,  как
оттуда вытаскивают труп караульного.  Рядом с  ним  стояла кучка матросов,
окруживших остальных трех караульных,  один из них был ранен. Правой рукой
он поддерживал левую, морщился, а из рукава капала кровь.
     - Вы что здесь стоите? - спросил Коля, не успев даже выйти из кустов.
- Что вы делаете?
     - Что надо, - ответил спесиво Баренц.
     - Отряд из  Ялты уже  здесь!  С  секунды на  секунду они  ворвутся во
дворец!
     Все  еще не  зная,  верить или не  верить Коле,  Баренц сделал шаг на
дорогу, глядя вдоль нее, и сказал, поправляя монокль, делавший его похожим
на какого-то прусского князя:
     - Чепуха!
     Из кустов у дороги раздался нестройный залп. Кто-то вскрикнул рядом с
Колей.  Коля отпрыгнул и  успел увидеть,  как медленно падает Баренц.  Все
вокруг кинулись врассыпную. Баренц приподнялся на локте и громко захрипел:
     - В цепь! В цепь! По противнику прицельный огонь! Где пулеметы?
     Матрос  разворачивал  пулемет  у   входа  в  сторожку,   но  пулеметы
нападающих вступили в дело раньше. Они начали строчить по шоссе.
     Матрос так и не успел развернуть пулемет,  он упал на него, прикрывая
собой, словно пули грозили пулемету более, чем человеку.
     Коля увидел пулемет нападающих,  который засеивал площадку у в®езда в
Дюльбер зернами пуль. Матросы и солдаты Баренца разбежались и беспорядочно
отстреливались через голову спрятавшегося за  угол сторожки Коли.  И  Коля
вдруг понял, что сейчас враги пойдут в атаку и первым делом найдут и убьют
его.  Пути  назад ко  дворцу,  такому каменному и  надежному,  не  было  -
открытое пространство перед ним простреливалось.  Сам же  дворец был нем и
глух - может быть, все из него уже убежали.
     Сквозь прямые стебли зацветающих тюльпанов можно было видеть,  как на
дорогу  под  прикрытием пулеметного огня  спускались люди.  Оставалось так
мало времени,  и  надо было решать.  Причем Коля уже  знал,  как надо было
решать,  но все в нем противилось этому решению.  Коля обернулся - ну хоть
кто-нибудь был бы рядом! Но рядом никого! Все убежали, спрятались, предали
его!
     Коля разозлился.  И  как  бывало с  ним,  в  злости он  терял обычную
осторожность.
     Неожиданно для  всех -  а  видели его  сотни глаз -  Коля не  побежал
назад, на что рассчитывали стрелки, а прыгнул вперед, к пулемету, свалил с
него тело матроса, который превратился таким образом в бруствер.
     Коля развернул пулемет в сторону дороги и не столько увидел,  сколько
почувствовал, где в кустах и за камнями скрываются готовые к штурму враги.
     Под  его  руками пулемет послушно ожил,  и  Коля  повел высокую мушку
вправо.  Вдруг из  кустов выскочил человек в  черной гимназической шинели,
закрутился на дороге в каком-то танце, а потом, дергаясь, упал - на помощь
к  нему побежал из-за кустов второй гимназист и потащил товарища,  и Коля,
уже поняв,  что первого гимназиста убил он,  отыскал мушкой и убил второго
юношу.
     Но  тут  в  ответ забил советский пулемет,  и  Коле  пришлось залечь,
потому что  пули  били по  щитку,  изгибая и  даже пробивая его.  А  когда
длинная,  казалось,  бесконечная очередь  вражеского пулемета  оборвалась,
Коля приподнял голову и вдруг, к удивлению, правда, без страха, словно это
касалось не  его,  а  кого-то  другого,  увидел,  что  уже  совсем  близко
подбегают нападающие.  Коля  только-только успел дать  очередь,  чтобы они
упали, прижались к земле. Но крики уже раздавались сзади: часть нападающих
оказалась там,  обойдя  сторожку.  Среди  них  тяжело  бежал  Мученик.  Он
размахивал громадной деревянной кобурой,  забыв вытащить из нее револьвер,
и  что-то  кричал.  На голове Елисея был немецкий "пикельхельм" -  каска с
надраенным прусским орлом на лбу.
     Коля не  мог  развернуть пулемет и  потому стрелял вперед.  Кончилась
лента. Пулемет перестал дергаться в руках.
     А  Коля  забыл,  как  перезаряжается пулемет.  Он  ударил  кулаком по
каменной ступеньке и тут увидел,  что к поясу мертвого матроса прикреплены
две гранаты на длинных деревянных ручках.  Он хотел было взять гранаты, но
прямо на них упал человек в белой сорочке и черных брюках. Коля отпрянул -
и услышал его голос в щелкающем, многоголосом шуме:
     - Молодец, лейтенант! Иду к тебе вторым нумером!
     Человек в белой сорочке уже заправлял ленту в пулемет,  видно, решив,
что Коля -  ас пулеметного дела,  гнушающийся сам заправлять ленту. А Коля
сообразил,  что  к  нему на  выручку прибежал князь Феликс Юсупов,  убийца
Распутина, которого он только что видел во дворце.
     - Спасибо! - крикнул Коля и на секунду оглянулся, потому что движение
врагов, снова поднявшихся, как замолк пулемет, замедлилось.
     Коля увидел,  что от дома,  не кланяясь пулям,  стройный и легкий,  к
воротам бежит адмирал Колчак и кричит:
     - Вперед! Чего попрятались! Вперед, молодцы!
     И за ним поднимаются матросы, будто ждали этого крика.
     - Давай!  - рассердился вдруг Коля на князя, который слишком медленно
заправлял ленту,  -  время то  сжималось,  то  растягивалось непомерно,  и
нельзя было сказать - долго ли возится с лентой Юсупов.
     - Готово!  -  крикнул князь, и Коля сразу же начал стрелять, сгоняя с
дороги нападающих,  -  он  увидел,  как убегает,  припадая на правую ногу,
человек в немецкой каске с шипом сверху. Он стрелял только в него - только
в Мученика! И тот исчез в кустах.
     - Все! - сказал князь Юсупов, поднимаясь от пулемета. - Убежали.
     В  поле  зрения появился адмирал Колчак -  он  вывел  свой  отряд  за
ворота. И, тут же сообразив, что на виду стоять неразумно, закричал:
     - Ложись! Занимай оборонительные позиции.
     Матросы и  солдаты Баренца послушно укладывались на землю,  выискивая
укрытия.  Кто-то,  тяжело дыша,  упал  рядом с  Колей,  избрав в  качестве
прикрытия его пулемет.
     Убедившись,  что его сухопутные части способны сами продолжать войну,
Колчак тоже прилег у пулемета.
     Он сделал вид,  что заглянул к Коле специально,  и,  перекрывая треск
выстрелов, что все чаще гремели вокруг, крикнул:
     - Да оставь ты пулемет нижним чинам! Ты мне во дворце нужен!
     Выглянув из-за щитка, свободной рукой он подтянул к пулемету солдата.
Потом улучил момент, вскочил, пригнувшись, и пропал за углом сторожки.
     Следом за ним поднялся Юсупов, сказал:
     - До встречи, Андрей.
     И тоже исчез.
     Коля понял,  что и ему следует бежать во дворец.  И тут его храбрость
кончилась.
     В  Коле наступило спокойствие,  что  бывает уже вечером,  когда труба
прогремела отбой  и  неубитые солдаты стягиваются к  своим  бивакам,  моля
небо, чтобы назавтра бой не начался новый.
     Но  на  самом деле  бой  еще  гремел и  не  намеревался кончаться.  И
перебежать к дворцу оказалось более трудным, чем лежать у пулемета.
     Выстрелы смолкли,  но не потому,  что бой завершился,  а потому,  что
все, очевидно, прицелились в Беккера.
     - Э-ге-гей!  -  раздался зычный крик  спереди.  Коля поглядел в  щель
щитка - на дорогу вышел Мученик, по обе стороны его шагали два угрожающего
вида советчика с револьверами и шашками наголо.
     Мученик не был вооружен, он держал в руке небольшой белый флажок.
     - Мы   предлагаем   переговоры!    -    кричал   он.    -   Прекратим
братоубийственную вражду!  Товарищи  солдаты!  Граждане  свободной России!
Бросайте оружие и переходите к нам,  потопим в море угнетателей Романовых!
Хватит им пить нашу алую кровь и насиловать наших жен.
     - Так стреляйте же! - прошипел Коля солдату.
     - Нельзя, лейтенант, - ответил солдат. - Они же с белым флагом.
     - Какого черта -  с белым флагом!  -  закричал Коля, вырывая рукоятки
пулемета у  солдата.  Корень всех его зол и  неудач был в этом опереточном
генерале -  в солдатской шинели и прусском "пикельхельме", из-под которого
торчали рыжеватые лохмы.
     - Эмиссар! - бормотал Коля. - Я те покажу, эмиссар!
     - Нельзя, - повторял солдат, мешая Коле, и тот отталкивал его.
     Крики Коли донеслись до Мученика,  который, размахивая белым флажком,
начал  отступать,  но  не  побежал,  как  побежали  его  спутники,  боевые
советчики с револьверами.
     Коля смог наконец нажать на  гашетку,  пулемет выпустил две  или  три
пули, и ленту заклинило.
     - Я же говорил, - произнес над ухом солдат, - я же предупреждал, ваше
благородие.
     - А  идите  вы  все  куда  подальше!  -  рассердился вконец  Коля  и,
решившись,   поднялся  и  пошел  ко  дворцу.  Он  не  оглядывался,  будучи
уверенным,  что никто не будет в него стрелять. А если даже и стреляли, он
этого не услышал.
     Дверь во дворец открыл князь Юсупов. Жан стоял за его спиной.
     - Вы истинный герой,  господин Берестов,  -  сказал Жан.  - Вы также,
князь. Я доложу о вашем подвиге ее величеству.
     Коля внутренне улыбнулся -  и сам не понял сначала, что же смешного в
словах Жана.  Потом сообразил:  смешное было не в  словах,  а  в том,  что
доклад об  отличившихся на  поле боя офицерах намеревался делать ливрейный
лакей.
     - Дурак,  -  сказал устало князь Юсупов,  -  ты боишься, что я доложу
раньше и все поймут, что ты праздновал труса.
     - Я не герой и не офицер, - ответил Жан смиренно, но нагло.
     - Пошли смоем эту грязь, лейтенант, - сказал Юсупов.
     Коля с благодарностью согласился.

     В малой гостиной почти ничего не изменилось.
     - Мы наблюдали из окна,  -  сказала Мария Федоровна,  -  подойдите ко
мне, мон анфан.
     Юсупов и Коля подошли к императрице.
     Старуха встала, каждого, притянула сухой ладонью к себе, поцеловала в
лоб.
     - Спасибо, - сказала она по-русски.
     На   диване  сидел  полковник  Баренц.   Голова  его  была  аккуратно
перевязана.   У  виска  сквозь  бинт  просачивалась  кровь.  Рядом  стояла
горничная Наташа со стаканом воды. Полковник был в беспамятстве.
     - Положение наше  неприятно,  -  сказал  Колчак.  -  Охрана оказалась
совершенно не готова к быстрому наступлению противника.
     - Ими командовал Мученик, - сказал Коля. - Я его узнал.
     - Это не важно,  -  сказал адмирал. - Моя охрана плюс отряд Баренца -
все вместе не более пятидесяти штыков.  По дороге наступают около двухсот,
но  еще столько же  занимаются сейчас обходным маневром,  пытаясь выйти ко
дворцу вдоль моря.  И  это куда более опасно.  С той стороны у меня только
один пулемет и шесть матросов.
     - Но вы телеграфировали в Севастополь? - спросила императрица.
     - Связь нарушена,  -  сказал Колчак.  -  Разумеется, я рассчитываю на
адмирала Немитца.  На то,  что в решающий для России момент он поймет, что
судьба страны важнее, чем лавры революционера.
     - Он из хорошей семьи, - сказала Мария Федоровна.
     - Многие  из  ваших  врагов,   императрица,   происходят  из  хороших
семейств, - сказал Колчак.
     - Чего же мы ждем? - спросил Юсупов.
     - Мы ждем миноносца,  который должны прислать за нами из Севастополя.
Иного пути отсюда нет -  мы  не можем прорываться сушей,  рискуя жизнью ее
императорского величества.
     - Я не боюсь смерти, - сказала императрица.
     - Вы нужны России живая, - мягко улыбнулся Колчак, не показывая зубов
- он всегда помнил о своем недостатке.
     - А  как мы узнаем,  идет ли кто-нибудь к нам на выручку?  -  спросил
князь Юсупов.
     - Наверху,  на башне,  мы оставили наблюдателя.  - Колчак поднялся. -
Нам нельзя терять время, - продолжал он. - Берем только самое необходимое.
Я не смогу выделить носильщиков. За исключением государыни, все сами несут
свои вещи. Вы возражаете, князь?
     - Наташа,  -  сказала императрица, - мы возьмем только мою шкатулку и
самое необходимое из одежды.  Нам не понадобятся солдаты. - Императрица не
скрывала гордости своим решением. - Жаль, что Таня оставила нас...
     Слова императрицы оказались как  бы  пророческими -  тотчас же  дверь
широко отворилась,  и  в ней показался Жан,  который поддерживал под мышки
бесчувственную княжну Татьяну.  Лакей потащил княжну к дивану и посадил ее
рядом с Баренцем.
     - Ах, что с ней сделали! - воскликнула императрица.
     Ирина Александровна присела на корточки рядом с диваном.
     - Таня, - сказала она.
     Та простонала,  но не ответила. Ирина Александровна, не глядя, завела
за спину руку,  и  князь Юсупов,  как в отрепетированном номере,  вложил в
пальцы стакан с водой. Из рукава он его вытащил, что ли? - подумал Коля.
     Таня отпила глоток.
     Колчак отошел к окну и поманил к себе Колю.
     - Лейтенант, вы умеете метать гранаты? - спросил он.
     - Очень давно, на учениях, - сказал Коля.
     - Когда  появится катер  и  мы  будем уходить к  морю,  вам  придется
задержаться -  вы  прикрываете нас  на  случай,  если  бунтовщики  прорвут
ограждение. Гранаты в моей машине, под сиденьем.
     - Ой! - закричала Татьяна. - Я не хочу жить! Я не буду жить!
     Она пришла в себя, и это было хуже, чем беспамятство.
     - Что  с  тобой  случилось?   Что  случилось?   -   спрашивала  Ирина
Александровна.
     - Они перегородили дорогу -  они смеялись,  они сказали, чтобы мы все
отдали,  все...  потом они...  Вахтанг стал сражаться,  я просила его - не
надо, не надо... они убили его, а меня...
     - Мерзавцы! - воскликнул Юсупов. И он был искренен в своем гневе. - Я
пойду! Я буду стрелять, пока не перебью все их кривые рожи!
     - Феликс! - закричала на него императрица.
     Со  звоном разлетелось и  тут же  с  грохотом посыпалось осколками по
паркету оконное стекло, разбитое случайной пулей.
     Это сразу отрезвило всех.
     - Прошу всех перейти на  первый этаж.  Оттуда мы  выходим к  морю,  -
приказал Колчак.
     - А как же полковник Баренц? - тихо спросил у адмирала Коля.
     Диван  представлял собой  драматическую картину,  словно  просился на
кисть исторического живописца.  На нем,  откинувшись,  сидел и часто дышал
полковник Баренц,  с  головой,  завязанной промокшим от крови бинтом.  А в
ногах у  него сидела в  полузабытьи княжна,  подняв руку,  обнаженную выше
локтя,  потому  что  рукав  был  разорван.  Дорожная,  доходящая  лишь  до
щиколоток, юбка княжны также была порвана и измарана.
     - Полковник?  -  повторил Колчак. - Полагаю, ему будет лучше остаться
здесь.  Они могут вызвать ему врача.  А  так мы его погубим,  не довезя до
миноносца.
     Коля смотрел на княжну и думал:  не успели, не успели, не успели... и
почему-то это имело отношение и к нему, и к адмиралу, и к императрице.
     - Берестов!  - услышал он голос адмирала. - Вы почему здесь стоите? Я
же приказал вам взять гранаты.
     - Простите, - сказал Коля. - Я думал, что это не сейчас.
     - Именно сейчас!  Вы что,  полагаете,  что я  должен быть вам по гроб
жизни обязан за  те подвиги,  которые вы совершали час назад?  Они -  наше
прошлое.  Остаться живыми и вырваться из этой мышеловки -  вот наша задача
сегодня. Идите!
     - Слушаюсь.
     - Постойте.  Сначала поднимитесь в  башенку.  Там  сидит наблюдатель.
Узнайте у  него,  какова обстановка.  Если  есть срочные новости -  бегите
сюда. Ясно?
     Как только Коля вышел из  гостиной и  стал искать путь на чердак,  он
попал в  ту часть дворца,  что выходила к  воротам,  и  потому сразу стали
слышнее выстрелы и  доносились даже крики.  Стекла в  окнах с этой стороны
были разбиты,  и солнце, попавшее в проемы, по-утреннему весело отражалось
в осколках.
     Не у кого было спросить,  где эта нужная лестница.  Коля поднялся  по
одной  и  попал  в коридор,  куда выходили спальни.  Он заглянул в спальню
императрицы,  дальше не пошел -  время  было  на  исходе.  Пришлось  снова
спуститься на первый этаж.  Коля понимал, что нельзя признаться адмиралу в
неспособности отыскать пути на башню.
     Перебежав  через  холл,  где  на  полу  сидел,  прижавшись  спиной  к
деревянной панели,  раненый солдат  в  одном  сапоге  -  вторая нога  была
кое-как замотана,  Коля увидел лесенку поуже и по ней выбрался на чердак и
чуть было не получил пулю в  живот,  потому что никто не предупредил Колю,
что на чердак попадают,  условно постучавшись. Коля открыл дверь, и тут же
наблюдатель -  матрос,  глядевший на море, обернулся и выстрелил в него из
маузера.
     Коля отпрянул за косяк и оттуда закричал:
     - Ты чего? Убить захотел? Не видишь, что ли, погоны?
     - А ты кто? - спросил матрос.
     - Я от адмирала, лейтенант Берестов.
     - А чего же он не сказал, что стучать надо по-особому.
     - В следующий раз постучу -  некогда сейчас этим заниматься, - сказал
Коля. - Я зайду?
     - Ладно,  заходи.  Видел тебя в  штабе.  Только ты,  лейтенант,  будь
поосторожнее. Дырку получишь. Простое дело.
     Коля не стал вдаваться в разговоры с матросом; здесь было просторно -
крыша уходила в  башенку,  балки были  исполосованы птичьим пометом.  Одно
окно выходило на море, из второго было видно шоссе.
     - Адмирал спрашивал, не видны ли наши? - спросил Коля.
     - Если бы появились, я бы прибежал, - сказал матрос. - Нету наших. Да
и  что  ждать -  пока  соберутся...  Это  здесь время медленно идет,  а  в
Севастополе быстро.
     Матрос  дал  Беккеру бинокль,  и  он  посмотрел на  море.  Море  было
пустынным, даже рыбаков не видно - чувствуют, что идет война.
     Потом он посмотрел в другую сторону - на шоссе.
     Шоссе  вилось  вдоль  моря,  и  далеко-далеко видна  была  нестройная
колонна людей.
     - Это кто? - спросил Коля.
     - Подкрепление Советам идет, - сказал он. - Сюда бы да хорошую роту -
разогнали бы вмиг.  А то твои контрразведчики только людей лупить и водяру
пить умеют.
     - Я не из контрразведки, - сказал Коля.
     Пуля ударила в раму окна, отколола кусок дерева, и он вонзился Коле в
рукав, чуть уколов руку.
     - Осторожнее,  -  сказал матрос. - Нам ведь все равно - от Баренца ты
или из экипажа. Живи и дай пожить другим.
     Он осторожно выглянул из-за рамы и сказал:
     - Пошли! Опять пошли!
     И, как бы услышав его, от сторожки ударил пулемет.
     Сверху было отлично видно,  как  перебегают,  приближаясь к  воротам,
нападающие,  такие  маленькие сверху.  Коля  пытался разглядеть среди  них
Мученика.
     - Вот где надо пулемет ставить! - сказал Коля. - Отсюда!
     - Отсюда трудно попасть -  далеко,  - ответил матрос. - Только если к
дому подберутся.
     Впрочем,  поздно было тащить сюда пулемет,  даже если бы  был лишний.
Пока дотащишь - они уже добегут до дворца.
     - Что же они делают? - спросил Коля. - Почему их не остановят?
     - А  ты что,  не видишь,  что их сверху с горы огнем поддерживают?  -
ответил матрос. - Нашим не высунуться.
     Солдаты,  что лежали у пулемета - а Коля уже воспринимал этот пулемет
как  собственность,  как  источник  своего  подвига,  -  вдруг  вскочили и
побежали, бросив его.
     - Ну куда же,  мать вашу!  -  Коля высунулся из окошка, начал грозить
кулаком.  Но солдаты не слышали его,  они бежали ко дворцу,  потом один из
них упал и остался лежать на дорожке,  а второй спрятался в кустах. Другие
солдаты,  что таились в  зелени,  тоже поднимались и отбегали к строениям.
Некоторые падали.
     Коля понял,  что  ему  надо бежать вниз,  -  потому что,  кроме него,
некому остановить бегство. И как только он сделал шаг от окошка, ему стало
очень больно в  правой руке,  ниже локтя,  словно ее  пронзили раскаленным
железным штырем -  так больно, что Коля даже закричал, садясь, скрюченный,
на пол.
     - Задел,  да? - спросил матрос. Но почему-то, не дожидаясь ответа, он
пошел к двери и исчез,  но Коле было так больно,  даже тошнило,  что он не
обратил внимания на бегство матроса.
     Пальцам левой  руки,  которая держала за  локоть правую,  стало очень
мокро и горячо,  будто он помочился на эти пальцы.  И Коля понял,  а потом
увидел,  что это кровь,  и ее было очень много.  Коля никогда еще не видел
столько человеческой крови сразу -  даже на войне, которая раньше обходила
его стороной.  Но это была его кровь, и надо было что-то делать, иначе вся
кровь вытечет. Надо перевязать руку - но