Он
приладил  весла  в уключины, плюнул на мозолистые  ладони  и
принялся  неторопливо грести, выгоняя лодку ближе к середине
реки. Там, на течении, он склонился к мотору. Тот завелся со
второго  раза,  и  Кузьма,  устроившись  на  корме,  плотнее
запахнул плащ и погнал лодку вверх против течения. Река была
спокойная, ветра не было.
      "Что-то тумана пока нет", - подумал Кузьма, раскуривая
сигарету.
      Он  плыл, держа сигарету в кулаке, пряча ее от  ветра.
Холодный  воздух  веселил мужчину. Лодка  быстро  скользила,
негромко тарахтя мотором, ее нос приподнимался над водой. За
поворотом  возник старый железнодорожный мост. Кузьма  Пацук
немного  сбросил скорость и принялся вглядываться в  темные,
мрачные  очертания.  С грохотом по мосту пронесся  товарняк.
Казалось,  что  даже  вода в реке мелко  задрожала.  Кое-где
плескалась рыба. Лодка развернулась, мотор заглох, и она  по
инерции   продолжала  плыть  к  берегу,   немного   сносимая
течением.
      -  Я  здесь, - услышал Кузьма Пацук знакомый  голос  и
увидел темную фигуру, отделившуюся от прибрежных кустов.
     "А где же тебе, падла, быть?" - подумал Кузьма.
      Лодка  почти  остановилась, не доплыв до  берега  двух
метров.   Григорий  Стрельцов  в  высоких  рыбацких  сапогах
медленно побрел к лодке.
     - Здорово, Кузьма, браконьер чертов!
      - От такого же слышу, - пошутил Кузьма, протягивая для
рукопожатия свою тяжелую ладонь.
     Григорий занял свое обычное место на носу.
     - Где ты сети ставил?
     - На старой заводи.
      Григорий присвистнул. До заводи было, по меньшей мере,
километров  шесть, да и то если идти по берегу.  А  по  реке
выходило и все восемь.
     - Что, ближе нигде поставить не мог?
     - Мог и ближе, да возле города рыбы нет, да и рыбнадзор
шастает,  нарваться можно. А пить с ними, делиться  рыбой  у
меня нет никакого желания.
      -  Оно  и правильно, - сказал Григорий, вытряхивая  из
пачки сигарету.
      Подобные ночные рыбалки были делом нередким,  так  что
Григория    Стрельцова   предложение   Кузьмы   ничуть    не
насторожило.  Ездили они ставить сети и весной,  когда  рыба
шла  на  нерест,  и  летом,  в заросших  травой  старицах  и
заводях,  и  даже поздней осенью, когда по реке  уже  плывет
шуга. Последнее время поездки использовали как прикрытие для
поиска клада.
     Туман возник абсолютно неожиданно, едва Пацук выплыл за
черту города. Он был густой, лодка буквально проваливалась в
него  и  через  пару  минут  вновь  выскакивала.  Мужчины  с
удивлением поглядывали друг на друга.
     - Как вата, - шептал Григорий Стрельцов.
     - Ты лучше, Гришка, расскажи, как там твоя женка?
      - Я уже столько денег, Кузьма, извел на ее лечение,  а
толку  никакого.  Коньяки врачам покупал и доллары  хирургам
давал, и шоколадки, и конфеты. В общем, денег на нее ухлопал
- машину новую купить можно.
      -  Машины сейчас дешевые, - произнес Кузьма, -  совсем
ничего не стоят, совсем даром отдают.
     - Это богатым только так кажется, - отвечал Григорий, -
а  другим не докупиться. Это у нас с тобой, слава Богу, кое-
какие  деньги  есть,  а у других денег  -  одна  зарплата  с
пенсией. Что на них купишь?
      -  Это  точно, - опустив ладонь в воду, отвечал Кузьма
Пацук.     Кузьма    сидел,    наклонив    голову,    мрачно
сосредоточившись.  -  Ты  у  нас  богатый,  ты  даже  церкви
жертвуешь.
     Моторка вошла в густой туман, такой густой, что Кузьма,
сидевший  на  корме,  видел  лишь смутные  очертания  своего
напарника.
      -  Ну и туман! - глухо произнес он. - Густой, как  дым
или  ливень. Помнишь, из Минска когда мы возвращались, какой
дождь ввалил?
      -  Помню,  чуть не разбились. Хорошо еще, остановились
тогда, часик поспали, проснулись, и дождь кончился.
      -  Слушай,  Кузьма, какого черта ты  так  далеко  сети
поставил?
     - Далеко положишь - близко возьмешь, - перекрикивая шум
мотора, произнес Кузьма Пацук.
      Григорий задумался о своем. Он сосредоточенно  молчал,
глядя  на темную воду, на два гребня, разлетающиеся в разные
стороны.
     - Чего плывешь прямо посередине? Держись берега.
      - Не учи ученого, - сказал Кузьма, немного поворачивая
руль.
      Лодка взяла немного вправо. Моторка делала поворот  за
поворотом  в густом тумане. Звук мотора на берегу  был  едва
слышен, рокот и гул поглощал густой туман.
     - Дай-ка спичку, - попросил Григорий. Кузьма сунул руку
"   карман   плаща,   пальцы  нащупали   холодную   рукоятку
охотничьего  ножа. Он протянул зажигалку. Григорий  принялся
прикуривать.  Кузьма  на  мгновение  увидел  лицо  приятеля,
выхваченное   из   темноты   неверным   светом    зажигалки,
колеблющимся и быстрым. Табачный дым полетел на  Кузьму.  Он
жадно потянул ноздрями.
     - Сигареты дорогие куришь?
      -  Могу  себе  позволить,  -  ухмыльнулся  Григорий  и
попытался увидеть цифры. - Почти четыре, - пробурчал он.
     - Скоро будем на месте, не волнуйся.
     - Навряд ли рыбу возьмем.
     - Не сомневайся, возьмем, - успокоил Григория Кузьма.
      Лодка  сделала  еще  один поворот  и  заскользила  под
нависающими  над  водой ивами. С острых  листьев  посыпались
холодные  капли. Григорий рукавом плаща вытер  мокрое  лицо,
втянул  голову  в  плечи  и надвинул на  голову  брезентовый
капюшон,  влажный и холодный. Одна капля попала на сигарету,
та  с  шипением погасла. Григорий бросил окурок в реку, даже
не проследив за его полетом.
.Лодка  медленно разворачивалась. Место, куда привез  Кузьма
Пацук   своего  приятеля,  было  глухое,  ближайшая  деревня
находилась   в   трех  километрах  от   него.   Эта   заводь
пользовалась  у  местных рыбаков недоброй, славой.  Рыбачить
здесь никто не любил. Заводь была глубокая с непредсказуемым
течением,   берега  густо  поросли  лесом.  Вода   подмывала
деревья,  и  они падали в воду, порой абсолютно  неожиданно.
Рыбачить  в этих местах было рискованно. Сети часто рвались,
зацепившись  за коряги. Даже летом в самые жарки  дни  здесь
никто  не купался - вечная тень, комарье и странный, похожий
на кладбищенский запах витал над этой заводью.
       Моторка  медленно  сделала  круг.  Кузьма  осматривал
берега, хотя прекрасно понимал, что в таком тумане мало  что
можно  увидеть,  разве что услышать,  да  и  то  обманешься:
далекий  звук  покажется  близким,  а  близкий  -  обманчиво
далеким.  Кузьма  заглушил мотор.  Лодка  по  инерции  плыла
метрах  в  десяти  от  берега. Лишь  кроны  деревьев  с  уже
поредевшей листвой возвышались над туманом, похожие на низко
опустившиеся грозовые облака.
     - Ну, где твои сети? - раздраженно спросил Григорий.
     - Тут ставил, сейчас определю.
      - Тут, там.., в этом тумане хрен поймешь. Ты хоть что-
нибудь запомнил?
       -   Сосну  на  берегу  и  тростник.  Григорий  нервно
засмеялся:
     - Какая сосна?
     - Да та, в которую молния два года тому назад саданула,
обгоревшая, черная.
     - Лучше бы палку воткнул.
      -  До  дна  тут  поди  достань. Погоди-ка,  погоди,  -
пробурчал  Кузьма, сбросил капюшон, положил серую  кепку  на
истертое сиденье. Держась за борт, навис над водой так,  что
Григорию  даже  показалось, что Кузьма дует на  воду,  чтобы
разогнать  туман  и увидеть сеть в темной воде,  по  которой
плавали желтые листья. Неподалеку плеснула рыба.
     Кузьма вздрогнул:
      -  Есть здесь рыба, слышишь, плещется? Такие щуки,  по
пуду  и  больше. Мне один местный дед это место показал,  он
тут всегда ловит.
      -  Контуженый, наверное, твой дед? Кто  же  это  здесь
ловить станет, разве что зимой по льду, тогда безопасно.
       -  Ничего  ты  в  рыбалке  не  понимаешь.  Место  тут
безлюдное, непуганое, рыба должна быть.
      -  Должна...  Тоже скажешь! Зачем ее ловить?  Заплати,
привезут прямо домой какой хочешь.
      -  Вот  ты  как  заговорил!  -  Кузьма  приблизился  к
Григорию,  вглядываясь в воду. - Покупать  неинтересно.  Это
как с бабой, покупная любовь невкусная. - Кузьма хихикнул. -
Ты  вот  мне лучше скажи, какого хрена попу оклад серебряный
отдал?
     - Прижало меня, душой почувствовал, надо это сделать.
     - Что, легче стало, может?
     - Стало, - упрямо ответил Григорий, почувствовав что-то
недоброе,  словно  кто-то невидимый  смотрел  ему  в  спину,
буравя   взглядом.   -   И  копать   я   больше   не   буду.
Металлоискатель можешь себе забрать.
     - A у меня ты спросил? Про меня подумал?
     - Что я у тебя спрашивать должен, я же свое отдал?
      - Да уже все знают, что ты глупость сделал. Все только
и говорят, что про оклад.
       Григорий  Стрельцов  чертыхнулся,  глядя   в   темную
предутреннюю воду.
      -  Про  оклад, но не про меня с тобой. Где здесь  твои
сети?  Может, ну их к черту? - немного суетливо  заерзал  на
сиденье  Григорий и резко посмотрел на Кузьму. Тот улыбался,
улыбка  исказила  и  без того неприятное  лицо,  сделав  его
похожим  на  маску. - Что ты улыбаешься, Кузьма? Не  веришь,
подозреваешь меня в чем-то?
     - Да нет, Гриша, что ты! В чем я тебя подозревать могу?
Отдал  и  отдал. На самом деле, твой оклад, ты его  выкопал,
тебе он и принадлежит.
      - Вот видишь! - с облегчением вздохнул Григорий. - Ищи
скорее свои сети, скоро рассветет, еще рыбнадзор нагрянет.
      - Не ездит сюда рыбнадзор, никогда здесь не бывает,  -
задумчиво произнес Кузьма Па-цук, сунул руку в карман плаща,
большим  пальцем  вдавил  кнопку. Широкое  острое  лезвие  с
мягким,  едва слышным щелчком выскочило из рукоятки.  Пальцы
крепко сжали нож.
     - А вон там не сеть? Глянь, Гриша, что-то там белеет.
     - Где?
      -  Да  вон там, - левой рукой Кузьма указал немного  в
сторону от лодки.
      Григорий  привстал, опираясь руками в  левый  борт,  и
принялся вглядываться.
     - Лист какой-то плывет.
     - Нет, нет, вон там, смотри внимательно.
     Кузьма сделал шаг. Лодка качнулась. Григорий смотрел на
темную   воду,  пытаясь  увидеть  в  серо-свинцовом  сумраке
поплавок сети.
      Правая  рука  Кузьмы Пацука выскользнула  из  кармана,
лезвие  ножа тускло сверкнуло, и он ударил Григория в спину,
целясь  в  область  сердца.  Но  то  ли  оттого,  что  лодка
качнулась,  а  может, оттого, что удар был не очень  верным,
лезвие  ножа вошло в спину выше сердца. Григорий  вскрикнул.
Кузьма выдернул нож, вскинул руку для следующего удара.
      Григорий Стрельцов резко обернулся, сел на дно лодки и
с изумлением посмотрел на своего друга.
     - Ты что это, Кузьма, делаешь? - прошептал он.
      Затем  его  лицо исказила гримаса боли. Он заскрежетал
зубами,  попытался подняться, качнул лодку, и  Кузьма  Пацук
едва  удержался  на  ногах, едва сохранил  равновесие  и  не
вылетел за борт.
     - Ах ты, сука, ты еще и сдыхать не хочешь!?
      Он  бросился  на  Григория, придавил  его  к  днищу  и
принялся  беспорядочно бить ножом в тело, бить наугад,  куда
попадет.  Григорий, как мог, пытался вырваться,  прикрывался
руками.  Кузьма  Пацук наносил удар за  ударом,  иногда  нож
достигал цели, иногда попадал в лодку.
     Наконец Григорий Стрельцов затих. Кузьма Пацук привстал
на  колени, держась левой рукой за борт лодки. Огляделся  по
сторонам. Григорий хрипел на дне, истекая кровью.  Нигде  не
было  ни души. Темнели кроны деревьев, на востоке небо  было
фиолетово-розовым,   словно   там,   в    небесах,    кто-то
могущественный и великий разлил жидкий раствор марганцовки.
      -  Сука,  мерзость!  Ты должен был  спросить  у  меня!
Должен!
     - Помоги, Кузьма, помоги, я умираю!
      -  Ты  сдыхаешь, козел, и правильно! - держа в  правой
руке  нож  лезвием вниз, Кузьма Пацук смотрел на  умирающего
друга. - Собаке - собачья смерть! - сказал он.
      Кузьма сунул нож в карман плаща, взял весло в обе руки
и,  резко  размахнувшись, принялся бить Григория по  голове.
Вскоре голова была разбита, зубы выбиты.
      Григорий продолжал хрипеть. Жизнь крепко сидела в  его
теле  и  покидать никак не хотела. Вспотевший  Кузьма  Пацук
рычал,  его  плащ был испачкан кровью, а на дне  лодки  тоже
плескалась кровавая лужа.
      -  Все, сука, - сказал он, опустился на колени, бросил
весло и принялся переваливать своего друга через борт.
      Он  чуть  не  перевернул лодку, но удержал равновесие.
Тело глухо соскользнуло в темно-свинцовую воду. Вода тут  же
окрасилась  кровью,  нить  пузырьков  забурлила  на  розовой
поверхности   темной  воды.  Тело  медленно  погрузилось   в
глубину.
      -  Вот  так-то,  сука!  Ты мои  деньги  и  меня  хотел
погубить. Кузьма Пацук такого не прощает. Это я тебя взял  в
дело, это я тебя научил землю копать, - шептал Кузьма Пацук,
опасливо  глядя  в  воду, словно боясь,  что  сейчас  оттуда
вынырнет  Григорий Стрельцов и цепкими пальцами схватит  его
за  горло.  - Будь ты неладен! - шептал Кузьма, отпрянув  от
воды.  -  Поделом тебе, поделом, не будешь думать  только  о
себе,  не  сдашь  меня никому. Надо же, удумал,  попу  отдал
оклад!  Да  за  этот оклад в Москве хорошие деньги  получить
,.&-.,  а  он  вот так, взял и отнес, подарил.  Грехи  решил
замолить! А как поп в милицию пойдет, тогда меня возьмут,  в
тюрьму  снова  посадят. Я же жить хочу, - то  ли  невидимому
трупу,  скрытому  водой, то ли самому себе  объяснял  Кузьма
Пацук и вдруг смолк...
      На берегу стоял и смотрел на него неподвижным взглядом
огромный  серый пес в серебристом ошейнике. Пацуку казалось,
что собачья пасть кривится в издевательской улыбке.
     - Прочь, прочь, - зашептал он, замахал руками.
      Пес  нехотя  отступил в туман и  уже  оттуда  протяжно
завыл.  Кузьма унял дрожь в руках, вставил весла в уключины,
отплыл  от  чертова  места и опасливо  принялся  мыть  руки,
смывая  с  них кровь. Посмотрев на свой плащ, он  ужаснулся:
вся его одежда была перепачкана кровью.
      -  Будь  ты  неладен, и тут от тебя покоя  нет!  -  он
принялся сдирать с себя плащ, свернул его, перевязал  куском
веревки.  Нашел  в носу лодки булыжник, связал  все  это  и,
подняв  над  головой, швырнул в реку. - Ах,  ты...  -  Пацук
выругался  матом. Нож утопил. Такой хороший нож, служил  мне
верой и правдой. Да ладно, куплю новый.
      Потеря ножа расстроила Кузьму больше, чем смерть друга
и  компаньона.  Выбравшись на веслах  из  старицы  на  реку,
Кузьма   запрокинул  голову,  посмотрел  на  небо,   которое
становилось золотым, на туман, стелющийся над рекой, похожей
на розовую вату. Нагнулся, зачерпнул пригоршню воды, плеснул
себе  на лицо, вытер лысину, смочил затылок. Ему было жарко,
словно  он  сидел не в лодке, покачивающейся на воде,  а  на
раскаленной печи. "Неужели заболел? - подумал Кузьма. - Будь
ты  неладен,  Гриша,  из-за тебя еще  простуду  какую-нибудь
подхвачу".
      Он  вытащил из сумки бутылку водки, свинтил  пробку  и
принялся  пить  прямо из горлышка. Кадык, заросший  щетиной,
судорожно  дергался.  Лодку понемногу сносило  к  берегу.  А
Кузьма глотал и глотал сорокаградусную жидкость. Наконец  он
перевел  дыхание, тяжело выдохнул, завинтил пробку и спрятал
бутылку. Положил весла на дно лодки.
      "Это  ничего, - подумал он, - что на дне кровь.  Кровь
смоется,  куда она денется? Не смола ведь. Это смолу  тяжело
смыть,  а  кровушку водичкой. Подплыву к городу и у  мостков
помою лодку. Ах, да, совсем забыл, - ударил себя ладонью  по
лбу  Кузьма,  - сеть надо будет снять. Там и рыбка,  небось,
окажется".
      Мотор  завелся с первого раза, надсадно взвыл.  Кузьма
опустил  винт  в  воду, лодка дернулась и  поплыла  вниз  по
течению,  набирая  скорость.  Кузьма  Пацук  подставил  лицо
упругим  струям  прохладного  ветра,  затем  неожиданно  для
самого себя принялся мурлыкать веселую песенку:
      -  А нам все равно, а нам все равно... - повторял  он,
поблескивая вставными золотыми зубами.
     Лодка подскакивала на волнах, Кузьма держался поближе к
противоположному от Борисова берегу. Километра через  четыре
он сбросил ход и обрадовался - за всю дорогу туда и назад он
не  встретил никого, река словно бы вымерла. Обычно  рыбаков
через каждые сто метров встречаешь, а тут ни единого нет. "И
a+  "   Богу. Значит, все правильно я задумал, все правильно
рассчитал. Туда ехал, туман был, если кто и видел с  берега,
вернее, слышал, то всегда отпереться можно, не я, мол,  был,
отстаньте".
      У  знакомой  старицы, где Кузьма любил  ставить  сеть,
рыбачили  два подростка на резиновых лодках. Кузьма заглушил
мотор,   тихо  проплыл  рядом  с  ними.  Подростки   бросали
спиннинг.
     - Ну, как оно? - поинтересовался Кузьма.
     - Да что-то не очень. Одну только взяли.
      -  Ничего,  ребятки, солнце поднимется -  она  веселее
брать будет. Рыбнадзора здесь не было?
      -  Нет,  не  было  уродов, - сказал мальчишка  голосом
заправского браконьера.
      Все  рыбаки - и те, кто рыбачит на удочки, и  те,  кто
ловит  сетями  - сотрудников рыбнадзора считают  мерзавцами,
потому  что  прекрасно знают, что главными  браконьерами  на
реке  являются  именно те, кто должен реку и рыбу  охранять.
Кузьма на веслах подплыл к берегу. Место, где стоит сеть, он
мог  найти  в  самую темную безлунную ночь. Сейчас  же  было
светло.  Кузьма  опустил весло, сориентировался  по  дереву,
склоненному  над  рекой. Со второго  раза  подцепил  шнур  с
поплавком  и  принялся  быстро вытаскивать  сеть.  Он  сразу
выпутывал  рыбу,  бросал  ее в  нос  лодки,  а  сеть  просто
складывал.
      Рыбы  было немного: три щуки, два подлещика и  десятка
полтора  небольших плотвичек. Рыбу Кузьма сложил в  холщовый
мешок и задвинул его прямо в нос лодки.
      -  Негусто, - сказал он, разбираясь с сетью. -  Да,  в
общем-то,  больше мне и не надо. Я живу  не  с  рыбы,  я  не
браконьер какой-нибудь.
      Он  развернул  лодку, запустил мотор и  проплыл  между
двумя  надувными  лодками,  на  прощание  махнув  подросткам
рукой. Кричать и желать удачи было бессмысленно.
      Подплыв к мосткам, Кузьма взял ведро и тщательно вымыл
лодку. Затем взвалил на плечи мотор и весла, затащил все это
в  сарай,  стоявший  прямо у мостков,  вдалеке  от  дома,  и
вернулся за рыбой.
      Жена уже проснулась и гремела посудой на кухне. Кузьма
внес  мешок с рыбой, вывалил рыбу в эмалированный таз. Мешок
сполоснул  у  колодца,  повесил на  проволоку.  Жена  что-то
спросила,  он  досадливо  махнул рукой,  дескать,  отвяжись,
дура, какое тебе дело, с кем я ездил и куда.
     - Рыбу почисть.
      Жена  понимала,  выпившего мужа лучше  не  трогать,  с
расспросами  не  лезть,  а  то  чего  доброго  выведешь   из
равновесия, тогда добра не жди. Кузьма Пацук на расправу был
скор,  за  словом в карман не лез, до трех не  считал.  Жена
принялась чистить рыбу.
     Кузьма осмотрел свою одежду. Снял штаны, свитер, старую
рубаху.  Во  дворе  у  колодца  стояла  железная  бочка,  до
половины наполненная колодезной водой. Кузьма бросил  одежду
в бочку.
      - Свитер же чистый, - приоткрыв дверь кухни и выглянув
". двор, сказала жена.
     - Я его вымазал, постирай сегодня же.
     - Хорошо. Завтракать будешь?
      - Потом, - сказал Кузьма и, тяжело ступая, двинулся  в
спальню.  Лег на кровать и посмотрел в потолок,  словно  там
могли  быть  написаны какие-то указания, следуя  которым  он
поступит правильно и сможет избежать опасности. Хоть  Кузьма
и  был изрядно выпивши, глаза закрывать боялся, понимая, что
увидит   разбитую   голову  Григория   Стрельцова,   услышит
предсмертные хрипы.
      Кузьма  натянул одеяло на голову и минут десять  лежал
неподвижно,  тяжело  дыша. Сердце колотилось,  руки  и  ноги
застыли, он никак не мог согреться.
     Наконец уснул.

                           Глава 8

      Священник  борисовской церкви Михаил Летун начал  свой
день  в  заботах.  Вместе со старостой  он  осмотрел  стены,
испоганенные дьявольскими надписями, встретился с  рабочими,
проследил,  как  они начали свое дело, затем  навестил  двух
прихожанок  и  вернулс