е, как положено, с протоколом. И может быть,
с очной ставкой. А сейчас мне хотелось бы рассказать вам о нашем деле, как
я  его понимаю.  Меня никто не заставляет этого делать,  но я человек -  и
ничто человеческое мне не чуждо. В частности, любопытство.
     Вревский поглядел на Андрея, прищурился, потом спросил:
     - А если у вас нет настроения вести сейчас со мной беседу,  то мы и в
самом деле отложим все на завтра. Я уже не спешу.
     - Я  тоже  заинтересован,  чтобы недоразумение закончилось как  можно
раньше.
     - Недоразумение?  Вы упрямый человек, Берестов... ну да ладно. С чего
мы начнем?
     Вревский полистал папку,  в  которой были подшиты десятка два листов,
потом захлопнул ее.
     - Документы бесчувственны,  -  сказал он.  -  Жизнь куда  интереснее.
Итак, жил-был один студент. Жил он с тетей в Симферополе, женщиной во всех
отношениях достойной. Вот кого мне искренне жаль.
     - Мне тоже,  -  согласился Андрей.  -  Она вынуждена переживать из-за
того, что вы не можете найти настоящих преступников.
     - Ну, полно, полно...
     - И  какое вы  имели право искать меня в  Симферополе и  рассказывать
тете о всех этих мерзостях? Кто дал фотографию в газету?
     - Итак,  -  Вревский постучал костяшками пальцев по  синей  папке,  -
молодой человек не  любит своего отчима,  близости между ними нет.  Но  он
притом пользуется его средствами,  так как отчим -  человек состоятельный,
хоть и расчетливый.  Год назад,  а может быть, ранее, перед поступлением в
университет,  молодой Берестов наносит визит отчиму,  и  тот  рассказывает
ему,  что открыл на его имя счет в Московском коммерческом банке... Однако
до  завершения образования пасынок имел право пользоваться лишь процентами
с положенной суммы. А этого только-только хватало на жизнь.
     - Мне хватало, - сказал Андрей.
     - Голубчик,  -  сказал Вревский,  -  когда я  учился,  то хотел стать
прокурором.   И  знаете  почему?   Я  люблю  строить  законченную  картину
преступления,  интересуюсь душой преступника,  обстоятельствами его жизни,
которые могли толкнуть его  на  преступление.  И  главное:  я  хотел стать
прокурором, потому что его речь никто не прерывает.
     - Мы еще не в суде.
     - Тогда тем  более поимейте ко  мне  уважение.  Я  излагаю плоды моей
умственной работы.
     - Хорошо,  - согласился Андрей. Всегда приятно обнаружить в оппоненте
слабину. А Вревский был тщеславен.
     - В последнюю встречу отчим,  не имевший иных наследников,  рассказал
пасынку о том,  что хранит ценности в шкатулке красного дерева, спрятанной
под паркетом в кабинете на втором этаже.
     - Вы знаете, что шкатулка была красного дерева? Значит, вы ее нашли?
     - Вот  именно!  -  Вревский был  доволен маленьким эффектом.  -  Знал
наследник и о сейфе в кабинете отчима. Хотя полное содержимое сейфа нам до
сих пор неизвестно.  Но  это -  дело времени.  Полагаю,  что там хранились
некие бумаги, связанные с угнетавшей Андрея Берестова тайной его рождения.
     Андрей поморщился.  Вревский будто раздевал его, залезал пальцами под
кожу.
     - Внешне  жизнь  молодого  Берестова  в  Москве  была  лишена  особых
событий.  Он  даже  участвовал  в  археологической  экспедиции  профессора
Авдеева  и  совершил попытку соблазнить одну  из  студенток,  что  ему  не
удалось и  ударило по самолюбию.  В  беседах с той студенткой он говорил о
своих честолюбивых планах - молодые люди часто раскрываются перед об®ектом
своих вожделений.
     Андрей никак не  мог вспомнить,  о  каких честолюбивых планах он  мог
говорить с  Тилли,  но  надо отдать должное Вревскому -  до  Тилли он тоже
добрался.  Не  иначе как за  те дни,  что Андрей плыл в  реке времени,  он
побывал не только в Симферополе, но и в Москве.
     Вревский,   насидевшись  за   столом,   принялся   энергично  ходить,
останавливаясь у  окна  и  каждый  раз  пронзая  холодным бледным взглядом
своего пленника.
     - За  последний год господин Берестов дважды посещает Ялту.  Хотя это
путешествие неблизкое.  Он был там на Рождество,  а затем прошедшим летом.
Что могло подвигнуть его на эти путешествия?
     - Вы же отлично знаете, Александр Ионович, - сказал Андрей. - Я хотел
увидеть Лидочку Иваницкую, об отношениях которой со мной вам известно.
     - Господин Берестов может  об®яснить свои  поездки  по-своему,  но  и
следователь имеет  право  на  версию.  И  будьте любезны ее  выслушать.  Я
полагаю, что вы приезжали в Ялту, пытаясь получить деньги от отчима.
     - Но зачем мне деньги?
     - Должен  сказать вам  из  собственного опыта,  что  тихие,  лишенные
внешних пороков люди  часто таят в  себе вулканические страсти.  Зачем вам
деньги?  Зачем деньги молодому тщеславному человеку,  который знает, что у
его престарелого отчима лежат без движения и  пользы многие тысячи рублей,
и ощущает несправедливость этой ситуации?
     - Вы хотите рассказать мне что-то из Достоевского?
     - Не петушитесь. Достоевский был большим знатоком человеческих душ, -
сказал  Вревский  наставительно.   -   Я   бы  советовал  читать  его  как
следователям,  так и преступникам. Но Достоевский убедительно доказал, что
преступление никогда не платит.
     - Спасибо за урок.
     - Это  не  последний урок,  который вы  от  меня получите,  -  сказал
Вревский.  -  Итак,  наш  герой  пытался  на  Рождество получить у  Сергея
Серафимовича некую сумму денег. Но, очевидно, безуспешно.
     - Но не нужна мне некая сумма!
     - У меня есть показания близкого вам лица!
     - Кого?
     - Пробыв  в   Ялте   всего  один   день,   господин  Берестов  срочно
возвращается в  Симферополь.  Если  бы  его  визит  был  связан  с  делами
сердечными,  я убежден, что господин Берестов провел бы в Ялте куда больше
времени. Ведь были каникулы, куда спешить?
     - Я  должен  был  вернуться на  похороны матери моего  гимназического
друга, Беккера. Вы можете проверить.
     - Вы знали о смерти матери господина Беккера до от®езда?
     - Знал.
     - Похоронили бы  и  ехали в  Ялту.  Или поехали бы за три дня до того
срока. Нет, вас держало в Симферополе совсем другое!
     <Ну как ему об®яснить,  что я узнал правду об отношениях Коли Беккера
и  Лидочки  от  Маргариты лишь  за  день  до  похорон Елизаветы Юльевны!..
Впрочем, это уже давно не играет роли>.
     - У вас была совсем другая цель, - повторил Вревский. - Пахомов!
     Возглас был столь неожиданным, что Андрей вздрогнул.
     Тут же в дверях возникла щекастая рябая физиономия полицейского.
     - Слушаюсь, вашество!
     - Два стакана. Покрепче.
     Полицейский исчез.
     - На чем мы остановились? Ата, на вашем возвращении в Симферополь. Вы
вернулись потому,  что поняли -  добром от  отчима ничего не  получишь.  И
тогда в вашей голове созрел план злодейского преступления.
     Вревский повысил голос, словно поставил точку.
     - Что вам говорит фамилия Денисенко? - спросил он, глядя на Андрея.
     - Какая фамилия?
     - Де-ни-сен-ко.
     - Ничего не говорит.
     - Другой реакции я и не ожидал, - сказал Вревский.
     Вошел полицейский.  В одной руке он нес два стакана в подстаканниках,
в другой - блюдце с сахаром. Он поставил стаканы и блюдце на стол.
     - Спасибо,  иди,  -  сказал Вревский.  Он подвинул стакан к Андрею. -
Разве это называется крепкий чай? Люди разучились делать простые вещи.
     Чай был горячим. Андрей почувствовал, что замерз. Хоть в комнате было
душно, через форточку тянуло холодным дождливым ветром.
     - Господин  Берестов  прибыл  в  Симферополь,  чтобы  договориться  о
возможном исполнении злодеяния с нужными людьми,  -  продолжал Вревский. -
Но исполнение было отложено на удобное время - не знаю пока почему. Может,
высокие договаривающиеся стороны не поладили из-за оплаты. Может, Берестов
еще колебался...  а может быть, и ему не чужды человеческие чувства - как,
не чужды?
     Андрей прихлебнул чаю. Он думал: кто же такой - Денисенко? Никогда не
слышал этой фамилии. Его предполагаемый сообщник?
     - Если у вас нет комментариев,  -  сказал Вревский,  -  продолжим эту
историю. Подходит лето. Сроки по платежам наступают.
     - По каким платежам?
     - Вы нам еще расскажете по каким.  Ситуация для Берестова обостряется
настолько, что он неожиданно бросает археологическую экспедицию, оставляет
на  произвол судьбы девицу,  ласк  которой вчера еще  домогался,  и  снова
несется в Ялту. Это уже совсем невероятно! Вы мне скажете - мечтал увидеть
Лидию Иваницкую.  Я отвечу -  ложь,  молодой человек. Лидия Иваницкая, как
мне  стало известно,  в  эти дни находилась где-то  между Новороссийском и
Батумом на  пароходе <Левиафан>.  Как  нравится вам моя работа?  Насколько
тщательно я изучил дело?
     - Она  должна  была  вернуться,   -   сказал  Андрей.  -  Но  пароход
задержался.
     - Только не надо песен!  -  сказал Вревский. - Существует телеграф, и
можно было узнать о местопребывании мадемуазель Иваницкой за два часа.
     - Я не был тогда знаком с ее родителями...  Впрочем, продолжайте. Мне
вас не убедить.
     - Правильно,  -  обрадовался Вревский.  -  Вам  меня не  переубедить.
Иваницкая вас не интересовала. Вы отправились к своему отчиму. Провели там
ночь,  беседовали с госпожой Браницкой.  И узнали,  очевидно,  от нее, что
ваши просьбы вновь останутся без ответа.
     - Так забрался бы я наверх, открыл шкатулку и взял что мне нужно!
     - Ах,  Андрей Сергеевич,  зачем вам  устраивать кражу в  доме отчима,
если подозрения в  ней падут на вас,  и  только на вас!  Нет,  вы не такой
идиот,   как  пытаетесь  показаться.   Вы  все  разведываете,   принимаете
окончательное решение и возвращаетесь в Симферополь. Там вы встречаетесь с
людьми,  которых вы  намерены использовать для черной работы.  Главное для
вас -  сделать так,  чтобы никто не  связал ваше имя с  преступлением.  Вы
отдали  все  приказания,  вы  все  устроили  и  ждете  в  Москве  сигнала.
Убедительно ли я излагаю?
     - Совершенно неубедительно.
     - Суду это  покажется убедительным.  Итак,  получив сигнал,  что ваше
приказание  выполнено,  вы  садитесь  в  поезд  и,  приняв  скорбный  вид,
отправляетесь в Симферополь.
     - Господин следователь, не забывайтесь!
     - Ах, какие мы чувствительные! Ну хорошо, хорошо. Вы приехали в Ялту,
встретились со своими сообщниками и тут узнали, что они проделали операцию
из рук вон плохо,  к тому же похитили Сергея Серафимовича и пытали его. Вы
заподозрили сообщников в обмане... их было двое, да?
     - Откуда мне знать?
     - Наверное, двое. Вернее всего, они вас надули. Да-да, просто надули.
Шкатулку вы так и  не увидели.  Но обманутый,  раздраженный и напуганный -
вам  же  еще и  двадцати лет нет,  -  вы  начали метаться.  Вы  кинулись в
больницу,  вы  встревожились,  что госпожа Браницкая в  любой момент может
прийти в себя и указать на вас. Надо спешить!
     Вревский отставил стакан.
     - Вы не устали? - спросил он.
     - Нет,  -  по  возможности спокойно ответил Андрей.  -  Мне интересно
наблюдать, как вы рассуждаете.
     - Тогда,  молодой человек,  продолжим рассуждения.  В  тот  день меня
удивило  решение  чувствительного интеллигентного юноши  провести  ночь  в
доме,  где произошло страшное преступление. Зачем ему это нужно? - спросил
я  себя.  Наверное,  подумал я тогда,  Андрей Сергеевич хочет найти в доме
какие-то иные ценности, о которых не знали бандиты. Я был прав!
     Вревский откинулся на  стуле и  сложил руки на  груди.  Он  готов был
нанести удар.
     - Итак,  вы поднимаетесь в кабинет.  В доме тихо.  Ночь на исходе. Вы
достаете  из   потайного  ящичка  в   письменном  столе  ключи  от  сейфа,
отодвигаете портрет и  открываете сейф.  Но  стоило вам  протянуть руку  к
пачке ценных бумаг,  как вы  слышите сзади стон!  В  дверях кабинета стоит
весь  окровавленный,  почти  при  смерти  от  жестоких пыток,  которым его
подвергали ваши сообщники, Сергей Серафимович Берестов!
     Андрею  было  неуютно.  Как  будто  бы  Вревский  рассказывал историю
фантастическую,  придуманную им и не имевшую отношения к действительности.
Но факты и  фактики четко складывались,  подобно кубикам в головоломке,  и
история звучала до ужаса правдоподобно...
     Вревский перевел дух и  далее говорил размеренно,  не спеша,  добивая
слушателя:
     - Вернее всего,  он попытался остановить вас,  потому что понял - вот
кто  главный организатор преступления!  Вот  он  -  неблагодарный!  И  вы,
находясь в состоянии аффекта -  я убежден, что это именно так, - по натуре
вы не убийца,  вы для этого слишком чувствительны, - вы кинулись прочь, но
отчим пытался остановить вас, и в завязавшейся схватке вы убили его ножом.
     - Это совершенная неправда.
     - Это правда.  Ваши отпечатки пальцев найдены везде.  Ключи от  сейфа
валялись на ковре.  В сейфе тоже предостаточно отпечатков. Ваш отчим отдал
Богу душу именно в то время, когда вы были в кабинете, разве не так?
     - Я отказываюсь отвечать.
     - Ваше право.  И без того все ясно...  Вернемся же к преступлению: вы
стоите посреди кабинета.  Вы в ужасе от содеянного.  Вы хватаете добычу из
сейфа и бежите вниз.  Состояние ваше истеричное.  Вы понимаете,  что,  как
только  Глафира Станиславовна узнает о  смерти отчима,  она  сразу  укажет
следствию на вас.
     - Но почему?
     - Потому что  достаточно сложить два  и  два,  чтобы понять -  никто,
кроме  вас,   за  убийством  стоять  не  мог.  Теперь  вы  спешите  убрать
единственного свидетеля.  Вы  опускаетесь  по  крутому  откосу,  бежите  к
госпиталю и проверенным уже путем проникаете в палату. Там вы вонзаете нож
в грудь невинной женщины!
     - Господи, где же я читал этот страстный монолог?
     - Вы  дрожите,  Берестов?  Я  вижу,  что  и  сейчас  вы  дрожите  при
воспоминании о содеянном!
     - Нет, - сказал Андрей, - я не дрожу, потому что этого не было.
     - Вы хотите сказать, что Глафиру Станиславовну убил ваш сообщник? Что
ж,  допускаю,  допускаю,  что он ждал вас в больничном саду,  что это было
запланировано вами заранее. А это не суть важно. Важно то, что дело против
вас  настолько  серьезно,  настолько аргументированно,  что  вам  придется
пригласить господина Плевако,  чтобы он  избавил вас от  виселицы.  Так-то
голубчик.
     Вревский потянулся на  стуле.  Взглянул на  входящие в  моду наручные
часы. Сплел пальцы рук и, потянувшись, хрустнул ими.
     - Скоро полночь, - сказал он. - Нам с вами надо отдохнуть...
     - Можно я задам вам вопрос, Александр Ионович? - спросил Андрей.
     - Разумеется,  я  рад  буду  ответить.  -  Вревский  ждал,  как  кот,
поднявший лапу.
     - Надо ли  понимать,  что  в  вашем так называемом деле нет ни  одной
улики против меня,  ни одного свидетеля,  ни одного доказательства,  кроме
вашей горячей речи?
     Пожалуй, Вревский ожидал услышать что угодно, кроме такого заявления.
Он сразу выпрямился на стуле и раз®единил сплетенные пальцы.
     - Что вы хотите сказать?
     - То, что вам скажет любой судья.
     - А убийство Берестова? А смерть Браницкой?
     - Кто  убил  их?  С  таким же  успехом вы  можете показать на  любого
прохожего.
     - При условии, что отпечатки пальцев этого прохожего будут в кабинете
покойного.
     - Отпечатки пальцев  оставил я.  Когда  открывал сейф,  чтобы  вынуть
завещанные мне письма и бумаги.
     - И все?
     - Все. Моего отчима я застал уже мертвым.
     - Значит, вы нарушили закон, взломав сейф...
     Вревский осекся.
     Андрей позволил себе улыбнуться.
     - Ради Бога,  -  сказал он,  - судите меня за то, что я открыл сейф в
принадлежащем мне доме.
     Поддавшись тщеславию и склонности к высокопарной демагогии,  Вревский
позволил  Андрею  успокоиться  и,  слушая  длинный  монолог,  собраться  с
мыслями.  Вревский  тоже понял это и понял,  что недооценил оппонента.  По
расчетам  Вревского,  Берестов  должен  был   сникнуть   перед   железными
аргументами и,  будучи отягощен больной совестью,  во всем признаться. Тут
же, этой ночью.
     - Грустно,  -  сказал Вревский,  -  весьма грустно,  что вы оказались
столь неблагоразумны.
     - Более того, я думаю, что пришло время отпустить меня. И без того вы
продержали меня слишком долго. Мне придется жаловаться.
     - Жаловаться?  - Опершись сильными ладонями о стол, Вревский привстал
и наклонился вперед.  -  Нет,  голубчик,  жаловаться вы не будете, и домой
баиньки я вас тоже не отпущу.  Я имею полное право продержать вас в камере
с уголовниками столько, сколько пожелаю.
     Он  был  зол.  Он  был очень зол,  потому что потерял впустую столько
времени и сил.
     - На  каких  же  основаниях,  господин следователь...  -  Андрей тоже
вскочил.  При  звуке  возбужденных голосов  в  дверь  заглянул широколицый
полицейский.
     - На  том основании,  что вы  задержаны в  воровском притоне со своим
дружком Керимовым! Этого достаточно.
     - Никогда не думал, что Керимов держит в Симферополе притон.
     - Здесь  держит.   И  похуже,  чем  притон...  И  вообще  перестаньте
фиглярничать, Берестов. Я знаю о вас все!
     - Я убедился, что ничего не знаете.
     Вревский встал.
     - Можно,  конечно,  подождать до утра, - сказал он устало. - Но лучше
закончить разговор сегодня,  чтобы вы не надеялись на снисхождение. У меня
в душе нет снисхождения к убийцам.
     Вревский подошел к скучному железному шкафу, что стоял за его спиной,
и,  повернув ручку,  открыл скрипучую дверь.  Резким движением он выхватил
оттуда темно-красную резную шкатулку и поставил ее на стол.
     - Узнаете?  -  Он  откинул крышку.  Шкатулка Сергея Серафимовича была
пуста.  И  оттого видно было,  что устилающее ее красное сукно в некоторых
местах потерто.
     - Узнаете?
     - Узнал,  -  не  счел  нужным таиться Андрей.  -  Это  шкатулка моего
отчима.
     - Пустая, - сказал Вревский.
     - Пустая, - повторил Андрей.
     - Хотел бы я  увидеть,  какие змеи извиваются сейчас в вашей душе,  -
сказал Вревский.
     - Мне и в самом деле очень грустно сознавать, что ради ее содержимого
погибли два близких мне человека, - сказал Андрей.
     - Уже три, - сказал Вревский. - И не знаю, кто из них вам ближе.
     Он снова открыл синюю папку,  и  только тут Андрей увидел,  что между
листами в  ней  вложен большой конверт.  Вревский вытащил оттуда несколько
фотографий.  И аккуратно,  напряженно, будто превозмогая желание кинуть их
Андрею в лицо, разложил их на столе.
     На первой фотографии был виден человек,  лежащий на земле в неудобной
позе,  подвернув под  себя ногу и  бессильно откинув руку.  Лицо его  было
неразличимо.
     На второй фотографии было только лицо того человека - крупным планом.
На третьей тоже лицо - с другой стороны. Человек был мертв.
     - Кто это? - спросил Вревский.
     Андрей  молчал,  узнав  человека и  всем  нутром  чувствуя опасность,
грозящую от признания своего знакомства.
     На фотографии был гимназический кочегар Тихон.  Кто еще говорил о нем
недавно? Да, конечно же Ахмет.
     - Кажется,  я его припоминаю,  -  сказал Андрей, - но могу ошибиться.
Что с ним произошло?
     - Кто этот человек?
     - Звали его... Кажется, его звали Тихоном.
     - Фамилия!
     - Откуда мне знать его фамилию?  Он у нас раньше в гимназии кочегаром
работал. Мы к нему в котельную бегали, кто курить, а кто в карты играть.
     - И с тех пор вы его не видели?
     - Нет,  не видел,  -  сказал Андрей,  искренне полагая,  что не лжет,
потому что ночная встреча в  семинарском саду не  имела никакого отношения
ни к Ялте, ни к этому делу, но Андрею могла повредить.
     - Честное слово?
     - А что случилось?
     - А то,  что этот человек убит. Убит так же, как ваш отчим и Глафира.
И рядом с ним валялась пустая шкатулка.
     - Значит,  вы нашли одного из бандитов! - сказал Андрей. - Чего же вы
меня тогда здесь держите?
     - Потому что этот человек, - а фамилия его, впрочем, вы и без меня ее
знаете,  -  Денисенко, Тихон Денисенко - убит тем ж