ромными старыми  трещинами,  отчасти
занесенными снегом. Мы легко обошли их. Теперь перед  нами  снова  открылась
огромная впадина с соответственным высоким подъемом на другую сторону.  Вниз
мы ехали шикарно - поверхность  была  совершенно  ровная  и  хорошая,  нигде
никаких признаков трещин или ям, "Ну, их мы еще  встретим,  когда  заберемся
наверх", - подумал я. Подниматься на горку было довольно трудно,-мы ведь  не
привыкли ездить по горам. Я вытягивал шею  все  больше  и  больше,  стараясь
увидеть, когда же, наконец, мы поднимемся. И какой  же  вид  открылся  перед
нами!  Ни  малейшей  неровности,   ни   малейшего   препятствия.   Местность
поднималась дальше ровно и постепенно. Я думаю, что мы уже и тогда  были  на
твердой земле. Большие  трещины,  обойденные  нами  далеко  внизу,  по  всей
видимости, лежали на границе. Гипсометр показал 260 метров над уровнем моря.
     Мы находились теперь у самого подъема и приняли  окончательное  решение
попробовать пройти именно здесь. По этому случаю мы разбили лагерь. Было еще
рано; но нам оставалось многое сделать к завтрашнему утру. Здесь нужно  было
просмотреть весь наш запас провианта, взять с собой в  дорогу  только  самое
необходимое, а остальное оставить в складе. Итак, мы  прежде  всего  разбили
лагерь, произвели необходимое определение места, накормили собак,  отпустили
их и затем забрались в палатку поесть и проверить по тетрадкам запасы своего
провианта.
     Мы подошли теперь к одному из  самых  ответственных  пунктов  на  нашем
пути. Наш план нужно было составить таким  образом,  чтобы  подъем  оказался
возможно более легким и вместе с тем, чтобы мы продвигались вперед.  Расчеты
следовало произвести тщательно, а все возможности как следует взвесить.  Как
и всегда, когда приходилось принимать важное решение, мы обсуждали  его  все
сообща. Расстояние от этого места до полюса и обратно было 1100  километров.
Перед нами был  огромный  подъем,  а,  может  быть,  и  другие  препятствия.
Наконец, мы должны были обязательно считаться и с тем, что сила наших  собак
уменьшится до какой-то дробной части той силы,  какая  у  них  была  сейчас.
Поэтому мы решили взять с собой на сами провиант и снаряжение на  шестьдесят
дней, а остающийся провиант - еще на тридцать дней - и снаряжение оставить в
складе. Базируясь на собственном опыте,  мы  рассчитали  также,  что  сможем
вернуться, сохранив двенадцать собак. Сейчас у нас было сорок две собаки.  В
наш план входило пользоваться всеми сорока  двумя  до  плато.  Там  двадцать
четыре из них будут убиты, а дальнейший путь мы станем  продолжать  на  трех
санях и восемнадцати собаках. Из  этих  последних  восемнадцати,  по  нашему
предварительному  предположению,  придется  убить  еще  шесть,  чтобы  иметь
возможность вернуться сюда с двенадцатью. По  мере  того,  как  число  собак
будет уменьшаться, и сани будут становиться  все  легче  и  легче.  И  когда
наступит такое время, что у нас останется только двенадцать собак, мы сведем
число своих саней до двух. И на этот раз наши расчеты оправдались полностью.
Только в расчете дней мы допустили маленькую ошибку. Мы потратили на  восемь
дней меньше, чем было рассчитано. Число собак совпало. Мы вернулись к  этому
месту с двенадцатью собаками.
     После того как это было окончательно  выяснено  и  все  высказали  свое
мнение, мы вышли из палатки,  чтобы  заняться  переупаковкой.  Счастье,  что
стояла такая хорошая погода, - иначе подсчет  провианта  был  бы  неприятным
делом. Весь наш провиант был в таком виде, что мы могли его  считать  вместо
того, чтобы взвешивать. Наш пеммикан  состоял  из  порций  в  полкилограмма.
Шоколад, как и всякий шоколад, был разделен на маленькие куски,  поэтому  мы
знали,  сколько  весит  каждый.  Наша  молочная   мука   была   насыпана   в
колбасообразные мешки по триста граммов в каждом, то есть ровно на один раз.
Галеты обладали тем же  свойством:  их  можно  было  считать;  но  это  была
кропотливая работа, так как они были довольно  мелкие-.  Таким  образом,  на
этот раз нам пришлось пересчитать шесть тысяч  штук.  Наш  провиант  состоял
только из этих четырех сортов, и оказалось, что подбор его  был  правильный.
Мы не страдали от недостатка ни в "жирах", ня  в  "сахарах".  Потребность  в
этих веществах при таких продолжительных путешествиях - весьма обычная вещь.
Наши галеты являлись превосходным продуктом, состоявшим из  овса,  сахара  и
молочной муки. Конфекты, варенье, фрукты, сыр и т.п. были оставлены нами  во
"Фрамхейме". Свою меховую одежду, которой мы все  еще  не  пользовались,  мы
уложили на сани. Теперь мы добрались до высот и, может  случиться,  что  там
она нам пригодится. Температура в -40o,  которую  наблюдал  Шеклтон  на  88o
южной широты, мы тоже имели в виду, и в случае, если и у нас она встретится,
мы сможем выдерживать долго если у нас будет  меховая  одежда.  Да  и  кроме
того, в наших личных мешках было немного вещей. Единственную  бывшую  у  нас
смену белья мы  надели  здесь,  а  старую  вывесили  для  проветривания.  Мы
считали, что когда вернемся  сюда  через  два  месяца,  то  она  проветрится
достаточно, чтобы можно было надеть ее снова!
     Насколько я помню, и эти расчеты оправдались, Больше всего мы  взяли  с
собой обуви. Если ноги будут сухи, то и выдерживать можно долго. Покончив со
всем этим, мы все пятеро надели лыжи и двинулись к ближайшей видимой  земле.
Это была небольшая вершина в трех километрах от нас  -  вершина  Бэтти.  Она
казалась невысокой и некрутой, но все же достигала высоты трехсот пятидесяти
метров над уровнем моря. Хотя она и не была высока,  однако,  имела  большое
значение, так как с нее мы взяли все свои геологические образцы. Было как-то
непривычно идти на лыжах, хотя я уже пробежал на  них  620  километров.  Всю
дорогу  мы  катились,  прицепившись  за  санями,  и  теперь  оказались  мало
тренированными. Вечером мы почувствовали это на горных склонах.
     От вершины Бэтти подъем шел довольно круто, но местность была ровная, а
наст превосходный, так что мы быстро продвигались. Сначала мы  поднялись  по
отличному ровному горному склону на  420  метров  над  уровнем  моря,  затем
прошли по небольшой равнинке. Отсюда вверх по такому же горному склону,  как
первый, и затем вниз по довольно длинному плоскому  участку,  который  после
небольшого пробега по нему начал очень медленно подниматься, пока,  наконец,
не  перешел  в  маленькие  ледниковые  образования.   Наша   рекогносцировка
кончалась у этих ледничков. Мы установили, что. путь этот,  насколько  можно
было судить, проходим. Мы отошли от палатки на девять километров и поднялись
на высоту семисот метров.
     Спускаться было чудесно. С двух последних  горок  мы  катились  вниз  к
барьеру со всей возможной быстротой. Мы с Бьоланом решили свернуть к вершине
Бэтти, чтобы ступить ногой на настоящую твердую землю. Ведь мы не ступали по
ней с сентября 1910 года, когда были на Мадейре,  а  теперь  уж  был  ноябрь
3911-го. Сказано - сделано! Бьолан  приготовился  к  изящному  телемаркскому
повороту и оправился с ним прекрасно, К чему я приготовился, я до сих пор  и
сам не возьму в толк. Только я покатился кубарем и проделал это с блеском! Я
попал в сугробы под вершиной и не смог с этим справиться. Изумительно быстро
я поднялся на ноги и покосился на Бьолама. Не знаю, видел  ли  он,  меня  во
время всего происшедшего. Все же я промолчал о  своей  неудачной  попытке  и
небрежно бросил:
     - Не так-то легко забыть то, чему ты однажды научился!
     Бьолан, .наверное, подумал, что я удачно выполнил телемаркский поворот.
Во всяком случае, он был достаточно деликатен, чтобы сделать такой вид!
     На вершине Бэтти не было  ни  отвесных  горных  стремнин,  ни  глубоких
пропастей, которые разжигали бы  в  нас  желание  полазать  там.  Мы  просто
отцепили лыжи и очутилась на  самой  вершине.  Она  была  покрыта  разбитыми
обломками и не годилась для прогулок для людей, экономящих свою обувь.  Было
приято снова встать ногой на голую землю, и мы присели на камни, чтобы лучше
насладиться представившимся нам случаем. Но "прелести камня" скоро дали себя
почувствовать и заставили нас снова очутиться на ногах. Мы  сфотографировали
друг друга в "живописных позах", взяли с  собой  несколько  камней  для  тех
товарищей, кто до сих пор еще не ступал на обнаженную землю, и надели  лыжи.
Собаки, которые до этих пор все время  рвались  к  голой  земле,  когда  они
видели ее, теперь не обращали на нее ни малейшего внимания.  Они  лежали  на
снегу и не подходили, к вершине.
     Между  обнаженной  землей  и  снежной  поверхностью   лежал   блестящий
сине-зеленый лед, доказывавший, что здесь в свое время  текла  вода.  Собаки
старались изо всех сил следовать за нами, но вскоре отстали.
     По возвращении мы поднесли своим товарищам подарки с земли.  Не  думаю,
чтобы они их очень  оценили.  Я  расслышал  отдельные  слова:  "Норвегия"  -
"камни"- "огромное количество". Я связал их и понял, мысль.  "Подарки"  были
сложены в склад, как не абсолютно необходимые при путешествии на юг.  Собаки
к  этому  времени  уже  начали  становиться  очень  прожорливыми.  Все,  что
попадалось им на пути, исчезало. Кнуты, лыжные крепления,  обмотка  саней  и
многое другое считалось ими лакомством. Стоило только хоть  на  одну  минуту
отложить что-нибудь в сторону, как это исчезало в  следующее  же  мгновение.
Были даже  такие,  которые  жадно  набрасывались  на  экскременты  как  свои
собственные, так и своих товарищей. Когда  дело  дошло  уже  до  этого,  нам
пришлось привязывать собак, так  как  это  блюдо,  повидимому,  не  было  им
полезно.
     На следующий день, восемнадцатого ноября, мы начали подъем.  На  всякий
случай я оставил на складе записку о пути, по которому мы намеревались  идти
в горах, а также о нашем плане на будущее, о  снаряжении,  провианте  и  пр.
Погода была, как всегда, чудесна, а наст очень хороший. Собаки  шли,  против
ожидания, хорошо. Две довольно  крутых  горки  они  одолели  лепкой  рысцой.
Казалось, не было таких трудностей, с которыми они не могли  бы  справиться.
Поэтому то расстояние, которое мы прошли накануне и которое, как мы считали,
будет более чем достаточно на сегодня, мы проехали с полным грузом  в  более
короткий срок. Маленькие ледники, лежавшие выше, оказались довольно крутыми,
и нам приходилось в  некоторых  местах  поднимать  лишь  двое  саней  зараз,
впрягая в них двойные упряжки. Ледники производили впечатление очень  старых
и совершенно неподвижных. На них не видно  было  никаких  новообразовавшихся
трещин. А старые были огромны и широки, но везде  края  их  были  совершенно
закруглены, а сами трещины почти заполнены снегом. Чтобы не  попасть  в  них
при обратном спуске, мы ставили гурии  таким  образам,  чтобы  дорога  между
гуриями, выводила нас за пределы всяких опасностей. На  этих  горках  нельзя
было работать  в  полярной  одежде.  Высоко  стоявшее  яркое  солнце  сильно
допекало нас, и нам приходилось снимать с  себя  большую  часть  одежды.  Мы
прошли мимо нескольких вершин высотою от 900 до 2000 метров. На одной из них
снег был окрашен в краснобурый цвет. Наш переход за  этот  первый  день  был
восемнадцать с половиной километров при подъеме на 770 метров. Наша лагерная
стоянка в этот вечер была расположена на ледничке между огромными трещинами.
С трех сторон нас окружали высоко вздымавшиеся вершины.
     Когда мы поставили палатку, две партии отправились  вперед  исследовать
дорогу. Одна партия - Вистинг - Хансен - выбрала тот путь,  который  казался
от палатки наиболее легким, а именно: по ходу ледника. Он быстро  поднимался
здесь до 1200 метров и терялся на юго-западе между двумя  вершинами.  Бьолан
представлял собою вторую партию. По-видимому, он счел  этот  подъем  слишком
доступным и потому полез вверх по крутейшему горному склону. Я видел, как он
исчез, словно муха в облаке. Мы  с  Хасселем  занялись  необходимой  работой
около палатки и в ней самой. Мы  сидели  себе,  болтая  понемногу,  и  вдруг
услышали, как кто-то со свистом промчался мимо  палатки.  Мы  переглянулись.
Да, малый развил-таки ход! Мы и не сомневались в том, что это был,  конечно,
Бьолан!  Он  достаточно  пробежался  на   лыжах,   чтобы   освежить   старые
воспоминания. У него нашлось многое, о чем нам порассказать.  Между  прочим,
он нашел "прекраснейший спуск" на другую сторону. Что  он  подразумевал  под
словом "прекрасный", было для меня не совсем ясно. Бели  спуск  был  так  же
"прекрасен", как  и  подъем,  по  которому  Бьолан  поднялся,  то  благодарю
покорно!
     Но вот вернулись и другие. Их еще издали можно было слышать.  Они  тоже
многое видели, - о "прекраснейшем" спуске не  могло  быть  и  речи;  но  обе
стороны сходились на том печальном  сообщении,  что  нам  все-таки  придется
опять спускаться вниз.  Все  наши  разведчики  заметили  под  нами  огромный
ледник, который шел в направлении с востока на запад. Между обеими  партиями
произошел длительный спор, и обе стороны взаимно хаяли чужие "открытия".
     - Но, Бьолан, ведь мы же видели, что оттуда, где ты стоял,  прямо  вниз
идет крутой обрыв.
     - Вы никак не могли меня видеть!  Я  же  стоял  к  западу  от  вершины,
которая расположена к югу от той вершины, которая...
     Я не стал слушать дальнейших споров. То, каким образом они исчезали  из
виду и каким образом опять появлялись, дало мне  все  основания  для  выбора
того именно пути, которым прошла партия, прошедшая последней. Я поблагодарил
усердных товарищей за их утомительное путешествие в интересах  экспедиции  и
сейчас же заснул. Мне всю ночь снились горки и  обрывы,  и  я  проснулся  от
того, что будто  бы  Бьолан  со  свистом  свалился  с  неба.  Я  еще  больше
утвердился в своем решении идти по пути второй партии и с этим снова уснул.
     На следующее утро мы долго  обсуждали,  не  лучше  ли  будет  сразу  же
запрягать в сани две упряжки и поднимать их в  два  приема.  Лежавший  перед
нами ледник казался действительно довольно крутым для  иного  способа.  Ведь
здесь на очень коротком  расстоянии  подъем  достигал  600  метров.  Но  нам
хотелось сперва попробовать, как пойдет дело с одной упряжкой.  Ведь  собаки
далеко превзошли все наши ожидания; может быть, им  удастся  осилить  и  это
препятствие. Мы двинулись вперед шажком. Подъем начался сразу же  -  хороший
моцион, после выпитого литра шоколада! Дело подвигалось  не  быстро,  однако
все же двигалось, тянулось. Часто казалось, что  придется  остановиться,  но
окрик каюра и резкий удар бичом заставлял собак вытягивать. Это было хорошее
начало, и когда мы добрались до верха, то дали  собакам  честно  заслуженный
ими отдых. Проехав через узкий перевал, мы выехали на другую сторону.  Перед
нами открылась величественная  панорама.  Из  перевала  мы  вышли  на  очень
маленький плоский выступ, который в нескольких метрах отсюда круто спускался
в лежавшую внизу долину. Кругом по всему горизонту высились одна вершина  за
другой.
     Теперь мы очутились за кулисами  и  могли  лучше  ориентироваться.  Нам
видна была южная сторона огромной горы Нансена. Дон Педро  Кристоферсен  был
виден во весь рост. Между обеими этими горами можно было проследить  ледник,
поднимавшийся здесь уступами. Отказался чудовищно изрытым и  потрескавшимся,
но можно было проследить узкую непрерывную линию  среди  многих  трещин.  Мы
видели, что тут можно будет пройти далеко, но видели также,  что  ледник  не
позволит нам воспользоваться собой по  всей  своей  длине.  Между  первым  и
вторым уступами местность была, по-видимому, непроходима.  Но  мы  заметили,
что вдоль склона торы шла непрерывная поверхность - Дон  Педро  Кристоферсен
помогал нам!
     К северу, вдоль горы Нансена, был один сплошной хаос - пройти там  было
невозможно. Мы поставили огромный гурий. Здесь  мы  взяли  пеленги  по  всем
румбам компаса. Я прошел обратно к перевалу взглянуть на барьер в  последний
раз. Новая горная цепь виднелась отсюда отчетливо и ясно. Было заметно,  как
она с востока поворачивала к востоко-северо-востоку, чтобы наконец исчезнуть
на северо-востоке, примерно, около 84o южной широты. Судя по воздуху,  можно
было думать, что цепь эта продолжалась и дальше. По показанию  анероида  мы,
пройдя перевал и находясь на выступе, были на высоте 1200 метров над уровнем
моря.
     Спуск был единственным путем отсюда,  и  мы  начали  спускаться.  Когда
предпринимаются подобные спуски с нагруженными санями,  то  нужно  проявлять
величайшую осторожность, чтобы быстрота постепенно  не  возросла  настолько,
что справиться с ней будет уже невозможно. Если это случится,  то  можно  не
только искалечить собак, но и наехать на едущего  впереди  и  повредить  его
сани. А в данном случае это было бы особенно неприятно,  так  как  на  санях
были одометры. Поэтому, съезжая вниз мы подвязывали под  полозья  веревочные
тормоза. Делалось это очень просто: вокруг каждого полоза обматывался  кусок
тонкой и крепкой веревки. Чем больше  было  таких  оборотов,  там,  конечно,
сильнее действовал тормоз. Искусство заключалось лишь в том,  чтобы  выбрать
правильное количество оборотов, то есть правильный тормоз. Это удавалось нам
не  всегда,  а  потому,  прежде  чем  мы  спустились,  произошло   несколько
столкновений.  Один  из  каюров,  очевидно,  питал  настоящую  ненависть   к
подходящим для данного случая тормозам. Он сорвался с места  с  молниеносной
быстротой, увлекая за собой ехавшего впереди. По мере  накопления  опыта  мы
стали справляться лучше, но все же часто разыгрывались забавные сцены. Одним
махом мы спустились на 230 метров. Тут,  прежде  чем  начать  снова  подъем,
предстояло перейти широкуюнеудобную долину. Снег между горами был рыхлый,  и
собакам было трудно пробиваться по нему. Следующий подъем  был  совершен  по
очень крутым ледникам. Подъем на последний из них был самым  крутым  за  все
наше путешествие. Это был тяжелый труд даже и для двойной упряжи.  Я  понял,
что идти впереди собак по этим кручам Бьолану пристало больше,  чем  мне,  и
предоставил ему занять это место.
     Первый ледник был крутой, но второй вел буквально  на  небеса!  Приятно
было смотреть, как Бьолан поднимался здесь на лыжах. Сразу было  видно,  что
ему не впервой ходить  по  горам.  Не  менее  интересно  было  наблюдать  за
собаками и каюрами. Хансен ехал один со своими санями. С другими - Вистинг и
Хассель. Они двигались толчками, поднимаясь вверх шаг за шагом, Но  все-таки
мы взобрались. Вторая смена прошла легче по  проложенному  уже  следу.  Наша
высота теперь была 1260 метров,-значит, с последним подъемом мы поднялись на
345 метров. Мы вышли на ровное место и, после  того  как  собаки  отдохнули,
продолжали свой путь. Продвинувшись настолько, мы теперь лучше могли  видеть
дорогу. Раньше ближайшие горы заслоняли нам вид, теперь перед нами  открылся
большой, могучий ледник, который, судя по тому, что мы  видели,  простирался
от самого барьера вверх между высокими горами с востока на запад. Было ясно,
что по нему-то мы и должны будем одолеть плато. Чтобы достичь его, нам нужно
было еще раз спуститься. Сверху мы  могли  различить  на  этом  спуске  края
нескольких огромных зияющих дыр и поэтому сочли более благоразумным  сначала
исследовать   местность.   Оказывается,   сюда   выходил   еще   боковой   и
растрескавшийся во многих местах ледник с огромными  страшными  расселинами.
Но, как ни плох он был, все же мы, с  осторожностью  и  хорошенько  тормозя,
достигли наконец большого великолепного главного ледника  -  ледника  Акселя
Хейберга.
     Мы наметили себе  дойти  до  того  места,  где  ледник  крутым  уступом
поднимался вверх между могучими горами. Но мы взяли на себя большую  работу,
чем думали. Во-первых, расстояние  оказалось  в  три  раза  больше,  чем  мы
предполагали, а во-вторых, снег был такой рыхлый и глубокий, что  собаки,  и
без того уже потратившие много сил, шли по н