- Не успел, - ответил Кемп и включил свет; изразцовый  пол  (белое  с
голубым,  цвета  Андалусии),  разностильный  гарнитур,  старая  плита    с
потрескавшейся эмалью - полное ощущение  в р е м е н н о с т и  быта. -  Я
сейчас вернусь, присаживайтесь.
     - Повторяю,  я  к  вам  не  со  злом,  Виккерс.  Не  надо  ходить  за
пистолетом, нет смысла...  Впрочем, если вам так  удобнее,  -  валяйте,  я
подожду.
     - Да, мне так удобнее, - ответил Кемп и вышел.
     "Только бы он не сбежал, - подумал Штирлиц. - Задушит толстую дуреху,
запрет меня с ней на ключ, вот и прыгай из  окна,  очень  весело.  А  что,
вполне может, страх подвигает человека на непросчитываемые поступки".
     Кемп, однако, вернулся.  В кармане  его  легкого  шлафрока  явственно
т о п ы р и л с я  пистолет.
     - Ну, пожалуйста, - сказал он, сунув руку в тот  карман,  где  лежало
оружие. - Я весь внимание.
     - Послушайте,  Виккерс,  -  усмехнулся  Штирлиц,  -  поскольку  вы  в
Аргентине недавно, запомните: люди  здесь  сугубо  отличимы  от  испанцев,
Перон их еще не успел сломать...  Женщина, которая лежит у вас в  спальне,
не станет лжесвидетельствовать, а убивать  сразу  двоих  -  ее  и  меня  -
слишком рискованно. Мерк вам этого не простит.
     При упоминании  фамилии  Мерка  лицо  Кемпа  вновь  обрело  выражение
испуганной загнанности.  Штирлицу  показалось,  что  у  него  от  волнения
краснеют глаза, маленькие сосудики наливаются кровью, сообщая  лицу  нечто
заячье, когда косой чувствует, что его вот-вот настигнет свора  и  надежды
на спасение нет.
     - Что вам от меня нужно? Почему вы здесь? Зачем?
     - От вас мне нужно немногого - правды, Виккерс.  Здесь я потому,  что
представляю интересы б р а т с т в а. Зачем я у вас? За тем, чтобы принять
решение. Такой ответ вас устраивает?
     - У вас пять минут. Излагайте то, что считаете нужным.
     Штирлиц покачал головой:
     - Нет, Виккерс, у меня столько минут, сколько нужно  для  дела.  Если
такая постановка вопроса вас не устраивает, я уйду,  но  узел  фон  Шонса,
который вы с ним вязали в связи с убийством Фрайтаг, эпизод  с  Гаузнером,
завершившийся его убийством -  по  вашему  приказанию  -  Пепе  Гуарази  в
квартире Роумэна, показания штурмбанфюрера СС Кирзнера по  поводу  попытки
вербовки вашей  организацией  гражданина  Соединенных  Штатов  на  шантаже
против мисс  Кристиансен  и  ваши  фотографии,  сделанные  мной  здесь,  в
Кордове, - все это будет завтра же предано гласности.  А этого вам генерал
никогда не простит.  И вы знаете, как поступит Мерк,  когда  вы  -  фактом
своего скупердяйского отношения ко времени, пять минут, десять, двенадцать
- нанесли непоправимый удар по всей нашей сети...
     По мере того как Штирлиц неторопливо называл имена, Кемп все более  и
более вжимался в стул, словно бы готовясь к прыжку.
     Щелчок металла прозвучал, словно выстрел, хотя это была лишь предтеча
выстрела, - Кемп спустил предохранитель.
     Штирлиц досадливо поморщился:
     - Да погодите вы...  Дайте мне кончить, Виккерс... Повторяю, я пришел
к вам без зла. Дослушайте, а потом стреляйте... О том, что я к вам пришел,
знают те, кто меня  сюда  отправил.  Дом  оцеплен,  вам  же  знакома  наша
система, сами, как говорят, не первый раз  замужем...  Штандартенфюрер  СС
профессор Танк, который тщательно отвергает свою принадлежность к практике
национал-социализма,  представляющий  ныне   интересы    Гуго    Стиннеса,
контактирующего с американским бизнесом в Германии, никак не заинтересован
в скандале, связанном с именем "инженера Лопеса"...  Тем более в квартире,
которая  предоставлена  Лопесу-Виккерсу-Кемпу  начальником   охраны    его
предприятия сеньором Каверичем...  Беда заключается также и в том, что вы,
переселившись в этот благословенный край, перестали высылать деньги  вашей
жене и детям -  этого  вам  не  простят  в  ИТТ,  там  чтут  культ  семьи,
пуритане... Я открыл вам незначительную часть того, что на вас собрано.
     - Кем?
     - Нами, Виккерс, нами...  Вы оказались между молотом  и  наковальней,
поймите меня правильно.  Запад вам никогда не простит  р а б о т ы,  вашей
доброй старой работы, в частности и по Кристине Кристиансен.  Не  простит,
Виккерс, тем  более  что  она  стала  миссис  Роумэн.  С и н д и к а т  не
пощадит вас потому, что мне открылось имя Пепе  Гуарази.  Мне  известна  и
сумма, которая была ему уплачена вами за работу.  Ну, а генерал не простит
вам того, что все это знаю я. Каково?
     Кемп медленно поднялся, подошел  к  холодильнику,  достал  бутылку  с
минеральной водой, налил стакан до краев и медленно выпил; рука  его  чуть
дрожала.
     - Что вам от меня нужно? - спросил он, пряча бутылку в холодильник.
     - Правды.  Зачем вы хотели подвести меня под гильотину?  Зачем  нужно
было крутить дело Фрайтаг и Рубенау? Кто вам поручил это? Когда?
     - Неужели вы не понимаете, что я никогда не  отвечу  на  ваш  вопрос,
Брунн?
     - Правда? Вот здорово! Что ж, тогда я перейду на испанский, позову из
спальни вашу знакомую, и мы продолжим разговор при ней.  При всем  отличии
аргентинцев от испанцев и те, и другие любят тайны и сенсации.  Я скажу ей
все, что считаю нужным, а засим откланяюсь. Итак?
     Глаза Кемпа снова сделались красными, кроличьими, и за секунду  перед
тем,  как  он  потянулся  к  левому  карману  шлафрока  (воистину,   страх
провоцирует непредсказуемый алогизм поступка), Штирлиц - прежним,  ловким,
к о л ю щ и м  движением - выхватил его пистолет и небрежно сунул в карман
своего пиджака, словно мать, отобравшая у ребенка то,  чем  он  проказливо
баловался.
     - Подумайте о себе, Виккерс, - продолжил Штирлиц, словно бы ничего  и
не случилось. - Если вы откажетесь рассказать  правду,  вас  ждут  трудные
времена, поймите! Вы сделаетесь зверем, загнанным зверем,  у  которого  на
пятках висят гончие.  Судя по тому, как убрали Гаузнера, вас ждет такая же
участь, нет? Ну, ответьте же себе! Разве нет? Гаузнер в  Мюнхене  открылся
Роумэну не до конца и с глазу на глаз, без скандала.  Он сразу же поставил
об этом в известность  г е н е р а л а.  И что же? Его пощадили?  А почему
вы думаете, что вас пощадят, если завтра в Лондоне  жахнут  информацию,  о
которой я вам сказал только что? Да, я в сложном положении, но, борясь  за
себя, я утоплю вас.  Вы знаете, как в Западной Европе любят  сенсацию,  не
так ли? Ну и представьте себе заголовок: "Исповедь  Штирлица".  В  которой
он, Штирлиц, то есть я, Брунн, повторю про  вас  слово  в  слово  то,  что
сказал вам только что, да плюс еще многое другое...  В  частности,  назову
вашу мадридскую тройку, которую я смог получить от Гаузнера.
     - Вы?!
     - Не важно - он, я, они.  Она  у  меня  в  кармане.  Франко  пытается
сделать все, чтобы выслужиться перед Белым домом, он отдаст этих людей  на
заклание, поверьте, Виккерс! Дедушка играет в демократический поворот, ему
нельзя иначе, Совет Безопасности давит, грозит санкциями, вы  же  политик,
неужели не понятно?!  Ну, а уж про  с и н д и к а т,  про Пепе Гуарази я и
не говорю...  Я дам такие подробности, которые  знали  только  вы.  И  это
означает, что в самые ближайшие дни вы обнаружите лошадиную голову в своей
кровати'.  И мои показания будут подтверждены письменными  свидетельствами
Ригельта, который развалился до задницы, Лангера и фон Шонса.  Да и беседа
Роумэна с Гаузнером записана - вплоть до дыхания.

_______________

     ' Таким образом мафия выносит смертный приговор предателю.


     - Что вам от меня надо? - спросил Кемп, и руки  его  бессильно  упали
вдоль тела.
     - Сначала мне нужно  полное  имя  генерала,  Виккерс.  Его  псевдоним
"Верен" меня не устраивает.
     - Писать я вам ничего не буду.
     - Повторяю, сначала назовите мне имя генерала...
     - У вас  же  нет  звукозаписывающей  аппаратуры,  я  в  любой  момент
откажусь от своих слов.
     - Если вы скажете мне все, что меня интересует, вам не придется ни от
чего отказываться.  Нам выгодно, чтобы вы спокойно жили в этой квартире  и
работали на Танка... Итак?
     - Зачем вам это нужно? - голос  Кемпа  за  эти  мгновения  изменился,
сделавшись чуть хрипловатым, словно бы простуженным. - Зачем?
     - Только не надо меня  убеждать,  что  малые  знания  означают  малые
печали, Виккерс.  Писание я знаю лучше вас. Мне это нужно для того,  чтобы
предпринять шаги, связанные  с  защитой  собственной  чести:  по  указанию
генерала против меня начали комбинацию.  Я хочу понять: зачем?  Если  меня
убедят, что это угодно делу нации, что ж, возможно, я соглашусь продолжить
игру против самого себя.
     - Послушайте, ну, конечно же, все  было  подчинено  цели  возрождения
нации! - Виккерс даже потянулся к Штирлицу, глаза  сделались  нормальными,
ничего кроличьего: "Как же часто у него приливает кровь к голове, а на вид
такой здоровый... Эк, лихо он проглотил наживку, ам - и нету!"
     - Вы это можете чем-то доказать?
     - Словом! Моим офицерским словом чести!
     - Меня не устраивает офицерское слово чести, Виккерс.  Я хочу,  чтобы
это слово мне дал генерал.  Вот, - он достал из кармана пачку долларов,  -
деньги на билет в Германию.  Вот, - он показал Кемпу  свой  паспорт  ("Все
равно  м е ч е н ы й,  по такому долго не проживешь"), - документ, который
позволяет мне отправиться туда завтрашним рейсом.  Поэтому я повторяю свой
вопрос и прошу вас, просто очень прошу не  финтить,  а  дать  определенный
ответ. Это в ваших же интересах, и после того, как вы мне назовете фамилию
генерала, который санкционировал игру против меня, я об®ясню, почему это в
ваших интересах.
     - Гелен...
     - Я не слышу! Громче!
     - Гелен, - все так же шепотом повторил Кемп. "Боится подслушки; я ее,
кстати, тоже боюсь, - подумал Штирлиц, - но его бы слушали в  том  случае,
если бы кто-то знал, что я нахожусь  здесь,  а  они  не  знают,  что  я  в
Кордове..."
     -  Рейнгард  Гелен,    генерал-лейтенант    вермахта,    руководитель
разведуправления армии "Восток", я вас верно понял?
     Кемп молча кивнул.
     - Да или нет?
     - У вас же нет аппаратуры, зачем вам мой голос?
     Штирлиц достал из кармана металлическую коробочку из-под сигарет;  он
взял ее на всякий случай, не очень-то полагаясь на то, что Кемп поверит.
     - Вот она, - сказал он. - Кстати говоря,  делают  на  ИТТ,  только  в
Штатах, испанцам таких не показывают.
     Глаза Кемпа снова сделались  кроличьими.  "Господи,  как  же  вдавлен
страх в их души, - подумал Штирлиц, - как безнадежно  жить,  когда  каждую
секунду  опасаешься,  что  твое  слово,  хуже  того,  мысль  могут    быть
зафиксированы на магнитную пленку и стать уликой против тебя, расплата  за
которую однозначна - смерть".
     - Мы уже  начали  с  вами  работу,  Кемп,  так  что,  пожалуйста,  не
затягивайте ее попусту, вас ждет подруга... Да или нет?
     - Да, - ответил Кемп шепотом.
     - Штука, - Штирлиц тронул тот карман, куда положил коробочку, - берет
голос на расстоянии двадцати метров, а шепот - с пяти.  Вы сидите  в  трех
метрах от меня, так что можете говорить еще тише...  Кто меня  выведет  на
Гелена? Мерк?
     Кемп снова кивнул.
     - Да или нет?
     Кемп отрицательно покачал головой, потом не удержался, заметив:
     - Он же ваш! Костолом гестапо!
     - Да? А себя вы считаете Вацлавом Нижинским?
     Кемп вздрогнул:
     - Почему изо всех танцовщиков  в  мире  вы  упомянули  имя  русского,
Брунн?!
     - Это к вопросу о том, не являюсь  ли  я  русским  агентом?  Генерала
интересовало именно это, нет? Слушайте, завтра утром  сходите  к  хорошему
врачу, инженер  Лопес.  У  вас  ни  к  черту  сосудистая  система,  хватит
инсульт... Лангер сказал, что у вас уже был однажды криз в Лиссабоне... Да
не пугайтесь вы все время, право же! Я бы не пришел с этим разговором,  не
знай всего того, что вынудит вас начать  диалог...  Теперь  слушайте  меня
внимательно: я  о т д а м  вам себя, Виккерс... Да, да, отправите генералу
сообщение, что вы меня настигли. Дадите ему наводку, но только после того,
как я скажу вам о целесообразности и своевременности этого  шага...  Более
того, я придумаю безупречную легенду о том, как вы меня нашли.  Вы  будете
оперировать фактами, которые не смогут не  заинтересовать  генерала...  Вы
должны будете стать моим  в л а д е л ь ц е м,  Виккерс, понимаете, что  я
имею в виду?
     - Пройдемте на балкон...
     - Вы действительно полагаете, что нас могут слушать люди Танка?
     Он кивнул.
     - Пошли, - согласился Штирлиц, поднялся первым и  пошел  к  балконной
двери, не оборачиваясь, зная, что Кемп может в любую минуту  броситься  на
него. "Ну, валяй, кролик, прыгай; я готов;  я  собран;  я  переброшу  тебя
через голову; только бы мне не  оглянуться,  все  сразу  рухнет,  если  он
ощутит мой страх, он сейчас раздавлен, между нами такая дистанция, которую
ему уже никогда не преодолеть, если только я не обернусь..."
     Возле двери Штирлиц чуть посторонился:
     - Открывайте.
     Кемп повернул ручку и вышел на балкон первым.
     - Об®ясните мне ваше предложение, - сказал он. - То, что  вы  сказали
сейчас, может оказаться взаимоустраивающим вариантом.  Если  я  вас  верно
понял, вы предлагаете начать игру, в условиях которой записано,  что  лишь
я, Лопес, знаю, как и где можно найти Штирлица?
     - Именно. Только вы упустили немаловажное звено: ч е р е з кого найти
Штирлица...
     - Через кого?
     - А  вот  именно  это  я  вам  скажу  чуть  позже,  когда  мы  кончим
собеседование.  Повторяю, Кемп, я в вас заинтересован так же, как и вы  во
мне. Готовы к диалогу?
     - Да.
     - Ну и прекрасно.  А если бы вы угостили  меня  холодной  минеральной
водой, то жизнь бы  сделалась  сказочной.  Пока  я  буду  пить,  успокойте
толстушку, скажите, что ваш друг через пятнадцать минут уйдет, о кэй?


     Утренним поездом Штирлиц (оставил дону Хосе записку о друге,  который
прилетел в Байрес,  будет  там  сутки,  нельзя  не  повидаться)  выехал  в
столицу, с вокзала пошел на Центральный почтамт - это  совсем  рядом  -  и
заказал разговор с Голливудом: ответила женщина; понял, что  жена  Спарка;
Роумэн предупреждал, что она в  к у р с е;  произнес неторопливо:
     - Скажите, чтобы взяли с собой Роберта Харриса и его коллегу  сеньора
Мигеля. Очень жду там, где условились.
     И положил трубку.
     Как ему ни хотелось посмотреть Буэнос-Айрес,  он  остановил  такси  и
попросил отвезти его в городскую библиотеку.  Шофер порекомендовал поехать
в университетскую, богаче.  Там Штирлиц провел три часа,  изучая  подшивку
немецкой антифашистской газеты.  Запомнил  фамилии  двух  наиболее  острых
высококомпетентных  публицистов,  выступавших  с  резкими,  но  при   этом
аргументированными статьями против Гитлера,  -  экс-сенатор  М.  Осорио  и
профессор Фриц Зееле, - и сразу же вернулся на  вокзал,  поезд  в  Кордову
уходил через сорок минут. Купив билет первого класса, он приобрел в киоске
карту города (Кемп  назвал  адреса,  которые  надо  выучить  наизусть),  в
книжном магазинчике купил брошюру о дивном  озере  возле  города  Барилоче
(то, что Кемп сказал про Риктера и его проект, не очень-то реально, в  это
верится с трудом, но если это так, то дело пахнет керосином, это последнее
гитлеровское злодейство не имеет права быть осуществленным) и сел в  купе,
заказав себе у пробегавшего мимо вагонов чико две  бутылки  "кока-колы"  и
сандвич с сыром...


     Служба взяла в  р а б о т у имена Роберта Харриса и Мигеля через пять
минут после того, как  данные  телефонного  прослушивания  легли  на  стол
Макайра.
     Немедленно  были  задействованы  люди  резидента  в  Байресе    Джона
Джекобса; в дело включился директор местного ИТТ Арнолд  -  со  всеми  его
здешними связями: фотография Штирлица, отправленная  в  Аргентину  загодя,
была  передана  в  уголовную  полицию  столицы;  однако  Макайр  не    мог
предположить, что Штирлиц приедет в Байрес  лишь  для  одного  телефонного
звонка, - этим и об®яснялось то, что его фото не были сразу же  отправлены
во все крупнейшие города республики. Штирлиц был готов к началу о х о т ы,
он знал, на что шел, поэтому  с  позавчерашнего  дня  не  брился;  спасибо
английскому проводнику Шибблу, подрабатывающему на осведомлении  нацистов:
"С бородой вы похожи на ковбоя, совсем другое лицо". "Роумэн прилетит дней
через пять, не раньше, к этому времени я обрасту щетиной, черт не  узнает.
Бедный дон Хосе,  он  лишился  компаньона,  возвращаться  к  нему  нельзя,
простите, дон Хосе, но, право, я не могу поступить иначе:  д е л о..."



        РИКТЕР, ШИББЛ                                      (декабрь сорок шестого)
__________________________________________________________________________

     Несмотря  на  то,  что  сэр  Александр  Кадоган  и  мистер   Джонсон,
представлявшие Англию и Соединенные Штаты в Совете Безопасности, работали,
что называется, в унисон, тем не  менее  традиционные  противоречия  между
Уолл-стритом и Сити, между финансовыми империями Рокфеллеров и  Ротшильдов
продолжали сохраняться, тщательно скрытые от людских взглядов.
     Встречи лидеров Британии и Штатов происходили в "обстановке сердечной
дружбы  и  полнейшего  взаимного  понимания",   газеты    отмечали,    что
политическая  программа  сэра  Уинни  в  Фултоне  принята  к    исполнению
англоговорящим миром; все, казалось бы, в полнейшем порядке, ан - нет...
     ...Кадровый разведчик Честер Шиббл был отправлен в Латинскую  Америку
с довольно ловкой легендой:  человек  скрывается  от  правосудия,  и  хотя
Лондон не требует его выдачи - так, грехи молодости, суета, - тем не менее
лучше держаться подальше от столиц; мир ныне стал таков,  что  в  джунглях
спокойнее, чем в городах.
     В Игуасу он был направлен отнюдь  не  случайно.  Во-первых,  стыковка
трех границ; новости из Парагвая и Бразилии  стекаются  сюда  каждодневно,
ибо именно здесь сосредоточен центр торговли,  перевалочная  база  грузов,
аэропорт,  склады  на  Паране.  Во-вторых,  Лондон  имел  информацию    от
Шелленберга,  что  уже    в    марте    сорок    пятого    года    крупные
национал-социалисты, связанные с финансами НСДАП и СС, были  перемещены  в
глубинные районы юга Америки; поскольку  немцы  имели  сильные  позиции  в
экономике Аргентины, Парагвая и Бразилии, необходимо было  знать,  на  что
будет обращено золото Гитлера, если действительно его намерены обратить  в
бизнес, а не положить в банки, чтобы спокойно жить на проценты с капитала;
такое вероятие разведчики  МИ-6  также  допускали.  В-третьих,  нельзя  не
считаться  с  тем,  что  мобильный  капитал  Соединенных  Штатов  в  самое
ближайшее время неминуемо начнет наступление на юг, а  поскольку  железные
дороги Аргентины принадлежали Лондону, поскольку именно Англия  держала  в
своих руках ключи от основных  банков  Буэнос-Айреса  и  Сантьяго-де-Чили,
королевский  кабинет  должен  быть  загодя  осведомлен  обо   всем,    что
предполагает начать  м л а д ш и й  брат.  И, наконец, в-четвертых, Англия
прекрасно знала, что в Аргентине поселились ведущие  инженеры  с  немецких
военных заводов: с кем они намерены сотрудничать? С  американцами?  Или  с
Пероном?  Если с  Пероном,  их  следует  поддержать,  поскольку  все,  что
с л е г к а  мешает младшему брату, оказывает на деле значительную  помощь
Лондону. Так как Перон не скрывал своего негативного отношения к янки (это
давало ему дополнительные голоса на выборах:  народ  не  терпел  тех,  кто
захватывал  экономику),  Лондон  был  готов  закрыть  глаза  на   немецкую
активность, - понятно,  на  определенном  этапе,  пока  банки  не  наладят
контроль над всем тем,  что  происходит  и  будет  происходить  в  военном
секторе экономики Аргентины.
     Круг вопросов, который интересовал Шиббла, был поэтому весьма  широк,
но, однако, лично его - и чем дальше, тем больше - занимал Риктер.
     Шелленберг, начавший давать  показания  британск