без  наркоза,  доктор  философии,  сукин  сын!  Ну,  я,
понятно, отправляю запрос... Отвечают, что у них сидит "Иозеф Менгерле", а
не Менгеле...  Я прошу прислать его фото, у  меня-то  в  делах  оно  есть,
сравню...  Тянули, тянули, а потом ответили, что "Менгерле" умер...  Нашел
документы на Барбье, этот работал во Франции, был  с  Эйхманом...  Садист,
зверь... А мне рекомендуют: "надо подождать"...



        1

                                                       Роберту С. Макайру.
                                      Центральная разведывательная группа,
                                                                Вашингтон.

                                                      Совершенно секретно!
                                      С курьером, по прочтении уничтожить!

          Прошу сообщить, действует ли сотрудник ФБР Джек Эр в Мюнхене  по
     указанию своего руководства. Если "да", то кто именно уполномочил его
     проводить  работу  в  архивах,  хранящихся  в  Мюнхене,    в    штабе
     американского оккупационного корпуса?

                                                                    Гелен.



        2

                                                          Генералу Гелену.
                                                                   Мюнхен.

                                                               С курьером,
                                                  по прочтении уничтожить!

          Джек Эр не является сотрудником ФБР.  Сообщите о его активности,
     этот человек нас интересует.

                                                                   Макайр.



        3

                                                       Роберту С. Макайру.
                                                                      ЦРГ,
                                                                Вашингтон,

                                                               с курьером.

          Джек Эр собирает материалы уликового характера на  тех  немецких
     чиновников (в основном Мюллер, Кемп, Гаузнер  и  т.  д.),  которые  в
     период диктатуры  Гитлера  выполняли  свой  долг,  следуя  данной  им
     присяге.
          Сейчас, когда угроза русского большевизма стала совершенно  ясна
     всем непредубежденным людям цивилизованного мира, такого рода  работа
     может нанести существенный удар по задачам, которые ныне встали перед
     нами:  создание  на  пути    азиатских    полчищ    демократического,
     антикоминтерновского бастиона в Европе.
          Сфабрикованные    материалы    г-на    Эра    могут    оказаться
     пропагандистским оружием в руках как Москвы, так и левых  организаций
     Западной Европы.
          Я глубоко сострадаю всем, кто погиб во время жестокой битвы,  но
     нагнетание страстей может помешать нам в решении общих задач.
          Прошу  сообщить,  кто  разработает  комбинацию,  чтобы   пресечь
     несвоевременную активность г-на Эра.  Мы готовы  внести  предложения,
     понимая всю меру нашей общей ответственности в деле защиты демократии
     и свободы.

                                                                    Гелен.



        4

                                                          Генералу Гелену.

                                                          Строго секретно!

          Пришлите  план  комбинации  с  курьером.  Вручить  лично    мне.
     Сообщите,  имела  ли  "Организация"  какое-либо  отношение   к   делу
     норвежского адвоката Мартенса.

                                                                   Макайр.


     Прочитав шифрограмму, Гелен рассмеялся;  удовлетворенно  потер  руки;
сказал помощнику Лорху:
     - Ответьте, что нам вообще неизвестно имя Мартенса... Мы услышали имя
этого человека в первый раз...  От него, Макайра... Запросите  информацию,
кто это такой...  Я хочу, чтобы в нашем  архиве  остался  ответ  господина
Макайра... Когда-нибудь он мне очень пригодится...
     - Вы гений, генерал, - тихо сказал Лорх. - Я не верил, что за полтора
года вам удастся столкнуть лбами двух главных врагов немцев -  американцев
и русских...  Это ведь не удалось Гитлеру... Но  как  смело  и  четко  это
сделали вы! Поверьте: будущие поколения немцев за одно лишь  это  поставят
вам памятник... Вы его заслужили. Как никто другой...


     ...Именно в это  время  Джек  Эр  отправил  (слежку  за  ним  еще  не
н а л а д и л и)  в Нью-Йорк, Голливуд и Буэнос-Айрес толстые  конверты  с
копиями найденных документов...



        ШТИРЛИЦ, РОСАРИО, МЮЛЛЕР                        (Аргентина, сорок седьмой)
__________________________________________________________________________

     Штирлиц распахнул дверь лифта, услужливо поддержал Росарио под правый
локоть, левый постоянно страховал шофер; вставил длинный латунный  ключ  в
замок, отпер дверь и, войдя первым в  прихожую,  где  ярко  горел  свет  и
звучала веселая музыка, крикнул:
     - Сеньор Пла, к вам пришли!
     Обернувшись, он взял Росарио под руку и ввел его в  прихожую;  шофер,
поколебавшись какое-то мгновение, вошел следом.
     Штирлиц распахнул дверь, что вела в  а п а р т а м е н т:
     - Пожалуйста, сеньоры, здесь  в  комнатах  запутаешься,  они  нас  не
слышат, заходите.
     Росарио шагнул первым; шофер, по-прежнему поддерживая его под локоть,
протиснулся  вторым;   Штирлиц  мгновенно   вытащил   пистолет   и   нанес
х р у с т к и й удар по затылку шофера; тот обвалился кулем, не пикнув; со
всего  маху,  стонуще  Штирлиц  ударил  рукоятью  Росарио  в  переносье  -
моментальное выключение сознания; так и случилось, упал рядом с шофером.
     Штирлиц опустился на колени,  достал  из-за  пояса  шофера  пистолет,
сунул его в задний карман  брюк,  отметив,  что  это  "вальтер-полицай"  -
оружие, которым снабжали агентуру СД,  ощупал  костюм  Росарио,  в  заднем
кармане  лежал  плоский  бельгийский  браунинг  ручной   работы;   Штирлиц
в ы щ е л к а л патроны, проверил, не осталось ли в стволе, сунул обратно,
пусть будет вооружен, посмотрим, как станет себя вести; достал из карманов
пиджаков документы, записные книжки,  положил  на  маленький  столик,  что
стоял возле камина (хозяину поручил обставить квартиру  по  своему  вкусу:
"Тысячи пятисот песо, полагаю, хватит?"  Разговор  состоялся  вчера  днем,
сегодня утром все было обставлено), связал ноги и руки шофера, сунул  кляп
в рот, достал ремень из брюк Росарио, разрезал, связал и того, потом сел в
кресло, выкурил сигарету, швырнул  окурок  в  камин,  разжег  его,  поднял
Росарио, бросил  в  кресло,  вплотную  придвинул  к  нему  второе,  уселся
поудобнее и пошлепал испанца по щекам.
     Повязка, скрывавшая выбитый глаз,  сбилась,  и  на  Штирлица  глянула
кровавая  запекшаяся  масса,    пронизанная    синенькими    пульсирующими
сосудиками.
     Время, сказал себе Штирлиц, я  начинаю  терять  время;  наверняка  он
оставил адрес, по которому выехал; если его люди  позвонят  профессору  де
Лижжо, невозможно просчитать, как тот себя поведет.
     Взяв документы, он пролистал испанский паспорт  Росарио,  внимательно
изучил записную книжку, обратил внимание  на  телефон  инженера  Лопеса  в
Кордове, контакт с Кемпом, все  верно,  дважды  прочитал  телефон  сеньора
Блюма  в  Вилле  Хенераль  Бельграно,  подчеркнул   зеленым    карандашом,
усмехнулся, заметив телефон без имени в Барилоче, -  явно  сеньор  Рикардо
Баум; да, союзнички, эк поддерживают друг друга, не разольешь водой;  если
не очухается  через  несколько  минут,  плесну  ему  в  ли...  в  рожу,  в
одноглазую фашистскую рожу стакан воды, задергается...
     Штирлиц поднялся, прошел в спальню, сел к  телефону  и  набрал  номер
профессора де Лижжо:
     - Мы тут беседуем...  Возможно, к вам  позвонят...  Знаете  ли,  жены
беспокоятся во время длительных отлучек мужей, особенно пьющих...  Так  вы
скажите, что никуда из дома не выходили,  никому  не  звонили  и  никакого
протезиста не знаете...
     - Но ведь вы назвали адрес! - Профессор говорил надтреснутым,  севшим
голосом.
     Когда он успел простудиться, подумал Штирлиц, наверное, от  волнения;
некоторые начинают гундосить, словно у них  спонтанный  приступ  насморка;
пройдет.
     - Неважно, - ответил Штирлиц. - Все в  порядке  профессор,  все  идет
лучше, чем я мог представить... Вы поняли, что я вам сказал?
     - Да.
     - Жена заметила, что вы уезжаете из дома?
     - Нет.
     - Ну и веселитесь с ее гостями.  Жахнете как следует,  а  то  вы  все
"мендосу" да "мендосу" посасываете.  Пора переходить на "агуа ардьенте". И
еще: если вы захотите меня найти, - в том случае, конечно, если это  можно
будет сделать физически, -  Штирлиц  усмехнулся,  -  позвоните  тому,  кто
прислал вам со мною  письмецо,  и  скажите,  что  нужна  квалифицированная
консультация, назначьте встречу в ресторане, там все и решите.  Поняли - о
ком я?
     - Да, - буркнул профессор и повесил трубку, не попрощавшись.
     Плохо, конечно,  если  он  сейчас  позвонит  домой  Оссорио,  подумал
Штирлиц; трудно жить, допуская такие вероятия, которые никому  другому  не
приходят в голову, кроме людей моей профессии, каждый по-своему Жюль Верн,
столько переберешь возможностей, столько отринешь предложений,  так  много
остается шлака ради одной унции, вмещающей в себя  оптимальность  решения,
его единственность.
     Ну и что? Его люди ринутся  к  профессору  Пла;  там  пусто;  но  они
поговорят  с  портье,  эти  люди  умеют   говорить    с    представителями
инфраструктуры, СД в их лице имело самую надежную  агентуру;  все  хозяева
баров,  ресторанов,  кафе,  отелей  и  пансионатов   были    добровольными
осведомителями гестапо; отберут патент - куда денешься?! К  сладкой  жизни
пробиться трудно; отвыкнуть от нее невозможно,  да  и  сделка  с  совестью
вполне пристойная: всякий, кто так или  иначе  не  вписывается  в  систему
представлений о настоящем немце или испанце, должен быть известен полиции,
может, какой бандит, нечего с ним миндальничать, его место за решеткой...
     Штирлиц вернулся в холл; шофер оклемался - лежал  на  животе,  задрав
голову; Росарио  был  по-прежнему  неподвижен;  налив  в  стакан  воды  из
высокого  кувшина  -  хрусталь,  прекрасная  ручная  работа,    сине-белые
высверки,     которые,     соединяясь,     дают     эффект      багрового,
р а с т е к а ю щ е г о с я  светового удара, - плеснул в лицо Росарио.
     Тот вздрогнул и сразу же  открыл  глаз,  в  котором  не  было  ничего
человеческого - животный, истерический страх.
     - Времени у нас мало, - сказал  Штирлиц,  -  так  что  исход  событий
зависит от вас... Дома оставили адрес профессора Пла?
     - Да, - ответил Росарио. - Через час сюда приедут.
     - Мы закончим раньше. Вы меня узнали?
     - Нет.
     - Я Брунн. А вы убили Клаудиу...
     - Вы меня путаете с кем-то, сеньор Брунн...  Я никого  не  убивал,  я
коммерсант и финансист, строю дома...
     Штирлиц достал из правого кармана заключение экспертизы из  Барилоче,
из левого - заключение его, Росарио, врачей и дал ему посмотреть:
     - Хватит? Или показать кое-что еще?
     Росарио  облизнул  свои  истрескавшиеся  серо-голубоватые  губы  и  -
неожиданно для Штирлица - усмехнулся жестко и ненавидяще:
     - Вы, видимо, знаете, как погиб сын командира крепости Алькасар?
     - Что вы хотите этим сказать?
     - Этим я хочу  сказать  то,  что  если  отец  смог  произнести  сыну,
пятнадцатилетнему мальчику, единственному наследнику: "Я  не  сдамся  даже
ценою твоей жизни, прими  смерть,  как  подобает  испанцу"  -  и  парнишку
расстреляли, то уж я, поживший на этом свете, не скажу вам ни  слова,  так
что можете кончать всю эту историю...
     - Что ж, ответ, - Штирлиц кивнул, отошел к  шоферу,  опустился  перед
ним на колени, спросил: - Ты тоже будешь молчать?
     Тот  кивнул,  говорить  не  мог,  во  рту  кляп,   промычал    что-то
невразумительное.
     Штирлиц вынул кляп, поднял его лицо за нос:
     - Ну, отвечай, так легче.
     - Если б я мог перекусить тебе горло,  -  прохрипел  шофер,  -  я  бы
перегрыз его.
     - Это ты увез женщину?
     - Грязную потаскуху, подстилку для вонючих красных, а не женщину!
     Штирлиц закрыл глаза; он должен был закрыть глаза на мгновение, чтобы
не ударить дулом пистолета в глаз этому фашисту; сначала в один,  а  потом
во второй; хотя, что ему слепота? Он и так слепец, он видит лишь  то,  что
ему разрешают видеть, от и до, ему не страшно ходить с тростью по  улицам,
- сколько таких слепцов ходит по Мадриду, продавая лотерейные  билеты?!  И
как еще  хохочут  по  вечерам,  после  розыгрыша,  собираясь  в  барах  за
бутылками тинто?! Жизнь как жизнь...  Есть, конечно, некоторое неудобство,
можно упасть, приходится ощупывать тростью мостовую, чтобы  не  угодить  в
сточную яму, их порою забывают закрыть люком, а так - все нормально, ложку
мимо рта не пронесешь, стакан - тем более, а уж на бабу  взгромоздиться  и
вовсе труда не составляет, иная и сама на себя затащит, они  обездоленные,
скольких мужчин унесла война!
     Вздохнув, Штирлиц открыл глаза, снова  воткнул  кляп  в  рот  шофера,
вернулся к Росарио, достал его портмоне, записную книжку, восемь  дорожных
чеков на тысячу каждый, целое состояние, вытащил  из-за  обложки  паспорта
дипломатическую карточку с синей полосой посредине - удостоверение офицера
службы франкистской безопасности, показал все это Росарио:
     -  Разве  можно  так  пренебрегать  законами  конспирации,    которые
обязательны для каждого, работающего  за  кордоном,  Росарио?  А  телефоны
агентуры, которые ты таскаешь с собой? Резидент! - Штирлиц  усмехнулся.  -
Что ты умеешь делать, кроме того, как убивать беззащитных женщин? Все  эти
материалы будут опубликованы в прессе - если не здесь, то в Европе...  Там
этого очень ждут... Тебя выгонят с работы, что ты станешь делать?
     - Поэтому я и предлагаю поскорее кончать все это дело.  Если я  выйду
отсюда, тебя разрежут на мелкие куски...  Пилой... Тебя будут мучить  так,
что даже нельзя себе представить... Я не скажу ни слова, Брунн.
     -  Скажешь,  -  вздохнул  Штирлиц.  -  "Если  враг  не  сдается,  его
уничтожают", есть такие слова, слыхал? Мне с ними легче...  Сначала я убью
твоего  мерзавца,  -  он  кивнул  на  шофера,  -  а  потом  предложу  тебе
альтернативу: либо я выбью твой единственный глаз, либо ты ответишь на все
вопросы, которые меня интересуют.
     - Нет, - ответил Росарио. - Делай,  что  угодно,  все  равно  я  буду
молчать.
     Штирлиц почувствовал слепую,  животную,  трясущуюся  ярость,  схватил
Росарио за уши и начал выворачивать их с чудовищной силой.
     - Бо-о-ольно! - захрипел Росарио.
     Штирлиц плюнул себе под ноги и шепнул:
     - Вот видишь, Росарио...  Ты и заговорил... А ведь я мог бы  воткнуть
тебе иголку, ты знаешь, куда, - ведь вы так работаете  в  подвалах  Пуэрто
дель Соль, - и ты бы заговорил...  Я бы мог зажать тебе пальцы в  двери  -
это у вас норма допроса, - и ты бы  заговорил...  Но  я  взываю  к  твоему
разуму...  Пока еще у меня есть время взывать  к  разуму,  осталось  сорок
минут, потом будет поздно...  Вообще-то  ты  ведь  для  меня  не  человек,
Росарио...  Ты  фашист,  то  есть  заразный  гной,  от  таких,  как    ты,
человечество должно освобождаться...  Поэтому мне только  поначалу  трудно
п е р е с т у п и т ь...  Но если я пойму, что иного выхода не осталось, -
я преступлю...  Всегда и всему есть  предел,  Росарио...  Вы  научили  мир
зверству...  Чтобы оно  не  повторялось,  я  готов  пожертвовать  собой...
Наверное, после того, как я заставлю тебя говорить, я не смогу жить...  Ты
ведь знаешь, кто я? Ты все про меня знаешь, нет?
     - Я знаю все, Штирлиц.  Я знаю про тебя все, русская  свинья,  и  моя
смерть только приблизит твою...  Но ты меня застрелишь,  а  тебе  придется
ждать смерти многие годы, вдали от людских глаз, в  таких  муках,  которые
еще не известны человечеству.
     И в это время резко зазвонил телефон; Росарио тихо засмеялся; Штирлиц
напрягся, по-кошачьи бросился в спальню, снял трубку:
     - Слушаю...
     - Так это я, сеньор, - голос портье был  сейчас  другим,  благостным;
видимо, успел приложиться, дай ему бог, есть люди, которые пьют без страха
за  завтрашний  день,  трутни;  с т р а д а е т  тот,  кто  понимает  ужас
потерянного  времени,  ощущая,  что  все  восполнимо  в    жизни,    кроме
неосуществленных дел.
     - Все в порядке? - спросил Штирлиц.
     - Да, сеньор. Я подниму пакеты?
     - Не надо, - ответил Штирлиц, - я попозже сам...
     Дав отбой, он продолжал говорить в трубку:
     - Нет, нет, это мое дело, пусть ребята  ждут,  да,  да...  А  сундуки
поднимите чуть позже, мы загрузим их на пароход в сундуках... Да нет же, у
меня есть шприц, проснутся  уже  на  борту,  там  пусть  вопят...  Хорошо,
сейчас...
     Они слушают каждое мое слово, подумал он, пусть думают; но я  не  мог
себе представить такой реакции, значит, я не нащупал болевой точки, плохо.
     Он прошел мимо Росарио и шофера, которые смотрели  на  него  глазами,
показавшимися Штирлицу белыми, так они были яростны, но и - впервые за все
время - испуганными, вернулся, воткнул кляп в рот Росарио, спустился вниз,
сказал портье, что отгонит машину приятельницы,  сел  за  руль  "плимута",
отогнал его за угол, в®ехал  в  темный  двор,  открыл  капот,  порвал  все
провода, бегом вернулся в дом, забрал пакеты и поднялся в квартиру.
     Росарио  уже  лежал  на  полу;  видимо,  сполз  и,  извиваясь,  хотел
подкатиться, чтобы развязать шоферу руки  зубами,  кляп  был  ж и д к и й,
если постараться, можно выплюнуть.
     Штирлиц молча  поднял  Росарио,  снова  бросил  в  кресло,  вынул  из
саквояжа  шприц  и  две  ампулы,  достал  из  кармана  рекламный  проспект
компании, где он сидел "под крышей", и, развернув, показал одноглазому:
     - Твоя подпись?
     Тот стремительно глянул, отвернулся, ничего не ответил.
     - Твоя, - словно бы за ним повторил Штирлиц. -  А  теперь  представь,
что она стоит под таким обращением: "Я, известный в Буэнос-Айресе как Хосе
Росарио, офицер контрразведки генералиссимуса Франко, в течение многих лет
выполнял все поручения руководства.  Я служил генералиссимусу без страха и
упрека.  Я представитель нации,  которая  исповедует  силу,  но  в  первую
очередь - благородство.  Когда мне поручили  подвергнуть  пыткам  женщину,
испанку, Клаудиу Вилья  Бьянку,  только  во  имя  того,  чтобы  заполучить
антинацистские материалы сенатора Оссорио, я был потрясен силой  ее  духа.
Она предпочла изуродовать себя,  только  б  не  опозорить  высокое  звание
испанки.  Да, косвенно я виноват в ее гибели, да, я никогда не прощу  себе
случившегося, но для того, чтобы мир узнал правду о том, что  наша  служба
пытает женщин, я решил уйти в свободный мир  и  открыть  человечеству  всю
правду"...  Как? Ничего? Сколько твоих родственников, Росарио, ответят  за
это письмо? Я увезу ведь тебя отсюда в ящике и  погружу  на  пароход,  где
капитаном служит мой друг...
     - Не делай этого, - сказал Росарио, и Штирлиц заметил,  как  рванулся
шофер, уставившись на своего шефа ненавидящими глазами...
     - Хорошо.  Я могу этого не делать. Но тогда  ты  пойдешь  со  мной  в
соседнюю комнату и ответишь на вопросы, которые меня интересуют.
     - Развяжи руки.
     - Рано. Я развяжу твои руки, когда мы кончим собеседование.
     - Не будет никакого собеседования!..  Красная сволочь! Иха  де  пута,
кохонудо' долбанный! - Росарио сорвался на тонкий крик.

_______________

     ' Исп. ругательстиа.


     - Тебя не услышат, - заметил Штирлиц. - Под®езд  еще  не  заселен.  А
когда в одной фразе слишком много мата, это не действует, Росарио...  Но я
хочу  продолжить  мысль,  чтобы  тебе  стала  понятна  неизбежность  нашей
беседы...  Смотри, что получается: я только что отп