вить,  мы  уже
немолодые.
     - Об этом и не заикайся, - рассмеялся Лукин, - я теперь
твой ровесник, пять лет из жизни вычеркнуто.
      -  Все же ты зря отсидел такой длинный срок, я бы  мог
его тебе скостить.
      -  И так мне год скостили. Зато теперь и квартира  при
мне, и книги.
     - Тоже правильно.
      Лукин  сидел на переднем сиденье машины,  мчавшейся  к
Москве.  Он часто дышал, всматриваясь в изменившийся пейзаж.
До  этого  ему  лишь по телевизору приходилось наблюдать  за
тем, как меняется жизнь, теперь же Самсон Ильич убеждался  в
изменениях воочию.
     - Ты смотри, по ящику не врали.
     - Что такое? - не понял Юрий Прошкин.
      -  Люди деньги прятать перестали, дома строят,  машины
покупают. Живи себе - не хочу!
     - И ты, Самсон Ильич, с талантом не пропадешь.
     - Я нигде не пропадал.
      Дорога,  непреодолимая  для  Лукина  целых  пять  лет,
промелькнула  за  пару  часов. Самсон Ильич  был  благодарен
адвокату  за  то, что тот подвез его на своей машине,  сразу
дал  почувствовать комфорт и удобство. Лукин  несколько  раз
брался   за  ручку  автомобильной  дверки,  когда  они   уже
остановились во дворе, и каждый раз опускал руку.
     - Чего боишься? - смеялся Прошкин. - Выходи.
     - Боюсь, - признался Лукин.
     - Чего?
     - Мне кажется, что все изменилось и мне не за что будет
зацепиться.
      - В квартире кое-что изменилось, - загадочно улыбнулся
адвокат. - Раз, два, три! - скомандовал он.
     На счет "три" Лукин, пересилив себя, ступил на асфальт.
Он  чувствовал  себя  как  моряк, сошедший  на  землю  после
долгого  плавания.  Голова кружилась,  хотелось  смеяться  и
плакать одновременно.
      -  Код  запомни - две девятки и пятерка.  Адвокат  сам
нажал кнопки на пульте кодового замка. Цифры высветились  на
табло,  железная  дверь  подъезда мягко  отошла.  Лукин  уже
понимал:  все, что он услышит и увидит в этот день, навсегда
западет  в память. Поэтому даже не стал повторять  в  мыслях
цифры кода.
      В прежние годы подъезд не блистал чистотой, поэтому он
поразил   Лукина   светлыми,  лишенными  надписей   стенами,
вазонами  с цветами на каждой площадке. Он не узнавал  двери
соседских     квартир.    Раньше    они    были    большими,
двухстворчатыми,   теперь  же  повсюду  стояли   стандартные
металлические  двери, похожие на дверцы несгораемых  шкафов,
со сложными замками.
      - Из прежних жильцов мало кто здесь остался, - говорил
Oрошкин.   -  Квартиры  в  центре  дорогие,  люди  небогатые
перебираются на окраины. Ты, Самсон Ильич, теперь, наверное,
самый бедный в подъезде.
      - Пока еще самый бедный, Юра, пока... Лукин вздохнул с
облегчением.   Дверь  его  собственной   квартиры   осталась
прежней,  на  ней  лишь поменяли обивку, сохранив  при  этом
стиль:  черный глянцевый кожзаменитель и фигурные золотистые
шляпки  гвоздей.  Самсон Ильич прислонился к  мягкой  двери,
прижался к ней щекой.
      -  Держи, - Прошкин вложил ему в руку колечко с  двумя
ключами.
      Затаив  дыхание, Лукин ввел ключ в щель замка и  мягко
повернул  его.  Шагнул  в  квартиру.  Та  пахнула  на   него
свежестью,  все  форточки  оказались  открытыми.  На  первый
взгляд  ничего  почти  не изменилось,  лишь  вместо  старого
телевизора стояла стойка для аппаратуры из красного  дерева,
а   на  ней  огромный  с  плоским  экраном  суперсовременный
телевизор.   Рядом   с   ним  возвышались   полутораметровые
акустические    колонки,   весело   подмигивали    огоньками
видеомагнитофон  и  музыкальный центр.  Свежесть  и  чистота
окружали Самсона Ильича.
      -  Ну,  как? - поинтересовался Прошкин, слегка скривив
губы в улыбке.
      Лукин осмотрелся повнимательнее и понял: квартира хоть
и  осталась  с  виду прежней, но изменения в  ней  произошли
огромные. Раньше перегородки между комнатами покрывала вечно
трескавшаяся   штукатурка,  теперь  же  они  были   идеально
гладкими,  словно сделанные из матового стекла.  Лепнина  на
потолке  была тщательно отреставрирована, в окнах стояли  не
простые   рамы,  а  зеркальные  стеклопакеты  в   деревянном
обрамлении.  Ремонт  был сделан искусно,  со  вкусом,  очень
дорогой.  В ванной ярко вспыхнули галогенные лампочки,  лишь
только  Лукин  прикоснулся  к  выключателю,  сияли  идеально
протертые  зеркала. На сантехнике не хватало  лишь  бумажных
ленточек с надписями "Продезинфицировано".
      - Надеюсь, ты не против, Самсон Ильич, что часть твоих
денег  я  вложил в ремонт? Все равно пришлось бы его делать.
Ты же человек брезгливый, не стал бы пользоваться старьем?
      -  Спасибо  тебе,  -  Лукин  нежно  обнял  Прошкина  и
почувствовал, как к глазам подкатывают слезы.  Чтобы  скрыть
неловкость, он повернул рычаг крана, сполоснул лицо водой  и
не стал его вытирать.
      -  Главное  твое  сокровище -  книги  -  в  целости  и
сохранности.
     - Я хочу побыть один, - хрипло сказал Лукин. И Прошкин,
встретившись  взглядом  с Самсоном Ильичом,  понял:  это  не
пустые слова, не каприз. - Недолго, - уточнил Лукин, - через
пару часов подъезжай.
      - Конечно, дела могут и подождать. Я бы на твоем месте
отдохнул  недельку-другую, может, съездил бы на  курорт.  Ты
уже моря вон сколько не видел!
     - Море подождет, - твердо ответил Самсон Ильич.
      Прошкин  на цыпочках покинул квартиру. И только  тогда
Лукин  смог расслабиться. Он раскрыл дверцы книжных  шкафов,
/`.h%+ao    пальцами   по   корешкам,   вспоминая    прежние
прикосновения к книгам. Наугад вытаскивал том, раскрывал его
на  первой  попавшейся  странице и  радовался  как  ребенок,
радовался  тому, что помнит содержание книги. Он помнил  эти
рисунки,  помнил отчетливо, лучше, чем любой другой  человек
помнит линии на собственной ладони.
      -  Отдых,  -  ворчал Самсон Ильич. - Какой,  к  черту,
отдых,  когда  кругом столько дел! Пока  я  прохлаждался  за
колючей проволокой, другие ушли вперед. Да, я был богат,  но
теперь  те  жалкие тысяч пятьдесят - шестьдесят,  которые  у
меня  остались,  -  копейки по сравнению с  тем,  что  можно
заработать.  Сегодня  есть  возможность  поставить  дело  на
широкую ногу, лишь бы зацепиться за что-то стоящее.
     Прошло всего полчаса, а Лукин уже окончательно освоился
в  квартире.  Ему  казалось, он никогда  и  не  покидал  ее.
Дышалось легко и свободно.
      -  Следователь, - вспомнил Самсон Ильич. -  Прикончить
бы,  суку!  Но..,  пусть живет. Вряд ли он выбился  в  люди,
жаль, Прошкина забыл о нем расспросить.
     Он выдвинул ящик письменного стола и увидел пожелтевшие
бумаги,  исписанные  его собственной рукой.  Приподнял.  Под
бумагами   лежала   стопочка   визиток,   стянутая    черной
аптекарской резинкой.
      -  Ай да Прошкин, ай да сукин сын! - рассмеялся Самсон
Ильич.
      Визитки были изъяты в ходе следствия, людей таскали на
допросы, пытаясь что-нибудь накопать на Лукина. Как Прошкину
удалось  вытащить их из материалов дела, сданного  в  архив,
для Лукина оставалось загадкой.
      "Деньги  способны  делать  все.  Мелочь,  но  приятно.
Значит, в меня верят, упущено лишь время, и я его спрессую".
      Ровно  через  два  часа после того, как  Самсон  Ильич
остался один, в квартире раздалась мелодичная трель звонка.
      "Звонок  зря  сменили, я как-то привык к обыкновенному
зуммеру".
     Прошкин был немного напряжен. Он не знал, чем стали для
Лукина   два   часа   одиночества  -   временем   счастливых
воспоминаний или тоской по утраченным годам.
     Лукин выглядел решительным.
      - Заходи, - сказал он Прошкину так, будто они долго не
виделись.
     - Рад за тебя, Самсон Ильич, ты теперь на полном ходу.
     - Разумеется. Со старыми партнерами связь держишь?
     - Непременно. Но из них многие ушли.
      -  Дело  начнется  - сами вернутся.  Ты  лучше  скажи,
сколько денег у меня осталось?
     - Это тебе виднее, - усмехнулся Прошкин, - наверное, ты
кое-что и без моего ведома прикопил?
     - Я конкретный вопрос задал.
      -  Шестьдесят тысяч, - Прошкин развел руками. -  Могло
остаться  и  меньше, но я за ремонт деньги с тебя  не  взял,
твоя  доля  в деле крутилась, процентами обросла. На  первое
время хватит.
     - Негусто, - Лукин присвистнул.
     - Примета плохая - свистеть, деньги в доме переведутся,
- нервно засмеялся Прошкин.
      - Главное, чтобы приход денег не прекращался, тогда  и
тратить их можно.
     - Узнаю тебя прежнего.
      -  Сам  я  первое время светиться не хочу,  -  говорил
Лукин, - придется тебе с людьми дело иметь.
      -  Было  бы  что  им  предлагать, - осторожно  заметил
адвокат Прошкин.
     - Я кое-что припрятал из товара.
     - Даже я об этом не знал.
     - Тебе не обязательно все знать.
     - Учти, - напомнил Прошкин, - в России цены изменились,
теперь иногда выгоднее внутри страны продать, чем за границу
вывозить.
     - Знаю, времени зря не терял.
     Час ушел на то, чтобы запланировать пару дел, придумать
ходы, как реанимировать прежнюю клиентуру.
      -  Много  для себя вытянуть не старайся, - предупредил
Лукин, - для начала нужно по демпингу работать, чтобы клиент
вернулся, потом мы снова рынок под себя подгребем.
      Прошкин  согласно кивал, чувствуя,  что  после  тюрьмы
хватка у Самсона Ильича сделалась жестче.
     - Люблю я тебя, - признался Прошкин.
      -  Ты  не  меня, а деньги любишь. Уже при  расставании
мужчины  выпили  граммов по сто пятьдесят  водки.  Несколько
бутылок   было  предусмотрительно  поставлено  адвокатом   в
холодильник.
      -  Я и жратву тебе загрузил, можешь неделю из дому  не
показываться. Лежи, отдыхай.
      Прошкин, как настоящий юрист, никогда всего  сразу  не
выбалтывал, любил производить эффекты.
     Уже стоя в прихожей, он игриво хлопнул себя по лбу:
      -  Совсем  забыл. Машина, на которой мы ехали,  теперь
твоя,  я  и  документы  оформил,  -  адвокат  выложил  перед
оторопевшим Лукиным на обувную тумбочку два комплекта ключей
от  машины  и  документы, изготовленные  по  всей  форме,  -
генеральную  доверенность  и новенькие  права,  запаянные  в
прозрачную пластмассу.
       Самсон  Ильич  с  усмешкой  разглядывал  свою  старую
фотографию на документе.
       -   Извини,   новую   мне  негде   было   взять,   не
фотографировать  же  тебя  в ватовке  и  в  тюремной  шапке!
Выглядишь  ты  на  ней молодым. Могу, если хочешь,  и  гараж
устроить возле станции метро.
     - Гаража не надо: конь хорош, когда под окном стоит.
      Прошкин, естественно, помогал Самсону Ильичу не только
из  альтруизма. Он рассчитывал хорошо подняться  на  Лукине,
когда  тот вновь станет на ноги, и надеялся, что не  ошибся.
Мозги, они у человека или есть, или их нет, тут уж ничем  не
поможешь и ничего не убавишь.
      Оказавшись на улице, адвокат с грустью положил  ладони
на еще теплый капот белого "Ситроена".
     - В хорошие руки попал, - прошептал он и быстро зашагал
* высокой въездной арке.
      Лукин  взвесил  в  руке связку  ключей  и  понял,  что
правильно сделал, не спросив у Прошкина, куда подевалась его
старая машина.
      "Какая теперь разница? В наши дни ездить на "Волге"  -
это то же, что во времена СССР на троллейбусе".

                             ***

      До  самой  ночи  Лукин  ездил на  машине,  привыкая  к
городской  суете,  восстанавливая забытые навыки.  Когда  же
стало совсем темно, он вырвался за город. Мчался по широкому
шоссе, наслаждаясь скоростью и свободой.
     Было уже за полночь, когда он съехал на лесной проселок
и медленно двинул автомобиль среди старых сосен. Сердце то и
дело  сжималось.  Шутка ли, пять лет  прошло,  всякое  могло
случиться, место могли огородить забором, поставить  на  нем
дом, по нему могла пройти дорога.
      Но  ничего плохого не случилось. Поляна выглядела  так
же,  как  и  пять  лет  тому  назад.  Лукин  выключил  фары,
распахнул   дверцу  и  прислушался.  Лес  полнился   ночными
звуками, но ни один из них не насторожил Лукина.
      Из багажника он достал короткую саперную лопатку и  по
густой траве пошел к освещенному луной краю поляны.
      -  Заветное  место  Самсон Ильич  отыскал  без  труда.
Свежевыкрашенный бетонный столбик извещал о том,  что  здесь
на  глубине двух с половиной метров залегает кабель. Стоящая
поодаль  табличка предупреждала: "Копать строго  запрещено".
Именно  поэтому пять лет тому назад Самсон Ильич  и  закопал
здесь  свое богатство, думал, прячет его ненадолго, максимум
на  полгода,  а  оказалось,  только  сейчас  сумел  до  него
добраться.
      Короткая  лопата легко входила в рыхлую  землю.  Среди
песка  попадались  обломки сучьев, полусгнившие  шишки.  Все
говорило о том, что Лукин не ошибся - земля перекопана.
      Наконец лопата глухо ударилась о металлическую крышку.
Остатки  песка  Самсон Ильич выгреб из ямы  руками,  обнажив
обитый  жестью деревянный ящик военного образца. Он  вытащил
его  на  край ямы за удобные стальные ручки, сдул  с  крышки
песок  и  повернул защелки. Зашелестели фольга, промасленная
бумага. Место для клада Лукин выбрал тщательно, самое  сухое
во  всем  лесу.  Пять одинаковых икон выглядели  так,  будто
пролежали годы не в земле, а в музейном хранилище.
      Самсон  Ильич  вздохнул с облегчением. За  сохранность
остального  содержимого  ящика  он  не  беспокоился,  золоту
ничего  не  страшно.  Два оклада, пять  крестов,  с  десяток
орденов, монеты, завернутые в промасленный холст.
     Лукин вглядывался в лики святых на древних иконах, чуть
различимых в призрачном лунном свете. Ему не хотелось никуда
отсюда уходить, так спокойно стало на душе.
      - Словно в церковь зашел, - рассмеялся Самсон Ильич, и
его   негромкий  смех  еще  несколько  секунд   блуждал   по
притихшему лесу. - Жизнь начинает налаживаться.
      Лукин запаковал ящик и, не торопясь, аккуратно засыпал
,%b`.".)  глубины  яму. Сверху уложил  дерн  и  засыпал  его
прошлогодней  листвой. Смысла в этом действии было  немного,
но  Лукину  чудилось, будто он хоронит  на  дне  пустой  ямы
проведенные на зоне годы. Не хватало только поставить сверху
табличку  с  датами  -  днем заключения  и  днем  выхода  на
свободу.
      "Завтра все это окажется у Прошкина, - подумал  Лукин,
наслаждаясь  ровным бегом машины. - Схема работы  прежняя  -
ничего  подолгу  дома не держать. Продам,  получу  деньги  и
сразу же пущу их в дело. И вновь закрутится процесс".
      Лукин  несколько переоценил свои перспективы.  Прошкин
товар  забрал, но предупредил, что, переговорив  с  прежними
покупателями,  выяснил:  добрая половина  из  них  не  хочет
рисковать,  связываясь  с  Лукиным.  Человек,  отсидевший  в
тюрьме, менее привлекателен, чем чистый перед законом.
     - Уроды, - выругался Лукин, - чистоплюи хреновы! Сидел-
то я за хранение оружия, а не за торговлю краденым.
      Но  в  душе ему пришлось согласиться с тем, что теперь
его репутация подмочена и восстановить доверие будет сложно,
разве  что  удастся  раздобыть что-нибудь эксклюзивное,  то,
чего не достанешь ни у кого другого.
     Самсон Ильич хоть и был прагматиком до мозга костей, но
в  глубине его души жила вера в путеводную звезду. Он верил,
что  ему  удастся  прорваться,  знал:  искать  удачу  наобум
нельзя,  она сама придет в руки, главное - не упустить  этот
момент. Так уже случалось в его жизни не раз.
       Но  шли  дни,  недели,  месяцы,  а  удача  так  и  не
поворачивалась  к  нему  лицом.  На  жизнь  денег   хватало,
примерно   половину  припрятанного  в  лесу  Прошкин   сумел
пристроить, но того главного, ради чего стоило рисковать, на
горизонте так и не появлялось.
      И  вот  однажды,  когда Лукин возвращался  с  прогулки
домой,  он  увидел  поджидавшего его на лавочке  у  подъезда
низкорослого   крепко   сбитого   мужчину.    Губы    Лукина
непроизвольно дернулись в улыбке.
      "Кузьма  Пацук",  -  тут же всплыли  в  голове  имя  и
фамилия.
     Самсон Ильич поприветствовал его крайне сдержанно, даже
не стал приглашать в дом.
     - Как дела? - спросил он.
     Пацук многозначительно подмигнул:
      - Дела лучше некуда, - зашептал он, - за советом к вам
приехал. Москва от Борисова - не близкий свет.
     - Стоило ли тратиться на билет?
      -  Стоило, - убежденно проговорил Пацук и сильно  сжал
плечо Лукина. - Я нашел! - горячо выдохнул он.
      -  Что?  - сдержанно поинтересовался Лунин,  хотя  уже
понял, о чем идет речь, и сердце его сильно забилось.
      - То самое, - Пацук осматривался по сторонам торопливо
и с опаской.
      Самсон  Ильич имел твердое правило: никого  из  бывших
уголовников в дом к себе не водить. Мало ли каким  человеком
Кузьма  был на зоне, а вышел на свободу и вполне мог взяться
за старое - в людей стрелять.
     - Покажи, - шепотом предложил он Пацуку.
      Пацук помялся, но все-таки вытащил из-под полы пиджака
что-то   тяжелое,   завернутое  в  хлопчатобумажную   ткань.
Развернул  на  колене и, придерживая материю  за  края  так,
чтобы  невозможно было увидеть со стороны, подмигнул Лукину.
Тот бросил взгляд в мерцающий полумрак, там отливал холодным
металлом крест.
      "Массивный,  серебро с золотом",  -  определил  Самсон
Ильич и тут увидел надпись, сделанную по-гречески.
     - Где взял?
      -  Такие  вопросы вслух не задают, -  мелко  засмеялся
Пацук и, тут же завернув крест в ткань, сунул его под мышку.
-  Мы  же с вами, Самсон Ильич, сколько об этом в библиотеке
говорили? Там нашел! Я же говорил, клад существует, а вы мне
не верили.
      -  Клад нашел? - с расстановкой проговорил Лукин. - Ты
нашел клад и такой бедный?
     - Я к вам приехал за советом.
     - Полагаю, крест ты украл в музее или в церкви.
     - Нет, Богом клянусь! - Пацук неумело перекрестился.
      - Пошли, - последние сомнения у Самсона Ильича отпали,
и он набрал код на замке подъезда.
     Уже в квартире за письменным столом Лукин в пятне света
настольной лампы внимательно рассмотрел крест, погладил  его
пальцами. Но по привычке при этом делал недовольное лицо.
     - Всякая вещь имеет цену. Серебро, золото. Золота здесь
мало,  серебро  дешевое. Максимум, что я могу предложить,  -
Лукин  задумался, возвел глаза к потолку, прикинул стоимость
билетов  от  Борисова до Москвы и обратно,  прибавил  к  ним
суточные  Пацука. На все про все оказалось сто  долларов.  -
Значит, получишь пятьсот: двести сегодня и триста завтра.
      Пацук  сидел словно окаменевший. Как всякий начинающий
кладоискатель,  он  рассчитывал  разбогатеть   мгновенно   и
капитально, надеялся, что крест потянет тысяч на десять. То,
что   напрестольный  крест  уникален,  Лукин   понимал,   но
настоящую цену назвать не смог бы даже он. Вещь очень редкая
-  Византия,  о  чем свидетельствовала надпись  по-гречески.
Крест  не  поддельный,  сомнений не оставалось,  не  позднее
литье.
      -  Это  девятнадцатый век, - притворно вздохнул Самсон
Ильич. В Звенигороде отлили, мастерские святого Синода.
      -  Не  может  быть! - выдохнул Пацук. - Клад-то  после
Наполеона остался.
      -  Правильно, тысяча восемьсот двенадцатый год  -  это
девятнадцатый  век, - улыбнулся Лукин, глядя прямо  в  глаза
Кузьме Пацуку. - Отлили его в тысяча восемьсот пятом, - и он
ногтем   указал  на  греческие  буквы,  -  кириллицей   дата
написана, надпись на церковнославянском.
     - Да? А я думал...
      -  Я же говорил тебе, ничего особо ценного Наполеон  в
Москве захватить не мог, в Первопрестольной бросили то,  что
не жалко бросать, то, что тащить тяжело. Веса в кресте твоем
много, а толку мало. Ты еще много нашел?
      -  Есть  кое-что,  но весь клад отыскать  не  удалось.
Mаверное,  рассыпался обоз, когда под воду  ушел,  по  одной
вещи выкапывали.
      Лукин  тут  же отметил, что Пацук сказал "выкапывали",
значит, доступ к кладу имел не один Кузьма. И тут же  решил,
что  перегибать палку, предлагая слишком маленькую цену,  не
стоит.  Пацук  решит, что ездить в Москву  невыгодно.  Да  и
на