ему  с  огромнейшим  трудом.  Мы
проложили курс на белую полосу, которую могли проследить до  первого  уступа
между множеством  расселин.  Сюда  со  всех  сторон  от  всех  подножий  гор
сходились ледники, соединяясь в один большой,  В  этот  вечер  мы  дошли  до
одного из таких небольших рукавов,  как  раз  у  подножья  горы  Дона  Педро
Кристоферсена. Гора, у которой мы встали лагерем, была  покрыта  хаотическим
нагромождением огромных ледяных глыб. Ледник, на котором мы  раскинули  свою
палатку, был сильно растрескавшийся, но  эти  трещины,  как  и  все  другие,
относились к очень давнему времени и по большей части были засыпаны  снегом.
Снег был такой рыхлый,  что  нам  пришлось  утаптывать  место  для  палатки.
Палаточный шест можно было воткнуть без всяких  усилий.  На  высотах  будет,
вероятно, лучше.
     Хансен и  Бьолан  отправились  вечером  на  разведку  и  нашли  условия
местности именно такими, какими мы видели их с далекого расстояния. Путь  до
первого выступа легкопроходим. Каковы будут условия  между  этим  уступом  и
вторым, оставалось еще невыясненным.
     Подъем на другой день до первого уступа оказался  чрезвычайно  трудным.
Ледниковый рукав, ведший наверх, был недлинен, но .необычайно крут и  покрыт
огромными трещинами. Брать его пришлось в два приема по  двое  саней  зараз.
Состояние наста было, по счастью, лучше, чем накануне, и поверхность ледника
достаточно тверда, так что у собак был отличный упор  для  ног.  Бьолан  шел
впереди по этому крутому леднику, и ему пришлось здорово  поработать,  чтобы
держаться впереди энергичных животных. Честное слово, трудно было  поверить,
что мы уже находимся между 85 и 86o! Жара была прямо несносная. Несмотря  на
легкую одежду, мы потели так, будто участвовали  в  состязании  в  беге  под
тропиками.  Мы  быстро  поднимались,  но,  несмотря   на   резкую   перемену
атмосферного давления, до сих пор еще не ощущали ничего неприятного  в  виде
одышки, головной боли и т. п. Однако, мы могли быть вполне уверены, что  эти
ощущения еще появятся со временем. Все мы живо  помнили  описание  Шеклтоном
своего странствования по плато. Головные боли сильнейшего  и  неприятнейшего
характера стояли у него в порядке дня.
     Сравнительно в короткий срок мы дошли до того уступа в леднике, который
заметили еще издалека. Он был не совсем плоский,  а  повышался  понемногу  к
своему основанию. Когда мы  дошли  до  того  места,  куда  Хансен  и  Бьолан
доходили накануне вечером во время своей рекогносцировки,  то  очень  хорошо
могли  окинуть  взором  продолжение  ледника.  Идти  дальше  по  нему   было
совершенно невозможно. Здесь, меж двух могучих гор,  он  сплошь  состоял  из
одних лишь трещин, таких огромных и страшных, что невольно являлась мысль  о
том, не окончательно ли  остановлено  наше  продвижение  вперед.  Пройти  же
дальше, к горе Фритьофа Нансена, мы не могли.  Эта  гора  поднималась  здесь
совсем отвесно, частью была вся обнажена  и  образовывала  у  ледника  такую
дикую и изрытую местность, что приходилось оставить  всякую  мысль  пересечь
ледник в этом направлении. Единственная возможность прохода представлялась в
направлении горы Дон Педро Кристоферсена. Соединение ледника с землей давало
здесь, насколько мы могли  это  видеть,  некоторую  возможность  дальнейшего
продвижения вперед. Ледник переходил без  всяких  помех  в  покрытую  снегом
горную цепь и быстро поднимался к отчасти обнаженной вершине горы.  Впрочем,
видеть  далеко  мы  не  могли.  Передняя   часть   горного   склона   вскоре
ограничивалась идущим с востока на запад высоким гребнем, где-то там, то сям
виднелись могучие отверстые  бездны.  С  того  места,  где  мы  стояли,  нам
показалось, что можно будет продолжать идти нашим курсом по возможности  под
гребнем и между упомянутых пропастей, а оттуда добраться  до  верхнего  края
изрытой области на  леднике.  Это,  может  быть,  и  удастся  нам,  но  хоть
какую-нибудь уверенность мы получим только там наверху на месте.
     Мы немного передохнули, - отдых длился недолго,- и затем в путь!
     Нам не терпелось узнать, сможем ли мы пройти там наверху. Нечего было и
думать о том, чтобы взбираться здесь без двойной упряжки. Сначала мы  должны
были попытаться поднять сани Хансена и  Вистинга,  а  потом  и  двое  других
саней. Не очень-то улыбалось нам проезжать по такой местности два  раза,  но
условия этого требовали. Мы были бы счастливы в тот раз, знай  мы,  что  это
был последний подъем, потребовавший двойной упряжки. Но мы этого не знали, и
никто из нас тогда даже не смел надеяться на это. Те же усилия и тот же крик
и гам, чтобы поддерживать у собак ровный ход,  -  и  вот  мы  наверху  среди
зияющих пропастей.
     Нельзя было и  помыслить  о  том,  чтобы  идти  дальше,  не  исследовав
тщательно местности.. Правда, наш дневной переход был не особенно длинен, но
пространство,  пройденное  нами,  по  совести  говоря,  потребовало  от  нас
довольно-таки больших усилий. Поэтому  мы  встали  лагерем  и  разбили  свою
палатку на высоте 1600 метров над уровнем моря. Тотчас же мы отправились  на
рекогносцировку. Прежде всего нужно было осмотреть  ту  дорогу,  которую  мы
видели снизу. Она шла по правильному направлению, то есть по ходу ледника  -
с востока на запад, а потому и  была  кратчайшей  дорогой  которая  является
всегда наилучшей. Тогда у нас, по крайней мере, останется еще  надежда,  что
на другой и более длинной дороге будут  лучшие  условия.  Пело  в  том,  что
короткая дорога была ужасна, но может быть и не совсем непроходима, в случае
если не найдется лучшей. Прежде всего нам пришлось  взбираться  по  твердому
гладкому участку, образующему с  горизонтальной  плоскостью  угол  в  45o  и
кончающемуся огромной бездонной пропастью.  Пересекать  его  на  лыжах  было
удовольствием небольшим, но еще того неприятнее  будет  идти  тут  с  тяжело
нагруженными санями. Была полная возможность, что и сани, и каюры, и  собаки
начнут скользить вбок и исчезнут в глубине. На лыжах мы прошли  благополучно
и  продолжали  свои  исследования  дальше.  Горный  склон,  по  которому  мы
пробирались вперед, суживался постепенно между могучими трещинами сверху,  и
еще более могучими трещинами снизу, и  переходил,  наконец,  в  виде  совсем
узкого моста, немного шире саней - в ледник.  По  обе  стороны  моста  зияла
сине-черная  глубина.  Проход  здесь,  по  правде  сказать,  был  не   очень
рационален. Можно было, правда, выпрячь собак  и  перетащить  сани  и  таким
образом выбраться - при условии,  если  мост  выдержит;  однако,  дальнейший
путь, который должен был идти  по  леднику,  по-видимому,  сулил  нам  много
неожиданностей мало приятного свойства. Может быть, и удалось бы медленно  и
терпеливо  пробраться  среди,  как  нам  казалось,  бесконечного   множества
глубоких трещин, но сначала надо было посмотреть, не найдется ли чего-нибудь
лучшего в другом направлении. Поэтому мы вернулись к  лагерю.  Здесь,  между
тем, все уже было приготовлено.  Палатки  поставлены  и  собаки  накормлены.
Теперь возникал важный вопрос: что находится по другую сторону хребта?  Было
ли и там все так же безнадежно изрыто, или же  местность  сулила  нам  более
легкий проход? Трое из нас отправились в путь. Наше волнение  возрастало  по
мере того, как мы приближались к гребню.  Столь  многое  зависело  от  того,
найдем ли мы приличную дорогу. Еще один шаг, -  и  вот  мы  наверху.  Стоило
потрудиться: с первого же взгляда мы увидали, что наш путь должен  проходить
именно здесь. Горный склон сбегал ровно и. плавно под  высокой,  похожей  на
церковь, вершиной горы Дон Педро Кристоферсена и шел в направлении  ледника.
Мы видели те  места,  где  эта  длинная  ровная  поверхность  соединялась  с
ледником.  По-видимому,  это  совершалось  без  всяких   расселин.   Правда,
несколько трещин было,  но  они  были  так  разбросаны,  что,  вероятно,  не
создавали значительных препятствий.  Но  мы  все  еще  находились  настолько
далеко от этого места, что  не  могли  с  уверенностью  судить  о  характере
местности. Поэтому мы  двинулись  к  началу  ледника,  чтобы  ближе  изучить
состояние местности. Здесь наверху наст был рыхлый, а снег довольно  глубок.
Лыжи скользили хорошо, но собакам здесь будет тяжело.  Мы  двигались  быстро
вперед и скоро дошли  до  страшных  трещин.  Они  были  порядочно  велики  и
глубоки, но настолько редко расположены, что  мы  без  особого  труда  нашли
между ними проход. Ложе ледника Хейберга между двух гор  теперь  становилось
все уже .и уже по направлению к своему основанию, и хотя общий вид  все  еще
был приличный, но все же я ожидал, что мы встретим здесь изрытую  местность,
когда дойдем туда, где горный  склон  переходит  в  ледник.  Но  страхи  мои
оказались  неосновательными.  Держась  под  самой  горой  Дона   Педро;   мы
благополучно миновали всякую "нечисть" и, к своей великой радости, очутились
в короткое время на верхнем крае того  хаотического  участка  ,  на  леднике
Хейберга., где всякий проход был совершенно невозможен.
     Здесь наверху местность была  удивительно  спокойной.  Горный  склон  и
ледник соединялись в большой  плоский  выступ,  -  даже  можно  назвать  его
равниной, - без каких бы то ни было  трещин.  На  поверхности  были  заметны
углубления, где когда-то существовали огромные трещины, но  сейчас  все  они
были забиты снегом и слились со всем верхним слоем. Мы  могли  разглядеть  и
весь исток этого огромного могучего ледника и отчасти судить о состояний там
местности. Этот исток ограничивался горами Вильхельма  Кристоферсена  и  Уле
Энгельстада. Совершенно покрытые снегом, вздымались они вверх  к  облакам  в
виде двух вершин, похожих на  пчелиные  ульи.  Мы  поняли  теперь,  что  нам
остается всего лишь один подъем, а то, что мы видели  наверху,  между  этими
вершинами, и есть само великое плато. Нам нужно было только найти туда  путь
и  наилегчайшим  способом  победить  это  последнее  препятствие.  Благодаря
прозрачно-ясному   воздуху,   мы   могли   при   помощи   своих   прекрасных
призматических  биноклей  рассмотреть  малейшие  подробности  и   с   полной
уверенностью строить свои расчеты. Стоило, пожалуй, вскарабкаться  на  самую
гору Дона Педро. Мы уже и раньше справлялись с  такими  же  трудностями.  Но
горный склон  здесь  был  довольно  крут  и  покрыт  огромными  трещинами  и
множеством гигантских ледяных глыб.
     Между горами Дона Педро и Вильхельма Кристоферсена шел  рукав  ледника,
поднимавшийся на плоскогорье. Он был так изрыт и растрескан, что  им  нельзя
было  воспользоваться.  Между  горами   Вильхельма   Кристоферсена   и   Уле
Энгельстада не было никакого прохода. Наоборот, местность  между  горой  Уле
Энгельстада и Фритьофа Нансена казалась многообещающей, по  первая  из  этих
гор все еще настолько загораживала путь, что решить что-либо с  уверенностью
было невозможно. Все мы трое уже порядочно устали,  но  все  же  единогласно
решили продолжать свое странствие и выяснить, что же  там  скрывается.  Наша
сегодняшняя работа в значительной степени облегчит нам на завтра продвижение
вперед. Поэтому мы двинулись  дальше  и  направились  через  самый  верхний,
плоский выступ на леднике Хейберга.
     По мере того, как мы шли  вперед,  местность  между  горами  Нансена  и
Энгельстада открывалась все больше и больше, и мы, не продолжая идти дальше,
уже по одному виду образований  могли  решить,  что  здесь,  несомненно,  мы
найдем дорогу наверх. Если бы окончательный подъем в самом  истоке  ледника,
который мы не могли как следует разглядеть, оказался бы трудным, то все-таки
отсюда,  где  мы  сейчас  находились,  было  видно,  что  тогда  без  особых
затруднений мы сможем подняться по  внутренней  части  самой  горы  Нансена,
которая здесь не слишком трудным  ледником  переходила  в  плоскогорье.  Да,
теперь мы были вполне уверены, что видим перед собой само великое плато.
     На  перевале  между  двумя  горами  ч  несколько  ближе  к  плоскогорью
выглядывала гора  Готфреда  Хансена.  По  виду  это  была  совсем  особенная
вершина. Казалось, она высовывала свой нос из-за плато. Она была  удлиненной
и в точности напоминала крышу дома. И хотя ее едва было видно, но все же эта
вершина поднималась на 3100 метров над уровнем моря.
     Исследовав здесь условия местности и решив,  что  завтра,  если  только
позволит погода, мы дойдем до плоскогорья, мы пустились  в  обратный  поход,
вполне удовлетворенные результатами своей вылазки. Все мы  чувствовали,  что
порядком устали, и жаждали вернуться в лагерь и немножко перекусить.  Место,
где мы повернули обратно, по показаниям  барометра-анероида,  находилось  на
высоте 2300 метров над уровнем моря. Значит, мы поднимались  на  700  метров
выше своей палатки, поставленной внизу на склоне.
     Спускаться  по  старому  следу  было  легче,  хотя  обратный  путь  был
несколько однообразен. Во многих местах был хороший спуск, и  удобные  скаты
были не редкостью. Спуск к нашему лагерю  был  самым  крутым.  Как  ни  было
соблазнительно  прокатиться,  но  мы  все-таки  сочли  более  благоразумным,
соединив обе лыжных палки, устроить себе надежный тормоз.  Но  и  с  ним  мы
катились довольно здорово!
     Перед нами открылся красивый и внушительный вид, когда мы  добежали  до
горного хребта, под которым внизу, далеко в глубине,  стояла  наша  палатка.
Окруженное со всех сторон страшными трещинами  и  зияющими  безднами,  место
нашей палатки, по правде говоря, было не  слишком  привлекательным.  Дикость
ландшафта, открывавшегося отсюда сверху,  описать  невозможно!  Пропасть  на
пропасти, трещина на трещине,  и  огромные  ледяные  глыбы,  разбросанные  в
беспорядке, Природа царила здесь во всем своем могуществе. Пройти там нельзя
было и думать. Не без удовлетворения наблюдали мы эту сцену. Темное пятнышко
внизу - наша палатка - среди всего этого хаоса давало нам ощущение  бодрости
и силы. Мы знали, что местность должна быть совершенно уж невозможной, чтобы
мы не ухитрились пробраться  вперед  и  найти  место  для  своего  скромного
жилища. Со всех сторон вокруг нас  раздавался  гул  и  грохот.  То  слышался
выстрел с горы Нансена, то с других.  Высоко  в  воздух  вздымалась  снежная
пыль. Было ясно, что  это  горы  собираются  скинуть  свои  зимние  плащи  и
облачиться в весенние одежды.
     Мы стремглав спустились к палатке. Наши товарищи позаботились  здесь  о
том,  чтобы  все  было  в  наилучшем  порядке.  Собаки  грелись  на  солнце,
похрапывая. Они даже почти не пошевельнулись, когда мы промчались среди них.
В палатке царила совсем тропическая жара. Солнце стояло  прямо  над  красным
брезентом палатки и нагревало его. Примус шипел и  свистел,  а  в  горшке  с
пеммиканом пыхтело и бурлило. Нам не хотелось ровно ничего на  свете,  кроме
как забраться в палатку, растянуться в ней и пить и пить, есть и есть!
     Мы поделились не таким уж пустяшным  сообщением:  завтра  мы  будем  на
плоскогорье! Это звучало слишком уж хорошо.  Мы  рассчитывали  потратить  на
подъем десять дней, а проделали все в четыре. Таким образом,  мы  сэкономили
массу собачьего корма, так как теперь могли убить лишних животных  на  шесть
дней раньше срока. В этот день у нас в палатке было настоящее пиршество!  Не
то, чтобы мы получили больше еды. Этого мы не смели себе позволить,  но  при
мысли  о  свежих  собачьих  отбивных  котлетах,  ожидавших  нас,  когда   мы
поднимемся на плато, у нас уже текли слюнки. Постепенно мы  так  привыкли  к
мысли о предстоящей бойне, что это событие уже не представлялось  нам  столь
жестоким, каким оно было бы в иных условиях. Расчет  был  уже  произведен  и
вынесено решение, кто заслужил того, чтобы жизнь его была  продлена,  а  кто
должен пасть жертвой. Впрочем, произвести такой выбор было трудной  задачей,
так как все собаки держались молодцом.
     Гул раздавался всю ночь, огромные снежные обвалы  один  больше  другого
обнажали горы в таких местах которые были занесены снегом уже с незапамятных
времен.
     На следующий день, двадцать первого ноября, мы встали и вышли в обычное
время - около восьми часов утра. Погода была превосходная -  тихая  и  ясная
Для наших собак  перевал  через  гребень  возвышенности  был  .изнурительным
началом дня. На этот раз они справились со  своей  работой  отлично.  Каждая
упряжка везла свои сани. Наст, как и накануне, был  тяжелый,  и  по  рыхлому
снегу сани двигались не быстро. Мы не пошли по своему  вчерашнему  следу,  а
проложили курс прямо к тому месту, где решили произвести попытку  подняться.
Наше волнение все возрастало по мере того, как мы приближалась  к  горе  Уле
Энгельстада, под которой должны были пройти, чтобы попасть на рукав  ледника
между нею и горой Нансена. Каков-то будет исток ледника? Переходит ли ледник
ровно в плоскогорье или. же он там растрескан и непроходим? Мы все больше  и
больше огибали гору Энгельста. Все шире и шире становился просвет, ведущий к
истоку ледника. По мере  того,  как  он  открывался  перед  нами,  местность
оказывалась все более удобной и, по-видимому, наше  вчерашнее  предположение
не будет посрамлено!
     Наконец, открылся весь  ландшафт,  и  последняя  часть  нашего  подъема
предстала перед нами без каких бы то ни было препятствий. Подъем с виду  был
длинный и крутой, и поэтому мы  решили  остановиться  и  немного  отдохнуть,
прежде чем приступить к решительному натиску.
     Мы остановились под самой горой Энгельста на  уютном,  залитом  солнцем
месте. По такому случаю мы разрешили себе небольшой завтрак, какого  до  сих
пор никогда себе не позволяли. Был снят ящик с кухней, и  скоро  примус  так
загудел, что нам стало ясно, что для приготовления шоколада  не  понадобится
много времени.  Этот  напиток  доставил  нам  райское  наслаждение!  Все  мы
разогрелись, и в горле у нас пересохло. Содержимое кастрюли делилось поваром
- Хансеном. Бесполезно было просить его делить всем поровну.  Он  был  не  в
состоянии взять себе больше половины того, что ему полагалось.  А  остальное
делил между своими товарищами. Напиток, приготовленный им на этот  раз,  он,
правда, называл шоколадом, но я с  трудом  ему  поверил.  Экономен  был  наш
Хансен и не допускал разбазаривания провианта!  Это  и  видно  было  по  его
шоколаду, Но, впрочем, людям, привыкшим смотреть на "хлеб  и  воду"  как  на
лакомство, такой шоколад показался,  как  я  уже  упоминал,  просто  райским
напитком.
     В виде добавки к завтраку подана была  только  жидкость.  Если  же  кто
хотел еще и поесть, то ему предоставлялось позаботиться об этом самому,  так
как больше ничего не полагалось. Счастлив был тот,  кто  припрятал  себе  от
раннего завтрака несколько галет. Остановка  наша  была  недолгой.  Как  .ни
странно, в легком нижнем белье и шелковом верхнем платье долго не  пробудешь
без движения, и сразу же делается холодно. Хотя  температура  была  не  ниже
-20o С, но мы рады были снова двинуться в путь.
     Последний подъем был довольно-таки  затруднителен,  особенно  в  первой
своей половине. Мы не очень-то надеялись, что обойдемся одной  упряжкой,  но
все же сделали эту  попытку.  За  это  последнее  усилие  я  должен  осыпать
похвалами как наших собак, так и каюров. Обе стороны проявили во всем блеске
свою силу и ловкость. Я до сих пор еще ясно вижу все это перед собой. Собаки
словно понимали, что это последнее гигантское усилие, которое  требуется  от
них. Они распластывались по снегу, таща за собой сани,  цепляясь  когтями  и
продвигаясь вперед. Но частенько на склоне  им  нужна  бывала  передышка,  и
тогда-то каюрам приходилось подвергать испытанию свои силы. Не  игрушка  раз
за разом сдвигать с места тяжело нагруженные  сани.  Да,  и  люди  и  собаки
потрудились-таки на этом подъеме. Но мы двигались  вперед  дюйм  за  дюймом,
пока, наконец, не осталась позади самая его крутая часть.
     Остающаяся  часть  подъема  простиралась  перед  нами  в  виде   слегка
под