нуться, хотя понимал уже, что он летит  в
самолете, что рядом с ним сидит Ригельт, а за плечо его  трясет  стюард  -
наверняка что-то случилось.
     Он спружинился, широко открыл глаза и сразу зажмурился: ослепительное
солнце пронизывало салон, пыль в его лучах казалась  фрагментом  декорации
какого-то балета; действительно,  маленькие  пылинки  плавно,  словно  под
музыку, перемещались в воздухе. "Они меня усыпляют, - подумал  Штирлиц,  -
будто какие щелкунчики; единственный балет, который мне удалось посмотреть
с папой, там было какое-то действие, когда все засы..."
     - Сеньор, - стюард снова потряс его за плечо, -  вам  надо  заполнить
пограничную анкету, мы подлетаем к Рио-де-Жанейро...
     Штирлиц заставил себя подняться с кресла.  Ригельта  рядом  не  было,
спал возле запасного выхода:  "лишен  страха",  чудо  что  за  ад®ютант  у
Скорцени, с таким не пропадешь!
     - Давайте вашу анкету, - сказал Штирлиц  и  потер  лицо  пальцами.  -
Сейчас мы ее одолеем, голубушку.
     - Вы знаете португальский?
     - Нет. А зачем мне это?
     - Вопросы напечатаны на португальском, сеньор, я переведу...
     - Так ведь он похож на испанский...  Разберусь, - улыбнулся  Штирлиц.
Он полез в карман, за паспортом...  В левом кармане паспорта не было, хотя
он был убежден, что положил  его  с  билетом  именно  туда;  не  оказалось
паспорта и в правом кармане.
     ""Виньу верди" - понял он  сразу  же,  -  Ригельт  специально  открыл
бутылку без меня, ай да Ригельт, ну, молодец, ай да ад®ютант Скорцени, как
же он меня работнул, а?! И ведь в  туалет  его  не  потащишь!  Ну,  а  что
произойдет, если я все же затащу его в туалет? Да нет, у меня  на  это  не
хватит сил, он здоров, как бык.  Да и наверняка  он  сжег  мой  паспорт  в
туалете, когда усыпил меня.  Он не случайно в этом  самолете,  теперь  это
ясно.  Я не мог себе представить игру,  но  игра  идет.  Участвует  в  ней
Роумэн? Нет.  А кто иной мог так быстро связаться с Лиссабоном? Ну, вопрос
быстроты и надежности связи - это компромисс с самим собой, с моей верой в
Роумэна.  Если операция планировалась, то он вполне мог организовать  весь
этот спектакль с его похищенной девушкой заранее, за две или три недели до
того, как я  п о д д а л с я  ему...  Хорошо, а если все же нет?  Зачем ты
играешь с собой? - спросил себя Штирлиц. -  Я  играю  с  собой  потому,  -
ответил он себе, - что рухнула моя надежда: без  паспорта  никто  меня  не
выпустит с аэродрома в Рио.  И в  Буэнос-Айресе  меня  не  выпустят,  если
только я не обращусь к Ригельту за помощью.  Все ясно, как божий  день:  я
должен обратиться к нему, в этом смысл их комбинации. Их? Чьей же? Стоп, -
сказал он себе, - я не зря пытался отвести Роумэна от этой  комбинации.  Я
имел к этому какие-то основания.  Какие же? Не знаю. Но я чувствую, что  я
не просто так отводил его, не из-за того, что он мне стал симпатичен. Нет.
Нет, - повторил он, - не только поэтому.  Видимо, я споткнулся на  другом.
Ну, а на чем? Видимо, на том, - ответил он себе, - что Ригельт ответил: "Я
работаю в ИТТ"...  Он очень не хотел мне этого говорить, но  я  знаю,  как
заставлять их говорить правду, я их всех и г р а ю  в себе, поэтому у меня
получается с ними. Он не должен был говорить мне этого, но он не был готов
к моему  прямому  вопросу  и  поэтому  ответил  правду,  ибо  боялся,  что
маленькой ложью, к которой он не успел приладиться, сорвет то  дело,  ради
которого его отправили в этот самолет.  Я нужен ИТТ. То есть Кемпу.  А  за
Кемпом стоят немцы. Но кто меня убедит в том, что за теми немцами, которым
я нужен, не стоит служба Роумэна?"
     Обернувшись, Штирлиц поманил к себе Ригельта. Тот показал ему глазами
на  анкету:  мол,  сейчас  закончу  и  подойду,  и  спокойно  углубился  в
заполнение полицейского бланка. "Весь мир уже учтен, причем не  раз  и  не
два, но все равно продолжают учитывать, хотя, с другой стороны,  пойди  не
учти его - вот бы я через два часа и  оказался  на  советской  территории:
собственность ли, аренда, не важно уже; можно лечь хоть на столе  и  спать
несколько дней кряду; спать,  ничего  другого  я  сейчас  не  хочу,  спать
с п о к о й н о. Могу же я позволить себе такую мечту, не правда ли?"


     Ригельт засмеялся:
     - Да будет вам, право! А в портфеле смотрели? Я всегда  сую  билет  в
портфель, чтобы не рвать карманы: ведь у каждой двери вынь и покажи, можно
разориться на подкладочном материале... А потом паникую...
     - У меня нет портфеля, дружище.
     - Ах, так... Ну-ка, еще раз тотальную проверку!
     Штирлиц послушно обыскал себя; ничего, конечно же, не было.
     "А если я сейчас попрошу у стюарда  завтрак,  -  подумал  Штирлиц,  -
разверну маленькие вилки, а ножик суну  ему  в  сонную  артерию?  Меня  не
интересует,  как  он  будет  вопить,  а  он  будет  вопить;  он  сделается
отвратительным в своем страхе смерти, отвратительным - то есть явственным,
зримым.  Ну, и что тебе это даст? - спросил себя Штирлиц. - Ты в  западне,
поэтому думать надо абсолютно спокойно, всякая паника лишь усугубит  дело.
Что тебе это даст, кроме сладости отмщения человеку, в  котором  ты  вновь
увидел концентрированный ужас нацизма? Чего же тогда ты не пырнул Мюллера?
Он фигура куда более серьезная.  Ты  ведь  не  сделал  этого,  потому  что
надеялся на выигрыш.  Нет, - возразил он себе, - я просто выполнял приказ:
"приказано выжить".  А если я суну вилку в шею Ригельта - без содрогания и
жалости. -   меня   передадут  полиции  в  Рио-де-Жанейро,  где  я  сделаю
заявление,  отчего я убил этого наци,  и раскрутка дела приведет в ИТТ,  к
Кемпу,  к  их  цепи,  а  у них крепкая цепь,  если этот бес успел получить
приказание п о д с к о ч и т ь  ко мне в Лиссабоне и лишить документов. Ну
и что? Какое дело Бразилии до их  ц е п и?  У них своих забот хватает. Да,
но я потребую вызвать в тюрьму нашего консула,  назову свое  русское  имя,
об®ясню,  отчего  все случилось.  Ну и как же ты это об®яснишь?  - спросил
себя Штирлиц.  - Почти год как здесь произошел государственный  переворот,
на  смену  президенту  Жетулио Варгасу пришли военные,  разгромили левых и
начали травить коммунистов  как  "агентов  Кремля".  Народ,  правда,  смог
остановить это,  даже в сенат прошел коммунист на выборах,  но ведь травля
всего того, что связано с левыми, продолжается! И вот заявляешься ты, весь
в  крови  этого борова,  и говоришь:  "Я - русский,  я зарезал нацистского
кабана,  верните меня домой". Фи, Штирлиц, ты запаниковал, это недостойно,
спокойствие и еще раз спокойствие"
     - Послушайте, Викель, - сказал Штирлиц,  -  а  ведь  у  меня  надежда
только на вас...  В силу понятных вам причин я не могу  заявить  о  потере
паспорта, это провал...
     - Куда вы летите?
     - В Асунсьон.
     - Это через Игуасу, - сразу же  сказал  Ригельт.  -  Вам  здесь  надо
делать пересадку, лететь на маленьком самолете в джунгли, а  из  Игуасу  -
это, правда, Аргентина: тоже требуют визу  -  вы  бы  легко  добрались  до
Асунсьона...  Здесь у меня нет контактов, Штир...  Браун...  В  Игуасу  вы
пропустите самолет - уснете в сортире, напьетесь, придумаем что-нибудь, да
и я попробую кое-что предпринять... Где ваш билет?
     - Вот он.
     - Ну-ка, дайте...  Значит, вы летите до Асунсьона, - он ткнул пальцем
в талон. - Багажа у вас нет, пересадка с одного самолета на другой - всего
лишь. Паспорт, думаю, не нужен - во всяком случае, до Игуасу...
     - А вы-то куда летите?
     - Я летел в Буэнос-Айрес, но теперь, видимо, придется  сделать  крюк,
чтобы попробовать уладить ваше дело.
     "Пусти слезу, - сказал себе Штирлиц, - они ж все берут п о в е р х у,
он будет убежден, что я тронут до глубины души его братством, это вселит в
него убежденность, что я не заподозрил его, это поднимет его в собственных
глазах - "Каков я профессионал!" Видимо, с ним надо вести себя именно так,
сесть в бразильскую кутузку без документов неразумно".
     - У вас есть деньги? - спросил Ригельт.
     - Нет, - ответил Штирлиц; деньги, по своей давней привычке, он  сунул
в задний карман брюк. "Посмотрим, предложишь ли ты мне деньги -  если  да,
значит,  к о м б и н а ц и я;  важно - какую купюру  ты  предложишь;  если
долларовую, значит, версия непричастия Роумэна к этому делу летит ко  всем
чертям, а жаль".
     - Погодите, а вы глядели под креслом? - спросил Ригельт.
     Вопрос  был  столь  искренен,  что  Штирлиц    даже    оторопел    от
неожиданности, потом резко поднялся:
     - Ну-ка, давайте посмотрим! Черт возьми, конечно, он там!
     Они заглянули под кресло Штирлица, потом  пошли  на  место  Ригельта;
паспорта, понятно, не было.
     Подплыл стюард:
     - Что-нибудь случилось, сеньоры?
     - Ровным счетом ничего, - ответил Ригельт на варварском испанском, ну
и акцент. - Я ищу свой блокнот, но, видимо, он в портфеле, благодарю.
     "Я сделал ошибку, - понял вдруг Штирлиц. - Я слишком рано обратился к
нему.  Сначала я  должен  написать  письма  Роумэну  и  Спарку.  Я  должен
об®яснить им, что случилось, и предупредить,  что  и с ч е з а ю.  Ригельт
здесь оказался для того, чтобы я исчез".
     Штирлиц поднялся, не ответив на вопрошающий взгляд Ригельта, и  пошел
в туалет; по пути достал из кармана одного из кресел конверты  с  эмблемой
трансатлантического рейса  "Испания  -  Аргентина"  (реклама  должна  быть
броской) и, запершись, написал два письма.
     Когда он вернулся, Ригельт передал ему сто франков:
     - Это - на всякий случай, Браун. Когда устроитесь - вернете.
     - Адрес оставьте.
     - Я думаю, вы вернете мне деньги лично, - сказал Ригельт. -  Глядите,
глядите, какая красота, весь город под нами!



        ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ                 (ИТТ, сорок второй - сорок пятый)
__________________________________________________________________________

     После того, как японцы разбили американскую  военно-морскую  базу  на
Перл-Харборе и Белый дом об®явил войну  странам  "оси",  деятельность  ИТТ
сразу же попала  в  сферу  пристального  интереса  Федерального  ведомства
связи.  Одному из талантливейших аналитиков, Алану Сэйлеру, было  поручено
провести негласное изучение  контактов  ИТТ  с  противником;  в  секретном
докладе, подготовленном им для Вашингтона в  конце  сорок  третьего  года,
сообщалось, что "полковник Бэн  продолжает  поддерживать  связи  с  врагом
через  нейтральные  страны,  поставляя  Берлину  стратегические  товары  и
оказывая конфиденциальную  помощь  в  информации  нацистам,  работающим  в
Испании и Латинской Америке, особенно в Аргентине, Чили и Эквадоре. Только
в 1942 году аргентинская компания "Юнайтэд ривэр плэйс  тэлэфон  компани",
купленная людьми Бэна у  англичан,  провела  622  телефонных  разговора  с
Берлином из Буэнос-Айреса.  Есть основания  предполагать,  что  фирма  "Ол
америкэн кэйбл оффис", купленная ИТТ, также поставляет информацию Берлину.
В "Компаниа унион телефоника" работает Руис де Беренбрух, который заявляет
себя антинацистом, однако ночи он  проводит  в  германском  посольстве,  а
затем  отправляется  в  компанию,  где  имеет  возможность    подслушивать
телефонные переговоры американцев и англичан со всем миром.
     В 1942 году в Мадриде была зафиксирована встреча вице-президента  ИТТ
Кеннета Стоктона с послом рейха в Мадриде и двумя представителями Геринга.
Эта информация государственного департамента была тщательно  перепроверена
и подтвердилась полностью.
     В том же году представитель  полковника  Бэна,  некий  Грюн,  посетил
Швейцарию, где встретился с одним из высших чинов СС  доктором  Вестриком,
принужденным в свое  время  покинуть  США,  поскольку  был  изобличен  как
нацистский агент.  Во время  этой  встречи  Грюн  подготовил  для  доктора
Вестрика торговую сделку, в результате которой Геринг получил  необходимые
для его "люфтваффе" цинк и Меркурий, категорически запрещенные  к  продаже
не только странам "оси", но даже нейтральным странам. (Эти  стратегические
товары  были  затем  переданы  для  нужд    авиаконцерна    "Фокке-Вульф",
возглавляемого эсэсовцем доктором Танком.)
     Все  это  дает  основание  передать  материалы  об   антиамериканской
деятельности  полковника  Бэна,  возглавляющего  ИТТ,  в   соответствующее
подразделение ФБР для начала постоянной  р а б о т ы  по этому преступному
концерну".
     ...Прочитав документ,  сфотографированный  людьми  начальника  службы
безопасности концерна Грюна, полковник Бэн  долго  сидел  в  задумчивости,
положив тяжелые  кулаки  на  стеклянную  полированную  поверхность  своего
громадного - красного дерева - стола, потом усмехнулся чему-то и спросил:
     - Что, страшно, Грюн?
     - Ну, не то, чтобы страшно, - ответил  тот  (щупленький,  близорукий,
плешивый, он никак не походил на тот стереотип разведчика,  который  начал
создавать Голливуд), - но думать есть о чем.
     - А я чем занимаюсь? Полировкой яиц? - раздраженно заметил Бэн.
     - Получается? - усмехнулся Грюн. - Научите.
     - Я  ничему  не  учу  бесплатно.  Давайте  взятку.  Или  приобретайте
лицензию.  Первое - дешевле, второе - дороже и ненадежней. Налейте-ка  нам
по глотку виски.
     Выпив,  Бэн  поднялся,  походил  по  кабинету,   остановился    возле
громадного американского флага, установленного за его креслом,  повернулся
в профиль и сказал:
     - Пусть сделают хорошие снимки и распространят в прессе.  Фас у  меня
дурной, а в профиль  смотрюсь.  Эта  страна  любит,  когда  о  патриотизме
говорят крикливо. Пойдем им навстречу.
     Потом он подошел к телефону и, сняв трубку, заметил:
     - Учитесь у меня делу, Грюн. Я люблю вас, поэтому учу бесплатно.
     Набрал номер телефона генерала  Стонера,  руководившего  в  Пентагоне
подразделениями связи и оповещения.
     Девять лет назад Стонер работал в наблюдательном  совете  ИТТ,  потом
концерн делегировал его  в  Пентагон;  там  он  стал  его  представителем;
рекордно быстро получил генеральские погоны и пост, который  позволял  ему
передавать Бэну самые выгодные заказы для армии.
     - Добрый день, генерал, - сказал Бэн. - Было бы очень  славно,  найди
вы время поужинать со мною. Если завтра свободны, я берусь зарезервировать
столик в ресторане,  который  вы  мне  сейчас  назовете.  Я  бы  выехал  в
Вашингтон первым поездом и в  двенадцать  готов  встретить  вас  там,  где
скажете.
     Уговорились встретиться в двенадцать тридцать, за полчаса до ланча.
     Бэн  опустил  трубку,  постоял    у    телефона    в    задумчивости,
поинтересовался:
     - Вы не находите, что я худею, Грюн?
     - Чуть-чуть.
     - Рак?
     - Не кокетничайте.
     - Я говорю серьезно. У меня появились боли под ложечкой.
     - Значит, надо лечь на обследование.
     - А кто будет обедать с генералом Стонером? Вы?
     - Мог бы. Он дубина, мне с такими легко договариваться.
     - Ошибаетесь.  Он не дубина. Он играет эту роль и делает  это  ловко.
Поверьте, я знаю его восемь лет, в ИТТ он был совершенно другим, вас тогда
еще не было, Грюн.  А теперь обсудим второй вопрос:  кому  мне  звонить  -
Вильяму Доновану,  непосредственно  в  штаб-квартиру  ОСС,  или  же  Джону
Фостеру Даллесу?
     - Конечно, Даллесу.
     - Почему так категорично?
     - Потому что Донован плохо относится к вам, он вам не верит,  считает
европейцем, а не американцем, и к тому  же  подозревает  в  конспиративных
связях с нацистами.
     - Аллен Даллес связан с наци более тесно, чем я.
     - Он связан лишь с теми, кто  так  или  иначе  стоит  в  оппозиции  к
Гитлеру. Донован слепо ненавидит фюрера. Он не допускает мысли о контактах
с теми, кто относится к Гитлеру иначе.  И главное -  у  него  нет  никаких
интересов ни в ИТТ, ни в рейхе.
     Бэн набрал телефон Даллеса;  один  из  руководителей  республиканской
партии, он, тем не менее, чаще всего работал в своей  адвокатской  конторе
"Саливэн энд Кромвэл" на Уолл-стрите.
     - Здравствуйте, полковник, - пророкотал Даллес своим сильным,  хорошо
поставленным голосом, - рад слышать вас, что нового?
     - Как говорят, все новое -  хорошо  забытое  старое.  А  что  мы  все
позабывали? Дружество! Когда сможете найти для меня время?
     - Хотите поручить мне судебный  процесс  против  врагов?  -  хохотнул
Даллес. - Это будет дорого стоить, у вас сильные противники.
     - Можете назвать их поименно?
     - Поскольку по условиям военного времени нас  могут  подслушивать,  и
это не есть нарушение конституции, лучше бы сделать это при встрече.
     - Назначайте время.
     - Давайте завтра пообедаем.
     - Идеально было бы сегодня поужинать, завтра я занят.
     - К сожалению, у меня сегодня вечером встреча  с  людьми  из  Швеции.
Впрочем, я бы смог освободиться, скажем,  в  пять.  До  шести  я  в  вашем
распоряжении.
     - Спасибо, Джон.  В пять я буду у вас. Или встретимся на  нейтральной
почве?
     - Имеете в виду Швейцарию? - снова усмехнулся Даллес. - Мы не  успеем
туда добраться к пяти.


     ...Выслушав полковника, Даллес ответил  не  сразу;  помолчав,  сказал
задумчиво:
     - Заманчиво, бесспорно заманчиво.  Вы обговаривали это предложение  с
Донованом?
     - Нет.
     - Почему?
     - Потому что сначала я решил обговорить его с вами.
     - А с государственным департаментом?
     - Ах, Джон, это невозможно! Вы же прекрасно  знаете,  в  чем  сокрыта
трагедия нашей административной машины...
     - В чем же? - улыбчиво поинтересовался Даллес.
     - Ладно, я - проклятый воротила, акула бизнеса и так далее,  а  вы  -
соловей, все верно,  легко  заткнете  меня  за  пояс,  если  нам  случится
соревноваться в красноречии, но в вопросах стратегии д е л а  не тягайтесь
со мной, положу  на  лопатки...  Что  получает  чиновник  государственного
департамента от удачи той или иной внешнеполитической акции? Хрен в сумку,
ноль.  А я получаю. Вы как адвокат тоже. Если бы им платили с выгоды, если
бы они хоть в малости были заинтересованы в результате своего труда, тогда
бы я мог с ними говорить.  А при нынешнем положении вещей это  бесполезная
затея, меня тамошние мыши не поймут.
     - Хорошо, отложим контакты с государственным департаментом до  лучших
времен. Пентагон?
     - Там все в порядке.
     - Военная разведка вас поддержит?
     - Да.
     - Как я понимаю, этот вопрос вы еще до конца не обговорили?
     - До конца - нет.
     - Когда решится?
     - Завтра.
     - Прекрасно.  Я  найду  возможность  связаться  с  Алленом.  Если  вы
заручитесь поддержкой Пентагона, его  интерес  к  доктору  Вестрику  будет
вполне оправдан. Но... - Даллес полез за сигарой, заботливо обрезал ее, но
раскуривать не стал. - Очень существенное "но", полковник.  Вестрик должен
приехать к Аллену не с пустыми руками.  Как  вы  сможете  изложить  вашему
компаньону свой дерзкий план? Закажете разговор  с  Берлином?  "Подумайте,
дорогой Вестрик, как будет прекрасно,  если  вы  уговорите  Геринга  стать
агентом Аллена Даллеса?"
     Бэн засмеялся:
     - Сюжет можно продать Хичкоку, отчаянно веселая комедия... О Вестрике
не беспокойтесь, он приедет к Аллену не с пустыми руками.  И я  вернусь  к
вам в Нью-Йорк с полными руками.  В пятницу я готов подробно рассказать  и
про Вестрика, и про Пентагон, дело за вами.


     В тот же день Грюн вылетел в Буэнос-Айрес,  к  Арнолду,  генеральному
представителю ИТТ в Аргентине.
     Наутро  тот  устроил  Грюну  телефонный  разговор  с  Вестриком  (был
использован  шифр,  которым  компаньоны  обменялись  за  два  дня    перед
катастрофой на Перл-Харборе): "Полковник Бэн просит доктора Вестрика найти
возможность приехать в Швейцарию и посетить в Берне  мистера  Даллеса  для
того, чтобы обговорить с ним возможность  постоянных  контактов.  Вопросы,
которые надлежит обсудить, касаются интересов ИТТ в рейхе  и  тех  странах
Европы, которые ныне стали частью Германии.  При этом дальнейшее  развитие
предприятий ИТТ  в  рейхе  гарантирует  поддержку  мистером  Даллесом  тех
пр