил  Летун
расположил оклад, прежде чем его сфотографировать, та самая,
в которую оклад был завернут и спрятан в платяной шкаф.
     - Вы уверены?
     - Почти, - Холмогоров вынул фотографию.
     Андрей Алексеевич вместе с криминалистом расположился у
верстака.
     - Видите, та же самая фактура?
     - Согласен.
      - Материя вытянута в четырех местах - по углам оклада,
там следы серебра.
      -  Темные  следы, - поправил криминалист, -  возможно,
возникшие   вследствие  трения  материи  о  мягкий   металл,
предположительно о серебро.
     - Вы любите точность?
     - Это моя профессия. За подсказку спасибо.
     - По всему получается, что оклад был похищен Пацуком.
      -  Я не делаю никаких предположений, - мягко улыбнулся
криминалист,  -  моя задача - зафиксировать  то,  что  может
пригодиться  следствию.  С вопросами  обращайтесь  к  майору
Брагину, - взгляд криминалиста был лукав. -Он-то представлял
себе   ту   интеллектуальную  пропасть,   которая   отделяет
Холмогорова от милицейского начальства.
      Говорить  с  Брагиным Холмогорову пришлось официально.
Протокол   допроса  был  заполнен  по  всей  форме,   Андрей
Алексеевич прочел его и поставил подпись, рядом с ней крест.
Брагин  долго  и  пристально смотрел на бумагу,  не  решаясь
спросить,  издевается над ним Холмогоров  или  так  положено
подписываться советнику патриарха.
     Наконец отложил документ в сторону:
     - Как вы думаете?
     - Насчет чего? - осведомился Холмогоров.
      -  Я  считаю,  что все сотворили сатанисты,  -  твердо
сказал  милицейский майор, - факты об этом говорят.  Связали
человека,  поиздевались над ним. Если  бы  кому-то  хотелось
убить Пацука, он сделал бы это без всяких извращений. А кто,
кроме   сатанистов,  станет  вылавливать  труп  из  реки   и
выставлять  его в сарае для устрашения мирных  граждан?  Все
приметы указывают на сатанинский ритуал.
       -  Извините,  Анатолий  Павлович,  но  вы  знакомы  с
сатанинскими ритуалами, хотя бы по литературе?
     - Не очень подробно, - неохотно признался майор Брагин.
     - А я знаком, - Холмогоров подался вперед. - И ни одним
a   b   -(-a*(,   ритуалом   вылавливание   утопленника   не
предусмотрено.   Они  могут  сердце  сырым  съесть,   печень
зажарить, могут пить кровь, могут сжечь человека живьем.  На
мой взгляд, Пацука пытали, заставляя в чем-то признаться.
     - Что мог знать Пацук?
      - Например, кто убил Стрельцова. Не зря же утопленника
притащили в сарай?
      -  Если притащили, значит, знали, кто его убил. Что  у
вас еще есть, товарищ советник?
      -  Я уже вашему криминалисту говорил о материи. В  нее
оклад был завернут, вы бы ее матушке показали для опознания.
      -  Покажем, если посчитаем нужным. Холмогоров, хоть  и
понимал, что убеждать майора бесполезно, все же хотел  иметь
чистую совесть. Поэтому предпринял еще одну попытку:
     - Это не сатанисты, я вам говорю как специалист.
      -  Вы  не  специалист,  специалисты  погоны  носят,  -
самодовольно заявил майор Брагин, - а советник. Вот советы и
давайте,  а  слушать их или нет - наш вопрос, - сказав  это,
Брагин звонко ударил кулаком по колену и тут же скривился от
боли. - Ножом меня пырнули, - пожаловался он Холмогорову,  -
еще  когда  лейтенантом  был,  сухожилие  на  одном  волоске
висело.  Значит,  так,  товарищ советник  Андрей  Алексеевич
Холмогоров, не нравится мне все, что произошло. Отца Михаила
вы  обнаружили, два новых трупа тоже на вашей совести.  Если
еще  один труп найдете, то уж не взыщите, разбираться с вами
придется.  Взял  бы  я с вас подписку  о  невыезде,  но  вы,
говорят,  до  сорока  дней по Михаилу  Летуну  оставаться  в
Борисове все равно собираетесь, так что поверю на слово.  Вы
уж  Бога не гневите, если надумаете уехать, позвоните мне по
телефончику.  А  теперь  вы  свободны,  -  и  майор   Брагин
залихватски козырнул.
      "Однако  он и дурак, - беззлобно подумал Холмогоров  и
тут  же устыдился этой мысли. - Каждый человек находится  на
своем  месте.  Худо ли бедно, но работу свою Брагин  делает,
преступления расследует. И не его вина, что мотивы последних
убийств  выше  его  понимания. Майор идеально  подходит  для
работы  в  небольшом  городке,  тут  гений  от  сыска  и  не
требуется,  надо  быть лишь внимательным и  честным.  А  эти
качества у него, по-моему, есть. На месте Брагина я бы  тоже
отнесся к приезжему из Москвы с подозрением".
      - Мы еще успеем на службу? - спросил Холмогоров, когда
Иван Спиридонович Цирюльник забрался в машину.
      -  На  какую службу? - удивился тот, напрочь  забыв  о
приезде  отца  Максима из Минска. - Вот оно как,  за  делами
житейскими о божественном забываем.
      Всю  дорогу  до  храма Иван Спиридонович  крестился  и
шептал  слова  молитвы, то и дело косясь  на  Холмогорова  и
недоумевая, почему тот ведет себя так невозмутимо.
     - Вы на службу пойдете? - прошептал Цирюльник.
      -  Обязательно.  После службы и  поговорим.  Церковный
староста  был  уверен, что у такого человека,  как  советник
патриарха,  обязательно  есть свое объяснение  происшедшему.
Сам  же  он  терялся  в догадках и не  мог  свести  концы  с
концами,  нарисовать какую-то пусть и ошибочную, но  цельную
* `b(-c.
       Благодаря  местному  эфэм-радио,  вернее,   благодаря
выступлению по нему церковного старосты на утреннюю службу в
храм  собралось много народу. Но тогда еще никто из прихожан
не знал страшной новости. К вечеру же и город, и окрестности
буквально гудели от пересудов, и на вечернюю службу в  храме
народу  собралось,  как  на Пасху, -  люди  стояли  даже  на
паперти.
       Отец   Максим  с  удивлением  рассматривал  народ   и
поинтересовался у церковного старосты:
     - У вас всегда так?
     - Нет, только сегодня.
      Пришел  и слепой ди-джей Игорь Богуш. Его придерживала
за локоть соседка, чтобы не затерли в толпе.
      Едва  началось  богослужение, разговоры  смолкли.  Все
терпеливо  ждали его окончания, никто не собирался  уходить,
надеясь, что проповедь приезжего священника (как-никак он из
Минска,   из  экзархата)  сможет  хоть  чуть-чуть  прояснить
ситуацию. Люди ожидали услышать точку зрения церкви. Но отец
Максим ни словом не обмолвился об убийстве Кузьмы Пацука.
      Сразу  же  после службы, когда были погашены  свечи  и
закрыты церковные ворота, возле храма, у могилы убитого отца
Михаила,  произошло  стихийное собрание.  Люди  обменивались
новостями,  чтобы потом разнести их по городу. Майор  Брагин
даже  выделил усиленный наряд милиции, два уазика и  "скорая
помощь" дежурили на площади.
       Сам   майор  в  штатском,  с  пистолетом  под  мышкой
прохаживался  среди народа и прислушивался к разговорам.  Но
едва  он  приближался к спорящим, разговоры тут же  стихали.
Все вежливо здоровались с майором, на что он отвечал:
      -  Я сейчас не на службе, комментарии будут попозже  в
прессе.
      Холмогоров и Регина нашли друг друга не сразу, хотя  и
искали встречи.
      - Я знала, вы окажетесь поближе к могиле отца Михаила,
но  не сразу смогла пробиться. Много желающих положить цветы
и поклониться кресту.
      - Не столько поклониться, сколько посудачить, - сказал
Холмогоров. - Идемте отсюда.
       Местные   женщины  провожали  Регину  и   Холмогорова
внимательными  подозрительными взглядами, но ничего  плохого
никто так и не сказал. Дети многих прихожан учились в школе,
где  преподавала  Регина. От детей об  учительнице  родители
ничего  плохого  не  слышали, а возводить  напраслину,  стоя
возле  церкви,  язык  не поворачивался  даже  у  закоренелых
сплетниц.
      -  Что  вы  обо всем этом думаете? - спросила  Регина,
глядя в глаза Холмогорова.
      - У меня такое чувство, - Холмогоров помедлил, а затем
горестно  произнес, - это еще не конец. Что-то  движет  всем
происходящим, а вот что, не могу понять. Найдется причина, и
все  встанет на свои места, каждое движение, каждый поступок
получит объяснение.
     - Скорее бы, - произнесла молодая женщина, и по ее лицу
Uолмогоров понял, что Регина боится. - Отец говорил,  что  у
нас  в  городке подобные трагедии случались и  раньше.  Отец
сегодня  даже  нарисовал  график.  Каждые  тридцать  лет   в
Борисове  происходят  жуткие события:  то  сгорит  несколько
домов  вместе  с людьми, то две свадебные лодки перевернутся
посреди реки и почти все гости утонут. А зимой перед началом
войны  во  время учений тридцать солдат утонули в реке,  под
ними проломился лед, хотя зима была лютая и лед был толщиной
в  полметра.  И машины переезжали через реку, и трактора,  а
пошли люди лед провалился, все до единого ушли на дно.
       -   Всему  можно  найти  свое  объяснение,  -  сказал
Холмогоров,  держа  Регину за локоть. -  Если  все  утонули,
значит,  в этом месте сильное течение, оно и затянуло  людей
под  лед. А если течение быстрое, то лед тонкий, не успевает
нарастать.
      - До этого по льду прошли машины, лошади везли сани  с
зерном...
     Холмогоров пожал плечами:
      -  Мы  не  можем понять того, что происходит на  наших
глазах,    чему   мы   являемся   свидетелями.   А   события
шестидесятилетней давности тем более не доступны пониманию.
      -  Вы  говорите  со  мной, Андрей  Алексеевич,  как  с
ребенком. Пытаетесь успокоить, да?
     - Конечно, пытаюсь. Вижу, вы взволнованы, расстроены.
      - Отец еще рассказал, что дом пасечника три раза жгли:
два раза - в девятнадцатом столетии и в двадцатые годы.
      -  Дом пасечни