земле.  Поэтому
напрасно было бы питать страх перед  морским  путешествием.  И  я  с  полной
уверенностью готов ручаться, что даже и тот, кто  думал,  что  мы  поплывем,
тоже  не  боялся.  Мне  кажется,  впрочем,  что,  в  конце  концов,   и   он
присоединился к мнению других.
     Если полководец хочет выиграть битву, он должен  быть  всегда  готовым.
Если противник передвигает фигуру, нужно уметь ответить  ему  другим  ходом.
Все должно быть  продумано  заранее,  чтобы  внезапно  не  случилось  ничего
непредвиденного. Так было и с нами. Мы должны  были  заранее  обсудить,  что
может приготовить нам будущее, и заблаговременно устраиваться в соответствии
с этим.
     Если бы солнце покинуло нас и  наступило  темное  время,  было  бы  уже
слишком поздно. Нашим вниманием прежде всего овладела и привела  в  действие
всю нашу мозговую машину в целом - женщина. Даже здесь  на  ледяном  барьере
она не смогла оставить нас в покое! Дело  в  том,  что  все  наше  "дамское"
общество  -  в  количестве  одиннадцати  штук  -  вздумало  целыми   пачками
оказываться в положении, которое обыкновенно называют  "интересным",  но  на
которое мы, в наших  условиях,  никак  не  склонны  были  смотреть  теми  же
глазами. У нас и так было впереди много работы. Что нам  делать?  Состоялось
большое совещание.  Заводить  одиннадцать  "родилок"  казалось  нам  слишком
затруднительным. Но уже по опыту мы  знали,  что  все  наши  дамы  потребуют
оказания им первой помощи. Если оставить нескольких в  одном  помещении,  то
поднимется ужасный шум и гам, и дело кончится  тем,  что  родильницы  сожрут
друг у друга щенков. Так  это  уже  случилось  однажды...  "Кайса",  большая
черно-белая сука, улучила момент,  когда  за  ней  не  смотрели,  и  слопала
трехмесячного щенка. Когда мы подоспели, уже исчезал  кончик  его  хвостика.
Делать нечего!
     К счастью, вышло так, что освободилась одна из  собачьих  палаток,  так
как упряжку Преструда распределили по другим палаткам. В  качестве  бегущего
впереди он не нуждался в собаках. Сюда можно  было,  изловчившись,  засунуть
двух сук. Ведь можно было поставить перегородку.
     Еще при устройстве своей станции мы приняли  во  внимание  эту  сторону
нашего быта и завели себе "родилку" в виде шестнадцатиместной палатки.
     Но этого далеко не было достаточно. Тогда мы прибегли к тому материалу,
которого в этой части земного шара такое благословенное изобилие - к  снегу,
Мы построили большую, великолепную снежную хижину. Кроме  того  Линдстрем  в
свои свободные часы  возвел  еще  одну  небольшую  постройку,  которая  была
готова, когда мы вернулись из своей второй санной  .поездки.  Никто  из  нас
даже не опросил, для чего эта  постройка.  Отнюдь  не  следует  оставлять  в
стороне деликатных чувств, хоть ты и полярный исследователь! В случае  очень
большой нужды, мы рассчитывали на добросердечие Линдстрема.
     Имея в своем распоряжении все  эти  помещения,  мы  решили  смело  идти
навстречу зиме. "Камилла", старая лисица, устроилась вовремя. Она знала, что
значит воспитывать детей в темное время. Да и правда,  удовольствия  в  этом
мало. Поэтому она поторопилась и ощенилась сейчас же, как была  приведена  в
порядок первоначальная  "родилка".  Теперь  она  тихо  и  мирно  могла  "при
последних лучах заходящего солнца" глядеть будущему в лицо!  С  наступлением
темноты потомство могло бы уже само постоять за себя. Впрочем,  у  "Камиллы"
был свой взгляд на воспитание детей: не знаю, что именно не поправилось ей в
"родилке", но во всяком  случае  она  предпочитала  ей  всякое  иное  место.
Нередко можно было встретить "Камиллу" в  тридцатиградусный  мороз  и  дикий
ветер несущей в зубах одного из своих детенышей. Ей понадобилось как  раз  в
этот момент выйти,  чтобы  отыскивать  себе  новое  место!  А  тем  временем
остальные три щенка, которым приходилось дожидаться, выли и лаяли. По нашему
понятию, место,  обычно  выбираемое  ею,  отнюдь  не  было  комфортабельным.
Например,  какой-нибудь  ящик,  стоявший  на  боку  на  самом  ветру.  А  то
где-нибудь за штабелем досок, где продувало, как в хорошей фабричной  трубе.
Но что же делать, если это ей так нравилось? Если оставить  ее  семейство  в
покое в каком-нибудь таком месте, то  она,  проведя  здесь  несколько  дней,
снова пускалась в странствование. В "родилку" она  никогда  не  возвращалась
добровольно. Впрочем, нередко можно  было  видеть  Иохансена,  на  попечении
которого находилось семейство, как он тащил мамашу и стольких из ее малюток,
сколько ему удавалось впопыхах захватить. Со словами увещевания он засовывал
их в "родилку".
     Одновременно с этим  мы  ввели  также  новый  порядок  по  отношению  к
собакам. До сих пор нам приходилось их привязывать, чтобы удержать от  охоты
на тюленей. Иначе они действовали за свой риск  и  страх  и  бесчинствовали.
Особенно отличались некоторые из них. Таков, например, был "Майор" Вистинга.
Это был прирожденный охотник. Когда дело шло об охоте, все было ему нипочем.
     Собаки очень скоро привыкли к своей палатке и к тому месту, которое они
в ней занимали.  Мы  выпускали  их,  как  только  вставали  утром,  и  снова
привязывали по вечерам перед кормежкой. К этому они так привыкли, что у  нас
никогда не было особенной  возни.  Они  все  сами,  когда  мы  приходили  по
вечерам, чтобы  привязать  их,  сейчас  же  радостно  появлялись.  И  каждое
животное знало точно и своего хозяина, и свою палатку; поэтому,  как  только
наступало время и собаки  видели  своего  соответствующего  начальника,  они
тотчас же  понимали,  что  им  нужно  делать.  С  визгом  и  радостным  лаем
собирались разные собаки вокруг своего хозяина и очень  весело  срывались  с
места и неслись к палаткам. Такого порядка мы придерживались все время.
     Их корм состоял один день из тюленьего мяса и сала, а  другой  день  из
сушеной рыбы. Обычно и то и другое исчезало без возражений. Однако,  все  же
мясо им нравилось больше. В течение большей части зимы тюленьи  туши  лежали
прямо  на  снегу.  Вокруг  них  обыкновенно   сосредоточивались   главнейшие
интересы. Место это можно было считать чем-то вроде "Фрамхеймского"  базара.
И на базаре не всегда бывало мирно. Покупателей было много  и  спрос  велик,
так что подчас здесь бывало оживленно. Наш основной запас  мяса  хранился  в
"мясной палатке".
     Там лежало около ста тюленей, рознятых на части и сложенных в  штабеля.
Как я  уже  рассказывал  раньше,  мы  возвели  вокруг  этой  палатки,  чтобы
предохранить склад от собак., двухметровую снежную стену.  Хотя  собаки  ели
сколько хотели и хотя они  знали,  что  им  не  разрешается  делать  попытки
забираться туда, - а может быть, это-то и служило  притягательной  силой,  -
однако, они всегда поглядывали туда жадными глазами. И многочисленные  следы
на стене от их когтей ясно говорили о том, что происходило в те часы,  когда
не было надзора. В особенности "Снуппесен" не могла держаться в  стороне.  К
тому же, она была необычайно легка и ловка, а потому и  шансов  у  нее  было
больше, чем у других. Никогда она не занималась этим спортом в  одиночестве,
но всегда увлекала с собой своих кавалеров - "Фикса" и "Лаосе", Эти, однако,
были далеко не так ловки и должны были довольствоваться только  созерцанием.
Пока "Снуппесен" прыгала через стенку, что однако же ей удалось сделать раза
два, кавалеры бегали кругом и лаяли. Услышав этот вой, мы уже  точно  знали,
что тут происходит, и кто-нибудь из нас выходил, вооружившись палкой.  Чтобы
поймать собаку на месте преступления,  нужно  было  приниматься  за  дело  с
хитростью, потому что, как только  человек  подходил,  кавалеры  переставали
лаять, и она понимала, что кто-то ведет наступление. В этот момент виднелась
только  ее  поглядывавшая  по  сторонам  рыжая  лисья  голова.  Само   собой
разумеется, что собака не прыгала в объятия человека с  палкой.  Обыкновенно
мы все же не сдавались, но  ловили  и  наказывали  ее.  Попадало  немного  и
"Фиксу"  с  "Лассе".  Они,  правда,  не  делали  ничего  дурного,  но  могли
присоединиться к преступнице.  Они  знали  это  и  наблюдали  за  наказанием
"Снуппесен" на почтительном расстоянии.
     Палатка, где хранилась сушеная рыба,  всегда  была  открыта.  Никто  не
делал попыток стащить рыбу.
     Солнце все ниже и ниже совершало свой дневной путь. В дни после  своего
возвращения из последнего похода мы видели его уже не подолгу. Одиннадцатого
апреля оно показалось и сейчас же исчезло. Пасха наступила и здесь, как и  в
других местах земного шара, и ее нужно было отпраздновать.
     Праздник у нас состоял в том, что по  этому  случаю  мы  поели  немного
больше обыкновенного. В остальном он ничем не  отмечался.  Оделись  мы,  как
обычно, и вообще не предпринимали ничего  особенного.  По  вечерам  в  такие
праздничные дни играл немного граммофон, затем выдавались  виски  и  сигары.
Впрочем, граммофоном мы не  злоупотребляли.  Мы  знали,  что  он  нам  скоро
надоест, если мы будем заводить его слишком часто. Поэтому  мы  пользовались
им редко, но зато тем больше нам нравилось все то, что он играл  в  те  дни,
когда мы им пользовались.
     Когда  прошла  пасха,  все  облегченно  вздохнули.  Все  эти  праздники
утомительны. Они надоедают и там, где  бывает  больше  развлечений,  чем  на
нашем барьере; здесь же они тянулись невыносимо долго.  Наш  распорядок  был
теперь совершенно налажен, и работа  шла  легко  и  хорошо.  Главная  зимняя
работа состояла в подготовке снаряжения для предстоящего нам путешествия  на
юг.
     Нашей  целью   было   достижение   полюса!   Все   остальное   -   вещи
второстепенные.
     Метеорологические наблюдения шли полным ходом и были приспособлены  для
зимнего времени. Наблюдения велись в восемь часов утра, в два часа дня  и  в
восемь часов вечера. Нас было так мало, что я не  мог  выделить  никого  для
ночной службы. Кроме того, если бы в такой маленькой  комнате,  в  какой  мы
жили, кто-нибудь постоянно должен был вставать, то этим он мешал бы  всем  -
никогда не было бы покоя.
     Для меня же самое главное было в  том,  чтобы  каждый  чувствовал  себя
хорошо и чтобы к наступлению весны все были здоровы и бодры и охотно взялись
бы за выполнение нашей окончательной задачи.
     Это вовсе не значит, что мы всю зиму  напролет  ленились.  Совсем  нет.
Чтобы быть довольным и благополучным, нужно  быть  всегда  занятым  работой.
Поэтому я требовал, чтобы все были чем-нибудь заняты в часы, назначенные для
работы. Когда трудовой день кончался, каждый  мот  делать  все,  что  хотел.
Кроме того нужно было стараться поддерживать  кое-какой  порядок,  поскольку
это позволяли условия. Поэтому было решено, что каждый из  нас  будет  нести
недельную  службу  в  качестве  "дежурного".  Его  обязанности  состояли   в
подметании пола каждое утро, очистке пепельниц и т.п.
     Чтобы обеспечить хороший и обильный приток воздуха, особенно  в  местах
для постелей, было постановлено, что никто не имеет права держать под койкой
ничего, кроме нужной ему обуви. У каждого было по два  крюка,  чтобы  вешать
платье,  и  этого  было  вполне.  достаточно  для  одежды,   употреблявшейся
ежедневно. Вся лишняя одежда укладывалась  в  одежные  мешки  и  выносилась.
Таким образом, нам  удавалось  поддерживать  некоторый  порядок.  Во  всяком
случае, удалялась главная  грязь.  Сомнительно,  однако,  чтобы  придирчивая
хозяйка нашла, что у нас все в порядке.
     У каждого была своя определенная работа. Преетруд с  помощью  Иохансена
занимался астрономическими и гравитационными наблюдениями. Хассель заведовал
углем, дровами и керосином. Он отвечал  за  то,  чтобы  запасов  хватило.  В
качестве заведующего "фрамхеймским складом дров и  угля"  он  получил  титул
директора. Это, может быть, и вскружило бы ему голову, если бы  сюда  же  не
включались и обязанности мальчика-разносчика. А он  был  и  им.  Хассель  не
только принимал заказы,  но  должен  был  сам  лично  доставлять  товар.  Он
блестяще выполнял и те и другие обязанности.  Ему  удалось  провести  своего
главного потребителя, Линдстрема, и к  концу  зимы  он  сэкономил  порядочно
угля.
     Хансен должен был содержать в порядке главный склад и  приносить  домой
все, что требовалось. Вистингу было поручено все снаряжение, и он отвечал за
то, чтобы ничего не брали без спроса. Бьолан и Стубберуд следили за порядком
в пристройке и вокруг дома. У Линдстрема была кухня - самая тяжелая и  самая
неблагодарная работа в таком путешествии. Пока пища хороша, все  молчат.  Но
стоит только случиться несчастью и как-нибудь испортить суп, и повар  сейчас
же  услышит  лестный  отзыв  о  своем  искусстве.  У  Линдстрема  была  одна
прекрасная особенность. Его постоянным присловьем было: "все  под  одно".  В
начале я думал, что это относится к его  сложению,  но  потом  заметил  свою
ошибку. Это должно было означать, что ему "все равно".  Таким  он  и  был  в
действительности.
     Девятнадцатого апреля мы увидели солнце в последний раз, так как в этот
день оно ушло за наш горизонт - гребень возвышенности на  севере.  Оно  было
ярко-красное и окружено пылающим морем огня. И только двадцать  первого  его
совсем не стало. Теперь все,  что  касалось  нашего  дома,  обстояло  весьма
хорошо и лучше и быть не могло.  Но  пристройка,  которую  первоначально  мы
предназначали для  рабочего  помещения,  вскоре  оказалась  слишком  тесной,
темной и холодной. Кроме того через нее все постоянно  проходили,  а  потому
работа нарушалась или даже прерывалась бы на долгое время. Кроме этой темной
дыры у нас не было никакого рабочего помещения,, а нам нужно  было  провести
большую работу. Правда, мы могли бы  использовать  свою  комнату,  по  тогда
целый день напролет все толкались бы здесь и только мешали бы друг Другу. Да
и не годилось устраивать мастерскую в единственной комнате, где мы время  от
времени могли бы найти себе покой и  отдых.  Конечно,  я  знаю,  что  обычно
принято так поступать, но я всегда считал такой порядок дурным.
     Тут-то и пригодился бы хороший совет. Но опять-таки обстоятельства сами
пришли к нам на помощь. Оказывается, мы забыли, - так уж и быть,  признаемся
в этом! - взять с  собой  орудие  чрезвычайно  полезное  и  необходимое  для
полярной экспедиции, а именно  -  снежную  лопату.  У  хорошо  оборудованной
экспедиции, какой до некоторой степени являлась наша, должно быть по крайней
мере двенадцать крепких, толстых железных лопат. А у нас не было ни одной! У
нас были два обломка, но от них было мало толку. К счастью, у нас был  очень
хороший толстый лист железа, И вот Бьолан взялся за дело и  сфабриковал  нам
целую  дюжину  прекрасных  лопат.  Стубберуд  сделал  к  ним  ручки;  работа
закипела, как на большой фабрике. Как мы потом увидим, это  сыграло  большую
роль в нашем будущем благополучии. Если бы у нас с самого начала были лопаты
для снега, то мы, как люди порядочные, отгребали бы  снег  от  своих  дверей
каждое утро. Но, поскольку лопат у нас не было,  то  перед  нашей  дверью  с
каждым днем все больше и больше наметало снега, и  к  тому  времени,  когда,
наконец,   Бьолан   приготовил   лопаты,   образовался   огромный    сугроб,
простиравшийся от входной двери к западу и как  бы  являвшийся  продолжением
дома.
     Разумеется, этот нанос, высотою почти что с дом, заставил нас нахмурить
брови, когда в одно прекрасное утро мы вышли из  дому,  вооружившись  новыми
лопатами, чтобы расчищать и разгребать снег. Пока мы стояли тут в  раздумье,
не зная, с чего начать, у кого-то из нас, - кажется, это был Линдстрем,  или
Хансен, а может быть я, в сущности это неважно, - у кого-то из нас  родилась
блестящая идея подать руку природе и работать с ней заодно, а не против нее.
Предложение состояло в том, чтобы вырыть в сугробе  столярную  мастерскую  и
соединить ее непосредственно с домом. Едва только эта мысль была  высказана,
как ее сейчас же единогласно одобрили. И вот  начались  "подземные"  работы,
которые превратилась в затяжные, потому что одна раскопка  влекла  за  собой
другую, и мы окончили их только тогда, когда вырыли целый подземный город.
     Несомненно, это была одна из самых  интересных  работ,  производившихся
когда-нибудь вокруг полярной станции. Начнем с того утра, когда  мы  всадили
первую лопату в сугроб. Это было в четверг, двадцатого апреля. Пока трое  из
нас старались врыться прямо в сугроб от дверей дома на  запад,  трое  других
принялись соединять выемку с домом. Они прокладывали  досчатые  щиты,  -  те
самые, которыми мы пользовались па "Фраме"  для  предохранения  собак,  -  с
сугроба на крышу пристройки. Открытая часть между, сугробом и пристройкой  с
северной стороны была целиком  заполнена  крепкой  стеной,  подходившей  под
только что положенную крышу. Пространство между пристройкой  и  сугробом  по
южной стене мы пока оставили открытым для выхода.
     Но теперь нами овладела настоящая строительная лихорадка, и  мы  начали
выдвигать  одно  предложение  грандиознее   другого.   Так.   например,   мы
единогласно решили прокопать ход по  всей  длине  сугроба  и  закончить  его
большой снежной хижиной, где у нас должна была быть паровая баня.
     Да, таковы были наши планы! Паровая баня на 79o южной  широты!  Хансен,
профессиональный снежный строитель,  начал  постройку  хижины.  Он  выстроил
совсем маленькую и крепкую и углубил и расширил ее внизу, так что когда  она
была совсем готова, то от пола до потолка в ней было три с половиной  метра.
Здесь было достаточно места для устройства бани.
     Между тем, было слышно, что роющие ход приближаются. Стук  их  кирок  и
лопат слышался все ближе и ближе.  Хансен  не  мог  этого  вынести.  Окончив
постройку хижины, он принялся рыть ход  навстречу  приближающимся.  А  когда
Хансен за что-нибудь берется, то он делает дело быстро. Было слышно, как обе
партии  все  приближались  друг  к  Другу.  Настрое-кие  начало  повышаться.
Встретятся ли они, или же вроются вкось и одна партия пройдет мимо другой? Я
невольно вспомнил о Симплоне, Гравехалсене и  других  знаменитых  туннельных
работах. Уж если рабочие могли встретиться внутри  темной  горы,  гак  мы-то
наверное. .. Алло! Я был вырван  из  царства  грез,  увидев  скалившую  зубы
физиономию, которая торчала из дыры в стене как раз там, куда я  только  что
хотел всадить лопату...
     Это  был  Вистинг  -  первый,  кто  сомкнул  обе  части  "Фрамхеймского
туннеля". Право, он должен был радоваться, что унес из этого предприятия  по
добру по здорову свой нос. Еще одно мгновение,  и  нос  был  бы  у  меня  на
лопате!
     То было красивое зрелище - белый длинный ход,  заканчивавшийся  высоким
сверкающим куполом. Прокапываясь вперед, мы в то же время зарывались и вниз,
чтобы не ослаблять потолка. Вниз можно было копать довольно глубоко, -  ведь
ледяной барьер толстоват!
     Окончив эту работу, мы принялись за столярную мастерскую. Ее надо  было
копать гораздо глубже; сугроб как раз закруглялся немного в сторону. Поэтому
сперва мы врывались в сугроб в  правой  длинной  стенке  хода  или,  вернее,
несколько ближе к банному заведению, а затем начали копать вглубь. Насколько
помню, мы углубились здесь в барьер  почти  на  два  метра.  Помещение  было
сделано большим и просторным, места хватало для двух столяров, а в длину оно
было достаточно для наших саней.  Верстак  был  вырезан  в  стене  и  покрыт
доской.  Мастерская  заканчивалась  в   западном   конце   очень   маленьким
помещением, где столяры хранили свои самые тонкие инструменты. Из мастерской
в проход вела вырубленная в снегу широкая и хорошая лестница  с  выложенными
досками ступеньками.
     Как  только  мастерская  была  готова,  рабочие  перебрались   туда   и
основались там под названием:  "Объединение  столяров".  Здесь  было  заново
переделано  все  санное  снаряжение  для  похода  к  полюсу.  Прямо   против
"объединения"  поместилась  кузница,  выкопанная  на  той  же