- Обидно?! О Господи, нет. Просто мне вас жаль. Все так  грустно,  и...
понапрасну, и... очень горько.  Огорчение,  разочарование,  наверно,  утрата
иллюзий. Подумать только, я считала вас  сильным,  умным,  думала,  что  вы.
можете мне помочь. Меня трогало,  когда  вы  говорили  о  вечной  дружбе.  Я
находила в этом смысл. Вы помните, как вы говорили о вечной дружбе?
     - Нет.
     - Неужели правда не помните? С вами что-то неладно. Может быть, нервный
срыв? Неужели вы правда забыли про нашу связь?
     - У нас не было связи.
     - Ну, хватит вам.  Согласна,  она  была  короткая,  глупая  и,  видимо,
достаточно неправдоподобная. Недаром Джулиан никак не хотела мне верить.
     - Вы сказали Джулиан?
     - Да. А вы не придумали, что я могу сказать? Ну да, вы же  начисто  все
забыли.
     - Вы ей сказали?..
     - Боюсь, я и Арнольду чуть не сразу же  сказала.  Не  у  одного  у  вас
бывают "настроения". Я не всегда держу язык на привязи, во всяком случае,  с
мужем. Когда женщина замужем, всегда есть риск...
     - Когда вы ей сказали... когда? -
     - О, совсем недавно. Когда Арнольд приезжал в ваше гнездышко, он привез
ей от меня письмо. Там все и было рассказано.
     - О Боже... значит, она прочитала его... после...
     - Арнольд решил, что это послужит  хорошим  аргументом.  Он  ничего  не
упустил. Был уверен, что, уж по крайней мере, она примчится домой, чтобы как
следует меня выспросить.
     - Что вы ей сказали?
     - Ну а когда она вернулась, она...
     - Что вы ей сказали?
     - Да все как было,  то  и  сказала.  Что  вы,  казалось,  были  в  меня
влюблены, что вы принялись страстно меня целовать, что мы легли в постель  и
что это не увенчалось особым успехом, но вы клялись мне в вечной любви и так
далее и тому подобное, а потом пришел Арнольд, и вы  убежали  без  носков  и
купили ей те сапоги...
     - О Боже... вы рассказали... все... - А как же? Ведь так было или  нет?
Вы  же  не  станете  отрицать?  Я  это  не  из  пальца  высосала.  Это   вас
характеризует. Как же скрыть такое?
     - О Боже...
     - Ясно, вы  постарались  поскорей  обо  всем  забыть.  Но,  Брэдли,  мы
отвечаем за свои поступки, прошлого не вычеркнешь. Оно  не  исчезло  оттого,
что вы поселились в вымышленном мире и делаете вид, будто вчера родились. За
одну минуту не превратишься в другого человека, как бы ни был влюблен. Такая
любовь - мираж, вся эта "реальность",  о  которой  вы  толковали,  -  мираж.
Словно наркотический дурман.
     - Нет, нет, нет.
     -  Ну,  ладно,  теперь  все  позади  и  окончилось   благополучно.   Не
убивайтесь, не терзайтесь угрызениями совести, ничего этого не надо. Она уже
одумалась. Девочка не так глупа. Ей-богу, Брэдли, - нельзя понимать  чувства
молоденькой  девушки  слишком  буквально.  Не  такую  уж  драгоценность   вы
потеряли, мой дорогой, и вы оцените это  скорей,  чем  вам  кажется.  Скоро,
очень скоро вы вздохнете с облегчением. Джулиан - очень  заурядная  девочка.
Незрелая, недоразвитая, как зародыш. Не спорю, чувства так и бурлят  в  ней,
но ей все равно, на кого их изливать. Возраст, ничего не поделаешь. Во  всех
ее великих увлечениях  -  ни  постоянства,  ни  прочности,  ни  глубины.  За
последние два-три года  она  сто  раз  была  "безумно  влюблена".  Голубчик,
неужели вы всерьез  вообразили,  что  надолго  удержите  любовь  молоденькой
девочки? Исключено. Такая девушка, как Джулиан, должна без конца влюбляться,
пока не найдет  своего  героя.  Я  такая  же  была.  Ах,  Брэдли,  очнитесь.
Посмотрите на себя в зеркало. Спуститесь на землю.
     - И она пришла прямо к вам?
     - Пожалуй, она появилась почти сразу после Арнольда...
     - И что она сказала?
     - Перестаньте изображать короля Лира.
     - Что она сказала?
     -  Что  она  могла  сказать?  Что  тут  вообще  говорить?  Ревела,  как
ненормальная, и...
     - О Боже, Боже.
     - Заставила меня еще  раз  все  ей  повторить,  во  всех  подробностях,
поклясться, что это правда, тогда поверила.
     - Но что она сказала? Неужели вы не помните, что она говорила?
     - Она сказала: "Если бы это случилось не так недавно". Вот что для  нее
самое главное.
     - Она не поняла. Все ведь было не так, как вы рассказали.  То,  что  вы
рассказали, - неправда. Ваши слова  не  соответствуют  действительности.  Вы
хотели...
     - Ну уж простите! Какие же слова, по-вашему, я должна была  употребить?
По-моему, я выбрала самые подходящие и точные...
     - Она не могла понять...
     - Она прекрасно все поняла, Брэдли. Простите, по-моему, она все поняла.
     - Вы говорите, она плакала.
     - Безумно, как ребенок, которого пригрозили  наказать.  Но  она  вообще
любит поплакать.
     - Как вы могли ей сказать, как вы могли... Но сама-то она  должна  была
понять, что все было не так, все было совсем не так...
     - Да? А по-моему, так все и было!
     - Как могли вы ей сказать?
     - Это была идея Арнольда. Но, честно говоря, я решила, что  хватит  мне
таиться. Думала, что небольшая встряска ее образумит.
     - Зачем вы пришли? Вас послал Арнольд?
     - Нет, не совсем. Я считала, что надо сказать вам про Джулиан.
     - Но вы же ничего не сказали!
     - О том, что... ну поймите же наконец... что все кончено.
     - Нет!
     - Не кричите. Меня привела сюда... вам-то  все  равно,  конечно...  ну,
скажем, доброта. Я думала, вдруг я смогу вам помочь.
     -  Мне  нужно  увидеть  Джулиан,  мне  нужно  ее  увидеть,  найти   ее,
объяснить...
     - Я хотела все уладить. Теперь, когда главное позади. Ведь с того  дня,
как вам позвонил Арнольд и вы приехали к нам,  вы  бродите  в  потемках,  не
понимаете, что к чему. Нет, вам уже ничем не поможешь. А я правда старалась.
Я знаю, у вас большие эмоциональные запросы, я знаю,  вы  -  очень  одиноки.
Может, зря я сунулась не в свое дело. Я чувствовала, что могу вмешаться, раз
моя собственная позиция так сильна. Я-то,  дура,  думала,  что  и  вам  тоже
понятно, что в моей семейной жизни все в порядке. Думала, вы понимаете,  как
тесно связаны мы с Арнольдом, как мы  счастливы  друг  с  другом.  Надо  бы,
наверно, яснее вам это показать. Я не хотела вводить вас в заблуждение, нет,
но я, видимо, не сумела вас разубедить. Я перед вами виновата. Когда  другие
в нас нуждаются, нужно вести себя очень  осмотрительно,  ну,  а  я  не  была
достаточно осмотрительна. Понимаете, это нехорошо, но так бывает у супругов.
Посочувствуют кому-то, а потом идут прямиком домой и каются.  Я  никогда  не
обманываю Арнольда, и он меня не обманывает. Со стороны, наверно, непонятно?
Настоящее супружество крепко и  гибко,  оно  вынесет  все.  Вы  говорили  об
измене, об обиде. Боюсь, что изменили вам, и обижаться придется тоже вам.  Я
виновата и прошу прощения, не надо было полагаться на вас. Неженатые мужчины
часто попадаются на удочку замужним  женщинам,  ничего  не  попишешь.  Мы  с
Арнольдом очень близки,  мы  даже  смеялись  с  ним  вместе  над  всей  этой
историей, над Кристиан, над вами, над Джулиан. Слава  Богу,  все  более  или
менее обошлось. Конечно, вы сейчас мучаетесь, но ничего,  скоро  вам  станет
легче. Путешествие в страну абсурда, быть может, даже пойдет вам на  пользу.
Мужайтесь, Брэдли, милый. Не стоит все принимать так всерьез.
     Я глядел на нее во все глаза.  Она  была  красива,  бледна,  участлива,
приподнята, красноречива, в ней бурлило чувство собственного  достоинства  и
целеустремленности.
     - Рейчел, мы, по-моему, не понимаем друг друга.
     -  Ничего,  не  волнуйтесь.  Пройдет  время,  и   вам   станет   легче.
Постарайтесь не обижаться на меня и на Джулиан. Зачем растравлять себя?..
     - Мы говорим на разных языках. Для меня все это  какая-то  тарабарщина.
Простите, я... Но разве Арнольд не влюблен в Кристиан? Я думал...
     - Ничего подобного, Кристиан все сама выдумала. Стала за ним бегать, вы
же знаете, сколько в ней энергии. Ну, ему это льстило,  он  развлекался,  но
никогда не принимал ее всерьез. К счастью, Кристиан разумная женщина,  скоро
она увидела, что своего не добьется.  Брэдли,  может,  повидались  бы  вы  с
Кристиан? Она ведь, в общем-то, хорошая. Утешили бы и поддержали друг друга.
Видите, я на вас не сержусь, вы мне до сих  пор  отнюдь  не  безразличны,  я
искренне хочу вам помочь.
     Я встал с места, подошел к бюро и вынул письмо Арнольда. Вынул - просто
чтобы убедиться, что оно мне не приснилось. Может, у меня действительно что-
то с памятью? Я и сам уже толком не помнил, было оно или  нет...  Я  сказал,
держа письмо в руке:
     - Джулиан ко мне вернется. Я знаю. Я знаю это так же, как то...
     - Что это у вас?
     - Письмо от Арнольда. - Я взглянул на письмо.
     В дверь позвонили. Я бросил письмо на стол и кинулся в переднюю. У меня
сжалось сердце.
     На пороге  стоял  почтальон,  на  полу  возле  него  я  увидел  большую
картонную коробку.
     - Что это?
     - Посылка мистеру Брэдли Пирсону.
     - Что тут?
     - Не знаю, сэр. Вы - мистер  Пирсон,  да?  Я  втащу  ее,  ладно?  Ну  и
тяжеленная, не меньше тонны.
     Почтальон впихнул  квадратную  коробку  коленом  через  порог  и  ушел.
Возвращаясь в гостиную, я увидел Фрэнсиса: он сидел на ступеньках. Очевидно,
подслушивал. Он был похож на призрак, на привидение из книжки - с  виду  как
будто обыкновенный человек, но что-то  выдает  его  подлинную  сущность.  Он
подобострастно улыбнулся. Я не обратил на него внимания.
     Рейчел стояла у стола и читала письмо. Я сел. Я ужасно устал.
     - Зачем только вы показали мне это письмо...
     - Я не показывал.
     - Что вы наделали... Я никогда, никогда, никогда не прощу вам.
     - Но вы  же  сказали,  Рейчел,  что  вы  с  Арнольдом  все  друг  другу
рассказываете. Так что...
     - Господи... какой же вы низкий, мстительный...
     - Я не виноват! И что это меняет?
     -  Ничего  вы  не  понимаете.  Вы  -   разрушитель,   черный,   злобный
разрушитель. Вы - лунатик, который во сне крушит все вокруг.  Вот  вы  и  не
можете писать. Да что вы вообще такое? Вас нет! Джулиан взглянула на  вас  и
сделала вас на мгновение реальным. И я сделала вас реальным: я пожалела вас.
Но все, хватит, вы снова - сумасшедший злобный вампир, мстительный  призрак.
Господи! Мне вас жаль. Но я никогда вам не прощу. И себе никогда  не  прощу,
что не держала вас на  безопасном  расстоянии.  Вы  ужасный  и  вы  страшный
человек. Жалкое ничтожество, которое стремится разрушить счастье всюду,  где
его встретит. Вся ваша черная злоба, вы...
     - Честное слово, я  совсем  не  хотел,  чтобы  вы  его  прочли,  просто
дурацкая случайность, я вовсе не хотел вас расстраивать. И Арнольд, наверно,
уже давно передумал и...
     - Нет, вы хотели, чтобы я его прочитала. Это подлая месть. Я всю  жизнь
буду вас ненавидеть. Ничего вы не поняли... вы вообще ничего не понимаете...
Подумать  только,  у  вас  было  это  письмо,   и   вы   его   перечитывали,
злорадствовали и воображали...
     - Не перечитывал и не злорадствовал.
     - Нет, злорадствовали. Зачем еще было держать его у  себя?  Только  как
оружие против меня, только чтобы показать его и уколоть меня за  то,  что  я
вас бросила...
     - Правда, Рейчел, я о вас ни разу даже не вспомнил!
     - А-а-а-а-а...
     В темнеющей комнате пронзительный крик вспыхнул яснее, чем бледный круг
ее лица, - всплеск яростного страдания в ее глазах, в ее губах. Она кинулась
на меня или просто побежала к  дверям.  Я  шарахнулся  в  сторону,  ударился
локтем о стену. Она промчалась мимо, как зверь, обратившийся  в  бегство,  я
услышал эхо ее крика. Парадная дверь распахнулась, на мокрых каменных плитах
двора светились отражения фонарей.
     Я медленно вышел из гостиной, запер дверь и стал зажигать свет. Призрак
Фрэнсиса все еще сидел на  лестнице.  Он  улыбался  отчужденной,  неуместной
улыбкой, словно заблудший мелкий дух из другой эпохи,  другой  повести,  как
потерявший хозяина Пак {Персонаж из комедии Шекспира "Сон в лепною  ночь".},
он улыбался задумчивой, заискивающей, непроизвольной, нежной улыбкой.
     - Вы подслушивали.
     - Брэд, - простите...
     - Не важно. Что это, черт побери? - Я пнул ногой картонную коробку.
     - Я сейчас открою, Брэд.
     Я смотрел, как Фрэнсис надрывает картонку и стаскивает крышку.
     Она была полна книг: "Драгоценный лабиринт", "Перчатки силы", "Товий  и
падший ангел", "Знамя со  странным  девизом",  "Очерки  ищущего",  "Череп  в
огне",  "Столкновение  символов",  "Провалы  в  небе",   "Стеклянный   меч",
"Мистицизм и литература", "Дева и маг", "Пронзенная чаша", "Внутри  снежного
кристалла".
     Книги Арнольда. Масса книг.
     Я взглянул на огромную монолитную  гору  аккуратно  отпечатанных  слов.
Поднял одну книгу и раскрыл наугад. Меня обуяла ярость. Рыча от омерзения, я
попытался разодрать ее пополам, но корешок не поддался,  и  я  стал  пучками
вырывать страницы. Следующая книга была в бумажной обложке,  и  мне  удалось
разорвать ее на две, потом на четыре части. Я схватил третью книгу,  Фрэнсис
глядел на меня, лицо его светилось радостью и пониманием. Затем он  принялся
мне помогать, он тихонько произносил "хи", когда разрывал книгу, "хи", когда
подбирал страницы, которые каскадом падали на пол, "хи", когда превращал  их
в клочья. Мы стояли, широко расставив ноги, будто работали в реке, трудились
не покладая рук, пока не дошли до дна коробки, а вокруг нас  росла  и  росла
гора рваной бумаги. Понадобилось всего десять минут, чтобы уничтожить полное
собрание сочинений Арнольда Баффина.

     - Ну, как вы, Брэд?
     - Ничего.
     Я, кажется, потерял сознание. С того дня, как я вернулся  в  Лондон,  я
практически ничего не ел.  Я  сидел  сейчас  на  ворсистом  черном  ковре  в
гостиной,  опираясь  спиной  о  кресло,  придвинутое  к  стене.  Потрескивал
зажженный газ. Горела лампа. Фрэнсис приготовил сандвичи, я  съел  несколько
штук. Выпил немного виски. Я чувствовал себя очень странно?  но  слабость  и
головокружение прошли, перед глазами  не  мелькали  искры.  Меня  больше  не
давило, не прижимало черным пологом к земле. Я и так был на земле,  длинный,
свинцово-тяжелый. В мерцающем свете я ясно видел  Фрэнсиса,  так  ясно,  что
даже нахмурился: он вдруг оказался слишком близко, слишком здесь. Я взглянул
вниз и увидел, что он держит меня за руку. Я опять нахмурился и отвел руку.
     Фрэнсис, который, как я припоминаю, к тому времени уже  изрядно  выпил,
стоял возле меня на коленям с настороженным и  выжидательным  видом,  словно
творец перед своим  творением.  Губы  его  были  умоляюще  вытянуты  вперед,
толстая красная нижняя губа выпячивалась так, что  была  видна  ее  багровая
мокрая  изнанка.  Маленькие,  близко  посаженные  глазки   поблескивали   от
внутреннего ликования. Рука, которую я  оттолкнул,  принялась  так  же,  как
другая, ритмически поглаживать толстые ляжки, обтянутые лоснящимися  старыми
синими брюками. Время от времени он сочувственно похихикивал.
     Впервые после  возвращения  в  Лондон  я  чувствовал,  что  нахожусь  в
реальном месте, рядом с реальным; человеком. Одновременно я  ощущал  то  же,
что ощущают люди, которые после длительного недомогания  наконец  заболевают
всерьез, - разбитость, но и облегчение: хуже уже не будет. Я успел заметить,
Что Фрэнсис доволен моим срывом. Но я на него не обиделся.
     - Выпейте еще, Брэд, поможет. И не волнуйтесь, я вам ее найду.
     - Хорошо, - сказался. - Я побуду здесь. Она сюда придет. В любую минуту
может прийти. Не запру парадную дверь,  как  вчера  ночью.  Прилетит,  будто
птичка в родное гнездо. А дверь-то открыта.
     - Завтра я ее поищу.  Пойду  в  колледж.  Пойду  к  издателю  Арнольда.
Где-нибудь да нападу на след. Завтра с утра и отправлюсь. Не горюйте,  Брэд.
Вернется, вот увидите. Потерпите недельку.
     - Знаю, что вернется, - сказал я. - Странно, когда вот так  знаешь.  Ее
любовь ко мне - абсолютная истина. Она вечна  и  неизменна,  вне  времени  и
пространства. Истинность ее любви не подлежит сомнению, это  логос,  мировой
закон, и, если она меня разлюбит, воцарится хаос. Понимаете, любить - значит
познать. Философы всегда говорили нам об этом. Я знаю ее интуитивно,  словно
она здесь, у меня внутри.
     - Понимаю, Брэд. Когда по-настоящему любишь, кажется, что, кроме любви,
ничего на свете нет.
     - Все - порука любви. Как раньше думали, что все - порука бытия  Божия.
Вы так любили, Фрэнсис?
     - Да, Брэд. Был один юноша. Он покончил с собой. Много лет назад.
     - О Боже, Присцилла. Я все время о ней забываю.
     - Все я виноват, Брэд. Вы меня простите когда-нибудь?
     - Нет, я. Но я не могу отделаться от чувства, что это  было  неизбежно,
что она была обречена, словно ее точил рак. Хотя какое право я имею  за  нее
решать? Мне кажется, она во мне, но это не так. Она постарела,  отчаялась  и
умерла. Превратилась в тлен и прах. Наверное, то же происходит с  Богом.  Он
думает, что держит  все,  каждую  мелочь  в  своих  мыслях,  но  однажды  он
посмотрит внимательно и увидит, что все умерло, распалось, погибло, осталась
лишь шелуха мыслей. Вот зачем нужна любовь. Если хочешь  удержать  человека,
продлить его дни, надо одно -  понимать  его.  Или  я  не  прав?  Ваш  юноша
покончил с собой. Как его звали?
     - Стив. Не надо, Брэд.
     - Присцилла умерла потому, что ее никто не  любил.  Она  пала  духом  и
умерла, как отравленная крыса. Бог не любит людей. Да и, сами посудите,  как
ему их любить? Но что мне за дело? Я любил свою мать.
     - И я, Брэд.
     - Она была очень глупая женщина, но я ее любил. В отношении Присциллы я
испытывал скорее чувство долга, но ведь этого на самом деле мало, да?
     - Пожалуй, да.
     - Я люблю Джулиан, значит, я должен любить всех. Придет  день,  я  всех
полюблю. О Боже,  если  бы  мне  выпало  хоть  немного  счастья.  Когда  она
вернется, я буду любить всех, я буду любить Присциллу.
     - Присцилла умерла, Брэд.
     - Любовь должна торжествовать над временем,  но  возможно  ли  это?  Он
сказал: "Не кукла жалкая  в  руках  у  времени"...  {Шекспир.  Сонет  116-й.
Перевод С. Маршака.} а уж кто, как не он, знал, что такое любовь, если  кого
распяли за нее, так это его. Конечно, надо страдать.  Наверно,  страдание  -
все, все - в страдании. Последние, неделимые атомы -  просто  боль.  Сколько
вам лет, Фрэнсис?
     - Сорок восемь, Брэд.
     - Вы на десять лет счастливее и мудрее меня.
     - Не было у меня счастья, Брэд. Я уж и надежду потерял. Но я все  равно
люблю людей. Не так, как Стива, конечно, но люблю. Я вас люблю, Брэд.
     - Она вернется. Ведь не зря же преобразился весь мир. Не может он стать
прежним. Старый мир исчез. Ах, до чего же незаметно пролетела,  ушла  жизнь;
трудно поверить, что мне уже пятьдесят восемь.
     - У вас было много женщин, Брэд?
     - По-настоящему я никого не любил до Джулиан.
     - Но ведь у вас были женщины, я хочу сказать после Крис.
     - Энни, Кэтрин, Луиза. Странно, имена остаются, как скелеты, с  которых
уже спала плоть. Они - знаки минувших событий. Иллюзия, воспоминания. Но они
ушли, будто умерли. А может, и правда умерли. Как Присцилла, как Стив.
     - Не произносите его имени, Брэд. Зачем я только вам сказал!
     - Возможно, единственная реальность - страдание. Но нет, не может быть.
Любовь обещает счастье. Искусство обещает счастье. Даже не обещает, ведь для
нас все - в настоящем. Наверно, и я  сейчас  счастлив.  Я  все  это  запишу,
только не сегодня.
     -  Завидую  я  вам,  Брэд,  что  вы  писатель.  Можете  высказать,  что
чувствуете. Меня распирают чувства, а я даже кричать не могу.
     - О, кричать-то я могу, могу на всю  галактику  взреветь  от  боли.  Но
знаете, Фрэнсис, я никогда  ничего  по-настоящему  не  объяснял.  А  теперь,
по-моему, наконецто могу все объяснить. Словно само вещество, из которого  я
создан, прежде твердое, тугое, как орешек, вдруг проросло, стало свободным и
светлым. Вс