лись для мытья
и чистки. Щиты накладывались  на  трехдюймовые  планки,  прибитые  к  палубе
судна. Поэтому между ними и палубой  оставалось  значительное  пространство.
Цель при этом, как уже упоминалось раньше, была двойная: достижение быстрого
стока  неизбежного  в  таком  путешествии  избытка  воды  и,   кроме   того,
предоставление воздуху возможности циркулировать и тем самым возможно больше
охлаждать подстилку для животных. Это  устройство,  как  оказалось  позднее,
прекрасно оправдало свое назначение.
     Ограждением  на  фордеке  "Фрама"  были  железные  поручни,  оплетенные
стальной проволочной сеткой. Теперь, для большего удобства и затенения,  эти
поручни с внутренней стороны были  забраны  досками.  На  всех  возможных  и
невозможных местах были приделаны цепи  -  для  привязывания  к  ним  собак.
Нельзя было с самого же  начала  позволять  собакам  бегать  свободно,  была
кое-какая надежда, что можно будет спустить их  с  цепей  потом,  когда  они
лучше узнают своих хозяев и освоятся с условиями.
     К  вечеру  девятого  августа  мы  были  готовы  к  приему  своих  новых
товарищей. По 20 штук зараз их перевозили с oострова на большой плоскодонке.
Заведовавшие перевозкой Вистинг и Линдстрем превосходно командовали ими. Они
вовремя успели приобрести доверие собак и внушить им полное уважение к  себе
- именно то, что было нужно. На "Фраме" у фалрепа собак ждал ловкий и крутой
прием. Прежде чем растерявшиеся собаки успевали хорошенько прийти в себя  от
удивления и страха, они уже оказывались надежно привязанными на палубе, и им
вежливо давали понять, что самое лучшее, что они теперь могут сделать, - это
спокойно примириться со своей  судьбой.  Все  шло  само  собой  и  настолько
быстро, что через несколько часов все 97 собак были благополучно  перевезены
на судно, но зато вся палуба "Фрама" была  использована  сплошь.  Мы  думали
оставить свободным хоть капитанский мостик, но  сделать  этого  не  удалось,
иначе  мы  не  могли  бы  взять  всех  собак.  Последнюю  партию  -   числом
четырнадцать  -  пришлось  поместить  там.  Таким  образом,   для   рулевого
оставалось очень мало свободного места. А с  полем  деятельности  вахтенного
офицера дело обстояло совсем плоховато. Имелись  основания  опасаться,  что,
пожалуй, он будет принужден проводить всю вахту, стоя смирнехонько на  одном
месте. Но пока что у нас не было  времени  останавливаться  на  такого  рода
маленьких неприятностях. Как только  последние  собаки  были  доставлены  на
борт, как только мы распорядились высадить всех посторонних на берег, сейчас
же начал работать под баком мотор для подъема якоря.

     Якорь поднят! Полный ход машины. И  вот  началось  наше  путешествие  к
цели, находившейся от нас в 16000 милях! Никем не замеченные, тихо шли мы  в
сумерках по фьорду. Несколько наших друзей немного проводили нас.
     Вскоре после того, как  за  Флеккеро  лоцман  сошел  с  судна,  темнота
августовского вечера скрыла от нас очертания родины. Но Уксе и Рювинген  еще
всю ночь посылали нам свой прощальный привет.
     Ранним летом в начале нашего  плавания  по  Атлантическому  океану  нам
повезло с погодой и ветром. На  этот  раз  они  благоприятствовали  нам  еще
больше, если только это возможно. Погода была  совершенно  тихая,  когда  мы
вышли, и гладким как зеркало было Северное  море  в  продолжение  нескольких
дней.
     Трудная вещь заручиться доверием всех этих собак и  привыкнуть  к  ним,
наша задача чрезвычайно облегчалась тем, что всю первую неделю стояла только
хорошая погода.
     Перед  отплытием  высказывалось  немало  всяких   дурных   предсказаний
относительно того, как пойдет дело с нашими собаками. Часть этих  пророчеств
мы сами слышали, а тех, что не дошли до наших ушей, было, наверное,  гораздо
больше. Скверно, очень скверно будет  этим  несчастным  животным.  Жара  под
тропиками быстро скосит большую часть из них. А если иные  и  останутся,  то
для них это будет только отсрочкой смертного  приговора,  так  как  они  или
будут смыты за борт, или  утонут  в  воде  на  палубе,  когда  "Фрам"  будет
проходить пояс западных ветров. Поддерживать их жизнь крохами высушенной  на
ветру рыбы-невозможно и т. д.
     Как известно, все эти предсказания не сбылись, совершенно  не  сбылись.
Случилось как раз обратное. Правда, потом уже на многих из нас,  принимавших
участие в этом удовольствии, постоянно сыпались вопросы: разве ваше плавание
на юг не было чрезвычайно утомительной и скучной историей?  Неужели  вам  не
надоели все ваши собаки? Каким образом удалось вам сохранить их в живых?
     Само собой понятно, что пятимесячное морское путешествие в  тех  водах,
где плыли мы, неизбежно сопряжено с удручающим однообразием; многое  зависит
от тех средств, какие имеются  для  подыскания  занятий.  В  этом  отношении
именно в собаках мы нашли такое совершенно замечательное средство. Допустим,
что очень часто эта работа требовала от нас терпения; но, тем не менее,  как
и всякая другая работа, она доставляла и  развлечение  и  удовольствие.  Тем
более, что ведь здесь дело касалось живых существ,  которые  были  настолько
умны, чтобы вполне оценить оказываемую им помощь и на свой  лад  отплачивать
за нее.
     С  первой  же  минуты  я  старался  всякими  средствами   пробудить   и
поддерживать  сознание,  что  наиважнейшее  для  всего  нашего   предприятия
заключается в том,  чтобы  благополучно  доставить  к  месту  высадки  наших
упряжных животных. Если бы у нас был какой-нибудь лозунг, то примерно только
такой: "собаки, и прежде всего собаки!" Результаты  лучше  всего  говорят  о
том, как мы следовали  этому  лозунгу.  Мы  устроились  приблизительно  так;
собаки, которые с самого начала были привязаны  вместе,  были  разделены  на
партии по десять штук. На каждую партию было назначено по одному или по  два
надзирателя, с полной ответственностью за своих животных н их  обслуживание.
На себя лично я взял тех четырнадцать,  которые  находились  на  капитанском
мостике. Кормежка животных была авральной работой,  требовавшей  присутствия
всей команды на палубе; поэтому она производилась при сменах  вахт.  Главным
удовольствием полярных собак в их  земной  жизни  является  пожирание  пищи.
Можно с уверенностью сказать, что путь к их сердцу  лежит  через  чашку  для
пищи. Мы исходили из этого соображения, и результат нас  не  обманул.  Всего
через несколько дней соответствующие партии уже состояли в нежной дружбе  со
своими надзирателями!
     Вполне понятно, что собакам было не очень-то по вкусу .все время сидеть
на привязи; для этого у них слишком живой темперамент.  Мам  очень  хотелось
доставить им удовольствие бегать везде и пользоваться необходимым  моционом,
но пока еще мы не решались рискнуть выпустить  всю  эту  банду  на  свободу.
Нужно было побольше натаскать  их.  Довольно  легко  удавалось  добиться  их
преданности; преподать же  им  правила  хорошего  поведения  было,  конечно,
труднее, и дело шло не так уж гладко.  Было  очень  трогательно,  видеть  их
радость и благодарность, когда мы уделяли им немного времени и разговаривали
с ними. Особенно сердечный характер  носили  утренние  встречи.  Их  чувства
выражались тогда в единодушном радостном визге, он вызывался уже одним нашим
появлением; но собакам недостаточно было только  смотреть  на  нас.  Они  не
успокаивались, пока мы не обходили их всех,  беседуя  с  ними  и  похлопывая
каждую из них.  Если  по  небрежности  пропустишь  какую-нибудь,  сейчас  же
обнаруживаются несомненные признаки огорчения.
     Нет, пожалуй, ни одного животного, способного в такой степени проявлять
свои чувства, как собаки. Радость, печаль, благодарность, угрызения  совести
отражаются ясно на всем их поведении. В особенности в глазах. Мы люди, часто
носимся с мыслью, что одни мы являемся  обладателями  того,  что  называется
"живой душой". Мы говорим, что глаза - зеркало души.
     Все это прекрасно. Но обратите внимание на  глаза  собаки;  изучите  их
хорошенько. Как часто в их выражении можно увидеть нечто  такое,  что  можно
назвать человеческим, те же переживания, что и у человека. Все это во всяком
случае очень похоже на "душу".
     Но предоставим этот вопрос тем, кто интересуется его разрешением. Здесь
я упомяну лишь о другом моменте, говорящем  о  том,  что  собака  не  только
машина  из  крови  и  плоти,  а  нечто  большее,-  об  их  ярко   выраженной
индивидуальности. На "Фраме" было около ста собак. У каждой из них, по  мере
того  как  мы,  ежедневно  имея  с  ними  дело,  все  ближе   узнавали   их,
обнаруживалась та или иная характерная черта, та или другая особенность.  Не
было  двух  похожих  одна  на  другую  ни  своим   видом,   ни   свойствами.
Внимательному  наблюдателю   представлялись   богатые   возможности   делать
любопытнейшие открытия. Если кто-нибудь немного уставал от общества людей, -
что смею, впрочем, заверить, случалось редко, - то  общество  животных,  как
правило, его развлекало. Я говорю - как правило. В исключениях, конечно,  не
было недостатка. В том, что все эти месяцы палуба была переполнена собаками,
было мало веселья. Много раз наше терпение  подвергалось  весьма  серьезному
испытанию. Но, несмотря на все хлопоты и неудобства, неразрывно связанные  с
перевозкой собак, я положительно утверждаю, что наше  многомесячное  морское
плавание было бы гораздо более однообразным и скучным, если  бы  с  нами  не
было наших пассажиров.
     В течение первых четырех или пяти дней мы постукивали себе  полегоньку,
подвигаясь к Ла-Маншу у Дувра, и у нас уже являлась надежда,  что  мы  и  на
этот раз без особых затруднений проскочим сквозь игольное  ушко.  Пять  дней
стояло абсолютное безветрие - почему бы ему не продержаться и всю неделю? Но
не тут-то было! Когда был пройден самый  западный  плавучий  маяк  у  Гудвин
Сенда, хорошая погода покинула нас, и ее сменил юго-западный ветер с  дождем
и всякой мерзостью. За  какие-нибудь  полчаса  спустился  такой  туман,  что
невозможно было ничего разглядеть дальше, чем на двойную длину корабля, Хотя
ничего не было видно, но зато было  отлично  слышно!  Непрерывное  завывание
множества пароходных гудков и сирен давало нам весьма ясное представление  о
том, среди какого  скопления  судов  мы  находимся.  Положение  было  не  из
приятных; у нашего замечательного судна было много хороших  сторон,  что  не
мешало однако ему  быть  необычайно  неповоротливым  и  тяжелым.  Это  очень
опасное качество в этих водах. К тому же, случись авария, по нашей  ли  вине
или не по нашей, и она была  бы  чревата  для  нас  роковыми  последствиями.
Времени у нас было в обрез,  и  потому  вызванное  аварией  опоздание  могло
совершено погубить все наше предприятие. Обыкновенное торговое  судно  может
рисковать.  Маневрируя  с  осторожностью,  шкипер  почти  всегда  бывает   в
состоянии избежать несчастья. Обычно столкновения происходят от  небрежности
или неосторожности одной из сторон. Нерадивый должен  уплатить  .за  убытки,
осторожный  может  иногда  даже  еще  и  заработать  на  этом.  Само   собой
разумеется, что мы-то были очень осторожны. Но то соображение, что в  случае
катастрофы кто-то другой заплатит  за  свою  неосторожность,  для  нас  было
плохим утешением. Мы не могли рисковать, а поэтому вошли, хоть это и не было
нам по вкусу, на Даунскнй рейд и бросили там якорь.
     Прямо перед нами лежал город Дил,  весьма  популярный  морской  курорт.
Единственным нашим развлечением было созерцание,  по  видимому,  беззаботных
людей, проводящих время в купанье или прогулках по  белому  соблазнительному
песчаному пляжу. Их мало заботило, с какой  стороны  дуст  ветер.  Нашим  же
единственным желанием было, чтобы он повернул на другой  румб  или  перестал
дуть вовсе. Наша связь с берегом ограничилась  тем,  что  мы  послали  домой
телеграммы и письма.
     Уже на следующее утро наше терпение окончательно истощилось, но оно  не
истощилось у юго-западного ветра. Он продолжал дуть с той же настойчивостью,
хотя погода прояснилась, а потому мы решили тотчас же сделать  попытку  идти
на запад. Оставалось только прибегнуть к старому средству-лавированию против
ветра. Мы обошли один мыс, затем еще один, однако, большего пока  не  смогли
сделать. Мы все время брали пеленги, но нет, никакого продвижения вперед  не
замечалось. У Дангенесса  нам  опять  пришлось  встать  на  якорь,  и  снова
прибегнуть  к  прославленному  бальзаму  -  терпению.  На   этот   раз   нам
посчастливилось простоять  не  дольше  ночи.  Ветру  угодно  было  повернуть
настолько, что мы оказались в состоянии на  рассвете  двинуться  дальше.  Но
все-таки ветер был противным, и  нам  пришлось  лавировать  почти  по  всему
Английскому каналу. Понадобилась целая неделя для того, чтобы пройти эти 300
миль. Многовато, если вспомнить, что перед нами лежало еще  такое  громадное
пространство!
     Я уверен, что  большинство  команды  вздохнуло  с  облегчением,  когда,
.наконец, мы прошли острова Силли. Правда, несносный юго-западный ветер  все
еще продолжал дуть, но теперь было уже лучше. Главное - мы находились теперь
в открытом море, и перед нами лежал весь Атлантический океан.  Нужно  самому
поплавать  на  "Фраме",  чтобы  понять  как  следует   чувство   облегчения,
овладевшее нами, когда мы  оказались  вдали  от  окружавших  нас  берегов  и
многочисленных парусников в водах  Ла-Манша,  не  говоря  уже  о  постоянной
перестановке парусов, когда вся палуба кишит собаками.
     Во время плавания по Ла-Маншу в июне месяце мы поймали  двух  или  трех
почтовых голубей, опустившихся на  снасти  "Фрама"  в  состоянии  полнейшего
изнеможения. При наступлении темноты мы поймали их  без  всякого  труда.  Их
номера и  знаки  были  нами  записаны,  и  когда  голуби  после  заботливого
двухдневного ухода восстановили свои силы, мы  выпустили  их.  Покружив  над
верхушками мачт, голуби полетели по направлению к английскому берегу.
     Мне кажется, этот эпизод внушил нам мысль взять с собой при  отходе  их
Кристиансанда нескольких почтовых голубей. Ими должен был заняться лейтенант
Нильсен, как бывший любитель голубей. Был даже построен хорошенький домик, и
голуби, счастливые и довольные, жили в своем новом жилище на  большой  лодке
посредине судна.  Не  знаю,  как  это  случилось,  только  однажды  помощник
начальника, решив, что в голубятнике дурная вентиляция и надо исправить этот
недостаток, приоткрыл немного дверцу. Воздух, конечно, стал хорошим, но зато
голубей не стало. Какой-то  шутник,  увидев,  что  голуби  улетели,  написал
большими буквами на стенке пустой голубятни: "сдается в наем!"  В  тот  день
помощник начальника был не совсем в хорошем настроении духа.
     Насколько я помню, этот побег был совершен в Английском канале.  Голуби
нашли дорогу домой и вернулись в Норвегию.

     Бискайский залив пользуется у моряков дурной славой,  и  он  ее  вполне
заслуживает. Этот бурный участок моря похоронил много крепких судов со  всем
их экипажем.
     Однако, мы очень надеялись, что в это время года нам  удастся  избежать
нападения. Так и случилось. Произошло еще и  другое,  на  что  мы  не  смели
надеяться. Нашему злому противнику, юго-западному ветру,  надоели,  наконец,
бесплодные попытки остановить наше продвижение  вперед.  Ничего  из  них  не
вышло. Правда, мы двигались медленно, но все-таки двигались вперед. Из наших
школьных сведений по метеорологии нам сейчас особенно  приходило  на  память
упоминание о северных ветрах, часто дующих у  берегов  Португалии.  Мы  были
приятно удивлены, встретившись с ними уже в Испанском заливе.  Для  нас  это
была приятная перемена после бесконечной перестановки  парусов  в  Ла-Манше,
когда приходилось идти в бейдевинд. Северный ветер держался почти с  тем  же
постоянством, что и юго-западный раньше, и  мы,  в  соответствии  со  своими
скромными желаниями, совсем приличным ходом шли день  за  днем  к  югу,  под
небеса, где можно положиться на  устойчивое  состояние  погоды  и  где  быть
моряком - одно удовольствие. Впрочем, мореходная часть нашей работы даже и в
эти первые трудные .недели  протекала  довольно  гладко.  Всегда  находилось
достаточное  количество  добровольных   ловких   рук,   чтобы,   когда   это
требовалось, приняться за работу, хотя производимые работы часто  бывали  не
совсем приятного свойства.  Взять,  например,  поддержание  чистоты.  Каждый
моряк может порассказать, что происходит на судне, которое  перевозит  живых
животных, особенно когда те находятся на палубе и мешают там  всякой  другой
работе. Я всегда придерживался того мнения, что и  полярному  судну,  как  и
всякому другому, не подобает походить на помойную яму, даже  если  на  борту
его довольно много собак. Наоборот, я считаю. что в таких  путешествиях  еще
больше, чем где-нибудь, совершенно необходимо соблюдать  чистоту  и  порядок
повсюду вокруг себя. Нужно всегда стараться избегать всего того,  что  может
действовать деморализующе и угнетающе. Влияние неопрятности в этом отношении
настолько общеизвестно, что нет необходимости проповедовать о ней здесь!
     Мое мнение разделялось всеми и каждым на борту "Фрама", и  потому  было
предпринято все возможное, чтобы, несмотря на трудности,  могущие,  пожалуй,
показаться огромными, поступать в соответствии с этим мнением.  Два  раза  в
день вся палуба основательно окачивалась водой, а кроме того  в  промежутках
еще устраивались дополнительные прогулки с ведрами и  швабрами.  По  крайней
мере раз в неделю  весь  верхний,  настил  палубы  снимался,  и  каждый  щит
обрабатывался до тех пор, пока он не становился  скова  таким  же  чистым  и
опрятным, каким был,  когда  его  настилали  в  Кристиансанде.  Это  работа,
выполняемая постоянно, требовала огромной выдержки и терпения  от  тех,  кто
должен был ею заниматься; но я никогда не видал, чтобы  от  нее  отлынивали.
"Нужно обязательно следить за чистотой!" - раздавалось на судне постоянно.
     По ночам, когда из-за темноты не всегда было легко  увидеть  что-нибудь
перед собой, частенько случалось, что раздавались более  или  менее  крепкие
выражения, вырывавшихся у тех,  кому  приходилось  во  время  маневрирования
парусами браться голой рукой за какую-нибудь свернутую в бухту  снасть.  Нет
надобности  распространяться  подробно,  почему  раздавалась  ругань,   если
вспомнить, что везде и повсюду у нас лежали собаки, изрядно евшие и пившие в
течение дня. Но мало помалу ругательства переходили в шутку.  Нет  на  свете
вещи,  к  которой  нельзя  было  бы  привыкнуть!   Если   что-нибудь   часто
повторяется,  то  в  конце  концов  начинаешь   относиться   со   стоическим
спокойствием и к тому, что у тебя на  пальцах  остаются  следы  от  собачьих
визитных карточек..
     На всяком судне сутки обычно делятся на вахты по четыре  часа.  Команда
делится на две части, и одна из них сменяет другую через каждые четыре часа.
Но на судах, плавающих в Ледовитом океане, обычно устанавливаются  вахты  по
шесть часов. Мы пользовались последним методом, получившим после голосования
солидное большинство. При таком распорядке вахт  за  сутки  выходит  на  два
подъема меньше, и до каждого подъема человек, свободный от вахты, может  как
следует всхрапнуть. Если за четыре свободных часа нужно поесть, покурить,  а
то и поболтать малость, то для сна останется не  очень  уж  много.  Если  же
случится какая-нибудь экстренная работа, требующая всех  наверх,  то  тут  и
совсем ничего не останется.
     Для постоянной работы в машине у нас с самого начала было два машиниста
- Сундбек и Недтведт. Они сменяли друг друга на вахте  через  каждые  четыре
часа. Когда мотор был в действии долгое время кряду, такая работа была очень
утомительна. Не лишне было бы иметь еще одного человека про запас. Поэтому я
решил подготовить третьего человека на должность запасного машиниста. На это
место вызвался Кристенсен, и, в  похвалу  ему  будь  сказано,  он  пр