как и предыдущий, этот склад  был  отмечен  на
девять километров в каждую сторону с востока на запад. Чтобы  теперь  знать,
где находится склад, на тот случай, если бы мы в тумане наткнулись  на  одну
из этих досок, на всех  досках,  обращенных  к  югу,  были  сделаны  зарубки
топором. Должен признаться, что эти небольшие дощечки, быстро пропадавшие из
виду на  бесконечной  равнине,  выглядели  очень  невзрачно,  и  я  невольно
улыбнулся при мысли, что им суждено отмечать то место, где хранится ключ  от
дворца красавицы. Для этой чести .они были слишком уж ничтожны!
     Мы же, которым надо было продолжать поход к югу, пока что  ленились.  В
особенности необходим был день отдыха для собак. Однако,  мороз  помешал  им
использовать его должным образом.
     На следующее утро в восемь часов  мы  расстались  с  тремя  товарищами,
направившимися на  север.  Одну  из  своих  собак  -  "Удена"  -  с  большой
потертостью (на этой собаке была гренландская упряжь) мне пришлось  отослать
домой и продолжать путь только на пяти. Они  были  ужасно  худы  и,  видимо,
изнурены. Но, прежде чем сдаться, мы во всяком случае должны были  дойти  до
82o южной широты. Я долго мечтал, что мы дойдем и до 83o  южной  широты,  но
теперь виды на это как будто были ничтожны.
     Начиная с 81o, барьер принял несколько иной характер. Вместо совершенно
плоской местности, мы в первый же день увидели много  небольших  возвышений,
похожих на стог сена. В тот раз мы не обратили особенного внимания  на  эти,
по видимому, незначительные неровности почвы. Но со  временем  мы  научились
держать ухо востро и шли осторожно, когда проходили  поблизости  от  них.  В
этот первый день своего похода на юг от 81o  южной  широты  мы  не  заметили
ничего. Наст был прекрасный, температура не такая уж плохая -23o,  и  мы  не
могли пожаловаться на пройденное расстояние. Но на следующий день мы впервые
поняли значение этих маленьких бугров, так как  вся  местность  представляла
собою сплошную трещину. Они были не  особенно  широки,  но  зато,  насколько
можно было это видеть, бездонны. В полночь  три  ведущие  собаки  Хансена  -
"Хельге", "Милиус" и "Ринг" - провалились в трещину и повисли на постромках.
Счастье, что сбруя выдержала, так как потеря этих трех собак была бы для нас
очень чувствительна. Как только следовавшие за ними собаки увидали, что  три
передних пропали, они сейчас же  остановились.  По  счастью,  собаки  питали
явный страх к этим трещинам и всегда останавливались, если  что-нибудь  было
неладно. Теперь нам стало ясно, что  эти  стоговидные  образования  являются
следствием давления и что поблизости от них всегда есть трещины.
     Почти весь этот день стояла мгла, и видимость была плохая. По  временам
северный ветер и метель. В промежуток между двумя  буранами  мы  увидели  на
востоке несколько очень высоких торосов - штуки  три-четыре.  Расстояние  до
них мы определили километров в десять. Нам пришлось испытать то  самое,  что
во многих случаях наблюдал  и  Шеклтон.  Утро  начиналось  хорошей  и  ясной
погодой при температуре -40o. Немного позднее, около полудня, стало задувать
с юго-востока, и к вечеру  ветер  достиг  силы  очень  свежего.  Температура
быстро поднималась, и когда в три часа дня мы остановились лагерем, она была
только -18o. У места своего лагеря мы оставили в это утро, ящик  с  собачьим
пеммиканом на обратный путь и разметили дорогу на  юг  дощечками  от  ящика,
ставя их через каждый километр. Пройденное нами расстояние в этот день  было
всего двадцать километров. У наших собак, в особенности у моих,  был  жалкий
вид - они страшно исхудали. Хорошо еще, если  им  удастся  в  лучшем  случае
дойти  до  82o  южной  широты.  Но  даже  и  оттуда  обратный   путь   будет
затруднительным. Вечером мы решили удовольствоваться достижением  82o  южной
широты, а затем вернуться домой.
     Во время этой последней части своего похода мы ставили наши две палатки
передними стенками вместе, так что дверь одной приходилась в  дверь  другой.
Этим способом мы достигали того, что пищу можно  было  прямо  передавать  из
палатки в палатку,  не  выходя  наружу,  что  было  большим  удобством.  Это
обстоятельство привело к решительному изменению в системе  наших  палаток  и
подало нам мысль о лучшей пятиместной палатке, какая еще  когда-либо  видела
свет в полярных областях. Когда мы лежали в этот вечер в полудремоте в своих
спальных мешках, раздумывал о всякой всячине, у нас вдруг явилась мысль,  не
сшить ли нам палатки вместе так, как они стоят  теперь  -  отпоров  передние
стенки  -  ведь  тогда  получилась  бы  одна  палатка,  гораздо   больше   и
поместительнее для пятерых, чем две отдельные палатки,  бывшие  у  нас.  Эта
мысль была приведена  в  исполнение,  и  в  результате  получилась  палатка,
которой мы и пользовались  во  время  своего  похода  к  полюсу  -  во  всех
отношениях идеальная палатка.
     Восьмого марта мы дошли до 82o южной широты. и это было самым  большим,
на что оказались способны мои пять собак. Как мы увидим  потом,  даже  этого
было слишком много. Они, бедняги,  были  совершенно  изнурены.  Единственным
моим грустным воспоминанием, которое я вынес  из  нашего  пребывания  здесь,
было сознание, что я загнал своих чудесных животных.  Я  потребовал  от  них
больше того, что они могли вынести. Одно утешение, что сам я тоже  не  жалел
себя! Сдвигать с места сани в 450 килограммов при измученных животных  -  не
детская забава. И не всегда было достаточно  только  сдвигать  их  с  места.
Подчас нужно было просто-напросто толкать сани, чтобы принудить собак  идти.
Кнут уже давно перестал пугать их; когда я пробовал бить собак,  они  только
собирались в комочек, стараясь получше предохранить голову;  не  беда,  если
попадет по телу. Много раз вообще не удавалось заставить собак идти, и тогда
мне приходилось прибегать для этой работы к чужой помощи. Двое толкали сани,
а третий нахлестывал кнутом, выкрикивая при этом самые горячие пожелания!
     Каким жестоким и бесчувственным становишься при подобных условиях!  Как
меняется характер человека! Я по природе своей очень люблю всех  животных  и
всегда стараюсь не причинять им вреда. Потому-то и  охота  совершенно  не  в
моем вкусе. Мне никогда  не  приходит  в  голову  мысль  убить  какое-нибудь
животное, кроме крыс и  мух,  -  разве  лишь  ради  поддержания  жизни.  Мне
кажется, я вправе сказать, что при нормальных условиях я любил своих  собак,
и это чувство было, конечно, взаимным. Но данные условия  были  ненормальны.
А, может быть, я сам был ненормален? Часто потом я думал, что так оно и было
на самом деле. Ежедневная изнурительная работа и цель, отказаться от которой
я не хотел, сделали меня жестоким. Конечно, я  был  жесток,  заставляя  этих
пять скелетов тянуть чересчур тяжело нагруженные сани. До сих пор я не  моту
забыть "Тура" - большую превосходную гладкошерстную  собаку,  издававшую  во
время пути жалобный вой, чего обыкновенно никогда не услышишь от  собаки  на
работе. Я никак не  мог  понять  причины  этого.  А  может  быть,  не  хотел
понимать. Собаку гнали вперед - вперед, пока она не упала.  Когда  мы  потом
разрезали ее тушу на части, то увидели, что вся  грудь  собаки  состояла  из
сплошного нарыва!
     Полуденная высота солнца показала, что мы находимся  на  81o  54'  30",
поэтому мы прошли еще десять километров к югу и разбили свой лагерь в три  с
половиной часа дня на 82o южной широты. За последнее время у  нас  постоянно
было такое впечатление, что барьер повышается,  и  по  общему  убеждению  мы
должны были теперь находиться на высоте 430 метров,  поднявшись  значительно
вверх по пути, идущему к полюсу. Я лично считал, что местность дальше к  югу
постепенно повышается. Все это однако было,  как  показали  потом  измерения
высоты, лишь воображением.
     Итак, мы достигли своей самой южной широты за эту осень и  потому  были
вполне довольны. Нами было оставлено здесь 620 килограммов провианта-главным
образом, собачьего пеммикана. В этот вечер мы больше  ничего  не  делали,  а
только отдыхали. Погода была холодная, ясная и тихая,  -25o.  Пройденное  за
последний день расстояние - 22 километра.
     Следующий день мы провели на  месте,  строили  склад  и  отмечали  его.
Отметка производилась таким, же образом, как и на 81o южной  широты,  с  той
лишь разницей, что на верхних  концах  ящичных  досок,  которыми  мы.  здесь
пользовались, был небольшой лоскут темно-синей материи, чтобы эти знаки были
более  заметны.  Мы  очень  тщательно  укрепили  этот  склад,   чтобы   быть
уверенными, что он устоит в случае плохой погоды в течение зимы,  Я  оставил
здесь также и свои сани, считая невозможным  доставить  их  домой  на  своей
упряжке. А кроме того лишние сани могли бы потом  нам  пригодиться  на  этом
месте.
     Склад, высотой в 4 метра,  был  отмечен  высоким  бамбуковым  шестом  с
флагом, так что его можно было видеть издалека.
     Десятого марта мы отправились в обратный путь. Своих  собак  я  поделил
между Вистингом и Хансеном. Но от  этих  "ходячих  скелетов"  им  было  мало
проку, одна только морока! Остальные три упряжки держались  хорошо.  Упряжка
Хансена  почти  совсем  не  пострадала;  упряжка  Вистинга  считалась  самой
сильной, но его собаки очень исхудал". Однако, они справлялись хорошо.  Сани
Вистинга были тоже перетружены. Они были даже  еще  тяжелее  моих.  Животные
Иохансена, первоначально считавшиеся самыми слабыми, в дальнейшем  оказались
выносливыми.  Они  не  были  рысаками,  но   никогда   не   отставали.   Они
придерживались правила: "ну, если я не дойду сегодня, так приду завтра". Все
они вернулись домой.
     Раньше мы думали, что наш  обратный  поход  будет  протекать  со  всеми
удобствами  -  так,  нечто  в  роде   санной   прогулки.   Но   при   данных
обстоятельствах об этом не могло быть и речи. Нам пришлось удовольствоваться
передвижением на своих на двоих. Собакам было  вполне  достаточно  и  пустых
саней. В тот же день мы прошли сорок восемь километров и  дошли  -  до  того
места, где был оставлен ящик с пеммиканом; здесь мы и разбили  свой  лагерь.
Холодная, пронизывающая погода при -32o. Эта  погода  совсем  доконала  моих
собак. Вместо того, чтобы отдохнуть, они всю ночь дрожали  и  мерзли.  Жалко
было смотреть на них. Утром их пришлось подымать, чтобы поставить на ноги. У
них не было сил даже на  то,  чтобы  подняться  на  ноги.  Проковыляв  таким
образом и согревшись, они стали чувствовать себя лучше.  Во  всяком  случае,
они уже могли идти наравне со всеми.
     На следующий день мы сделали сорок километров. Температура  была  -36o.
Двенадцатого мы миновали склад  на  81o  южной  широты.  Большие  торосы  на
востоке были в этот день хорошо видны. Нам  удалось  запеленговать  их,  что
могло пригодиться впоследствии при  определении  местонахождения  склада.  В
этот день мы прошли сорок километров. Температура была -39,5o.
     Тринадцатое марта началось при тихой и хорошей погоде,  но  в  половине
одиннадцатого утра начался  свежий  ветер  с  востока-юго-востока  с  густой
метелью. Чтобы не потерять своего- следа, по которому мы шли до этих пор, мы
остановились лагерем переждать непогоду. Ветер завывал. Буря  сильно  качала
палатки,  но  не  могла  повалить  их.  На  следующий  день  ветер   задувал
по-прежнему и с той же  стороны,  и  мы  решили  переждать  еще  один  день.
Температура, как и всегда при ветре с этой стороны, была всего -24oС.
     Только в половине первого дня пятнадцатого ветер настолько стих, что мы
могли двинуться в путь. Но  какое  перед  нами  открылось  зрелище!  С  чего
начать, чтобы привести в  порядок  весь  этот  хаос?  Сани  совсем  заметены
снегом. Кнуты, лыжные крепления и упряжь по  большей  части  обгрызены.  Да,
нечего сказать, красивое зрелище! К счастью, у  нас  было  много  альпийских
веревок, и мы починили ими упряжь. Запасными свиными ремнями  были  починены
лыжные крепления.  Но  хуже  дело  обстояло  с  кнутами.  Хансену,  ехавшему
впереди, на всякий случай нужен был  хоть  какой-нибудь  сносный  кнут.  Для
других это было не так уж, важно, хотя иной раз все же могло быть и довольно
скверно. Так или иначе,  но  у  Хансена  все-таки  оказался  какой-то  кнут,
которым он и действовал. Кто-то другой вооружился палаточным шестом;  им  он
пользовался до самого "Фрамхейма".  Сначала  собаки  ужасно  боялись  такого
чудовищного кнута, но вскоре поняли, что достать их этим шестом -  напрасный
труд, а потому в конце концов не обращали на него ровно никакого внимания.
     Наконец, все как будто бы было приведено в порядок.  Оставалось  только
поднять собак и поставить их  на  места.  Большая  часть  из  них  уже  была
настолько  равнодушна,  что  позволила  снегу  совсем   занести   себя.   Но
мало-помалу нам удалось отыскать их всех и поднять на  ноги.  Однако,  "Том"
отказался наотрез. Невозможно было поставить его на ноги; он лежал и жалобно
скулил. Оставалось только прикончить его.  Огнестрельного  оружия  у  нас  с
собой не было, поэтому пришлось убить собаку топором. Это было легко. Собака
издохла бы и от меньшего, чем удар топора.
     Вистинг взял собачий труп на свои сани, чтобы довезти его до  следующей
стоянки и там разделить.
     День был пасмурный и холодный. Туман и метель с южным ветром при -26oС.
Однако, нам посчастливилось сразу же по выезде найти свои следы, и мы  могли
идти по ним. "Лурвен" - лучшая собака Вистинга - упала во время  перехода  и
издохла на месте. Это  тоже  была  одна  из  тех  собак,  которая  работала,
напрягая все время свои силы.  Ей  ни  разу  не  приходила  в  голову  мысль
как-нибудь изловчиться, хотя бы на минуту. Она тащила, тащила,  пока  смерть
не скосила ее. Все-сантименты были давно уже оставлены. Никто и не.  подумал
о том, что хорошо бы почтить "Лурвена" за его заслуги.  Кожа  да  кости,  из
которых он теперь  состоял,  были  разрублены  на  части  и  поделены  между
товарищами пса.
     Шестнадцатого марта мы прошли двадцать восемь  километров.  Температура
была-34oС. "Йенса", одного из  моих  чудесных  "трех  мушкетеров",  пришлось
целый день везти на санях Вистинга. Он был слишком слаб, чтобы идти  дальше.
Вечером мы хотели разделить "Тура" между его товарищами, но не сделали этого
из-за нарыва, который был у него на груди. Мы положили труп в пустой ящик  и
зарыли его. Ночью нас разбудил ужасный шум. Собаки отчаянно дрались, и по их
вою можно было легко понять, что дело идет о  пище.  Вистинг,  который  умел
всегда раньше других выбраться из спального мешка,  сейчас  же  очутился  на
месте битвы. Оказалось, что собаки откопали "Тура". и теперь  собирались  им
угощаться. Очевидно, они были не особенно разборчивы в пище.  Вистинг  снова
закопал труп, и мы мирно провели ночь.
     Семнадцатого был трескучий мороз -41o и холодный ветер  с  юго-востока.
"Лассесен"-одна из моих собак, шедшая без упряжи за санями, осталась  в  это
утро на лагерной стоянке. Мы хватились ее только  днем.  "Расмус",  один  из
"трех мушкетеров", пал в этот день. Подобно "Лурвену", этот пес вез сани  до
самого конца. "Йене" был очень плох и не мог есть. Вистинг вез его.  В  этот
вечер мы дошли до своего склада на 80o южной широты и смогли выдать  собакам
двойные порции. За день пройдено тридцать пять километров.
     Местность  вокруг  изменилась  за  время  нашего  отсутствия.  По  всем
направлениям виднелись большие, высокие сугробы. На одном из  ящиков  склада
Бьолан написал нам краткое приветствие. Кроме того, мы нашли и  поставленный
по уговору с Хасселем знак - снежную глыбу на вершине склада  в  знак  того,
что наши товарищи прошли здесь и все оказалось в порядке.
     Мороз упрямо держался. На следующий день было -41o.  В  этот  день  нам
пришлось прикончить последних двух из  "трех  мушкетеров"-"Улу"  и  "Йенса".
Жаль было тянуть дольше их существование. С ними со  страниц  нашей  истории
исчезают и "три мушкетера". Это были три неразлучных друга. Все  трое  почти
совсем черные.  На  Флеккере,  у  Кристиансанда,  три  наши  собаки  провели
несколько недель, до того как мы забрали их на  судно;  "Расмус"  убежал,  и
поймать его  было  невозможно.  Когда  его  переставали  ловить,  он  всегда
приходил и ложился около своих двух друзей.  Только  за  несколько  дней  по
погрузки собак на судно нам удалось изловить "Расмуса". Он был  тогда  почти
совсем диким. Все трое были привязаны на мостике "Фрама",  где  должна  была
находиться моя упряжка, и вот с этого дня и  начинается  мое  более  близкое
знакомство с этой троицей. Первый месяц они не подпускали к себе  близко.  Я
ласкал их длинной палкой, почесывая им спины. Таким образом, я вкрался в  их
доверие, и мы стали большими друзьями.  Однако,  на  борту  судна  они  были
грозной силой. Где бы ни  появлялись  эти  три  разбойника,  там  сейчас  же
устраивался скандал. Они любили драться. Это были самые быстрые наши собаки.
Когда мы ездили наперегонки на пустых санях вокруг "Фрамхейма", никто не мог
поспеть за этой тройкой. Я всегда был уверен, что  перегоню  всех,  когда  у
меня в упряжке бывали эти три собаки.
     На "Лассесена", покинутого нами в это утро, я совсем уже махнул  рукой,
и мне его было очень жаль, так  как  это  было  самое  сильное  и  послушное
животное.
     Поэтому я страшно обрадовался, когда он вдруг опять появился у нас,  и,
по-видимому, бодрый и сильный. Мы решили, что он снова вырыл "Тура" и сожрал
его. Ведь только пища и могла оживить его. От 80o южной широты  до  дому  он
отлично работал в упряжке Вистинга.
     В этот день мы  извлекли  для  себя  замечательный  опыт,  который  мог
пригодиться нам в будущем. Компас на  санях  Хансена,  всегда  бывший  самой
точностью, вдруг начал показывать неверно, во всяком случае его показания не
совпадали с пеленгом солнца, светившего, к счастью, в этот день. Мы изменили
свой курс в соответствии с пеленгом. Вечером, когда  мы  занесли  в  палатку
свои вещи, оказалось, что мешок с ножницами,  гвоздями,  иголками  и  т.  п.
лежал рядом с компасом. Нет ничего удивительного, что компас возмутился!
     Девятнадцатого марта ветер с юго-востока и температура -43o.  "Довольно
свежо"  -  читаю  я  заметку  в  своем  дневнике.  Вскоре  после   утреннего
выступления в путь Хансен увидал наш старый след. У него необычайное зрение!
Он всегда видел все раньше других. Бьолан тоже видел хорошо, но  ему  далеко
было до Хансена. Дорога домой была теперь легкой, и мы уже видели ее  конец.
Однако, на другой день поднялся сильный ветер с юго-востока и  заставил  нас
остановиться. Температура была -34o.
     На  следующий  день,  как  всегда  бывало  при   юго-восточном   ветре,
температура поднялась. Двадцать первого марта утром мы проснулись  при  -9o.
Да, это была значительная перемена, и не неприятная! Довольно мы натерпелись
от морозов в сорок градусов. В эту ночь погода была удивительная. Сильнейшие
порывы ветра с востока-юго-востока и совершенно  тихо  в  промежутках  между
шквалами. Как будто они налетали с какой-то возвышенности. По пути на  север
в этот день мы прошли флаг Э 6 и  таким  образом  узнали,  что  находимся  в
восьмидесяти пяти километрах  от  "Фрамхейма".  Вечером  разбили  лагерь  .в
шестидесяти километрах от станции. Мы рассчитывали пройти это расстояние дня
в два, так как собаки очень устали. Но вышло иначе. Утром мы  потеряли  свой
старый след и прошли потому слишком далеко к востоку,  поднявшись  по  ранее
упоминавшейся возвышенности. Вдруг  Хансен  кричит,  что  он  видит  впереди
что-то необыкновенное - что именно, он не знал хорошенько.  В  таком  случае
пришлось искать ответа у того, кто видел  гораздо  лучше  Хансена:  у  моего
бинокля. Итак, был вынут бинокль, старый милый бинокль,  служивший  мне  так
много лет.  Да,  действительно,  видно  что-то  странное!  Внизу  виднелась,
невидимому, Китовая бухта, но что это такое черное, что двигалось там взад и
вперед? - Это наши