Страницы: - 
1  - 
2  - 
3  - 
4  - 
5  - 
6  - 
7  - 
8  - 
9  - 
10  - 
11  - 
12  - 
13  - 
14  - 
15  - 
16  - 
17  - 
18  - 
19  - 
20  - 
21  - 
22  - 
23  - 
24  - 
25  - 
26  - 
27  - 
28  - 
29  - 
30  - 
31  - 
32  - 
33  - 
34  - 
35  - 
36  - 
37  - 
38  - 
39  - 
40  - 
41  - 
42  - 
43  - 
44  - 
45  - 
46  - 
47  - 
48  - 
49  - 
50  - 
51  - 
52  - 
53  - 
54  - 
55  - 
56  - 
57  - 
58  - 
59  - 
60  - 
61  - 
62  - 
кументом  следующего
содержания:
                                                     "Совершенно секретно.
          Атомная   бомба    характеризуется    огромным    истребительным
     потенциалом,  сосредоточенным  в  металлическом  корпусе.  Удар    по
     транспортным  средствам  противника  дает    существенное    снижение
     возможностей  производства  и  доставки  техники  к  месту    военных
     действий... Однако считается, что, хотя атомные удары по транспортным
     средствам могут  привести  к  хорошим  результатам,  для  этих  целей
     предпочтительнее применение бомб иной категории...
          Производственные  мощности  СССР  доступны  для   стратегических
     ударов с воздуха...  Выгоднее  всего,  очевидно,  нанесение  бомбовых
     ударов по предприятиям, выпускающим наиболее опасные виды вооружения.
     К ним относятся заводы по производству авиационных двигателей, танков
     и радиооборудования.
          Большой эффект может дать уничтожение важнейших  государственных
     ведомств  и  их  служащих...  Главной  особенностью  атомного  оружия
     является способность уничтожать скопления людей,  и  эту  особенность
     необходимо использовать наряду с другими свойствами этого оружия...
          Удары по промышленному потенциалу России могут дать существенный
     эффект только в том случае, если  они  будут  произведены  в  широком
     масштабе.  В  результате  разрушения  основных  металлообрабатывающих
     предприятий или таких жизненно важных об®ектов,  как  электростанции,
     потребовались бы многие годы восстановительных работ..."
     ...С тех пор в недрах штабов - под нажимом  нефтяных,  авиационных  и
танковых королей - продолжалась разработка новых  документов,  развивавших
то, что было заложено в первом, основополагающем.  Джон Фостер Даллес  дал
свое  заключение  на  черновой  проект  нового,   совершенно    секретного
меморандума, подготовленного Пентагоном для Трумэна; через час после этого
он встретился  с  Алленом,  проинформировав  его  о  том,  что  ему  стало
известно.  Память у него была адвокатская, редкостная, поэтому он прочитал
документ военных наизусть, с небольшими купюрами, опуская  те  места,  где
было еще  с ы р о,  слишком много эмоций:
     - Новые данные о  возможных  комплексных  целях  на  территории  СССР
показывают, что  уничтожение  нефтедобывающей  промышленности  может  быть
обеспечено сравнительно незначительными силами, причем это  быстрее  всего
может  привести  к  снижению  военного  потенциала    русских.    Наиболее
действенный способ нападения на эту отрасль  промышленности  -  разрушение
нефтеперегонных заводов, для чего у нас уже на ранней стадии войны  должен
быть  достаточный  тоннаж  бомб.  Большинство  нефтеперегонных   мощностей
Советского Союза находится на Кавказе, хотя имеется информация о том,  что
в районе "второго Баку", на Урале, возведены  новые  установки.  Множество
предприятий  этой    отрасли    находится    в    пределах    досягаемости
бомбардировщиков Б-29, расположенных на  базах  Британских  островов  и  в
районе Каир - Суэц.
     Для  выяснения  сравнительного  значения  разных  районов   СССР    в
формировании  военного  потенциала  этого  государства  потребовался    бы
дальнейший детальный анализ.  Значение некоторых районов очевидно: Украина
- производитель зерна; Донбасс - горно-промышленный район; Москва -  место
нахождения правительства, транспортный узел и  важный  центр  производства
готовых изделий; промышленные центры на Урале  и  нефтяной  район  "второе
Баку"; наконец, горно-промышленный район Кузбасса.
     Полный контроль над СССР мог бы быть,  видимо,  обеспечен  оккупацией
ограниченной по размерам территории. однако ввиду значительной  площади  и
числа людей (военнослужащих и гражданских), которых необходимо держать под
контролем,  потребовались  бы  довольно  значительные  вооруженные    силы
союзников.
     В тот же день Джон Фостер Даллес улетел в Майами  и  сел  за  пишущую
машинку: надо было  з а с т о л б и т ь  свою позицию до того, как военные
захватят все.
     А Бэн тем временем продолжал устраивать  роскошные  приемы  в  лучших
ресторанах, на которых сводил послов  с  министрами,  а  директоров  своих
филиалов  и  военных  атташе  США  с  местными  офицерами  ("Война  -  это
коммуникации, - повторял он гостям, -  порядок  в  стране  не  может  быть
достигнут без надежно работающей телефонной сети"); открывал перспективных
честолюбцев на континенте, повторяя сотрудникам без  устали,  что  чин  не
имеет значения, личности становятся генералами в один день, а  то  и  час;
те, кто просиживает кресла в ожидании звезды на погонах, нам не нужны.  Он
интересовался  парагвайским  офицером  Стресснером;    присматривался    к
чилийскому  майору  Аугусто   Пиночету    -    совершенно    поразительная
работоспособность  и  воистину  европейский  педантизм;  подкрадывался   к
аргентинскому  полковнику  Гутиересу,  считая  "серого  кардинала"  Перона
устрашающе умной личностью.
     Зная о том, как много  работы  у  Бэна  в  Аргентине,  Даллес  загодя
позвонил в его секретариат и попросил отправить телеграмму в  Буэнос-Айрес
с просьбой пригласить полковника на ланч в любую удобную для него пятницу.
     И  через  три  дня,  весело  разглядывая   загорелое    лицо    Бэна,
поинтересовался:
     - Где вы так прокалились? Ездили на атлантические пляжи?
     - Если бы, - вздохнул  Бэн.  -  Только  два  дня  смог  полежать  под
солнышком, да и то в Байресе...  Мой тамошний  директор  Арнольд  построил
прекрасный бассейн на крыше дома, завез туда морскую гальку и даже затащил
двадцать пальм в ящиках - лихо придумано...  Октябрьское  солнце  весеннее
еще, не так печет,  как  в  январскую  жару,  но  загар  дает  прекрасный.
Завидуете?
     - Очень. Я хотел слетать к Джону. Последние дни он работал на Майами,
но старший брат - он и есть старший. "Времени в  обрез,  -  повторяет  мне
постоянно, - любовные утехи не для нас уже, к счастью, мы и не алкоголики,
так что осталось нам лишь одно - д е л о"... Он закончил там свою работу -
на неделю раньше задуманного срока.  Вот почитайте,  я  захватил  с  собой
рукопись, идет в "Лайфе"... Но мне хочется собрать мнения всех тех, кому я
по-настоящему верю.
     Бэн заколыхался в кресле:
     - Вы мне верите?! Полно, Аллен! Вы меня с трудом терпите. И правильно
делаете.  Я сам себе смертельно надоел -  суечусь,  придумываю  что-то,  а
старуха с косой смотрит и посмеивается: "Давай, милый, нам такие  нужны  в
аду, у нас с топливом проблемы, повертишься, чтобы котлы были в  состоянии
постоянного кипения, а то грешники не страдают, а  блаженствуют  в  теплых
ваннах"...
     - Поскольку я получил визу в чистилище, - попыхивая трубкой,  ответил
Даллес, - ваши адские сложности меня не волнуют.
     Бэн достал очки, отодвинул салат, снисходительно отметив  его  чахлую
скудость (вчерашний ужин у  Арнолда  был  фруктовым  -  авокадо,  ананасы,
манго, арбузы, все это залито медом, смешанным  с  сиропом  гауячи,  очень
тонизирует), и погрузился в чтение. Он читал  п о ж и р а ю щ е,  втягивая
в себя строки, как жадный итальянец - спагетти.
     - Это грандиозно, - сказал он, окончив чтение. - Все-таки Джон Фостер
- гениальный политик... Какой слог, как поразительна его аргументация...
     - Аргументация моя, - Даллес пыхнул трубкой. - Слог - тоже. Его здесь
только одно - имя на титуле.
     - Почему бы и вам тогда это не подписать?
     - Потому что я не лезу  в  политику.  Меня  это  не  интересует.  Моя
страсть - делать реальное дело, Бэн.  Все-таки дело всегда  было  порядком
выше политики, которая лишь придает удобную форму свершенному.
     - Как будет называться сочинение?
     - Называться будет просто: "Мысли о советской внешней политике и  что
нам делать".
     - Чей заголовок? Ваш?
     - Нет, не мой.
     - И все-таки Джон Фостер - гениальный  политик,  -  повторил  Бэн,  -
формулировка абсолютна.
     - Это не его формулировка.
     - Чья же?
     - Одного из ваших конкурентов, -  усмехнулся  Даллес.  -  Раньше  был
другой заголовок, мы изменили.  Берите ручку и вносите вашу правку, я  вас
за этим  и  сорвал  с  аргентинской  крыши,  где  установлен  бассейн  под
пальмами.
     - У меня нет замечаний, Аллен. Я со всем совершенно согласен. И потом
главный удар вы наносите по стратегии Советов в Восточной Европе, а это не
мой регион. Мы же с вами уговорились, что я сосредоточиваю максимум усилий
на юге нашего континента.
     - Которые будут по-настоящему результативны только в  том  случае,  -
заключил Даллес, - если русские навсегда забудут, где  находится  Западная
Европа, Азия, Африка и - особенно - Латинская Америка.  А  добиться  этого
можно лишь в том случае, если мы сформулируем концепцию русской  экспансии
в Польше, Чехословакии, Венгрии, Болгарии, Румынии и Югославии с Албанией.
Ленин  верно  говорил:  идея  лишь  тогда  становится  силой,  когда   она
овладевает умами масс.
     Бэн усмехнулся:
     - Цитируете Ленина? А как со Сталиным?
     - Солидарен с Черчиллем: не  люблю,  но  уважаю.  В  этой  связи,  не
вздрагивайте,  пожалуйста,  но  я  включил  вас  в  одну  прелюбопытнейшую
комбинацию со Сталиным.
     - Аллен, вы, случаем, не переработали?  Не  началась  горячка?  А  то
заберу на отдых в Байрес.
     - Я с радостью полечу, - ответил Даллес, - особенно если вы  оплатите
билет и гостиницу.  Но про комбинацию - я серьезно, полковник.  Наши  люди
тщательно просчитали  ряд  национальных  черт  русских  и  вывели,  что  в
политике они весьма и весьма подозрительны.  Это об®яснимо с точки  зрения
их истории: монгольское иго, войны со шведами и немцами, турецкие  набеги.
Наполеон, Севастополь, мы, наконец, в восемнадцатом.  А Сталин хочет  быть
более русским, чем сами русские, потому что по крови он грузин... Вот бы и
помочь  ему  в  его  личной  и  их,  русских,  государственно-политической
подозрительности? Попугать и потемнить, а?
     - Не понимаю.
     - Это и хорошо. Когда собеседника понимают с полуслова, значит, он не
очень-то умный человек.  Только не торопите меня, я обсматриваю свою  идею
еще и еще раз, когда делюсь ею  с  таким  зубром,  как  вы.  Глядите,  что
произошло  в  мире...   Впервые  за   всю   историю   русские   вышли   из
г е о г р а ф и ч е с к о й  изоляции, оказавшись в Вене, Берлине, Праге и
Будапеште.  Такого еще  никогда  в  их  истории  не  было.  Они  разрушили
традиционный "санитарный кордон", созданный в  восемнадцатом  году,  когда
группы Савинкова базировались в Польше, а группы монархистов - в  Румынии,
Чехословакии и Болгарии.  Давайте в разговоре друг с другом называть  вещи
своими именами: Сталин не нарушил ни  одного  пункта  из  тех  деклараций,
которые подписал в Крыму и Потсдаме.  Сталин не  просто  имеет  право,  он
прямо-таки обязан - с точки  зрения  государственных  интересов  России  -
сделать все, чтобы страны "санитарного кордона" отныне  и  навсегда  стали
его союзницами, а не  врагами,  как  это  было  раньше.  Сталин  поступает
совершенно справедливо, да, да, Бэн, совершенно справедливо, когда  делает
все, чтобы у власти в странах Восточной Европы  стояли  коммунисты;  никто
так открыто не противостоял нацизму, как они, это - историческая правда. И
в этом Сталин опирается на поддержку  общественного  мнения  не  только  в
Париже и Риме, но и у ряда наших политиков,  увы:  борьба  красных  против
гитлеризма сделалась легендой, и я затрудняюсь сказать, кто  больше  этому
способствовал  -    русский    писатель    Эренбург    или    американские
кинематографисты Голливуда.  Эрго: выход из создавшегося положения - а оно
крайне  трудное,  нельзя  закрывать  на  это  глаза:  мы  пожинаем   плоды
деятельности Рузвельта и его либералов - я вижу в том, чтобы сделать  все,
что в наших силах, дабы дестабилизировать  ситуацию  в  Восточной  Европе.
Если мы добьемся этого, тогда Сталин завязнет там, - не  до  контршагов  в
Латинской Америке...
     - Интересно.  Мне всегда несколько тревожно слушать вас, но я  считаю
мир без  тревог  -  крематорием;  скучно;  загнивание.  Это  интересно,  -
повторил Бэн, - но я исколесил Латинскую Америку вдоль и поперек, пополнил
свои былые впечатления и убедился: не большевизм повинен во  взрывоопасной
ситуации на юге континента, Аллен, не Сталин, а мы с вами - американцы.
     - Совершенно верно, - с готовностью согласился Даллес. - Виноваты мы,
наша молодая горячность,  эгоистическое  желание  сделать  всем  добро,  а
сделать это, как считают все наши, можно только одним:  навязав  югу  нашу
социально-экономическую модель.  А  они  являют  собой  совершенно  другую
субстанцию.  Они говорят по-испански, они дети иной культуры,  там  солнце
иное, там нищета есть норма жизни, и она не кажется им нищетой,  как  нам,
все  верно,  не  спорю.   Но  я  не  хочу,  чтобы   на   юге   была   даже
в о з м о ж н о с т ь   для  иной  точки  зрения  на   происходящее.   Там
необходима крепкая власть, которая сможет гарантировать проведение  нашего
благотворительного  эксперимента.  В  условиях  болтовни  и  парламентской
расхлябанности  экономический  эксперимент    невозможен!    Кто    сможет
гарантировать надежность наших вложений на юге, кроме тамошних армий? Ведь
только  они  станут  -  или  не  станут  -  стрелять  в   безответственных
демонстрантов! Я называю кошку кошкой, в этом привилегия тех,  кто  делает
дело, Бэн, а не занимается политикой - в чистом виде.
     - Согласен со всем, что вы сказали. Не хватает последнего логического
звена, которое свяжет всю цепь.
     Даллес кивнул:
     - Верно.  Только  не  одного,  а  двух.  Итак,  первое:  отныне  наше
благополучие на юге континента  будет  напрямую  завязано  с  ситуацией  в
Восточной Европе.  Дестабилизация - путь к ослаблению.  Всякое  ослабление
русских - угодно делу демократии.  Второе: вы ведь имели кое-какие позиции
в Венгрии, не так ли?
     - Надо посмотреть.
     Даллес снова кивнул:
     - Развертывание деловой  активности  ИТТ  в  Будапеште  не  может  не
вызвать подозрительности со стороны дяди Джо.  Пусть  он  тратит  максимум
времени на то, чтобы смотреть за происходящим в непосредственной  близости
от его границ.  А если мы еще и  п о м о ж е м  ему, если вы  направите  в
Вену и Будапешт тех людей, которые известны секретной службе  русских  как
их коллеги, тогда там  может  начаться  долгая  и  не  всегда  управляемая
реакция...
     - У меня нет таких людей, Аллен.
     - У вас есть такие люди, во-первых, а во-вторых, если бы их не  было,
мы были бы обязаны создать их, придумать  легенду  и  организовать  утечку
информации: пусть  русских  раз®едает  ужас  подозрительности.  Это  такая
болезнь, которая может стать хронической, а всякое хроническое заболевание
противника - во благо нашему делу...
     ...Как всегда, Даллес говорил с подкупающей откровенностью,  и  никто
из его собеседников не мог и предположить, что он загодя  четко  дозировал
ту информацию, которой делился. Накануне беседы он проговаривал (запершись
в ванной, привычка укоренилась после трех лет,  проведенных  в  Швейцарии,
когда за каждым  его  словом  охотилась  секретная  служба  нацистов)  всю
партитуру предстоявшей встречи.
     И сегодня Даллес  о т д а л  Бэну сотую часть того, что  знал,  точно
просчитав ту дозу информации, которой можно  и  -  главное  -  нужно  было
поделиться с Бэном, причем таким  образом,  чтобы  тот  почувствовал  себя
посвященным в высшую тайну.
     Бэн, конечно же, не мог предположить, что многие из тех трудностей, с
которыми он сталкивался в  Аргентине,  Чили,  Парагвае  и  Колумбии,  были
тщательно  с п л а н и р о в а н ы  и   реализованы   доверенными   людьми
Даллеса: конкуренция не только матерь бизнеса,  но  и  надежная  помощница
политики; точно и ко времени пущенный  с л у х  позволял  соперникам  Бэна
наступать  ему  на  мозоли;  полковник  использовал  все  свои  связи,  но
оказывался бессильным добиться того, на что ставил; обращался к Даллесу  -
тот помогал; всякая помощь предполагает благодарность; так и жили.
     Бэн не знал и  не  мог  знать,  что  неприятности  последних  недель,
связанные  с  упрямством  полковника  Гутиереса  (считай,  Перона),   были
срежиссированы командой  братьев  Даллесов;  телефонограмма,  пришедшая  в
Байрес с предложением о ланче,  показалась  полковнику  прямо-таки  божьим
знамением: ведь не он о нем просил, а именно  Аллен,  так  что  обсуждение
вопроса о возникших с  Гутиересом  трудностях  совершенно  не  обязательно
повлечет за собой необходимую (в том случае,  если  бы  он  сам  добивался
свидания) благодарность.
     Он, естественно, не знал  и  не  мог  знать,  что  лучшая  в  Байресе
исполнительница танго  Кармен-Мария  была  п о д в е д е н а  к  Гутиересу
людьми Даллеса.  Она - конечно же, в  определенной  степени  -  влияла  на
полковника, но  ее  берегли  для  главного,  бог  знает,  когда  оно,  это
г л а в н о е,  может возникнуть.  Поскольку Перон  считал  и н т р и г и,
наносившие ущерб семье, грехом (должность  президента  обязывала  говорить
именно так), компрометация "серого кардинала" порочащей его связью могла -
в  определенной  ситуации  -  принести  существенные  дивиденды,  а   пока
Кармен-Мария выполняла поручения не трудные и  вполне  об®яснимые.  На  ее
концерты  народ  валил  валом,  особенно    неистовствовали    американцы;
завязывались контакты; ее часто приглашали к столу, дарили цветы, говорили
обо всем - и о том, зачем прилетели в Аргентину тоже, - так что женщина не
могла не делиться  с  любимым  щ е б е ч у щ и м и  новостями,  а  женский
н а ж и м - особого рода, тем более  если  проводится  во  время  любовных
утех; это и не нажим вовсе, а нежный каприз, ну как его не выполнить, если
и просьба-то пустяковая и никак не связана  с  теми  масштабами,  которыми
в о р о ч а л  Гутиерес.
     Так  что  прилет  Бэна  к  Даллесу  при  всей  кажущейся  случайности
телефонограммы Аллена в Байрес был  на  самом  деле  о р г а н и з о в а н
загодя.
     Не открывал Даллес и того, что  он  определял  подробностями,  а  они
являются  к л ю ч а м и  в настоящей  разведывательно-политической  акции.
Именно так - разведывательно-политической; ОСС занималась только разведкой
и диверсиями, а теперь, после того, как взят курс на создание  качественно
нового инструмента международного  с ы с к а,  ему будут приданы   функции
о п р е д е л е н и я  политики,  а   уж   государственному   департаменту
останется только шлифовать и оформлять содеянное  командой  Даллеса  (пока
что разбросанной по всему миру).  Придет время - слетятся под крыло,  пока
рано, надо ждать выборов, тогда и настанет истинное время  братьев,  тогда
они и скажут свое слово, и это будет весомое слово, на многие годы  вперед
весомое.
     Решив разыграть восточноевропейскую карту, Даллес не  начинал  ничего
нового - это было лишь  продолжением  его  давнего  замысла,  окончательно
сформулированного год назад в беседе с братом  за  десертом  в  их  клубе,
когда Джон Фостер хрустяще грыз желто-красное яблоко, пахнувшее  детством,
рождественскими праздниками и тихим счастьем, сопутствующим каждой  семье,
где родители являли собой образчик редкой  ныне  с о в п а д а е м о с т и
- начиная с общих привычек, симпатий,  традиций  и  кончая  постелью,  что
также весьма важно для  той  ячейки  общества,  которая  дает  жизнь  себе
подобным.
     Он - чем дальше, тем четче - видел, что в  странах  Восточной  Европы
оформились три силы, которые и определяли как  настоящее,  так  и  будущее
этого региона.  Первой силой он считал тех, кто нескрываемо выказывал свою
преданность Западу; фанатизм  этих  людей  делал  их  весьма  заметными  в
Варшаве, Бухаресте, Праге, Будапеште, Тиране,  Белграде  и  Софии.  Второй
силой Даллес называл тех, кто наиболее активно сражался с  гитлериз