мый дух человека...", "таинственная, страшная ледяная пустыня!" Но -
ничего не получалось! Вероятно, оттого, что  было  слишком  раннее  утро.  Я
прекратил свои старания, после того как убедился, что сани с выкрашенными  в
черную краску ящиками больше всего напоминали собою гробы.  Все  вышло  так,
как мы и предполагали. Псы готовы  были  возмутиться.  Сколько  понадобилось
хлопот, работы и шума, чтобы  запрячь  их  всех!  Они  ни  минуты  не  могли
постоять спокойно. То был друг, с которым нужно было поздороваться, то враг,
которого нужно было цапнуть. Всем что-нибудь  да  требовалось.  Если  собаки
скребли задними ногами, так что высоко взлетал снег,  недружелюбно  смотрели
друг на друга, то часто это было явным  вступлением  к  общей  свалке.  Если
заметить это  вовремя,  то  можно  было  бы  быстро  и  решительно  помешать
задуманному сражению. Но невозможно было быть вездесущим, и вследствие этого
произошел ряд диких боев. Удивительные животные! Они относительно  .спокойно
всю зиму прогуливались вместе, но как только попали, в упряжку, сейчас же им
нужно было начать драться не на живот, а на смерть.
     Наконец-то мы справились и двинулись в путь. В первый раз  мы  ехали  с
двенадцатью собаками в упряжке, и нам было очень  интересно,  что  из  этого
получится. Против ожидания, все шло хорошо. Конечно, не  как  по  маслу;  но
этого нельзя было ожидать с первого же раза. Некоторые  собаки,  растолстели
за зиму и с  трудом  поспевали.  Для  них  этот  первый  выезд  был  тяжелым
испытанием. Но большинство было в прекрасном состоянии - прекрасные округлые
формы, но без избытка жира. На этот раз мы не потратили много времени, чтобы
подняться по обрыву. Большинству на подъеме понадобилась передышка, но были.
и такие, которые справились с ним, не останавливаясь. Здесь наверху все было
точно таким же, каким мы видели это в апреле месяце. Флаг стоял там, где  мы
его поставили в последний раз, и не имел даже очень потрепанного вида. И еще
страннее, - что были заметны паши старые следы, ведшие на юг. Мы вывезли все
сани наверх, распрягли собак и выпустили их. Мы  считали  естественным,  что
все радостно, кинутся домой к "мясным  котлам".  Большинство  из  них  и  не
обмануло наших надежд. Довольные и веселые кинулись они  обратно,  и  вскоре
весь лед пестрел собаками. Они вели себя не совсем  паиньками.  В  некоторых
местах над льдом словно туман поднимался. Это  был  снег,  вздымающийся  над
сражающимися. При возвращении они. однако, вели себя безупречно. В  счет  не
идет, что кое-где встречались хромавшие.
     Вечером при проверке оказалось, что не хватает десяти собак!  Это  было
удивительно.
     Неужели все они попали в трещины? Невероятно. На другое  утро  двое  из
нас отправились к месту старта, чтобы поискать пропавших  собак.  По  дороге
они прошли мимо нескольких трещин, но там не видно было собак. По  пути  они
тоже не встретили их. Когда. же дошли до места, где стояли сани, то там  все
десять собак преспокойно лежали и спали.  Лежали  они  у  своих  собственных
саней.  Они,  по-видимому,  не  обратили  на  пришедших  никакого  внимания.
Покосилась одна, другая, - вот  и  все.  Когда  их  разбудили  и  наглядными
жестами обратили их .внимание на то, что желательно  их  возвращение  домой,
собаки чрезвычайно удивились, Некоторые из них просто даже не  хотели  этому
верить! Они только повернулись на месте раза два и снова улеглись там же. Их
пришлось гнать домой побоями. Ну, можно ли представить себе что-нибудь более
непонятное? Они лежали в сорокаградусный мороз в пяти километрах  от  своего
удобного, уютного дома, где, как они знали, их ждет в  изобилии  пища.  Хотя
они уже пробыли здесь двадцать четыре часа, но ни одна из них не подавала  и
признака, что хочет покинуть это место. Ну, если бы еще было лето, солнце  и
тепло, тогда можно было бы с трудом все понять. Но теперь - нет, невозможно!
     В этот день, двадцать четвертого августа, солнце снова выглянуло  из-за
барьера,  в  первый  раз  после  четырех  месяцев.  Оно   будто   улыбалось,
.приветствуя знакомые старые торосы, которые  видело  уже  столько  лет.  Но
когда его первые лучи коснулись места старта, то лик его выразил  изумление.
"Ну вот, они все-таки оказались здесь первыми! А я-то торопилось, чтобы быть
первым на месте!" Но делать нечего, - мы выиграли бег и днем раньше вышли на
барьер.
     Мы не могли твердо установить дня окончательного  своего  отъезда.  Нам
нужно было дождаться времени, когда температура  будет  хоть  сколько-нибудь
сносной. Пока она бесчинствовала, как хотела, нельзя было и думать двигаться
в путь. Теперь уже все наши вещи были  в  полной  готовности  на  барьере  и
оставалось только запрячь собак и пуститься с ними в  путь.  Хотя  все  наши
вещи и были готовы, но на это, собственно говоря, было мало похоже, если  бы
кто заглянул к нам. Кроилось и шилось еще больше, чем когда-нибудь. То,  что
иной раз кому-нибудь приходило в голову, но  как  вещь  маловажная,  которую
можно сделать, когда выдастся время, а то и вовсе не  делать,  теперь  вдруг
становилось наиважнейшим. И  вот  быстро  появлялся  нож,  и  люди  начинали
кромсать да кромсать, пока не вырастали целые кучи лоскутьев и волос.  Затем
появлялась игла, и шов за швом прибавлялся к тем, что уже были сделаны.
     Шли дни, но температура не желала подавать и признаков  весны.  Изредка
бывали подъемы до -30o, но лишь с тем,  чтобы  снова  быстро  опуститься  до
-50oС. Нет ничего приятного в таком ожидании. У  меня  всегда  бывает  такое
впечатление, будто один я поджидаю, а другие уже давно отправились в дорогу.
Но, оказывается, я был не один.
     - Интересно знать, докуда уже дошел теперь Скотт?
     - А, нет, какого орта, он еще не вышел! Разве ты не понимаешь, что  для
его пони еще слишком холодно?
     - Да, а кто сказал тебе, что у них так же холодно, как и у  нас?  Может
быть, у них там под горой много теплее, а тогда можешь закладывать душу, что
баклушей они не бьют. Эти ребята показали уже, чего от них можно ждать.
     Такие  рассуждения  можно  было  слышать  ежедневно.   Неопределенность
угнетала многих из нас, я же  совершенно  не  знал  покоя.  Я  твердо  решил
двинуться в путь, как только к этому явится хоть какая-нибудь возможность. Я
не мог вполне согласиться с тем мнением, что мы можем много потерять,  выйдя
слишком рано. Ведь если мы увидим, что становится слишком холодно, то у  нас
будет выход - мы можем вернуться. Поэтому я не видел в этом никакого риска.
     Сентябрь  наступил  при  температуре  -42o  С.  Такая  температура  уже
приемлема, но приходилось все-таки еще повременить. Возможно, что это  снова
обман. На  Другой  день  -53oС,  Тихо  и  ясно.  Шестого  сентября  -29o  С.
Наконец-то наступила перемена! По-нашему, было давно уже пора. На  следующий
день -22oС. Легкий ветерок с востока ощущался, как теплое  дуновение  весны.
Вот, -наконец, температура, во всяком  случае  подходящая  для  старта.  Все
готовы. Завтра в путь!
     Наступило восьмое сентября. Мы поднялись, как  всегда,  позавтракали  и
зашевелились. Дела у нас было немного. Пустые сани,  на  которых  мы  должны
были ехать к месту старта, были готовы, и оставалось  лишь  бросить  на  них
кое-что из вещей. Но оказалось, что именно из-за того-то, что у нас было так
мало вещей, мы и потратили много времени. Нам приходилось  теперь  запрягать
по двенадцати собак в пустые сани, и  мы  уже  предчувствовали,  что  начало
будет сопряжено с катавасией. Мы подвое помотали друг другу подводить  собак
к саням и запрягать их.
     Наиболее осторожные  из  нас  привязали  свои  сани  к  крепкому  колу,
воткнутому в снег. Другие довольствовались тем, что опрокинули сани, а  иные
были совсем беспечны. Все должны были быть готовыми к  тому  моменту,  когда
передовой двинется с места. В противном  случае,  запоздавшие  не  могли  бы
удержать собак, вследствие чего им пришлось бы ехать не вполне готовыми.
     В это утро собаки подняли ужасную суматоху и  гвалт.  В  двух  упряжках
были "дамы" в привлекательном положении, вызывавшие  смятение  не  только  в
своей упряжке, но и среди других. Один из каюров был настолько благоразумен,
что оставил свою "даму" дома, Он запер ее в помещении "Объединения". Тем  не
менее, и он не избежал хлопот со своей упряжкой. Собаки вставали  на  задние
лапы, прыгали и вырывались из упряжи, чтобы броситься  к  "Объединению".  Но
каюр только мило улыбался. Он. знал, что стоит только им побежать,  как  вся
любовь будет забыта ради желания бежать вперед. Другой  же  каюр,  наоборот,
оставил суку в запряжке. Она, видите ли, такая хорошая собака,  что  упряжка
без нее никуда не будет годиться, если оставить ее дома!
     И вот все уже было почти готово. Мы ждали только еще каких-то  мелочей,
И вдруг я слышу дикий крик и, обернувшись, вижу одну упряжку,  несущуюся  во
весь дух без каюра.  Ближайший  каюр  бросился,  чтобы  помочь  товарищу,  в
результате чего помчались и его собаки. Двое саней неслись вперед, а за ними
бежали во всю прыть оба каюра. Однако, силы  были  слишком  неравные.  Через
несколько мгновений каюры далеко отстали. Обе удравшие упряжки взяли курс на
юго-запад и неслись бурей. Людям предстояла трудная задача;  они  давно  уже
перестали бежать, и теперь шли по санному следу. Тем временем  сани  исчезли
за торосами, до которых люди дошли значительно позже. Мы стали ждать их.
     Теперь возникал вопрос: что же предпримут  те  двое,  поймав,  наконец,
свои сани? Вернутся ли они домой или же отправятся на  место  старта?  Ждать
было во всяком случае не весело, а потому мы  решили  отправиться  на  место
старта и лучше уж подождать их там, если будет нужно. Сказано -  сделано,  и
мы тронулись в путь. Посмотрим, как справляются ребята со своими псами. Ведь
каждому было ясно, что теперь и наши упряжки захотят бежать той же  дорогой,
которую выбрали убежавшие. Страх наш оказался не  напрасным.  Троим  из  нас
удалось повернуть и направить своих псов в надлежащем  направлении.  Однако,
двое  других  помчались-таки  по  новому  направлению.  Правда,  потом   они
утверждали, что думали, будто  и  мы  все  поедем  неправильной  дорогой.  Я
улыбнулся на это, но ничего не  сказал.  Много  раз  случалось,  что  собаки
командовали и мной. Несомненно, я думал каждый раз, что это немножко стыдно,
но что же, бывает...
     Только в двенадцать часов дня мы все собрались у Своих саней.  На  долю
догонявших собак выпала утомительная работа, и от нее они были все в поту. Я
подумывал было вернуться обратно, тем более, что  за  нами  привязались  три
щенка. Если мы пойдем дальше с такой свитой, то нам придется их  застрелить.
Однако, возвращаться назад после всей этой работы  и,  несомненно,  назавтра
опять испытать ту же самую катавасию, не представлялось нам приятным. А хуже
всего увидеть, как Линдстрем в дверях корчится от смеха-нет, лучше  уж  идти
вперед! С этим мы все согласились. И вот собак запрягли в нагруженные  сани,
а пустые были поставлены штабелем друг на дружку.
     В половине первого дня мы тронулись в путь. Замеченный нами след сейчас
же исчез, но мы вскоре встретили ряд флажков, поставленных через каждые  два
километра во время последней санной поездки для  устройства  склада.  Дорога
была превосходная, и мы быстро двигались к югу.  В  первый  день  мы  уехали
недалеко - всего девятнадцать километров  -  и  встали  лагерем  в  половине
четвертого дня.
     Первая ночь на воздухе обычно всегда  бывает  неприятна,  но  эта  была
ужасна! Вышеупомянутая "дама" всю ночь служила причиной  бурных  сцеп.  Наши
девяносто собак поднимали такой шум, что  мы  не  могли  глаз  сомкнуть.  Мы
встретили с облегчением наступление четырех часов  утра,  когда  можно  было
начать утренние сборы. Каюр на утро  переменил  свое  мнение.  Такую  собаку
нельзя брать в упряжку. Полярный поход с нею невозможен.  Когда  мы  в  этот
день остановились на завтрак, я приказал застрелить собаку. Одновременно  мы
застрелили и трех щенят. Дорога и в этот день была такой же: лучше и быть не
могло. Флажки, вдоль которых мы ехали, стояли в том же виде, в каком  мы  их
поставили. Судя по ним, нельзя было сказать, что здесь за это  время  бывали
осадки.
     За этот день мы сделали двадцать пять километров. Собаки  были  еще  не
натренированы, но с каждым часом выравнивались.  Десятого  они,  невидимому,
достигли уже полной силы. В этот день никто не мог удержать своих саней. Все
собаки стремились вперед, вследствие чего одна упряжка наезжала на другую, и
начиналась грызня. Это ужасно надоедало. Собаки без толку тратили свои силы,
а время, уходившее на то, чтобы их разнимать, терялось зря. В тот  день  они
были совершенно дикими. Когда, например,  "Лассесен"  заметил  своего  врага
"Ханса", бывшего в другой упряжке, то сейчас же  пригласил  себе  на  помощь
своего друга ".Фикса". Оба они припустили изо всех сил, в результате чего  и
все  остальные  собаки  упряжки,  возбужденные  внезапной  быстротой   бега,
понеслись во весь дух. Каюр, как ни старался, не мог остановить  их.  Собаки
продолжали нестись вперед, пока не догнали  той  упряжки,  которая  являлась
целью стремлений "Лансена" и "Фикса". Тут обе упряжки сцепились, и  пришлось
разбираться в девяноста шести собачьих лапах. Тем, кто не мог удержать своих
упряжек, пришлось выпрячь нескольких собак и привязать  их  к  саням.  Таким
образом, нам, наконец, удалось наладить работу. В этот  день  было  пройдено
тридцать километров.
     В понедельник, одиннадцатого, мы проснулись  при  температуре  -55o  С.
Погода была чудесная: тихо и ясно. По собакам было заметно, что им не  очень
приятно, так как всю ночь они вели себя относительно спокойно. Мороз  сейчас
же сказался на  состоянии  наста.  Он  стал  не  скользким,  а  вязким.  Нам
встретилось несколько трещин, и сани Хансена чуть не провалились, однако, их
удалось  удержать,  и  он  выпутался  из  этого  дела  без   всяких   дурных
последствий.  На  ходу  мороз  не  досаждал  нам.  Наоборот,   по   временам
становилось даже чересчур тепло. Дыхание вылетало облаками изо  рта,  и  над
каждой упряжкой стоял такой пар, что невозможно  было  разглядеть  отдельные
упряжки, хотя сани следовали сейчас же одни за другими.
     Двенадцатого было -52o С с ветром прямо в лоб. Пронизывало  невероятно.
Легко можно было видеть, что собаки страдали от мороза. Особенно по утрам на
них просто жалко было смотреть. Они лежали,  свернувшись  как  можно  больше
комочком и засунув морды под хвост. Время от времени по  телу  их  пробегала
дрожь. А некоторые даже непрестанно дрожали. Нам приходилось поднимать их  и
тащить в упряжь. Я должен был признаться, что при такой температуре  нам  не
стоило продолжать. Риск был слишком велик.
     Поэтому мы решили доехать до склада на 80o южной широты и оставить  там
свой груз. В этот же день мы сделали ужасное открытие: в  компасах  замерзла
жидкость (Спирт, в котором плавает магнитная стрелка. - Прим. ред.),  и  ими
нельзя было пользоваться.  Видимость  стала  очень  плохой,  и  о  том,  где
находится солнце, у нас было только слабое представление. Продвижение вперед
при таких обстоятельствах было делом очень неверным. Могло случиться, что мы
идем правильным Kypcoм, но  было  столь  же  вероятно-а  пожалуй,  даже  еще
вероятнее,-что мы сбились с курса. Самым лучшим поэтому было разбить  лагерь
и подождать улучшения обстановки. В этот вечер мы не воссылали благословений
по адресу того мастера, который изготовил эти компасы и снабдил нас ими.
     Было  десять  часов  утра,  когда  мы  остановились.  Чтобы   на   весь
предстоявший нам длинный день иметь хорошее пристанище, мы решили  построить
две снежные хижины. Снег для этой цели был  плохой,  но,  набрав  глыбы  его
повсюду, мы все же смогли построить хижины. Мастером при постройке одной  из
них был Хансен, другой - Вистинг. При той температуре, которая у  нас  была,
снежная хижина во много раз предпочтительнее палатки. Поэтому мы чувствовали
себя очень недурно, забравшись в хижины и пустив в ход примус. Ночью  вокруг
нас послышался какой-то странный шум. Я заглянул даже  под  спальный  мешок,
чтобы узнать, далеко ли донизу, но нигде не было никаких признаков  трещины.
В другой хижине наши ничего не слышали. Мы  открыли  потом,  что  звук  этот
происходит от оседания снега. Под этим я разумею движение,  происходящее  от
откалывания и опускания больших пространств снежного покрова.  Это  движение
производит впечатление опускания под вами почвы, и ощущение  это  неприятно.
Оно сопровождается продолжительным звуком, заставляющим часто  собак,  да  и
каюров тоже, высоко подпрыгивать. Этот грохот мы слышали однажды на плато, и
он был настолько силен, что напомнил нам пушечный залп.  Скоро  мы  к  этому
привыкли.
     На следующий день температура была - 52,5o С, Тихо и  совершенно  ясно.
Мы сделали тридцать километров и по  возможности  держались  направления  по
солнцу. Когда мы становились лагерем, было -56,2o На этот раз я сделал нечто
такое, против чего всегда восставал,  а  именно  -  взял  с  собой  спиртных
напитков в виде бутылки простой  водки  и  бутылки  имбирной  водки.  Данные
условия я счел теперь подходящими и принес бутылку с  имбирной  водкой.  Она
вся промерзла насквозь. Во время оттаивания бутылка лопнула, и мы  выбросили
ее  на  снег;  в  результате  все  наши  собаки  принялись  чихать.   Другая
бутылка-"Люсхолм Э 1"- была в порядке.
     Потеряв одну бутылку, мы  стали  умнее  и  осторожно  довели  до  конца
оттаивание второй. Мы подождали, пока все улягутся по мешкам, и тогда начали
бутылку. Я был очень разочарован. Она не имела того вкуса, -какого я ожидал.
Но я доволен, что попробовал, потому что в другой раз я уже больше этого  не
сделаю. Действие водки равнялось нулю? Ни в голове, ни в ногах ровно  ничего
не ощущалось...
     Четырнадцатого было "прохладно" - температура держалась на  -56o  С,  К
счастью, было ясно, и потому мы могли видеть, куда идем. Мы прошли  недолго,
как  вдруг  на  ровной  поверхности  снега  показалась  какая-то   блестящая
возвышенность. Были вынуты бинокли.  Склад!  Он  находился  как  раз  в  том
направлении, куда мы  шли.  Хансену,  ехавшему  передовым  всю  дорогу,  без
бегущего впереди и большую часть пути  даже  и  без  компаса,  стыдиться  не
приходилось. Мы все единогласно, считали, что сделано это хорошо, и  в  этом
заключалась вся наша благодарность ему.
     Мы дошли туда в десять с половиной часов утра и  сейчас  же  разгрузили
свои сани. Вистинг занялся более чем неприятной работой приготовления нам по
чашке горячего молока при -56o С. За ящиками с провиантом он поставил примус
и зажег его. Удивительно, что керосин остался жидким в  резервуаре  примуса,
но это произошло, вероятно, оттого, что примус был хорошо защищен от  холода
в ящике. Чашка "солодового молока Хорлика" в этот  день  была  вкуснее,  чем
когда я пил его в последний раз в ресторане в Чикаго. Когда закончилось  это
удовольствие, мы вскочили на почти пустые сани и направились домой.
     Наст был вязкий, но собаки  тянули  хорошо  тот  легкий  груз,  который
теперь у нас был. Я сел с  Вистингом,  так  как  считал  его  упряжку  самой
сильной. Мороз Держался неизменно, и я часто поражался,  как  это  мы  можем
сидеть неподвижно на санях, не замерзая. Но все шло хорошо. Некоторые из нас
не слезали с саней Целый день, по большинство  спрыгивало  с  них  время  от
времени и бежало рядом, чтобы погреться. Сам я надел  лыжи  и  прицепился  к
саням. Я никогда не любил этого довольно противного  спорта,  но  при  таких
условиях и он годился. При беге ноги согревались, а это и было моей целью. Я
и позднее прибегал к этому "спорту", но тогда причина была другая.
     Пятнадцатого, когда мы сидели вечером в палатке,  варили  себе  пищу  и
разговаривали, Хансен вдруг заявил:
     - А знаете, мне кажется, у меня пропала пятка! Моментально были ст