ешел  в  очень  свежий
ветер. Пустынный и малопривлекательный берег скрылся в дожде  .и  тумане,  и
нам предстоял выбор: или ждать опять неопределенное время, или же продолжать
спой путь. Мы без особого колебания выбрали последнее.
     Казалось очень заманчивым встретиться с другими  людьми,  а,  особенно,
как здесь, с соотечественниками, но еще заманчивее было - как  можно  скорее
покончить с еще остававшимися до ледяного барьера  четырьмя  тысячами  миль.
Позднее оказалось, что выбор наш был правилен.
     В декабре дул еще более свежий ветер, чем в ноябре, и  уже  в  середине
месяца мы прошли половину  расстояния  между  островом  Кергеленом  и  своей
целью. Собак мы подкармливали, давая им  время-от-времени  усиленные  порции
масла. Это чрезвычайно помогло. С нами же не было никаких хлопот, -  все  мы
превосходно  себя  чувствовали,  а  настроение  у  нас  по  мере  уменьшения
расстояния все улучшалось.
     Состояние нашего здоровья за все время плавания было прекрасным, что  в
значительной степени можно приписать нашему отличному  провианту.  Во  время
плавания от  Норвегии  до  Мадейры  мы  отлично  питались  взятыми  с  собой
поросятами; после всего этого великолепия пришлось перейти на  консервы.  Но
этот переход совершился очень легко, так как у нас были удивительно  хорошие
и вкусные вещи. Обед подавался отдельно в обоих салонах, но пища у всех была
совершенно одинакова. В восемь часов был завтрак, состоявший из "hot  cakes"
(американское блюдо (Судя по фотографии,  где  Линдстрем  несет  на  тарелке
угощение, это просто русские блины. - Прим. перев.)) с  различным  вареньем,
из сыра, свежего хлеба, а также кофе или какао. Обед обыкновенно состоял  из
одного блюда и десерта. Как упоминалось выше, нам  чаще  всего  нельзя  было
варить  супа  ради  экономии  воды.  Повар  угощал  нас  супом   только   по
воскресеньям. На десерт мы получали большей, частью  калифорнийские  фрукты.
Вообще, было решено пользоваться фруктами, овощами  и  вареньем  в  наиболее
широких размерах. Это самое лучшее, что можно предложить  для  предохранения
от болезней. За обедом мы всегда пили фруктовый сок и воду. Каждую  среду  и
субботу к обеду полагалась рюмка водки. По своему собственному  опыту  знаю,
как удивительно вкусна бывает чашка кофе, когда тебя будят ночью вставать на
вахту. Ничего, что ты сонный и  хмурый:  от  глотка  горячего  кофе  человек
быстро  преображается.  Поэтому  кофе  для  ночной  вахты   был   постоянным
установлением на борту "Фрама".
     К Рождеству  мы  достигли  почти  150o  долготы  и  56o  южной  широты.
Оставалось еще немногим больше 900 миль до тех мест, где можно было  ожидать
встречи со сплошными льдами. Наш чудесный западный ветер, который в  течение
многих недель так замечательно гнал нас вперед, освобождая от всяких забот и
не давая нам опаздывать, теперь прекратился. Ради разнообразия нам  пришлось
опять несколько дней сражаться со штилем  и  противным  ветром.  23  декабря
наступило с дождем и юго-западным свежим ветром; это пока не очень  веселило
нас. Для устройства в этот день небольшого  веселого  праздника  нужна  была
хорошая погода, иначе всякую попытку  испортила  бы  вечная  качка.  Мы  уже
примирились с той мыслью, что такова уж наша судьба - встретить сочельник  в
шторм, брать рифы и вообще заниматься всякой подобной прелестью. Так  бывало
уже не раз. Но, с другой стороны,. каждому из нас хотелось пережить приятное
и праздничное настроение. Давно уже мы жили  будничной  жизнью.  Как  я  уже
сказал, 23 декабря не предвещало ничего хорошего. Единственным  напоминанием
о  Рождестве  были  хлопоты  Линдстрема,  желавшего,  несмотря   на   качку,
приготовить нам "скупого рыцаря". Мы  уверяли  его,  что  он  просто  должен
раздать всем по порции, так  как  существует  распространенное  мнение,  что
"скупой рыцарь" вкуснее всего прямо со сковороды, но Линдстрем  не  хотел  и
слушать. Произведение его искусства пока что было спрятано под замок.  А  мы
должны были удовольствоваться одним только запахом.
     Утро сочельника наступило при такой прекрасной погоде и при таком тихом
море, каких мы не видали уже целые недели.  Судно  шло  совершенно  ровно  и
спокойно. Поэтому ничто не мешало нам приготовляться  к  торжеству,  сколько
нашей душе было угодно. Днем рождественская суматоха была в полном  разгаре.
Носовой салон был вычищен  и  вымыт,  так  что  риполиновая  краска  и  медь
соперничали  друг  с  другом  в  блеске.  Ренне  украсил  рабочее  помещение
сигнальными флагами, и транспарант с милыми старыми словами: "Со  счастливым
рождеством!" светился над дверями салона. Лейтенант Нильсен усердно  работал
там, проявляя незаурядный талант декоратора. Граммофон был перенесен  в  мою
каюту, где его поставили на доске, подвешенной под потолком. Задуманное трио
на  рояле,  скрипке  и  мандолине  пришлось  отменить,  так  как  рояль  был
совершенно расстроен.
     Различные члены нашего маленького общества появлялись один  за  другим,
столь вылощенные и нарядные, что  многих  из  них  даже  трудно  было  сразу
узнать. Бородатые подбородки  были  выбриты  начисто,  что  особенно  меняло
человека, В пять часов мы остановили  машину  и  все  собрались  в  переднем
салоне. На палубе оставался только один рулевой. Наше уютное жилое помещение
при тусклом  свете  массы  разноцветных  ламп  имело  сказочный  вид;  сразу
настроение поднялось. Вся честь принадлежала стараниям декоратора и тем,  от
кого мы получили все наши украшения.
     И вот мы уселись вокруг  стола,  ломившегося  под  тяжестью  мастерских
произведений кулинарного искусства  Линдстрема.  Я  воспользовался  минутой,
чтобы отдернуть занавеску в средней каюте  и  завести  граммофон.  Раздались
звуки рождественского гимна.
     Пение возымело свое действие. При слабом освещении было плохо видно, но
мне показалось, что кое у кого из этой маленькой  кучки  закаленных  мужчин,
сидевших вокруг стола, блестели на глазах слезы. Я уверен,  что  мысли  всех
были направлены в одну сторону. Они неслись домой через весь  длинный  путь,
пройденный нами, неслись туда, на север, на нашу  родину;  мы  могли  только
пожелать, чтобы и им всем было там так же хорошо, как нам здесь.  Ведь  нам,
действительно, было очень хорошо. Тоска  по  родине  быстро  уступила  место
шуткам и веселью. Во время ужина первый штурман выступил  с  собственноручно
написанными  шутливыми  стихами,  имевшими  огромный   успех.   Каждому   из
присутствовавших  был  посвящен  стих,  в  котором  более  или  менее   ярко
изображались  его  грешки  и   слабости.   Стихи   сопровождались   краткими
примечаниями в прозе. Стихами и декламацией автор вполне достиг своей цели -
уложить нас от смеха в лоск.
     В кормовом салоне был изящно накрыт стол для кофе и на стол  поставлены
огромные запасы рождественского печенья работы Линдстрема. Посередине  стола
красовался  величественный   кранцекаке   (Традиционный   миндальный   торт,
состоящий из все уменьшающихся колец. - Прим. перев.).
     Пока мы воздавали должную честь  всем  этим  прелестям,  Линдстрем  был
чем-то занят в носовом салоне "Фрама". Когда мы  после  кофе  опять  перешли
туда, там стояла небольшая красивая, вся разукрашенная елка.  Ветки  на  ней
были искусственные, но удивительно хорошо сделаны. Она великолепно сошла  бы
за елку, только что срубленную в лесу. Это тоже был подарок из дома.
     И вот началась раздача подарков. Была масса красивых,  забавных  вещей.
Всем позаботившимся о нас мы должны принести горячую  благодарность,  -  они
помогли нам сделать  рождество  тем,  чем  оно  осталось  для  нас:  светлым
воспоминанием о далеком плавании.
     В 10 часов вечера елочные свечи погасли, и праздник кончился. Он прошел
удачно с начала и до конца. И когда началась опять будничная жизнь,  у  всех
нас было что вспомнить.
     На остававшемся  нам  теперь  участке  пути-пространстве  океана  между
Австралийским материком и  поясом  антарктического  дрейфующего  льда  -  мы
готовы  были   к   встрече   со   всяческими   испытаниями,   связанными   с
неблагоприятными условиями погоды. Мы так много читали и слышали о том,  что
пришлось пережить другим в этих водах, что невольно воображали  себе  всякие
мерзости, созданные для мучения моряков.  Правда,  мы  ни  одной  минуты  не
опасались за судно. Мы изучили его достаточно хорошо  и  знали,  что  должна
быть уж совершенно отвратительная погода, чтобы "Фрам" потерпел аварию. Одно
только опоздание пугало нас.
     Но мы обошлись и без опоздания, и без неприятностей. Уже в  полдень  на
первый день рождества мы получили как раз  то,  что  могло  поддержать  наше
праздничное настроение; свежий  северо-западный  ветер,  настолько  сильный,
чтобы прекрасным манером гнать нас вперед к нашей цели. Отойдя потом немного
к западу, ветер держался большую часть следующей недели, пока мы 30  декабря
не дошли до 170o восточной долготы и 60o южной широты. Наконец-то мы  прошли
так далеко на восток, что могли  уже  теперь  взять  курс  на  юг.  Едва  мы
повернули, как ветер переменился на очень свежий северный. Лучшего и быть не
могло! Если так будет продолжаться, то скоро мы пройдем и все оставшиеся нам
градусы широты. Наши верные спутники  от  самого  пояса  западных  ветров  -
альбатросы  -  теперь  исчезли.  Скоро  мы  должны   были   увидеть   первых
представителей пернатых обитателей Антарктики.
     Мы  всегда  старались  как  можно  больше   использовать   опыт   своих
предшественников и потому решили проложить свой курс так, чтобы 65-й  градус
широты был пройден по долготе 175o. Нужно было как можно скорее пройти через
пояс сплошных льдов, запиравших вход в  лежавшее  южнее  и  всегда  открытое
летом (В южном полушарии лето бывает в наши  зимние  месяцы.  Прим.  перев.)
море Росса.
     Некоторые корабли задерживались здесь в  этом  поясе  льдов  недель  на
шесть, другие проходили через него в несколько часов. Конечно, мы  предпочли
последовать примеру последних, а  потому  пошли  путем,  указанным  наиболее
счастливыми.
     Разумеется, ширина этого пояса может подвергаться довольно значительным
изменениям, однако, по видимому, наилучшие шансы на  быстрый  проход  обычно
представляет пространство между 175-м и 180-м градусами долготы.  Во  всяком
случае, входить в лед западнее этого не следует. Под новый год в полдень  мы
находились на 62o15' южной широты. Старый год истекал, и, в сущности говоря,
время прошло невероятно быстро! Этот год, как и  все  ему  предшествовавшие,
принес свою долю удач и неудач, но самое главное заключалось в  том,  что  к
концу его мы находились приблизительно в той  части  земного  шара,  где  по
расчетам и должны были быть, и при том все были в добром здоровье. С  такими
мыслями мы вечером за стаканом виски дружески простились с  1910-м  годом  и
пожелали друг Другу всяческого счастья в 1911-м.
     В три часа утра в день нового года вахтенный  начальник  разбудил  меня
известием, что показалась первая ледяная гора. Я вышел  наверх,  потому  что
должен был посмотреть на нее. Действительно, далеко  с  наветренной  стороны
плыла гора, блестя как дворец в лучах утреннего солнца.  Это  была  большая,
плоская сверху гора типичной антарктической  формы.  Может  быть,  прозвучат
противоречием  мои  слова,  что  все  мы.  с  удовлетворением   и   радостью
приветствовали это первое появление льда. Обычно ледяная гора  меньше  всего
радует моряков, но мы  пока  не  думали  о  риске,  встреча  с  внушительным
колоссом  имела  для  нас  иное  значение,  которое  больше  отвечало  нашим
интересам: сплошные льды должны  были  быть  недалеко!  Все  мы,  как  один,
жаждали войти в них. Это было бы чудесным разнообразием в  нашей  монотонной
жизни, которую мы вели уже так долго  и  которая  мало-помалу  начинала  нам
надоедать. Уже одно то, что можно было сделать хотя бы  несколько  шагов  по
льду,  было  для  нас  выдающимся  событием.  Не  меньше  мы  радовались   и
перспективе накормить своих собак настоящей пищей - тюленьим мясом, да и  мы
со своей стороны не прочь были немного изменить свой стол.
     Вечером и за ночь число ледяных гор возросло. При таком соседстве  было
очень кстати, что дневной свет был у нас теперь круглые сутки. Лучшей погоды
и желать было нечего: погода была солнечная, ясная, со слабым, но  неизменно
попутным ветром. В 8 часов вечера второго января мы  прошли  полярный  круг.
Через несколько часов вахтенный в бочке сообщил, что впереди виднеется  пояс
льда. Пока он, казалось, не  мог  создать  нам  сколько-нибудь  значительной
помехи,  льдины  собирались  в  длинные  полосы  с  широкими  промежуточными
полыньями с открытой водой. Мы направились прямо туда. Наше  положение  было
тогда 176o восточной долготы и 66o30' южной широты. Лед сейчас же  прекратил
всякое волнение; палуба судна  опять  сделалась  надежной  опорой,  и  после
двухмесячного беспрестанного упражнения  в  приобретении  "морских  ног"  мы
снова наконец могли двигаться непринужденно.  Уже  одно  это  было  для  нас
праздником.
     Утром на следующий день около 9 часов нам впервые  представился  случай
поохотиться. Прямо перед нами на льдине был замечен огромный тюлень Ведделя.
К нашему приближению он отнесся с презрительным спокойствием и даже не  счел
нужным сдвинуться с места, пока не убедился в  серьезности  положения  после
того, как в него влепили несколько пуль. Тут он сделал попытку добраться  до
воды, но было  уже  поздно.  Два  человека  забрались  на  самую  льдину,  и
драгоценная. добыча была нашей. Через четверть часа зверь лежал уже у нас на
палубе; сало с него было снято, а  туша  разделана  опытными  руками.  Одним
ударом было обеспечено по меньшей мере 300  килограммов  пищи  для  собак  и
несколько кусков для людей. Ту же  историю  мы  проделали  еще  три  раза  в
течение дня и получили, таким образом, свыше тонны свежего мяса и сала.
     Стоит ли говорить, что в этот день на судне было  настоящее  обжорство!
Собаки  старались  изо  всех  сил  использовать  благоприятный  случай.  Они
нажрались до того, что не  могли  больше  таскать  ног.  Мы  спокойно  могли
доставить им это удовольствие. Что же касается нас  самих,  то,  само  собой
разумеется, мы более или менее знали меру, но  все  же  наше  меню  получило
значительное подкрепление. У тюленьего ростбифа  уже  и  раньше  было  много
страстных почитателей, а теперь он сразу приобрел еще новых. Суп, к которому
так кстати пришлись наши прекрасные овощи, удостоился, кажется, еще  большей
похвалы!
     В первый день нашего пребывания во льдах они были настолько  разрежены,
что мы, собственно говоря, шли все время  прежним  своим  курсом  и  тем  же
ходом. В течение двух следующих дней дело  шло  не  так  гладко;  полосы  по
временам были довольно плотны, и потому приходилось делать по  пути  обходы.
Однако, сколько-нибудь  значительной  помехи  мы  не  встретили;  все  время
попадалась открытая вода, так  что  можно  было  продолжать  плавание.  Днем
шестого января произошла перемена-полосы льда стали уже, а полыньи шире. В 6
часов вечера открытое море тянулось уже во  все  стороны,  насколько  хватал
глаз. Наблюдения этого дня дали  нам  место  на  70o  южной  широты  и  180o
восточной долготы.
     Переход через пояс  льдов  был  четырехдневной  приятной  прогулкой.  Я
подозреваю, что многие из нас с тайной тоской вспоминали о плавании в  тихих
водах среди льдин, когда волнение из открытого моря Росса снова дало "Фраму"
повод продемонстрировать свое искусство в качке.
     Но даже и эта последняя часть  пути  прошла  чрезвычайно  благополучно.
Этот относительно еще мало исследованный фарватер  не  таил  в  себе  ничего
ужасного, Погода оставалась изумительно хорошей; лучше она не могла бы  быть
и в Немецком море во время летней  прогулки.  Ледяных  гор  почти  не  было.
Несколько совсем маленьких обломков-вот и все, что мы  встретили  за  четыре
дня, которые нам потребовались для перехода через море Росса.
     Одиннадцатого января около полудня сильный  свет  в  южной  части  неба
возвестил нам, что мы уже недалеко от той цели, к которой мы так  стремились
вот уже целых пять месяцев. В два с половиной часа дня  мы  увидели  большой
ледяной барьер. Медленно поднимался он из моря, пока, наконец,  не  предстал
перед нами во всем своем пышном  великолепии.  Трудно  описать  впечатление,
производимое  этой  могучей   ледяной   стеной   на   наблюдателя,   впервые
оказавшегося лицом к лицу с нею. Да и невозможно  это  описать,  хотя  легко
понимаешь, что такая стена в 30 метров высотой в  течение  многих  поколений
считалась непреодолимым препятствием для дальнейшего проникновения на юг.
     Мы знали, что  теория  о  неприступности  ледяного  барьера  давно  уже
опрокинута. Существует брешь, ведущая вглубь  неизвестного  царства.  И  эта
брешь- Китовая бухта,  -  судя  по  имеющимся  у  нас  описаниям,  находится
приблизительно милях в ста к востоку от того места, где мы теперь  были.  Мы
изменили курс  на  истинный  восток,  и  в  течение  двадцатичетырехчасового
плавания вдоль  барьера  у  нас  был  прекрасный  случай  полюбоваться  этой
гигантской постройкой  природы.  Не  без  волнения  ожидали  мы  прибытия  в
намеченную нами гавань. Каковы там условия? Не окажется ли  там  невозможной
высадка при сколько-нибудь сносных условиях?
     Мыс за мысом проходили мы, но наш пытливый  взор  не  встречал  ничего,
кроме все той же неприступной отвесной стены. Но  вот  вечером  двенадцатого
января стена, наконец, расступилась. Это соответствовало нашим сведениям,-мы
находились теперь на 164-м градусе западной долготы, на том самом месте, где
наши предшественники  нашли  доступ  к  барьеру.  Перед  нами  был  огромный
бухтообразный выем - настолько длинный, что из наблюдательной бочки не  было
видно его конца. Но пока войти туда было совершенно невозможно. Бухта,  была
забита громадными, только что вскрывшимися льдинами, - то был  морской  лед.
Поэтому мы прошли еще немного на восток, чтобы переждать ход событий.
     На следующее утро мы вернулись обратно, и через несколько часов  льдины
в бухте начали двигаться. Они выплывали в  открытое  море  одна  за  другой.
Вскоре проход был свободен.
     Войдя в бухту, мы тотчас же убедились в  том,  что  здесь  есть  полная
возможность произвести высадку. Оставалось лишь выбрать место получше.


НА БАРЬЕРЕ

     Четырнадцатого января, на день раньше намеченного срока,  мы  дошли  до
великого таинственного явления природы - ледяного барьера. Была решена  одна
из  труднейших  задач  нашего  путешествия  -  доставлены  на  место  работы
здоровыми и невредимыми все собаки. В Кристиансанде мы приняли на  судно  97
собак. Теперь число их возросло до 116, и все они  могли  быть  использованы
при нашем окончательном походе на юг.
     Следующей  большой  задачей,  которая  нам   предстояла,   было   найти
подходящее место на ледяном барьере для нашей станции. Моим намерением  было
завезти все - провиант и снаряжение - как  можно  дальше  на  барьер,  чтобы
застраховать себя от неприятной возможности отдрейфовать в  Тихий  океан,  в
случае если барьеру вздумается "телиться". Поэтому  я  считал  расстояние  в
десять миль или 18,5 километров от края барьера достаточным. Но уже судя  по
первому впечатлению от окружающих условий, показалось возможным  избежать  в
значительной мере такой длинной и  утомительной  перевозки.  Вдоль  внешнего
края барьер представляет плоскую ровную поверхность. Здесь же,  в  основании
бухты, условия были совсем иные. Будучи еще на борту "Фрама", мы могли легко
заметить, что со  всех  сторон  поверхность  была  очень  неровной.  Большие
возвышенности  с  долинами  шли  во   всех   направлениях.   Самая   большая
возвышенность тянулась на юг в форме высокого куполообразного хребта, высоту
которого над горизонтом мы определили примерно в 140  метров.  Но  следовало
предположить, ч