Коля, знавший Тихона, подрядил его отыскать Маргариту.
     Впрочем,  если  Коля  захочет,  сам  расскажет.  И  пускай  он  любит
Маргариту,  Альбину,  королеву французскую - кого угодно, только забудет о
Лидочке...

     x x x

     Вечером,  когда они стояли службу в  церкви,  где было душно и тесно,
Андрей придумал предлог для поездки в Ялту,  о чем сообщил тете, когда они
по ночному снежку возвращались домой.  Андрей сказал, что должен навестить
отчима,  что  тот в  письме просил его приехать по  причине пошатнувшегося
здоровья.  Тетя  Маня расстроилась,  в  чем  была доля ревности,  так  как
полагала,  что  о  своем  слабом здоровье Сергей Серафимович должен был  в
первую очередь сообщить ей.
     А как же похороны? Ведь нельзя не проститься с Елизаветой Юльевной?
     Андрей поклялся,  что обернется за сутки,  - ему пришлось подчиниться
требованиям тети и  закутаться так,  словно он  собирался с  Амундсеном на
Южный полюс.  Две фуфайки и  фланелевая рубашка превратили его в существо,
склонное к  полноте,  а тужурка с трудом застегнулась на груди.  К тому же
Андрей волочил кожаный саквояж с подарками дяде,  от которых он отказаться
не смог,  дабы не вызывать подозрений.  Там было и  черешневое варенье,  и
целебный  мед   из   Карасубазара,   и   фунта  два  особенных  сладостей,
изготовленных какой-то бабушкой в Джанкое,  которые отчим в свой последний
приезд в Симферополь изволил похвалить.
     Андрей вытерпел все и  за свои мучения получил у тети взаймы двадцать
пять рублей, которые та, лукаво улыбаясь, вытащила из привезенного Андреем
конверта.
     - Я рада, что ты отказываешься от развлечений ради больного отчима, -
сказала она. - Ты молод и легкомыслен, но ты добрый мальчик.
     Она встала на цыпочки,  поцеловала Андрея в  лоб,  перекрестила его и
тут же вспомнила,  что забыла положить в сумку пакет с припасами Андрею на
дорогу.
     Был уже девятый час,  автобус,  если его не  отменили из-за  снега на
перевале,  отходит в девять.  Саквояж был тяжелым, на улице скользко и еще
толком не рассвело.  Андрей быстро шел по улице Гоголя,  моля Бога,  чтобы
попался извозчик и довез его до вокзала. Но извозчиков, как назло, не было
- кто  выходит  ранним  утром  в  первый  день  Рождества?   Андрею  вдруг
показалось,  что он идет в  гимназию.  Именно это утреннее зябкое неуютное
чувство  охватило его.  Саквояж показался тяжелым портфелем,  а  сам  себе
Андрей привиделся маленьким,  беззащитным перед сегодняшней контрольной по
геометрии.
     Извозчик попался у Пушкинской. Он, видно, сам не знал, зачем выехал в
такую рань, и страшно удивился пассажиру.
     Автобус стоял на площади перед вокзалом, и увидеть его было радостно,
словно загадал и  сбылось.  Если бы автобус не поехал,  добираться до Ялты
линейкой - потерять день.
     Автобус был наполовину пуст,  хоть и  задержался на полчаса,  так как
ждал,  не подойдет ли кто еще из пассажиров. Внутри было страшно холодно -
за   ночь   мороз   выспался  в   автобусе,   и   Андрей  был   благодарен
предусмотрительной  тете  Мане.  Через  час  Андрей  задремал,  но  вскоре
пришлось проснуться -  под®ем к  перевалу был трудным,  шофер все грозился
повернуть обратно и, может, повернул бы, если бы, на счастье Андрея, среди
немногочисленных  пассажиров  не   оказался  какой-то   официального  вида
господин в шубе с бобровым воротником, которого ждали в Гурзуфе неотложные
дела.
     Когда  автобус  стал  буксовать  у  самого  перевала,  пришлось  всем
вылезать и  толкать его.  Андрей  согрелся,  потому что  толкал честно,  а
господин в  шубе  медленно ходил  сзади автобуса и  давал советы.  Автобус
пополз  назад,   и  господина  чуть  не  придавило.  В  этом  была  высшая
справедливость.
     За перевалом  открылось  голубое  небо  и  совсем  другая,  сказочная
страна,  в  которой  господствовал зеленый цвет кипарисов и кустов туи.  В
Алуште на остановке пахло чебуреками, над площадью вился вкусный дымок, он
смешивался  с  дымом татарских домиков,  тянувшихся по склонам,  где видны
были небольшие стада овец,  проехал извозчик,  который вез двух франтов  в
белых пиджаках и канотье.  Солнце припекало так,  что Андрей, забравшись в
автобус,  снял с себя фуфайки и попытался заткнуть их в саквояж со снедью,
но он был полон,  пришлось размышлять, что делать со всеми этими подарками
и припасами.  Но выбрасывать банки с драгоценным вареньем и конфетами было
неловко.
     В  Ялте,  куда приехали около часа,  теплый воздух был напоен морской
влагой,  на  море протяжно гудел пароход,  было совершенно непонятно,  как
где-то  еще может быть зима,  Андрей проклинал тетю с  ее  фуфайками -  он
быстро  забыл  о  стуже  на  перевале.  Автобус должен был  возвращаться в
Симферополь в четыре часа -  кондуктор об®яснил,  что позже ехать нельзя -
надо одолеть перевал до ночи.  Значит, у Андрея оставалось всего три часа,
чтобы отыскать и увидеть Лидочку.
     Так  и  не  решив,  куда  деть тетины гостинцы,  Андрей пошел вниз по
берегу речки между одноэтажных сонных домиков. Улица была совсем иной, чем
летом,  -  встречались лишь  местные  жители,  которые не  фланировали,  а
спешили  по  своим  делам,  совершенно не  ценя  сказочного климата своего
города и не понимая, как драгоценно зимнее теплое солнце. Лишь изредка эту
деловитость нарушали одинокие фигуры в основном пожилых людей,  источавшие
откровенную  скуку,   -   в  Ялте  селились  состоятельные  отставники  да
оставались на зиму чахоточные.
     С каждым шагом запах, влажность и особый свет, исходящий от моря, как
бы овладевали городом. И если бы не нелепый громоздкий саквояж, Андрей был
бы счастлив.
     Андрей плохо знал Ялту,  а  спрашивать дорогу не умел и не любил,  он
решил сначала дойти до моря.  Может,  и  потому еще,  что хотелось увидеть
море.
     Он вышел к морю у <Ореанды>,  и тут ему повезло.  Напротив входа, где
дремали два извозчика,  он увидел будку,  в  которой читал <Русское слово>
пожилой  чистильщик сапог.  Андрей  подошел к  нему,  сел  незамеченным на
высокий неудобный стул,  поставил ботинок на  подставку,  и  только тогда,
видно почувствовав,  что ему заслонили солнце, чистильщик отложил газету и
достал щетки.  Он был похож на пирата, может, потому, что был одноглазым и
почти черным от постоянного загара.
     Молча и  энергично работая щетками,  чистильщик порой поднимал взгляд
на Андрея,  вздыхал,  словно видя нечто печальное,  и возвращался к своему
делу.
     Потом вдруг громко спросил:
     - Квартира нужна?
     - Нет, спасибо, - сказал Андрей, - я тут по делу.
     - Вижу, что по делу, - согласился чистильщик. - Девочка нужна?
     Андрей улыбнулся, потому что чистильщик был крайне серьезен.
     - У меня есть девочка.
     - У тебя для хорошего есть девочка,  -  сказал чистильщик. - А я тебе
для удовольствия найду. А без меня не найдешь. Которые летом приезжают, их
нет. Некого ублажать. А я найду. Недорого.
     - У меня к вам другая просьба,  - сказал Андрей. - Вы здесь долго еще
будете?
     - До вечера. Куда мне деваться?
     - А если я вам мою сумку оставлю? На два часа.
     - Не надо, - сказал чистильщик. - От греха подальше.
     - Я вам заплачу, вы не беспокойтесь.
     - А если там бомба? - спросил чистильщик. Он не шутил.
     - Зачем же я бомбу вам оставлю?
     - Она с адской машиной,  - сообщил чистильщик уверенно. - Когда князь
Думбадзе обедать поедут, она и рванет.
     Андрей посмотрел на  свой саквояж.  Чистильщик говорил так  уверенно,
что даже у Андрея появились сомнения в безопасности тетиных подарков.
     - А вы можете посмотреть, - сказал Андрей.
     - Оставляй, - сказал чистильщик. - Мне что? Бомба-момба.
     Андрей расплатился с  ним.  Чистильщик подвинул саквояж поближе и тут
же, словно Андрея и не было, развернул газету.
     Андрей быстро пошел по  набережной -  ему  было так  легко,  словно с
саквояжем у чистильщика остался груз, как свинцовые подошвы водолаза.
     - Скажите, а как ближе к армянской церкви пройти?
     - За гостиницей <Франция> налево, на Садовую.
     На  набережной  он  чуть  не  столкнулся с  отчимом.  Отчим  ехал  на
велосипеде. Он сидел в седле прямо и держал в зубах трубку. На отчиме была
кожаная куртка и  черная шляпа.  И  весь вид его свидетельствовал о полном
пренебрежении  к  тому,   что  подумают  о  нем  встречные.   Он,   Сергей
Серафимович,  был хозяином Ялты, остальные - временными и прав не имеющими
гостями.
     Андрей быстро отступил за толстый ствол платана.
     Вид  отчима сразу разбудил в  нем поток воспоминаний о  летних днях в
Ялте,  но,  свернув на Садовую,  Андрей в  предчувствии встречи с Лидочкой
сразу об отчиме забыл.
     Дойдя до новой армянской церкви Рипсимэ, Андрей остановился у высокой
крутой лестницы, ведущей к ее дверям, и перевел дух. Он дышал часто, но не
потому,  что устал от под®ема,  - он очень волновался. Вытащил из кармашка
серебряные часы,  подаренные тетей к окончанию гимназии. Половина второго.
Уже полчаса,  как он в  городе.  Осталось лишь два с  половиной.  И Андрей
вдруг понял,  как это мало -  сто восемьдесят минут.  А  он  еще не  нашел
Лидочку.
     Он свернул на узкую,  крутую Загородную улицу и сообразил,  что так и
не знает,  как ему искать Лидочку. Никакого плана - до этого момента самое
важное было приехать в  Ялту и найти тот дом...  А потом все уладится само
собой.  Но теперь сомнения начали грызть Андрея. Ведь он не знает - в Ялте
ли  Лидочка,  а  может быть,  уехала из  города.  А  может,  именно сейчас
побежала на  свидание с  каким-нибудь гусаром,  который готов носить ее на
руках... Почему он не расспросил Маргариту!
     Идя  по  Загородной,  Андрей почему-то  был  уверен,  что дом Лидочки
Иваницкой должен быть  похож на  дом  отчима -  такой же  особняк в  саду.
Оказалось  -   это  двухэтажный  скучный  дом,   по  сторонам  коричневой,
исцарапанной  двери  которого  прикреплены  два  почтовых  ящика.  Значит,
Иваницкие снимают квартиру.  А  воображение Андрея рисовало картины уютной
виллы, откуда выбегает собачка, а на лай из виллы выглядывает Лидочка...
     Оглянувшись,  будто  совершал нечто  недозволенное,  Андрей подошел к
под®езду и прочел надпись  <К. Ф. Иваницкий>  на правом почтовом ящике. На
левом было написано <Ираклий Згуриди> и номер 1.  Логика подсказывала, что
Иваницкие снимают второй этаж.
     Улица была узкой, по другой стороне тянулся высокий, из каменных плит
забор,  за  которым  плотным  солдатским строем  стояли  мрачные кипарисы.
Укрыться в этом переулке было негде.
     Следовало  спокойно  войти  в  под®езд,  подняться  на  второй  этаж,
позвонить и спросить,  дома ли Лидочка.  Мало ли кто может прийти к ней по
делу?  А  если ее нет дома?  Тогда надо извиниться и  спросить у  ее мамы,
скоро ли Лидочка вернется, так как у него, Андрея, есть поручение к ней от
Маргариты и он должен его сегодня же передать.  А если она дома?  Если она
выйдет,  окинет его холодным взглядом и  не  узнает?  Нет,  она,  конечно,
узнает его и пригласит в комнату, а рядом будет стоять ее мама, и он будет
сидеть как  дурак,  может,  даже  выпьет чаю,  и  потом  будет  спешить на
автобус,  а Лидочка вежливо попрощается с ним...  И все равно глупо стоять
на улице - надо подняться на второй этаж.
     Андрею показалось,  что  за  занавеской одного из  окон второго этажа
кто-то стоит.  Стоит и удивляется глупейшему зрелищу -  молодому человеку,
неподвижно глазеющему в окна.  Андрей расстегнул шинель, вытащил часы. Без
пяти  два.  Он  простоял  у  дома,  так  ничего  и  не  предприняв,  минут
пятнадцать.  Это  было  так  невероятно,  что  Андрей поднес часы  к  уху,
заподозрив  их  в  том,  что  они  спешат,  хотя  это  определить на  слух
невозможно.
     А вдруг тот,  кто смотрит на него сверху,  подумает,  что он не иначе
как грабитель, высматривающий добычу. Мысль о том, что о нем так подумают,
была столь неприятна,  что Андрей быстро пошел прочь от дома.  Шагов через
сто он остановился, проклиная себя за малодушие. <Зачем ты приехал в Ялту?
Чтобы бегать по улицам, скрываясь от собственной тени?>
     Андрей снова подошел к  под®езду.  Дом был тих,  будто в нем никто не
жил. Время утекало.
     Андрей заставил  себя  подойти  к  под®езду  и  открыть дверь.  Дверь
открылась с трудом и тягостно заныла.  Внутри было почти темно. Стены были
покрашены  в  сине-зеленый цвет.  Наверх вела узкая деревянная лестница со
стесанными ступеньками.  Из-за двери первой  квартиры  послышался  детский
смех.  Андрей поднялся по лестнице.  Сначала ноги его двигались быстро, но
на последних ступеньках они так ослабли, что он почти остановился.
     Верхняя площадка была невелика.  Сквозь небольшое окно на  нее  падал
солнечный свет.  На двери была табличка:  <К. Ф. Иваницкий>. Андрей замер,
прислушиваясь.  Ему показалось,  что за дверью Иваницких кто-то ходит.  До
двери было  всего три  шага,  и  он  прошел их  на  цыпочках.  Андрей даже
протянул руку к  звонку,  но  словно какая-то невидимая стена образовалась
между звонком и пальцами Андрея,  и эту стену он не мог преодолеть. Андрей
никогда не  отличался особой робостью,  и,  пожалуй,  такого труса  он  не
праздновал давно.  <Ну,  - убеждал он себя, - ну, давай же, нажимай. Ты не
делаешь ничего дурного>.

     x x x

     Рука  устала  бороться со  стеной  и  упала.  За  его  спиной  кто-то
приглушенно сказал басом:
     - Только безумец может покупать ставриду у Кипаниди.
     Андрей слетел вниз по лестнице.  Хлопнула за его спиной дверь. Андрей
быстро  пошел  по  переулку,  так  и  не  сообразив,  откуда донеслись так
испугавшие его слова. Вернее всего - из нижней квартиры.
     У армянской церкви Андрей остановился.  Все вышло так по-мальчишески.
Мимо прошел,  не  посмотрев на  Андрея,  горбун с  тяжелой палкой.  Больше
никого вокруг не было. Из церкви доносилось пение.
     Андрей пошел обратно к дому Иваницких,  но уже без прежней решимости,
потому что не был уверен,  осмелится ли вновь подняться на второй этаж. Он
даже  стал  уговаривать себя,  что приехал сюда не только ради Лидочки,  а
хотел увидеть зимнюю Ялту,  чудесное  синее  море.  Сейчас  он  пойдет  на
набережную,  сядет там на скамейку у мола и будет смотреть, как швартуется
белый пароход.
     С такими невеселыми мыслями Андрей, с каждым шагом идя все медленнее,
добрался до дома Лидочки, и тут его окликнули:
     - Андрей? Вы что здесь делаете?
     Лидочка догнала его.
     - Я за вами иду от самой церкви и никак не могу поверить, что это вы.
Это в самом деле вы?
     Андрей  остановился,  совершенно  спокойно  (по  крайней  мере  потом
Лидочка утверждала,  что он вел себя не только спокойно,  но даже холодно)
поклонился ей и сказал, будто и не расставался:
     - Здравствуйте, Лида. Я приехал.
     Андрей знал,  что  перед ним Лида,  он  видел Лиду,  в  переулке было
солнечно, но далеко не сразу он сообразил, как Лида одета и как причесана,
бледная она или загорелая,  -  он видел лишь почти мистический факт:  Лида
стоит перед ним и с ним разговаривает.
     - Андрей, я так рада вас видеть! - воскликнула Лида.
     - Я тоже.
     - Вы в Ялте по делу?
     - Нет.
     - А почему вы оказались здесь?  Я имею в виду -  почему вы здесь -  я
здесь живу, вот совсем рядом - видите двухэтажный дом?
     - Я знаю.
     - Откуда?
     - Мне Маргарита дала ваш адрес.
     - Маргарита? А где вы ее видели?
     - Я ее вчера видел. Она в Симферополе.
     - Вот этого я от нее не ожидала.  Она в Симферополе,  а ничего мне не
сказала. И не приехала.
     - А я приехал.
     - Проводите меня  до  дома.  Это  не  займет много  времени.  А  если
желаете,  мы можем зайти ко мне.  Мы с  вами так давно не виделись,  целую
вечность. Помните, как мы к рыбаку плавали?
     Нет,  Лидочка совершенно не осознавала, что происходит. Она встретила
Андрея  точно  так,   как,   наверное,  встречает  на  набережной  здешних
приятелей.  И  надо было об®яснить ей,  что это совсем не  так,  что он не
хочет провожать ее до под®езда,  а  что он не отпустит ее никуда в  те два
часа, что отмерены ему судьбой.
     - Лида,  - сказал Андрей, впервые видя, что у нее каштановые ресницы,
а на радужке правого светло-зеленого глаза есть черная точка, как родинка,
и удивляясь тому, что не видел этого раньше. - Я приехал к вам ради вас, я
вас искал. Я приехал, потому что узнал ваш адрес.
     Лидочка уже все поняла, поняла, что он в самом деле приехал ради нее,
но нужных слов не нашла, потому что сама была растеряна и даже испугана, и
спросила:
     - Вы к нам надолго?
     Андрей помедлил с  ответом,  потому что сказать о двух часах было как
признаться в меркантильности, в далеком и трезвом расчете. Но сказать было
необходимо -  иначе время пройдет так  быстро,  что  он  не  успеет ничего
сказать, прежде чем уйдет автобус.
     - Автобус уходит с площади в четыре,  -  сказал он.  -  Мне завтра на
поезд. Я к вам убежал. И никто не знает.
     Она не обиделась, чего боялся Андрей.
     - Вы так далеко ехали из-за меня? Из Москвы?
     - Из Симферополя. Я утром выехал, а вот теперь вас нашел.
     - Я так рада,  что вы приехали,  - сказала она, и Андрей понял, какое
слово более всего подходит к  Лидочке.  Она лучезарная.  У  нее лучезарные
глаза. В глазах по лампочке, и они горят.
     - У вас глаза светятся, - сказал Андрей.
     - Ну что вы говорите!  А  вы надолго?  Ой,  что я  говорю -  у вас же
автобус уходит! Хотите, я вас провожу, да?
     - У нас еще есть время. Целых два часа. Мы можем пойти куда-нибудь.
     - Тогда вы  подождите,  я  папку домой занесу.  Я  на уроке рисования
была.
     Тут Андрей понял,  что у  Лидочки в  руке большая папка,  а  он ее не
заметил.  Андрей забрал папку,  Лидочка, как и положено, твердила: <Ну что
вы,  она совсем не тяжелая>,  а на самом деле боялась,  что мама увидит из
окна, как она идет с незнакомым студентом.
     Потому у  самого угла  Загородной Лидочка попросила Андрея подождать,
пока она положит папку и  скажет маме,  что уходит,  но  Андрей не  понял,
разумеется,  ее  истинных опасений и  твердил,  что донесет папку до самой
квартиры.
     Настояв на   своем,   Лидочка   убежала,  оставив  Андрея  переживать
счастливую встречу,  а затем волноваться и чуть не сойти с ума, потому что
ее  отлучка  затянулась  минут  на  пятнадцать.  Воображая черт знает что,
Андрей не мог понять простой  вещи:  сначала  надо  было  прийти  домой  и
сделать вид, что ничего не произошло. Рассказать о том, что было на уроке,
и в ответ выслушать мамин рассказ о том,  как опасно жить в  Ялте,  потому
что  в  городе развелось много подозрительных людей,  а один такой сегодня
целый час крутился возле  дома  и  что-то  высматривал.  Потом  надо  было
случайно  вспомнить,  что  Лида  обещала  отнести  Ларе  Шушинской учебник
Иловайского и вообще замечательная погода и нечего сидеть  дома,  но  мама
тут  испугалась,  вдруг этот странный человек все еще ходит вокруг дома и,
может  быть,  мама  проводит  Лиду  до  Шушинских,  потому  что  она  сама
собиралась в ту сторону. Лида уже догадалась, что подозрительный человек -
не  кто  иной,  как  Андрюша,  и  это  было  очень   смешно,   но   мамины
разглагольствования   надо  было  выслушивать  с  серьезным  видом.  Потом
следовало пробраться в мамину спальню и осторожно,  чтобы мама  ничего  не
услышала и не подглядела,  чуть-чуть,  честное слово, чуть-чуть подкрасить
губы и еще чуть-чуть попудрить нос,  что дома категорически осуждалось.  И
только затем, подождав, пока мама отвернется, пройти на цыпочках к входной
двери и оттуда, уже открыв дверь, крикнуть маме:
     - Ну я пошла, скоро вернусь!
     И захлопнуть дверь и убежать, прежде чем мама сообразит, что Лида уже
убежала.
     Правда,  мама на всякий случай подошла к окну и посмотрела в переулок
- нет  ли  там  подозрительного молодого  человека.  К  ужасу  своему  она
увидела,  что именно он  стоит неп