дой, сказал министру  иностранных  дел  Франции  Бидо:
"Меня очень беспокоит работа нашей комиссии по  главным  немецким  военным
преступникам...  Наша  странная  медлительность  позволит  СС  и   гестапо
организованно закончить перевод своих членов в глубоко  законспирированное
подполье...  Я говорю вам об этом лишь потому, что вижу главную цель своей
жизни в том, чтобы дать Европе сто лет мира - хотя бы..."
     Моргентау сказал об этом Бидо сразу же после  разговора  с  Трумэном.
Президент поморщился, когда Моргентау, формально остававшийся  еще  членом
его кабинета, сказал ему об этом же;  ответил:  "Не  надо  драматизировать
события, зачем вы уподобляетесь англичанам, которые  алчут  крови  немцев?
Даже Сталин согласился с тем, что к суду  над  ними  следует  основательно
подготовиться".
     Даллес был  о б я з а н  узнать об этом, потому что именно в эти  дни
он привез в Вашингтон генерала  Гелена  и  держал  его  на  конспиративной
квартире, дав инструкцию охране,  чтобы  г о с т я  возили  в  Пентагон  в
машине со специальными зеленоватыми стеклами типа "я тебя вижу, ты меня  -
нет".  Если  бы  Моргентау  тогда  прослышал  об  этом,  как  бы  взвилась
рузвельтовская команда, какой бы она подняла гвалт!
     После того, как Даллесу сообщили об этих словах Моргентау, он  сделал
так, что переговоры с Геленом проводились не в  з д а н и и, а в маленьком
коттедже.  Ни один человек, кроме  п о с в я щ е н н ы х,  не  имел  права
знать о его, Даллеса, плане. "Эта сенсация может  оказаться  подарком  для
одержимых левых; нужно время, чтобы вымести их на  свалку;  постепенность,
да здравствует постепенность!"
     Даллес  вдруг  резко  поднялся  с  кушетки,  не  надевая  стареньких,
разношенных  ш л е п о к,  подошел  к  столу,  включил  свет,  записал  на
листочке бумаги: "А что, если подвести Роумэна к Моргентау?  Или  к  Гарри
Гопкинсу?! К Генри Уоллесу?! Сейчас мы бьем Рузвельта косвенно, и Маккарти
делает это вполне квалифицированно. А что, если м о я организация, которая
будет называться Центральным разведывательным управлением, одним из  своих
первых и коронных дел раскрутит конспирацию, в основании которой будет  не
кто-нибудь, а Моргентау,  наиболее  доверенный  человек  Рузвельта?!  Если
Макайр не позволит Роумэну сделать  задуманное  им,  бедному  парню  будет
просто некуда идти, кроме как к тем, кто был с Рузвельтом".
     Он не умел думать, не записав поначалу мысль на листочке, лишь  тогда
это врубалось в мозг навечно; сжег бумажку, подошел к шкафу, достал  томик
китайской поэзии, раскрыл  наугад  страницу  (больше  всего  верил  именно
такому гаданию), зажмурившись,  ткнул  пальцем  в  строку,  открыл  глаза,
прочитал: "Холодный ливень хлещет день и ночь, в реке Жаньхэ теченье трупы
гонит".  Странно, не поддается толкованию! Прочти он этот абзац во времена
Рузвельта,  ждала  бы  бессонная  ночь,  очень  страшно;  посмотрел,   чем
кончалось стихотворение: "Там некому ослабшему помочь, умершего  никто  не
похоронит, я, девушка, обижена судьбой, мне, сироте, найти ли утешенье?  О
небеса, взываю к зам с мольбой: возьмите жизнь - и дайте избавленье!"
     "Странно, - подумал Даллес; он любил гадания,  верил  им,  порой  сам
разбрасывал на себя карты, больше  всего  боялся,  когда  выпадал  пиковый
валет и десятка - к смерти; очень любил шестерку бубен -  веселая  дорога;
радовался, когда выпадали четыре туза - исполнение  всех  желаний.  -  Эти
строки нельзя проецировать на  себя,  -  сказал  он  себе,  -  они  вполне
толкуемы как возможное будущее тех, кто стоит на моем пути; это - к успеху
моего предприятия; смерть другого - твой лишний  шанс".  Самым  счастливым
предзнаменованием он  считал  встречу  с  похоронной  процессией;  впервые
поверив в это, несколько даже пугаясь самого  себя,  подумал:  "Неужели  я
смею считать, что уход любого человека угоден мне; минула меня  чаша  сия,
спасибо тебе, боже! Какая безнравственность, это чуждо  мне,  нельзя  так,
грех!"



        ШТИРЛИЦ                                   (Кордова, декабрь сорок шестого)
__________________________________________________________________________

     Доктор Хосе Оренья жил неподалеку от  церкви  Ла  Компанья  в  старой
части Кордовы; в маленьком домике он занимал  две  комнаты;  каждая  имела
свой выход  в  патио  -  мавританский  дворик.  Великую  культуру  арабов,
изгнанных испанцами, с Пиренейского полуострова, принесли за океан  те  же
испанцы.  Если допустить, что земля действительно будет пребывать  вовеки,
смогут ли ученые будущего об®яснить этот парадокс?
     Если не выходить на улицу, то казалось, что находишься в деревне, так
здесь было тихо, особенно в вечерние часы, когда на  улицах  заканчивалось
движение автобусов.
     Именно у него Штирлиц и снял  комнату:  кровать  (типично  испанская,
низкая, широкая, красного  дерева),  маленький  письменный  стол,  кресло,
обтянутое красным плюшем, этажерка с книгами по истории латиноамериканской
литературы, шкаф красного дерева для белья и прекрасные  гравюры  Гойи  из
цикла "Тавромахия".
     Штирлиц узнал доктора случайно.  Впрочем, эта  кажущаяся  случайность
была следствием  закономерности,  ибо,  приехав  в  Кордову,  проверившись
(скорее  по  укоренившейся  привычке,  чем  предполагая,  что  слежка  уже
настигла его), он купил в киоске кипу газет, старых в том числе,  и  начал
неторопливо, полосу за полосой, изучать их. Без серьезной работы с прессой
нельзя предпринимать  ни  единого  шага;  сначала  следует  проштудировать
полосы с об®явлениями: там можно найти наиболее подходящий вариант  жилья.
В отеле останавливаться не стоит, в пансионате  тоже;  увы,  слишком  мало
встречается хозяек, которые ищут утешение в текстах  писания,  большинство
исповедуется в полиции - надежнее.
     В газетах сообщалось  о  том,  как  много  внимания  президент  Перон
уделяет военно-воздушным силам республики; говорилось,  что  экономическая
делегация  Аргентины  во  главе  с  генеральным  секретарем   министерства
коммерции и индустрии Роландо Лагомарсино прибыла в Рио для переговоров  о
сотрудничестве;  "совершенно  надежные  источники"  сообщали   о    тайных
контактах в Париже между советским послом Богомоловым и испанским  -  Хосе
Антонио  де  Сангрониц  об  "установлении   дипломатических    отношений";
приводились сообщения с фронтов гражданской войны  в  Греции  -  громадная
шапка на всю полосу: "Войска Великобритании начали интервенцию  в  Афины";
печаталась информация из Египта о предстоящих переговорах между  Каиром  и
Лондоном об эвакуации британских войск, - "в  противном  случае  возникнет
угроза войны"; из Питтсбурга, США, передавали об аресте лидера независимых
профсоюзов Джорджа Мюллера;  приводились  выдержки  из  речи  Генерального
секретаря ООН Трюгве Ли в Оттаве на заседании Всемирной организации труда;
сообщалось, что один из лидеров британской консервативной оппозиции Антони
Иден  выступил  в  Лондоне  с   комментарием    о    недавнем    заявлении
генералиссимуса Сталина:  "Выступление  русского  лидера  дает  прекрасную
возможность  Западу  начать  серьезные  переговоры  с  Москвой  по  поводу
преодоления разногласий между членами ООН"; сообщалось  также,  что  новый
министр торговли США Аверелл Гарриман прокомментировал выступление Сталина
в  том  смысле,  что  с  Россией  надо  вести  переговоры,  "новая   война
просто-напросто невозможна"; на этой же полосе  говорилось  о  наращивании
военно-морского присутствия  Северной  Америки  в  Тихом  океане;  петитом
давалось сообщение из Рио: "Лидер коммунистов Бразилии сенатор Луис Карлос
Престес заявил, что в районах Белен и Наталь расположены военные базы США;
бразильский представитель  в  ООН  сеньор  Педро  Жао  Велосо  отверг  это
утверждение, заявив в Совете Безопасности, что на территории Бразилии  нет
ни  одного  солдата  янки";  широко  комментировалось  сообщение  о  битве
"советского блока" за то, чтобы Эритрея была эфиопской; "русские выступают
против колониализма, несмотря на  оппозицию  британского  и  американского
представителей"; сообщалось о продолжающейся дискуссии в палате  депутатов
Аргентины  вопроса  о  допустимости  открытия  в  Буэнос-Айресе   русского
посольства,  ряд  правых  депутатов    по-прежнему    выступают    против;
семьюдесятью одним голосом против семнадцати палата депутатов выступила  в
поддержку Гватемалы, которая начала борьбу против Британии за  возвращение
ей Белиса, который был оккупирован англичанами начиная  с  тысяча  семьсот
восемьдесят третьего года; сообщалось о дискуссиях в сенате Буэнос-Айреса,
прежде всего  о  благоустройстве  итальянского  района  Палермо;  решались
проблемы новых очередей метрополитена; много говорилось об  исключительной
власти  "Подер  Экзекутива"'  и  его    взаимоотношениях    с    районными
легислатурами;  осторожно  критиковался  Центральный  банк  Республики;  в
рисунках  Сусаны  Ликар  рекламировались  коротенькие  юбочки;    всячески
нахваливались вина марки "Того";  мебельная  фирма  "Сагатти"  сообщала  о
дешевой распродаже гарнитуров (гостиная - триста девяносто песо, спальня и
кабинет -  девятьсот  двадцать);  писали  о  первой  в  истории  Аргентины
выставке аэронавтики, организованной  министерством  авиации;  сообщалось,
что отныне  к о о п е р а т и в ы  (Штирлиц не сразу понял, что именно так
портеньяс'' называют маленькие автобусы) будут ходить восемнадцать часов в
сутки; давали фотографию с церемонии подписания договора  между  министром
труда  и  призрения  доном    Хосе    Мария    Фрейре    и    руководством
североамериканской компании "Стандард  электрик";  приводилось  расписание
прямых рейсов теплоходов в Швецию, Англию, Бельгию,  Норвегию,  Голландию;
рекомендовался итальянский лайнер  "Андреа  Гритти";  приглашали  посетить
гала-представление "Та-Ба-Рис",  поставленное   Викторио   Карабатто   при
участии звезды испанской эстрады Лассо Д'Аргаса,  танцовщицы "новых ритмов
тропиков" Альба дель Ромераль и  исполнительницы  новых  песен  Вирджинией
Лэй;    давался    репортаж   о   "братском   сотрудничестве   рабочих   и
предпринимателей" районов Тигре  и  Оливос;  светская  хроника  о  встрече
представителей  синдикатов с Эвитой Перон печаталась под громадной шапкой:
"Рабочие не хотят ничего другого,  кроме надежды на народный  социализм!";
чаще  всего  встречались  имена  Перона,  сеньоры  Эвиты Дуарте де Перон и
военного губернатора провинции Буэнос-Айрес полковника Мерканте;  взрослых
зрителей   приглашали   в  кинотеатр  "Альвеар"  на  фильм  о  сексуальных
преступлениях;  рекламировалась картина "Мечты матери" с Мэри  Андерсон  в
главной  роли;  в  театре  "Астраль"  шла  премьера музыкального спектакля
Шандора,  Гуррачаги  и  Портера  "Пенелопа",  в  кинотеатрах   "Американ",
"Аризона",   "Атлантик",  "Каталунья",  "Эклэр",  "Гран  Сине  Трокадеро",
"Либертадор",  "Версаль",  "Сан Тельмо" гремела  лента  "Ночь  романтики";
сообщалось,  что на скачках призы принесли Побретон под руководством жокея
Мернье и Проекто под управлением Батисты;  футбольный клуб "Нуэва  Чикаго"
со счетом три - два победил "Барракас сентраль".

_______________

     ' "П о д е р  Э к з е к у т и в а"  (исп.)  -  орган   исполнительной
власти, созданный Пероном.
     '' П о р т е н ь я с (исп.) - жители Буэнос-Айреса.


     В отделе об®явлений среди множества т е к с т о в Штирлиц остановился
на одном: "Доктор Хосе Оренья, профессор филологии и истории  в  отставке,
ищет компаньона, не моложе шестидесяти лет; предоставляет комнату со всеми
удобствами за весьма умеренную плату; от компаньона требуются  эрудиция  и
желание познать судьбу континента".
     "Что касается эрудиции, не знаю, - подумал Штирлиц, - а  вот  желания
познать континент хоть отбавляй, тем более после знакомства с газетами:  в
стране сотни тысяч немцев, приехавших сюда после разгрома Гитлера;  Роумэн
считает, что в Кордове существует законспирированный центр бывших наци, но
ни в одной полосе, среди тысяч сообщений, ни  одного  упоминания  немецкой
фамилии; трудно приходится цензорам, глаз да глаз..."
     ...Дон  Хосе  Оренья  оказался  очень  высоким  седоглавым  стариком;
впрочем, назвать его "стариком" можно  было  лишь  узнав,  что  профессору
семьдесят девять лет; лицо без морщин, ясные голубые глаза, крепкое  тело,
великолепная осанка - больше пятидесяти не дашь, мужчина в расцвете сил.
     - Почему вы первым делом  назвали  свой  возраст?  -  поинтересовался
Штирлиц, представившись.
     - Потому что мне нравится  эпатировать  собеседников,  че'.  Здоровая
старость - форма эпатажа. Мечтаю лишь о том, чтобы умереть здоровым: пусть
сердце остановится во сне, упаси всевышний от болезней...  Меня  несколько
смущает ваша национальность, дон Макс...  Позвольте и я, в  свою  очередь,
задам вопрос: почему  вы  -  с  вашим-то  испанским  -  представились  мне
"гринго"?

_______________

     ' Ч е (аргент. жаргон) - человек, парень.


     - Вам нужен компаньон...  Начинать компаньонство со лжи?  И  потом  я
хочу познать судьбу континента,  действительно  хочу...  Очень  не  любите
американцев?
     - Каждому в отдельности - симпатизирую,  милые,  доверчивые  дети,  а
всех  вместе  -  боюсь.  Какая-то  слепая  устремленность  дела,  сплошная
духовная бронированность... Что вас привело в Кордову, че?
     - Я же сказал: желание познать судьбу континента...  Я  филолог,  моя
специальность  -  немецкий  и  испанский    языки,    чуть-чуть    понимаю
по-польски...
     - Здесь неподалеку живет поляк, дон Эухенио Запаньский, вполне  милый
человек...
     - Кто по профессии?
     - Ассенизатор. Прибыльное дело, в дерьме он открыл золотое дно... Где
учили немецкий?
     - В Берлинском университете.
     - Очень престижно.  Кстати, университет в Кордове тоже был  открыт  в
семнадцатом веке, великолепная библиотека, удивительный архив,  совершенно
не проработанный.  Там есть целая подборка: "Немцы  в  Аргентине",  однако
никому ни до чего нет дела, только бизнес, вернее, его зыбкая тень, погоня
за иллюзией. Женаты?
     - Нет.
     - И никогда не были?
     - Нет.
     - Значит, как и я, лишены счастья отцовства, че?
     - Да, - чуть поколебавшись, ответил Штирлиц. - Лишен.
     - Но у вас были дети? Просто вы их мало видели?
     - Вы меня верно поняли.
     - Вам неприятно об этом говорить, дон Макс?
     - Горько.
     - Сколько вам лет?
     - Сорок шесть, дон Хосе.
     - Выглядите значительно старше.
     - Зато умру здоровым.
     - Постучите по дереву, че.
     Штирлиц прикоснулся к старинному столу, побарабанил по нему пальцами:
     - Ничто так легко не угадывается, как возраст дерева.
     - Возраст моды, - поправил профессор. - Дерево старше моды. Этот стол
начала  девятнадцатого  века,  но  дерево,  я  полагаю,  вылеживалось  лет
двадцать,  лучшая  чилийская  порода...  Кстати,   искусство    мебельного
производства здесь  налаживали  швейцарские  и  немецкие  иммигранты...  В
Кордове живет дон Клаус Манрат,  потомок  первых  иммигрантов  из  Швабии,
лучший краснодеревщик континента...
     Штирлиц кивнул, поинтересовался:
     - Вы что предпочитаете в компаньоне: слушателя или развлекателя?
     -  Конечно,  слушателя,  -  улыбнулся,  наконец,  Оренья.  -  Где  вы
встречали старика, лишенного лихорадочного  желания  научить  человечество
уму-разуму? Сколько сможете платить за комнату?
     - Я бы не сказал, что я состоятельный "гринго", - ответил Штирлиц.  -
Чем меньше, тем, конечно, лучше...
     - Скажем, сто пятьдесят песо в месяц?  Это  вас  устроит?  Еду  будем
готовить попеременно, через день.  Рыба крайне дорога, не обещаю, а мясо у
нас самое дешевое в мире, на доллар можно купить килограмм,  всего  в  два
раза дороже батона. Мясо, зелень, хлеб и вино. Устраивает, дон Макс?
     - Еще как, дон Хосе!
     - Идите осматривайте свою комнату, полагаю, она  вам  понравится.  Но
прекраснее всего мое патио, здесь так  прекрасно  под  солнцем,  тишина  и
пахнет спелым виноградом - даже весной.  Если  вас  станут  убеждать,  что
виноград не имеет запаха, - не верьте, чушь и нежелание видеть окрест себя
прекрасное.
     - Запах ощущают, профессор.
     - Неверно.  Ассоциативно  вы  видите  громадную,  светящуюся  изнутри
желто-зеленую гроздь, угадывая на плодах капли дождя, они  подобны  следам
от слез на щеках загорелого карапуза, потерявшего мячик...
     - Как вы прекрасно сказали... Это строка из хорошей поэзии...
     - О, че, если б я обладал поэтическим даром! Каждый  латиноамериканец
считает себя поэтом, и это главное заблуждение  наших  народов.  Поэзия  -
удел избранников, сладостная трагедия индивида.
     - Я  обязательно  должен  зарегистрироваться  в  полиции?  -  спросил
Штирлиц.
     - Зачем? - профессор пожал  плечами.  -  Если  вы  не  контрабандист,
живите себе на здоровье, нет большей гнусности, чем  общение  с  людьми  в
мундирах...


     Назавтра  Штирлиц  отправился  в  библиотеку  университета,   передал
хранителю архива дону Эрнандесу  записку  от  профессора  Оренья,  получил
запыленные  папки  с  документами,  посвященными  немцам  в  Аргентине,  и
погрузился, наконец, в свое привычное, давно, впрочем, забытое  состояние:
прикосновение к листам бумаги, испещренным словами, таящими в себе  правду
и ложь - одновременно, ибо в каждом факте сосуществует истина и  фантазия,
расхожее мнение и свидетельство очевидца.
     В  документации,  подобранной,  как  показалось   Штирлицу,    весьма
квалифицированно,  утверждалось  -  со  ссылкой  на    секретные    архивы
португальского двора, - что в команде Магеллана было много  немцев,  среди
которых выделялись Ганс Варгу (в корабельном журнале его называли  "мастер
Ансе";  был  командиром  артиллерии  на  шхуне  "Консепсьон")  и  помощник
капитана  на  "Виктории"  Йорг.  В  сноске,   написанной    готикой,    не
подтвержденной ссылкой на источники, подчеркивалось, что  именно  немец  и
воскликнул ту знаменитую фразу, которая определила открытие Нового  Света:
"Монте виде!" - что значит: "Вижу гору!" Отсюда  -  "Монтевидео",  столица
Уругвая; обозначено немцем, им сюда и дорога!
     Особенно много страниц - в связи с экспедициями  в  Южную  Америку  -
было  уделено  перечислению  блюд  в  аристократическом  дворе  Нюрнберга:
"Впервые в Европе именно здесь в середине  шестнадцатого  века  (1519-1525
годы) мы находим первое упоминание  об  американском  "перце",  "форели  с
шафраном", "южных пряностях". Уже с конца пятнадцатого века немецкие купцы
из Равенсбурга Фуггер и Вельсер начали широкие торговые связи с Испанией и
Португалией.  Якоб Фуггер вкладывал деньги в  горные  предприятия  Тироля,
Венгрии, снабжал золотыми монетами папскую курию; именно  он  финансировал
избрание на императорский трон Карла Пятого (это стоило ему семь миллионов
золотых франков), именно он первым в  Европе,  утверждалось  в  документе,
начал последовательную южноамериканскую экономическую политику, именно ему
принадлежит концепция  к о л о н и а л ь н о й  торговли со вновь открытым
континентом.
     Несмотря на то, что экспедиция  в  направлении  Моллукских  островов,
которую финансировали Фуггер и Вельсер, кончилась неудачей и  Вельсер,  не
пережив катастрофы, умер, племянник Антон продолжил дело Фуггера вместе  с
испанцами; благодаря ему  первый  немец  Ганс  Брунбергер  достиг  берегов
Аргентины и основал здесь первую немецкую семью, - и было это в 1526 году!
Именно  Антон  Фуггер  был  первым  европейцем,  который  начал   освоение
индейского континента - от Чинчи в Перу до  Магелланова  пролива  и  Чили.
Трудно сказать, почему он расстался с конкистадором Писсаро в  1531  году;
может быть, не обладал столь железными нервами, как его покойный дядя? Это
вполне можно допустить, если пристально вглядеться в те его портреты,  что
сделаны  Гольбейном  и  Гансом  Малером,  -  размытость  форм  рта  вполне
предполага