Нужно также заметить, что в числе подписавших письмо были лица просто
недальновидные, увлеченные своими товарищами и впоследствии глубоко рас-
каявшиеся в подписании этого письма. Враги Церкви торжествовали.  Раскол
был налицо. Нужно было только всячески его раздувать и углублять,  а  на
это Советы мастера.
   Петроградское  духовенство  было  невероятно  поражено  и   возмущено
письмом 12-ти, в котором оно  имело  полное  основание  усматривать  все
признаки клеветнического доноса. На  состоявшемся  многолюдном  собрании
духовенства авторам письма пришлось выдержать жестокий отпор.
   Главным защитником  выступления  12-ти  был  Введенский,  произнесший
пространную речь, чрезвычайно наглую и угрожающую. Ясно было, что он уже
чувствует за собой могущественную "руку".
   Митрополит со свойственной ему кротостью постарался успокоить  разбу-
шевавшиеся страсти. Для него самым главным было  предотвратить  кровавые
столкновения между верующими и властью.
   Медлить было нельзя. Положение становилось все более напряженным. Бы-
ло решено вступить в новые переговоры с властью, и по настоянию митропо-
лита задача эта была возложена на Введенского и Боярского, как  на  лиц,
удовлетворяющих власть. Этот выбор одобрили.
   Новые посланцы быстро уладили дело. Между митрополитом и  Петроградс-
ким советом состоялось формальное соглашение, изложенное в ряде  пунктов
и напечатанное в "Правде" в начале апреля. Кое-каких уступок для  Церкви
все-таки удалось добиться. Самое существенное было то, что верующим пре-
доставлялось право заменять подлежащие изъятию церковные предметы другим
равноценным имуществом.
   Митрополит обязался, со своей стороны, обратиться к верующим с  соот-
ветствующим воззванием, которое и было напечатано в том же номере  газе-
ты. В этом воззвании митрополит, не отступая от свой принципиальной точ-
ки зрения, умолял верующих не сопротивляться даже  в  случае  применения
насилия при изъятии.
   Казалось бы, с этого момента все споры и  недоразумения  между  духо-
венством и властью следовало считать законченными.
   Изъятие проходило с большой интенсивностью. Серьезных препятствий  не
встречалось, если не считать отдельных случаев народных скоплений и обо-
юдных оскорблений. В конце концов изъятие было произведено всюду с таким
успехом, что сам глава местной милиции  вынужден  был  констатировать  в
официальном донесении вполне спокойное проведение кампании.
   Но грянул гром, и с совершенно неожиданной стороны.
   Введенский. Белков и Красницкий, выдвинувшиеся за эти дни, - не жела-
ли останавливаться на своем пути.
   Благодаря содействию и подстрекательству врагов  Церкви,  перед  ними
открывалась новая грандиозная перспектива - захватить в свои  руки  цер-
ковную власть и пользоваться ею под крылышком известных органов.
   В начале мая в Петрограде разнеслась весть  о  церковном  перевороте,
произведенном группой этих священников, об "устранении Патриарха  Тихона
от церковной власти". Точных сведений никто, впрочем, не имел.
   Введенский, возвратившийся после "переворота" из Москвы в  Петроград,
направился прямо к митрополиту и заявил ему об образовании нового,  выс-
шего церковного управления и о назначении его. Введенского,  главой  уп-
равления по Петроградской епархии.
   В ответ на это со стороны митрополита последовал шаг, которого, веро-
ятно, никто не ожидал, зная удивительную душевную  мягкость  и  кротость
Владыки. Всему есть предел. Митрополит проявлял величайшую уступчивость,
пока речь шла только о церковных ценностях. Цель  изъятия  и,  с  другой
стороны, опасность, угрожающая верующим, оправдывали такую линию поведе-
ния.
   Митрополит не только разумом, но и инстинктом искренне и глубоко  ве-
рующего христианина сразу понял, что речь идет уже не о "священных сосу-
дах". Волна мятежа подступает к Церкви. И митрополит  ответил  категори-
ческим отказом признать такое положение.
   Этим митрополит не ограничился. На другой же день вышло постановление
Владыки, по смыслу которого Введенский  был  объявлен  находящимся  "вне
Православной Церкви", с указанием всех мотивов этого постановления.
   Впрочем, кротость Владыки сказалась и тут. В постановлении было  ска-
зано: "Пока Введенский не признает своего заблуждения и не откажется  от
него".
   Постановление, напечатанное немедленно в газетах, вызвало  ярость  со
стороны советской власти.
   В первое время озлобление было так велико с их  стороны,  что  совсем
забылся провозглашенный принцип "невмешательства" в церковную жизнь.
   Заголовки газет запестрели о том, что митрополит  Вениамин  осмелился
отлучить от Церкви священника Введенского: "Меч пролетариата тяжело  об-
рушится на голову митрополита!"
   Нечего и говорить, что все эти бешеные выкрики выдавали  окончательно
и закулисное участие врагов Церкви в "живо-церковной  интриге",  о  чем,
впрочем, все догадывались.
   Однако, после бешеных атак первых дней наступило некоторое  раздумье.
Обаяние митрополита среди верующих было очень велико. Отлучение Введенс-
кого не могло не произвести на них огромного впечатления.
   Физически уничтожить митрополита было  нетрудно,  но  возвещенное  им
постановление пережило бы его и могло создать серьезные последствия, уг-
рожавшие в зародыше раздавить новую  "обновленческую"  церковь.  Решили,
поэтому, испробовать другой путь - путь угроз и компромиссов. Через нес-
колько дней после отлучения к митрополиту явился Введенский в  сопровож-
дении бывшего председателя Петроградской ЧК,  Петроградского  коменданта
Бакаева, который с этой  должностью  совмещал  должность  чего-то  вроде
"обер-прокурора" при вновь  образовавшемся  "Революционном  епархиальном
управлении".
   Введенский и Бакаев предъявили митрополиту ультиматум: либо он  отме-
нит свое постановление о Введенском, либо против него и ряда других  ду-
ховных лиц будет на почве изъятия церковных ценностей возбужден процесс,
в результате которого погибнут и он, и наиболее близкие ему лица. Митро-
полит спокойно выслушал предложение и  ответил  категорическим  отказом.
Введенский и Бакаев удалились, осыпав митрополита угрозами.
   Митрополит ясно понимал, что угрозы эти не тщетны и что с того момен-
та, как он стал поперек дороги большевикам, в связи с образованием  "Об-
новленческой церкви", он обречен на смерть. Но сойти с  избранного  пути
он не пожелал.
   Предчувствуя, что ему придется вступить на многострадальный путь,  он
приготовился к ожидавшей его участи, отдал наиболее важные  распоряжения
по епархии, повидался со своими друзьями и простился с ними.
   Предчувствия не обманули митрополита. Через несколько  дней,  вернув-
шись после богослужения в Лавру, он застал у себя "гостей" -  следовате-
ля, агентов и охрану. У него произвели  тщательный,  но  безрезультатный
обыск.
   Затем ему было объявлено, что против него и еще некоторых лиц возбуж-
дено уголовное дело, в связи с сопротивлением изъятию церковных  ценнос-
тей, и что он с этого момента находится под домашним арестом.
   Этот льготный арест продолжался недолго - 2 или 3 дня,  по  истечении
которых митрополита увезли в дом предварительного заключения, где он на-
ходился все дальнейшее время, до своей мученической кончины.
   Дело катилось по уготовленным рельсам советского "правосудия".
   Кроме митрополита по делу привлечено было большинство членов "Правле-
ния общества православных приходов", настоятели некоторых церквей, члены
различных причтов и просто люди, попавшиеся во время уличных беспорядков
при изъятии ценностей, - всего 87 человек. [2]
   Этот процесс возбудил огромное волнение в городе.  Сотни  лиц,  семьи
обвиняемых, их друзья, стали метаться по городу, хлопоча об освобождении
заключенных и спеша запастись защитниками.
   Существовавшая тогда еще легальная организация Красного Креста (имею-
щая целью помогать политическим заключенным) и разные другие  обществен-
ные кружки и организации считали желательным, чтобы  защиту  митрополита
взял на себя бывший присяжный поверенный Я. С. Гуревич, который с момен-
та прихода новой власти оставил адвокатуру и в судах не выступал. Но бы-
ло ясно, что именно это обстоятельство, т.е. отношение Гуревича к  новой
власти и юстиции в данном случае оказывалось препятствием к его участию,
ввиду исторического значения процесса для Русской Церкви  в  целом.  Так
смотрел на этот вопрос и сам Гуревич. Кроме  этого  возникало  еще  одно
тактическое, так сказать, препятствие - его еврейское происхождение.
   Защита митрополита была тяжелой и ответственной задачей. В таком деле
и при такой обстановке возможны со стороны защиты промахи и неудачи,  от
которых никто не застрахован. Но если они постигнут  русского  адвоката,
никто его в них не упрекнет, тогда как защитник-еврей при всей его  доб-
росовестности, может сделаться мишенью для нападок со  стороны  групп  и
лиц, антисемитски настроенных.
   Все эти переговоры и сомнения были разрешены неожиданно  быстро:  сам
митрополит обратился из заключения к Гуревичу с просьбой  взять  в  свои
руки его защиту, не колеблясь и не сомневаясь, ибо он. Владыка, ему  бе-
зусловно доверяет. Все вопросы были исчерпаны этим заявлением и  Гуревич
немедленно принял на себя защиту.
   Процесс начался в субботу 10-го июня 1922-го года. Заседание  советс-
кого революционного трибунала проходило в зале филармонии на углу Михай-
ловской и Итальянской улиц.
   В этот день с  раннего  утра  толпа  народа  запрудила  Михайловскую,
Итальянскую и часть Невского проспекта. Несколько десятков тысяч человек
стояли там несколько часов в ожидании прибытия  подсудимых  в  трибунал.
Стояли неподвижно, в благоговейной  тишине.  Милиция  не  разгоняла  это
страшное молчаливое собрание.
   Наконец показался экипаж, в котором везли  митрополита  под  эскортом
конных стражников. Толпа загудела. Почти все опустились на колени и  за-
пели: "Спаси, Господи, люди Твоя..." Митрополит благословлял народ. Почти
у всех на глазах были слезы
   Центром всего громадного процесса был  митрополит  Вениамин.  На  нем
сосредоточивалось все внимание - и врагов и благоговевшей перед ним  ве-
рующей массы, заполнившей зал заседания, и  прочей  публики,  неверующей
или инаковерующей, но относившейся в течение всего процесса к митрополи-
ту с исключительным сочувствием, как к явной и заранее обреченной  жерт-
ве.
   Особняком, разумеется, стояли те "посетители", которые в большом  ко-
личестве направлялись в трибунал властью "по нарядам", для  того,  чтобы
создать соответствующее настроение
   Другая замечательная личность на процессе - настоятель Троице-Сергие-
ва подворья архимандрит Сергий (Шеин) Большое сходство и в то  же  время
яркий контраст с митрополитом Сходство - в глубокой вере и готовности за
нее пострадать Разница - в характере и темпераменте. Митрополит не боял-
ся смерти, но он и не искал ее Он спокойно шел навстречу  ожидавшей  его
участи, отдавшись на волю Божию.
   О. Сергий, по всему было видно, желал пострадать за веру Отсюда - его
пламенная и вдохновенная речь на суде, отличавшаяся от спокойных и  сжа-
тых объяснений и ответов Владыки
   Профессор уголовного права Петроградского университета,  председатель
правления православных приходов Петрограда Ю.П. Новицкий, спокойный, яс-
ный и твердый в своих объяснениях Бывший петербургский  присяжный  пове-
ренный И. М. Ковшаров, заранее покорившийся своей участи - смело  глядел
в лицо своей "судьбе" и не скупился на полные горечи сарказмы.  Все  это
жертвы, которые были обречены на смерть, к радости  "Ново-обновленческой
живой церкви".
   Кроме этих лиц к делу  привлечены  были  епископ  Ладожский  Венедикт
(Плотников), настоятели почти всех главных  церквей  Петрограда,  в  том
числе и настоятель собора прот. Богоявленский, настоятель Казанского  со-
бора прот. Н. К. Чуков (впоследствии митрополит Ленинградский  Григорий),
настоятель Измайловского собора прот. Чельцов, профессора Духовной  ака-
демии. Богословского института и университета,  профессор  Военно-юриди-
ческой академии Огнев и другие.
   Большая часть подсудимых состояла из людей "разного чина  и  звания",
более или менее случайно захваченных милицией при уличных беспорядках во
время изъятия.
   Тут были женщины, старики и подростки, был какой-то карлик с  пронзи-
тельным голосом, вносивший комическую ноту в тяжелые переживания процес-
са, была фельдшерица, обвиненная в контрреволюционной истерике, в  кото-
рую она впала, находясь в церкви во время прихода  комиссии  по  изъятию
церковных ценностей. Был даже какой-то перс, чистильщик сапог, магомета-
нин, не понимающий, как оказалось, по-русски,  все  же  привлеченный  за
сопротивление изъятию церковных ценностей. Словом, эта часть  подсудимых
представляла собой обыкновенный, весьма случайный  по  составу,  осколок
пестрой уличной толпы.
   Никто и не подумал сделать более тщательный отбор подсудимых. Некогда
было.
   Зал заседаний - огромен. Он вмещал около 2.500-3000 человек, и тем не
менее во время процесса он всегда был переполнен.  За  несколько  недель
разбора дела значительная часть петроградского  населения  прошла  через
этот зал.
   Ничто не останавливало притока публики: ни утомительная  монотонность
судебного следствия; ни облава, устроенная на второй  же  день  процесса
перед зданием филармонии и захватившая несколько сот человек (из  публи-
ки, ожидавшей  открытия  заседания),  которые  оставались  арестованными
вплоть до самого окончания дела, ни, наконец, риск и опасности,  ожидав-
шие в самом зале. Здесь неоднократно производились аресты лиц, якобы ма-
нифестировавших в пользу подсудимых.
   Демонстрации в пользу обвинения встречались, понятно, очень  благоск-
лонно. Хозяевами в зале были "командированные" посетители. Их всегда бы-
ло очень много
   Остальная  публика  обыкновенно  сидела  молча,  приниженная,  только
грустными лицами и не всегда сдерживаемыми слезами выдавая  свое  глубо-
кое, затаенное волнение.
   - Введите подсудимых, - распорядился председатель.
   Среди мертвой тишины из самого отдаленного конца  -  зала  показалась
процессия.
   Впереди шел митрополит, в облачении, с посохом в руке. За ним - епис-
коп Венедикт. Далее - остальные духовные лица и другие подсудимые.
   Публика,  увидев  митрополита  встала.  Митрополит  благословил  при-
сутствующих и сел.
   Начался утомительный, формальный опрос  подсудимых  (имена,  фамилии,
возраст, судимость и т.д.), занявший весь день.
   К чтению обвинительного акта приступили лишь в понедельник 12-го  ию-
ня. Обвинение против митрополита и других обвиняемых  было  сфабриковано
просто.
   В распоряжении властей к этому времени были уже десятки судебных слу-
чаев, возникших на основе отдельных эпизодов, имевших место при  изъятии
ценностей в разных петроградских церквах в разное время.
   Все эти дела "сшили во единое целое" (в переплетном смысле) и все со-
бытия, в  них  изложенные,  были  объявлены  результатом  злонамеренного
подстрекательства со стороны "преступного общества", состоявшего из мит-
рополита и других лиц, главным образом членов "Правления  общества  Пет-
роградских православных приходов".
   Митрополиту вменяли в вину то, что:
   а) он вступил в сношение и переговоры с советом в Петрограде, имевшие
целью добиться аннулирования или смягчения декретов об изъятии церковных
ценностей;
   б) он и его сообщники находились при этом в сговоре со всемирной бур-
жуазией;
   в) как средство для возбуждения верующих против власти, те же обвиня-
емые избрали распространение среди населения копий заявлений митрополита
в комиссию "Помгола".
   Первым допросу был подвергнут митрополит.
   Несколько часов 12-го и 13-го июня обвинители и  судья  засыпали  его
вопросами, на которые он, не волнуясь и не  теряясь,  спокойным  голосом
давал короткие, категорические, исчерпывающие и не допускающие разнотол-
кования ответы.
   Допрос митрополита велся, главным образом, в трех направлениях:
   а) об отношении митрополита к постановлениям Карловацкого собора.  Об
этих постановлениях говорилось  очень  много  в  процессе,  едва  ли  не
больше, чем об изъятии;
   б) об отношении митрополита к декретам об изъятии церковных ценностей
и
   в) об упомянутых выше двух заявлениях митрополита в "Помгол".
   По первому вопросу митрополит ответил, что постановления Карловацкого
собора ему неизвестны.
   По второму вопросу митрополит заявил, что он считал и считает необхо-
димым отдать все церковные ценности для спасения голодающих.  Но  он  не
мог и не может благословить такой способ изъятия ценностей,  который,  с
точки зрения всякого христианина является очевидным кощунством.
   Центр тяжести личной ответственности митрополита заключался в третьем
вопросе. От него неустанно домогались путем коварных вопросов  выяснить,
кто в действительности был вдохновителем или редактором  заявлений,  по-
данных в "Помгол". Ему весьма прозрачно намекнули, что назови он "редак-
тора" или даже отрекись только от содержания своих заявлений и он  будет
спасен.
   Хотелось бы думать, что эти соблазнительные внушения были в известной
степени искренними.
   Враги его отнюдь не стремились убить митрополита. Они вероятнее всего
предпочли бы уничтожить его морально. Митрополит, расстрелянный за стой-
кость своих убеждений - это имело свои "неудобства". Наоборот,  митропо-
лит раскаявшийся, развенчанный, приведенный в повиновение,  униженный  и
"милостиво" пощаженный, - такой результат был бы  гораздо  заманчивее  и
для властей и, тем более, для стоявшей за их спиной в этом  деле  "Живой
церкви".
   Это было настолько очевидно, что и участники процесса, и даже  публи-
ка, особенно насторожились, когда митрополиту  предлагались  вопросы  по
этому предмету. Что советский суд ведет "игру" на жизнь  или  смерть,  -
это сквозило и в тоне, и в редакции вопросов.
   Митрополит, как бы не замечая протягиваемых  ему  "спасительных  кру-
гов", и глядя прямо в лицо трибуналу твердо и неизменно отвечал:
   - Я один, совершенно самостоятельно, обдумал, написал и отправил свои
заявления. Впрочем, я и не потерпел бы ничьего вмешательства  в  решение
таких вопросов, которые подлежали исключительно  моей  компетенции,  как
архипастыря.
   При этих ответах в голосе митрополита замечался даже некоторый  отте-
нок властности, вообще ему совершенно не свойственный.
   После этого было все кончено. Предстоявшая ему  участь  определилась.
Всем присутствующим было ясно величие души этого человека, который своей
монашеской рясой, своим собственным телом, закрыл от ЧК своих несчастных
знакомых.
   Митрополиту было объявлено, что допрос его окончен.
   С тем же невозмутимым спокойствием, со  светлой  улыбкой,  митрополит
под вздохи и сдержанные рыдания в публике возвратился на свое место.
   Нужно отметить, что один лишь обвинитель - Смирнов, пробовал в начале
допроса держаться свойственного ему издевательского тона по отношению  к
митрополиту. Со стороны защитника Гуревича не замедлил, однако, последо-
вать резкий протест по этому поводу. Защитник заявил и Смирнову, и  три-
буналу, что каковы бы ни были их личные верования и убеждения, никто  не
имеет права так третировать человека, к  которому  питает  благоговейное
уважение все население Петрограда.
   - Мы знаем, что вы можете расстрелять митрополита, - сказал защитник,
- но вы можете не оскорблять митрополита, не допускать этих оскорблений.
Всякий раз, когда это случится, защита будет протестовать.
   Протест защиты был поддержан аплодисментами публики.
   Председатель грубо оборвал публику, но очевидно, какие-то  закулисные
меры внушения кем-то были приняты. По крайней мере в дальнейшем  Смирнов
держал себя уже сравнительно прилично.
   Неизгладимое впечатление оставил также  допрос  архимандрита  Сергия.
Звучным, решительным голосом отвечал он на сыпавшиеся на  него  вопросы.
Вся грубость была рассчитана на то, чтобы сбить допрашиваемого с  четкой