ельным летним
воспоминанием.
     В Москву Ахмет так и не заехал.  Видно,  у него не осталось ни одного
лишнего рубля.


        Глава 2. РОЖДЕСТВО 1913 г.

     На рождественские каникулы Андрей приехал в Симферополь.
     Тетя Маня встречала его на  перроне.  Шел мокрый снег.  Он не таял на
траве и  ветках деревьев,  а  мостовые были черными,  мокрыми и крыши были
мокрыми тоже.
     Тетя Маня всплакнула.
     - Как ты возмужал! - говорила она, протирая пенсне толстыми пальцами.
- Ты настоящий мужчина.  Как жаль,  что Ксения тебя не видит!  Она была бы
счастлива.
     Андрей оставил ее  у  чемодана,  побежал искать носильщика.  Когда он
пришел с  носильщиком,  тетя Маня сидела на  чемодане под  черным зонтом и
была серьезна.
     - Я сама заплачу ему, - сообщила она Андрею издали.
     Тетя не допускала мысли,  что Андрей может не нуждаться в деньгах, и,
несмотря  на  его  протесты,  ежемесячно высылала  ему  пятнадцать рублей.
Андрей складывал ее переводы в конверт.
     Пришлось ждать  извозчика -  они  последними из  пассажиров вышли  на
площадь.  Андрей держал зонтик, а тетя все разглядывала его, словно хотела
запомнить.  Тетя умудрялась все превратить в расставание,  даже счастливую
встречу.
     - Что нового? - спросил Андрей.
     - Что может быть нового в Симферополе? - сказала тетя. - Мы же глухая
провинция. Особенно зимой. С климатом делается что-то страшное. Ты знаешь,
даже приметам нельзя верить. Я читала, что наступает перенаселение Земли и
скоро грядет страшный голод.
     - Кого ты видела из моих приятелей?
     - Недавно вернулся Ахмет Керимов. Там произошел скандал.
     - Подозреваю, - сказал Андрей.
     - Нет, ты даже подозревать такого не можешь. Отец послал его на курсы
Берлица, а Ахмет умудрился пуститься во все тяжкие.
     Под®ехал извозчик.  Извозчик был знакомый из той,  давешней жизни. Он
приходился родственником Ахмету.
     - Андрей!  -  закричал он, соскакивая с облучка. - С приездом! Совсем
офицер стал!
     Верх  пролетки был  поднят -  извозчик поставил чемодан перед  задним
сиденьем, чтобы на него не попадал снег.
     - Андрей - студент, - поправила тетя Маня.
     - Фуражка вижу,  шинель-минель вижу,  -  сказал извозчик.  -  Значит,
офицер.
     Пролетка ехала медленно, извозчик спросил:
     - В Петербург живешь?
     - В Москве.
     - Студент, говоришь? Доктор будешь?
     - Андрюша изучает историю, - сказала тетя Маня.
     - Правильно! - сказал извозчик. - Изучать нужно.
     Он замолчал, видно, старался понять, зачем изучать историю.
     - Я не кончила,  -  сказала тетя Маня.  - Произошел страшный скандал.
Ахмет связался с сомнительными личностями и истратил деньги. Ты же знаешь,
Искендер зарабатывает каждую копейку трудом,  и  для него это был жестокий
удар.  Он рассчитывал,  что Ахмет получит настоящее образование.  И я могу
понять его.
     - Про  Ахметку говоришь?  -  обрадовался извозчик.  -  Ахметке голова
отрывать мало.
     - А что он сейчас делает? - спросил Андрей.
     - Не хочешь учиться,  извозчик будешь. Я его сегодня на базаре видел.
Искендер ему ломовую клячу дал. Он капусту возит, хе! Такие дела.
     Придется Ахмету уходить в  разбойники,  подумал Андрей.  Долго  он  в
ломовых возчиках не удержится.
     - Коля Беккер приехал,  -  вспомнила тетя.  -  Я встретила Нину,  она
сказала.
     - Один?
     - А  с  кем он должен был приехать?  Я не понимаю.  Он уже заглядывал
вчера вечером, тебя спрашивал.
     На  площади перед  гастрономическим магазином Козлова ставили большую
елку.  Сам Иван Петрович в  бобровой шубе стоял в  дверях и  покрикивал на
рабочих.
     Пролетка миновала гимназию.  На  втором этаже  горел  свет  -  Андрей
понял,  что это окошко библиотеки.  Тетя велела остановить у  кондитерской
Циппельмана. Андрей сказал:
     - Я куплю. Что нужно?
     - Я вчера заказала торт-пралине, твой любимый.
     За прилавком стоял старый Циппельман.  Он обрадовался Андрею и  сразу
вынес плоскую коробку.
     - С  приездом,  -  сказал он.  -  Вы стали настоящий мужчина.  Может,
выпьете чашечку кофе?
     - Там тетя ждет, - сказал Андрей. - Сколько я вам должен?
     - Мария Павловна заплатила, не беспокойтесь.
     - А где Фира?
     - Ах,  вы же не знаете!  Фира уже замужем.  Вы представляете,  я буду
дедушкой.
     Циппельман проводил Андрея  до  двери,  помахал оттуда  тете  Мане  и
крикнул:
     - Может, все же чашечку кофе? По-варшавски!
     Когда  вошли в  дом  и  Андрей раскрыл чемодан,  соображая,  куда  он
положил подарки для тети, тетя спросила:
     - А у тебя, Андрюша, есть девушка?
     Спросила,  как  выплюнула вопрос,  -  видно,  заготовила его заранее,
готовилась и робела.
     - Не бойся, жениться пока не собираюсь.
     - Это было бы совершенно легкомысленно.
     Андрей достал конверт с тетиными переводами и протянул ей.
     - Это что такое? Подарок?
     - Открой.
     В конверте лежало шестьдесят рублей.  Тетя пересчитала их и ничего не
поняла.   Андрей,  гордый  самостоятельностью,  принялся  об®яснять,  тетя
подняла скандал из-за  возвращенных денег,  потом  вспомнила,  что  Андрей
голодный.  За обедом она говорила без умолку, все больше о своих делах - с
недавних пор она ведала городскими приютами и  была преисполнена гордыней,
которую  старалась  не  показывать,   и  оттого  гордыня  была  совершенно
очевидна.  А об отчиме она ничего не знала. Раз он прислал с оказией мешок
миндаля,  до которого тетя была большой охотницей. Андрей подумал, что это
сделала Глаша.
     В комнате было темно, снег все сыпал, тетя зажгла керосиновую лампу -
до Глухого переулка электричество еще не добралось.
     После  обеда  Андрей отказался спать,  пошел  к  Беккерам.  Их  домик
покосился еще более,  калитка висела на одной петле.  Во дворе была грязь,
пришлось идти по доске, проложенной до двери.
     В  прихожей пахло лекарствами и чуждым этому аккуратному дому запахом
русской не  проветренной избы.  Андрей  постучал,  в  ответ  кто-то  начал
кашлять.  Потом  кашель приблизился,  дверь открылась -  за  ней  стоял на
костылях старый Беккер.  Лицо его было сизым, длинный нос распух, будто он
долго  плакал.  Он  не  сразу  узнал Андрея и  сначала даже  испугался его
форменной шинели, в чем наивно признался.
     - Все жду,  что описывать имущество придут.  Ты  -  Берестов Андрюша,
Марии Павловны сын? Ты к Коле?
     Беккер запамятовал, что Андрей приходится племянником Марии Павловне.
Он  стоял в  дверях,  забыв,  что  надо пропустить гостя.  За  его  спиной
раздался голос  Ниночки -  младшей сестры Беккера,  такой же  длинноносой,
бледной и обреченной остаться старой девой, если, конечно, не найдется для
нее такого же скучного и непритязательного мужа, как собственный папа.
     - Андрей, заходи же, чего ты стоишь. Папа, посторонитесь, вы мешаете.
     Нина  протянула длинную белую руку  и  протащила Андрея в  щель между
замершим отцом и стеной.
     - Раздевайтесь, - сказала Нина. - Вы совсем промокли.
     - Нет, я только из дома.
     Нина забрала у Андрея зонт и шинель. Отец опомнился, подошел ближе.
     - Я Колю позову, он будет рад, - сказал он.
     И, не дожидаясь ответа, тяжело заковылял в глубь дома.
     Нина стояла, безвольно опустив руки, лицо у нее было виноватое.
     Андрей украдкой осматривался.  Дом Беккеров всегда был беден,  но  за
последние месяцы он пришел к тому же в полное запустение.
     - Мама болеет,  -  сказала Нина,  перехватив взгляд Андрея.  - И папа
совсем плох.  А я даю уроки,  и все хозяйство на мне,  простите, что у нас
беспорядок.
     - Мы всегда были на ты, - сказал Андрей.
     - Судьба  заставляет нас  изменять своим  правилам,  -  сказала  Нина
поучительно. - Она несправедлива к нам.
     - Ничего,  -  сказал Андрей.  -  Коля скоро кончит университет, будет
хорошо зарабатывать, да и ты выйдешь замуж.
     - Мы  никому не  нужны,  Андрей,  -  сказала Нина твердо.  -  Господь
отвернулся от нас.
     Это звучало, как в романе из <Нивы>.
     В комнату вошел Коля.
     - Извини, что я не услышал. Я писал письмо.
     Некогда красивое,  высокое до потолка,  трюмо было засижено мухами, и
верхний угол его  был  затянут паутиной.  Сверкающий порядок,  что  раньше
царил в этом доме, поддерживался Елизаветой Юльевной, матерью Коли.
     - Что с мамой? - спросил Андрей.
     - Плохо, - сказал Коля.
     Коля  провел его  через большую комнату,  где  на  диване уже  лежал,
посапывая,  его отец,  -  непонятно,  когда он успел заснуть, - из комнаты
вели две  двери:  одна в  спальню,  где обитали Нина и  Елизавета Юльевна,
другая в комнату Коли.  Дверь к маме была открыта,  оттуда донесся стон, и
Ниночка поспешила туда.  Коля  быстро  подтолкнул Андрея  к  другой двери,
закрыл ее за собой.
     Комната Коли не изменилась, только была не убрана и казалась нежилой.
Коля показал Андрею на стул,  а  сам сел на кое-как застеленную койку.  На
письменном столе лежали исписанные цифрами листы бумаги.  Полка с книгами,
такая знакомая,  потому что Коля в свое время давал Андрею стоявшие на ней
томики Буссенара и Жаколио, опустела и накренилась.
     - Прости,  -  сказал Коля,  -  но так вот мы живем.  Ты увидел меня в
трудный день.
     - А что с мамой?
     - У нее подозревают рак,  - сказал Коля. - Она мучается болями. Но, к
сожалению, у нас нет возможности купить лекарств.
     - Я постараюсь помочь, - сказал Андрей.
     - Я не хотел просить тебя о помощи.
     - Я  поговорю с  тетей Маней.  У них в ведомстве есть деньги на такие
цели.
     - Ни в коем случае, - резко сказал Коля. - Лучше умереть с голоду.
     - Что ты говоришь!
     - Завтра весь Симферополь будет знать,  что мы нищенствуем.  Подумай,
как это отзовется на Нининой судьбе.
     - Ладно,  -  сказал Андрей,  -  подумаем.  Расскажи о себе.  Как твоя
Альбина?
     - Ахмет рассказал? - Коля насторожился.
     - Он мне смешное письмо прислал.
     - Ахмет все неправильно понял, - сказал Коля. - Он всегда был шутом и
останется им. Но шутить можно за свой счет, но не за счет товарищей.
     - Он ничего плохого не написал.
     - По глазам твоим вижу,  что написал!  А  мною руководило лишь чистое
чувство, клянусь тебе!
     Коля вскочил с койки.  Старые пружины взвизгнули. Он подошел к окну и
отодвинул в  сторону горшок с  засохшим цветком.  Он  молчал.  Из соседней
комнаты донесся стон, потом голоса.
     - Тебе,  который может пользоваться благодеяниями отчима,  не понять,
что такое безысходность, - сказал Коля наконец.
     Андрей  видел  его  широкую спину,  небольшой,  хорошо  подстриженный
затылок и тонкие, алые на просвет уши.
     - Мне не  к  кому обратиться даже за сочувствием,  -  сказал Коля.  -
Ахмет ничего не  поймет и  будет смеяться...  Я  все потерял!  И  ты более
других можешь презирать меня.
     Почему-то Андрей подумал в  тот момент о десятке,  которую Коля так и
не  отдал  Ахмету.  Тетя  Маня  панически  боялась  любых  долгов.  Может,
какой-нибудь из  ее  предков попал в  долговую яму,  может,  она запомнила
уроки,   вычитанные  из  французских  романов,  но  она  была  убеждена  и
убежденность эту передала Андрею, что порядочный человек скорее умрет, чем
не вернет долг.
     - Ты  же  понимаешь,  -  продолжал Коля,  -  что я  не  мог прожить в
Петербурге на двадцать рублей, которые присылала мать?
     - Не мог.
     - Наш  наивный друг Ахмет,  который умудрился прокутить две тысячи за
несколько недель,  решил,  видно,  что  я  намерен сесть  на  шею  Калерии
Иосифовне.
     - Какая еще Калерия Иосифовна? - спросил Андрей.
     - Дама,  у которой я снимал квартиру.  Тебе я могу сказать:  она была
уверена, что я - сын барона и состояние моего отца велико. Она готова была
отдать за меня Альбину. Но моя печальная тайна раскрылась, я был изгнан из
числа претендентов.
     - Ой, горе мое! Ну сделай что-нибудь! - закричала за стенкой мать.
     - Пошли к Циппельману, - сказал Коля. - Больше сил нет терпеть.
     Андрей был рад уйти.
     Нина вышла их проводить и сказала:
     - Коля,  постарайся,  я  тебя умоляю,  постарайся достать опия.  Хоть
несколько капель.
     - Я спрошу у тети, - сказал Андрей.
     Снег перестал,  облака разбежались,  но  сразу похолодало и  поднялся
пронизывающий ветер. Они шли быстро и почти не разговаривали.
     - Ты не был больше в Ялте?  - спросил Андрей. Не хотел спрашивать, но
вопрос сам сорвался с губ.
     - Зачем?  -  спросил Коля.  -  И  откуда  у  меня  деньги  для  таких
путешествий?
     - И девушек больше не видел?
     - О,  далекое детство!  -  вдруг засмеялся Коля.  -  Я помню,  как ты
пытался уплыть с Лидочкой в Турцию. Какое это было светлое время!
     Циппельман встретил их радостно.  В кондитерской было жарко, круглый,
с залысинами лоб Циппельмана блестел, как смазанный жиром.
     - Какая радость!  Вторая встреча.  Вам понравился мой торт? Я сам его
делал.
     - Мы его будем есть с чаем, - сказал Андрей. - Вечером.
     - Правильно. Это именно вечерний торт. А сейчас будем пить кофе?
     - С коньяком, - сказал Андрей. - На улице такая погода.
     - Именно что  такая погода.  Если  бы  я  не  был  так  занят,  я  бы
обязательно сам выпил рюмочку. Я так беспокоюсь за Фиру. Там в Керчи такие
ветры, такие ветры!
     Они сели в  углу,  за свой столик.  Циппельман принес кофе,  коньяк и
фотографию Фиры с ее мужем, типичным громилой.
     - Вы не думайте,  что он грубый, - сказал Циппельман. - У него сердце
ягненка.
     В  кафе вошли замерзшие реалисты.  Циппельман побежал делать им чай с
вафлями.
     Резким,  театральным движением Коля  поднес к  губам  рюмку  и  выпил
коньяк, как извозчик пьет водку.
     - Все время хочется напиться, - сообщил он. - Но я не хмелею.
     Андрей  отхлебнул  кофе.  Он  понимал,  что  ему  предстоит выслушать
исповедь приятеля, втайне мечтая, чтобы случилось небольшое землетрясение,
которое отвлекло бы  Колю от рассказа.  Но землетрясений в  Симферополе не
бывает...
     - Я был слишком доверчив.  - Коля поправил прядь, упавшую на лоб. - Я
доверился судьбе.  Чувство,  которое я испытывал к Альбине, было настолько
глубоким и  чистым,  а  она  сама  тянулась ко  мне,  как  лиана тянется к
стволу...
     Баобаба,   чуть  не  подсказал  Андрей  и  понял,  что  рискованность
сравнений и заставила замолчать Беккера.
     - Пальмы,  -  закончил фразу  Коля  и  помахал пальцами Ципе,  словно
половому. - Еще коньяк!
     Реалисты обернулись как по команде.
     - Сейчас, Коля, - отозвался Циппельман, - одну минутку, мой мальчик.
     Чем испортил все представление.
     Коля  смешался,  вытащил бумажник с  золотой монограммой,  из  него -
маленькую фотографию -  визитку смазливой девицы.  Андрей понял,  что  это
Альбина,  Коля перевернул визитку.  Там было написано мелким и  аккуратным
почерком:  <Дорогому Николаю на добрую память о наших встречах. Альбина Ч.
12 октября 1913 года>.
     - Красивая,  -  сказал  Андрей.  Ему  приходилось  так  рассматривать
фотографии младенцев,  которые таскают с собой бабушки - приятельницы тети
Мани, но фотографию возлюбленной ему показали впервые.
     Циппельман принес коньяк для Коли.
     - Свадьба была  назначена на  ноябрь,  -  продолжал Коля,  когда Ципа
отошел.  -  Мы даже договорились, что от моих родственников приедет только
Нина -  родители больны.  И  тут моя потенциальная теща получила анонимный
донос.
     - О чем?
     - О том,  что я -  нищий, что я не фон Беккер, а сын железнодорожного
кондуктора,  что  у  меня нет  ни  гроша за  душой...  что я  авантюрист и
самозванец!
     Последние слова Коля,  увлекшись,  произнес громко,  и реалисты вновь
обернулись.
     - А  кто  написал?  -  спросил Андрей,  стараясь выразить сочувствие,
чтобы ни в коем случае Коля не услышал его внутреннего голоса, который, не
скрывая торжества, воскликнул: <И поделом тебе, проходимец!>
     - Откуда я знаю? Она мне не показывала.
     - А может, не было никакого доноса?
     - Как же она тогда узнала?
     - Вполне естественно... она навела справки о будущем зяте!
     - Здесь? В Симферополе? Почему?
     - Это бывает с тещами, - сказал Андрей, и ирония Колю покоробила.
     - Есть вещи, над которыми не шутят, - укорил его Коля.
     - Не такая уж трагедия,  -  сказал Андрей.  -  Мы же не в семнадцатом
веке живем. Ты ее любишь?
     - Безумно!
     Реалисты как раз вереницей покидали кафе,  дожевывая вафли.  Видно, у
них начинался урок. Проходя, они внимательно рассматривали Беккера.
     - А она тебя?
     - Раньше я полагал, что наши чувства взаимны. - Коля понизил голос.
     - Возьмите и обвенчайтесь, - сказал Андрей.
     - Исключено.
     - Почему же? Вы цивилизованные люди.
     - А деньги? Ты не представляешь, в каком я положении!
     - Ты знаешь такую древнюю формулу: рай в шалаше?
     - Не будь наивным,  Андрюша,  -  сказал Коля.  -  И  не испытывай мое
терпение.  Альбина воспитана не для того,  чтобы жить в шалашах. Впрочем -
это все в прошлом...
     Циппельман принес  горячий кофе.  Коля  сидел,  упрятав голову  между
кулаками,  упершись локтями в  стол.  Циппельман ничего не сказал,  только
сокрушенно покачал головой так,  чтобы  Андрей это  видел.  Андрей молчал,
потому что ему было нечего сказать:  он предложил Коле выход из положения,
Коля его не принял.
     - Жизнь, я тебе скажу, - продолжил свой монолог Коля, - очень сложная
и гадкая штука.  И я -  далеко не идеал.  Я мечтал вырваться из нищеты,  я
мечтал помочь моим родителям,  Нине...  Для этого я  пошел на хитрости.  А
Альбина,  должен тебе сказать,  знала правду и разделяла мою точку зрения.
Но моя трагедия заключалась в том, что я должен был соответствовать образу
состоятельного молодого  человека.  -  Коля  криво  усмехнулся.  -  И  это
требовало денег.  Я  должен  был  делать  скромные,  но  недешевые подарки
будущим теще и тестю к дню ангела, я должен был покупать билеты в театр...
я должен был одеваться по-человечески, наконец!
     - И много ты задолжал? - спросил Андрей.
     - Не так много... чуть больше тысячи.
     - Ого!
     - Ужас в другом - ты знаешь, откуда эти деньги?
     - Ты их украл? - прошептал Андрей.
     - Нет,   не  бойся.   Но  я  заложил  драгоценности  мамы.   Семейные
драгоценности.
     Теперь они говорили совсем тихо, сблизив головы, как заговорщики.
     - Мама в угрожающем состоянии,  -  продолжал Коля. - Она ждет смерти.
Меня   вызвала  Нина...   Нина   требует,   чтобы  я   немедленно  выкупил
драгоценности.
     - Она знала?
     - Как бы я это сделал без ее согласия и помощи?
     - А теперь мама может их попросить?
     - Она  уже просила.  Она составила завещание,  но  требует,  чтобы мы
взяли шкатулку из банка и принесли.
     - Когда?
     - У  меня осталось два или три дня.  И нет выхода...  Я буду вынужден
покончить с собой.
     - Ну уж до-этого не дойдет! - сказал Андрей.
     Коля обиделся:
     - Я уйду.
     Но никуда не ушел.
     Время  тянулось медленно -  часы  над  стойкой постукивали маятником.
Андрюша считал секунды.
     <А он и не думает о Лиде,  -  сказал себе Андрей. - Ему и дела нет до
нее.  А я старался быть благородным.  И отказывался видеть ее>.  Андрей не
чувствовал, что лукавит перед собой.
     - Мне не к кому обратиться, кроме тебя, - неожиданно сказал Коля. - У
меня мало друзей, а друзей со средствами нет вовсе.
     - Но чем я тебе могу помочь?
     - Мне нужна тысяча рублей.  Только одна тысяча, Андрюша. На год. Даже
меньше,  на полгода.  Если хочешь,  с процентами. Но ведь ты не возьмешь с
меня процентов, правда? Только нужна полная, абсолютная тайна!
     - Но у меня нет тысячи рублей!
     - Ты мне говорил, что отчим открыл счет на твое имя.
     - Я  не  могу  распоряжаться счетом до  совершеннолетия!  Пока что  я
получаю только проценты.  Их  мне  хватает на  жизнь,  но,  честное слово,
ничего не остается.  Я сейчас купил билет сюда, кое-каки