х  силков.  Я  еще
расскажу тебе... потом... про все.
     - Ну а возраст не имеет  значения.  Многим  девушкам  нравятся  мужчины
старше них. Значит, все ясно. Я пока ничего не говорила родителям ни  вчера,
ни сегодня утром, я  хотела  убедиться,  что  ты  не  передумал.  А  сегодня
скажу...
     - Постой! Что ты скажешь?
     - Что я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж.
     - Джулиан! Это невозможно! Джулиан, я старше, чем ты думаешь...
     - Ты стар, как мир. Знаем, знаем.
     - Нет, это невозможно.
     - Брэдли, ты говоришь чепуху. Ну почему ты так смотришь? Ведь ты любишь
меня? Ведь ты же не хочешь соблазнить меня и бросить?
     - Нет, я правда люблю тебя...
     - Разве это не навсегда?
     - Да. Настоящая любовь бывает навсегда... а это настоящая любовь, но...
     - Что "но"?
     - Ты сказала, что не  надо  торопиться,  надо  постепенно  узнать  друг
друга... все так внезапно... я  уверен,  что  ты  не  должна...  ничем  себя
связывать...
     - А может, я хочу себя связать. Ладно,  наберемся  терпения,  не  будем
спешить и всякое такое. Но знаем-то мы друг друга давно,  я  знаю  тебя  всю
жизнь, ты мой мистер Найтли, а разница в возрасте...
     - Джулиан, мне кажется, пока надо сохранить все в тайне.
     - Почему?
     - Потому что ты можешь передумать.
     - Или потому, что ты передумаешь?
     - Я не передумаю. Но ты не знаешь меня, не можешь знать. Я гожусь  тебе
в отцы.
     - Ты думаешь, для меня это важно?
     - Нет, но для общества важно, а когда-нибудь станет важно и  для  тебя.
Ты увидишь, как я старею...
     - Брэдли, это чушь.
     - Я бы очень хотел, чтобы ты пока ничего не говорила родителям.
     - Ладно, -  сказала  она,  помолчав  и  все  еще  стоя  на  коленях,  и
отстранилась от меня с детским выражением недоумения на лице.
     Я не мог вынести пробежавшей между нами холодности. Что же, чему  быть,
того не  миновать.  Надо  довериться  ее  правдивости,  ее  наивности,  даже
неопытности, даже неразумию. Я сказал:
     - Поступай как знаешь, моя радость, я все предоставляю  тебе.  Я  люблю
тебя безгранично и безгранично доверяю тебе и будь что будет.
     - Думаешь, родители не одобрят?
     - Они придут в бешенство.
     Потом мы поговорили еще немного о Кристиан и о моем браке, о Присцилле.
Говорили о детстве Джулиан, перебирали все наши  встречи.  Говорили  о  том,
когда я полюбил ее и когда она полюбила меня. О будущем мы не  говорили.  Мы
все сидели на полу, как робкие звери, как дети, мы гладили друг другу руки и
волосы. Мы целовались, не часто. Где-то в  середине  дня  я  отослал  ее.  Я
чувствовал, что нельзя изнурять друг друга. Необходимо подумать и  прийти  в
себя. О том, чтобы лечь с ней в постель, не могло быть и речи.

     - Да нет же, - сказал я, - я вовсе не собираюсь уезжать.
     Рейчел и Арнольд расположились в креслах у меня в гостиной. Я  сидел  в
кресле Джулиан у окна. Небо нахмурилось и потемнело,  я  включил  свет.  Это
было в тот день, к вечеру.
     - Так что же вы собираетесь делать? - спросил Арнольд.
     Сначала он позвонил по телефону, а потом приехал вместе с  Рейчел.  Они
вступили - другого слова не  подберешь  -  в  гостиную  и  оккупировали  ее.
Встретиться с хорошо знакомыми людьми, которые  вдруг  перестали  улыбаться,
потрясены и напряжены, - очень страшно. Я испугался. Я знал, что они "придут
в бешенство", но я не ожидал такого единства, такой мощной враждебности.  Их
полное  нежелание  -  напускное  или  реальное  -  поверить  в   случившееся
обескуражило меня, лишило дара речи. Я ничего не мог объяснить и чувствовал,
что произвожу поэтому совершенно ложное впечатление. Кроме того, я не только
выглядел, но и чувствовал себя ужасно виноватым.
     - Остаться в Лондоне, -  сказал  я,  -  возможно,  изредка  видеться  с
Джулиан.
     - И дальше завлекать ее? - сказала Рейчел.
     - Что же тут такого... я хочу просто  получше  узнать  ее...  Ведь  мы,
кажется, любим друг друга... и...
     - Брэдли, спуститесь-ка на землю, - сказал Арнольд, -  Что  вы  мелете?
Вы. витаете в облаках. Вам под шестьдесят. Джулиан  двадцать.  Она  заявила,
что вы сказали ей, сколько вам лет, и что ей это безразлично, но  не  можете
же вы воспользоваться тем,  что  сентиментальная  школьница  польщена  вашим
вниманием...
     - Она не школьница, - сказал я.
     - Она совершенный ребенок,  -  сказала  Рейчел,  -  и  ее  очень  легко
обмануть и...
     - Я не обманываю ее! Я говорил ей, что при такой разнице в возрасте все
просто невозможно.
     - Абсолютно невозможно, - сказал Арнольд.
     -  Она  сегодня  такое  несла,  -  сказала  Рейчел,  -  не  могу   себе
представить, что вы ей напели.
     - Я не хотел, чтобы она вам говорила.
     - Значит, по-вашему, надо было обманывать родителей?
     - Нет, нет, не то...
     - Ничего не понимаю, - сказала Рейчел. - Вы что, вдруг почувствовали  к
ней влечение, или как там еще, и тут же сказали ей, что она вам нравится,  и
начали увиваться за ней, да? Что произошло? Все ведь,  кажется,  только  что
началось?
     - Да, только что, - сказал я. - Но все очень серьезно. Я не  предвидел,
не хотел, это случилось. И потом, когда оказалось, что и она тоже...
     - Брэдли, -  сказал  Арнольд,  -  ваши  объяснения  не  имеют  никакого
отношения к действительности. Ну хорошо. Вы неожиданно обнаружили,  что  она
привлекательная девушка. В Лондоне полно  привлекательных  девушек.  И  лето
почти в разгаре, да и вы в таком возрасте, когда мужчины порой  превращаются
в полных идиотов. Я знал таких, которые в шестьдесят лет начинали  вытворять
черт-те что: как говорится, седина в бороду, бес в  ребро.  Тут  нет  ничего
необычного. Но даже если вы распалились по поводу моей дочери, какого черта,
вместо того чтоб помалкивать,  вы  стали  докучать  ей,  расстраивать  ее  и
смущать...
     - Я вовсе ей не докучаю, и нисколько она не расстроена.
     - Нет, мы оставили ее именно в таком состоянии.
     - Значит, это вы ее и расстроили...
     - Неужели вы не могли вести себя как порядочный человек?..
     -  И  она  гораздо  меньше  смущена,  чем  я  сам.  Простите,  но  ваши
определения совершенно не подходят.  Тут  действуют  космические  силы.  Вы,
наверно, просто не имеете о них понятия. Кстати, Арнольд, вы  ведь  никогда,
ни в одной книге не описали настоящей влюбленности...
     Рейчел сказала:
     - Вы рассуждаете, как мальчишка. Каждый знает, что такое  влюбленность.
Дело не в этом. Подробности ваших так  называемых  "переживаний"  никого  не
волнуют. Это еще скучнее, чем слушать про  чужие  сны.  Джулиан,  во  всяком
случае, не "влюблена" в вас, что бы вы под этим ни подразумевали. В ней  нет
никакой извращенности, и ей просто интересно и лестно, что пожилой  друг  ее
отца оказал ей такого рода внимание.
     Если бы вы видели ее сегодня, когда она рассказывала  нам  обо  всем  и
смеялась, смеялась. Она была похожа на ребенка, которому дали игрушку.
     - Но вы же говорите, она расстроена...
     - Потому что мы сказали ей, что это неудачная шутка.
     Я думал: "Любимая, я верю тебе, верю тебе, и я знаю тебя. Я буду верить
так же, как веришь ты". Но тут же мне стало больно и страшно. Неужели  после
того, что было, я могу поставить теперь все под сомнение? Она так молода.  И
верно они говорят, это едва началось. Так недавно,  что  я  даже  поразился,
откуда у меня такая уверенность. И все же, преобладая над всеми  сомнениями,
эта уверенность у меня была.
     - Наконец-то я вижу, вы начали нас слушать, - сказал Арнольд. - Брэдли,
вы приличный разумный  и  вполне  порядочный  человек.  Неужели  вы  всерьез
намерены переживать вместе с Джулиан сердечные бури?  Я  говорю:  "сердечные
бури", но, слава Богу, до этого еще не дошло  и  никогда  не  дойдет.  Я  не
допущу.
     - Я пока сам ничего не знаю, - сказал я. - Я согласен:  все  совершенно
невероятно. Джулиан любит  меня  -  просто  не  верится.  Немыслимо.  Я  сам
потрясен. Но теперь я, естественно, не  отступлюсь.  Не  уберусь  потихоньку
прочь, как вы предложили, не прекращу свиданий с Джулиан, я просто не  могу,
я должен понять, любит она меня или нет. А если любит, то я  еще  и  сам  не
знаю, что из этого следует. Возможно, ничего. Все слишком необычно  и  может
обернуться мукой, особенно для меня. Ей я не причиню мук. Надеюсь, я  ей  не
поврежу. Но сейчас мы оба не можем остановиться. Вот и все.
     - Она может остановиться и остановится, - сказал Арнольд. - Пусть  даже
мне придется запереть ее в комнате.
     - И вы прекрасно  можете  остановиться,  -  сказала  Рейчел.  -  Будьте
честным! И перестаньте говорить "мы". Вы не можете отвечать за  Джулиан.  Вы
ведь не спали с ней, правда?
     - О Господи, Господи, - сказал  Арнольд,  -  конечно,  нет.  Он  же  не
преступник.
     - Правда.
     - И не собираетесь?
     - Рейчел, я не знаю! Поймите, перед вами безумец.
     - Значит, вы  признаете,  что  вы  невменяемы,  не  отвечаете  за  свои
поступки и опасны для окружающих!
     - Арнольд, пожалуйста, не горячитесь,  не  выходите  из  себя.  Вы  оба
пугаете меня, сбиваете с толку, зачем? Когда я сказал: "перед вами безумец",
я  не  имел  в  виду,  что  не  отвечаю  за  свои   поступки.   Я   чувствую
ответственность, как если бы... мне вручили... ну...  не  знаю  что...  чашу
Грааля. Клянусь, я не буду давить на Джулиан, приставать к ней... я  дам  ей
полную свободу, она и так совершенно свободна...
     - Вы отлично понимаете, что несете чушь, - сказал Арнольд, - во  всяком
случае, вы сами себе противоречите.  Если  вы  сейчас  не  оставите  ее,  то
подогреете  ее  чувства,  создадите  определенные  отношения   между   вами.
Естественно, вам того и надо. Разумеется, у нее к вам нет ничего серьезного,
вы понимаете, надеюсь, что сами все сочинили. Подумайте, она же еще ребенок!
И поймите раз и навсегда: я не допущу,  чтобы  между  вами  и  моей  дочерью
возникли какие бы то ни было "отношения". Не будет ни свиданий, ни волнующих
бесед, копания в чувствах - ничего.  Пожалуйста,  поймите.  Поймите,  что  в
данной ситуации вы для меня ничем не лучше  грязного,  похотливого  старика,
который пристал к ней на улице. Я буду беспощаден, Брэдли.  Иного  выхода  у
меня нет. Оставьте Джулиан в покое. Я запру ее, увезу, а  если  понадобится,
прибегну к закону, к полиции, к грубой физической силе. Вы и  писать  ей  не
сможете, не надейтесь, я полностью огражу ее от вас. Вы не пробьетесь к ней,
я не допущу, чтобы между вами хоть что-то началось.  Господи,  ну  поставьте
себя на мое место. Решитесь же, поступите  честно  и  разумно  и  немедленно
уезжайте из Лондона. Вы ведь собирались. Пожалуйста, уезжайте.  Уверяю  вас,
все пройдет, я не говорю, что вы никогда больше не увидитесь с ней и с нами,
ничего подобного. Но мне ясно, что сейчас на вас нашла дурь, а я не  допущу,
чтобы моя дочь связывалась как угодно - пусть даже поверхностно, в шутку или
неосознанно - с пожилым мужчиной. Одна эта мысль внушает мне  отвращение.  Я
не допущу этого.  Наступило  минутное  молчание.  Я  пристально  смотрел  на
Арнольда. Он сидел неподвижно, говорил спокойно, но отрывисто и внушительно,
в голосе его слышалась угроза. Лицо под бесцветными волосами пылало,  как  у
девушки. Я хотел победить свой страх гневом, но не смог. Я проговорил глухо:
     - Ваше красноречие  только  доказывает,  что  Джулиан  в  конце  концов
убедила вас обоих, что она действительно в меня влюблена.
     - Она не отдает себе отчета в своих чувствах...
     - Мы не в восемнадцатом веке...
     - Пошли. - Арнольд поднялся, кивнул Рейчел, она тоже  поднялась.  -  Мы
сказали все, что  собирались...  Ваше  дело...  это  переварить...  поймите,
выбора нет...
     Я открыл дверь гостиной. И сказал:
     - Арнольд, пожалуйста, не сердитесь, я не сделал ничего плохого.
     - Сделали, - сказала Рейчел. - Вы сказали ей о своих чувствах.
     - Верно. Не надо было  говорить.  Но  любить  -  не  преступление,  вот
увидите... все будет хорошо... Я не буду надоедать  ей...  если  хотите,  не
буду с ней видеться целую неделю... пусть все обдумает...
     - Не  выйдет,  -  сказал  Арнольд  мягче.  -  Полумеры  только  ухудшат
положение. Поймите, Брэдли. Господи, вам ведь тоже ни к чему вся  эта  каша.
Уезжайте. Если вы увидите  ее,  вы  только  разведете  драму.  Лучше  тотчас
решительно все оборвать. Поймите же. И не обижайтесь.
     Арнольд вышел из гостиной и открыл входную дверь.
     Рейчел последовала за ним; проходя мимо меня, она отшатнулась, и рот ее
искривился отвращением. Она проговорила холодно:
     - Я хочу, чтобы вы знали, Брэдли, что в этом  вопросе  мы  с  Арнольдом
заодно.
     - Простите меня, Рейчел.
     Она повернулась ко мне спиной и вышла из квартиры. Арнольд вернулся. Он
сказал:
     - Сейчас не нужно делать то, о чем я просил в  письме.  Можно  получить
его обратно?
     - Я его разорвал. Он постоял секунду.
     - Хорошо. Простите, что  накричал.  Даете  слово,  что  не  попытаетесь
увидеть Джулиан, пока я не позволю?
     - Нет.
     - Ну что ж. Я не допущу, чтобы моей  дочери  причинили  зло.  Имейте  в
виду. Я вас предупредил.
     Он вышел, тихо закрыв за собой дверь. Я  тяжело  дышал.  Я  бросился  к
телефону  и  набрал  номер  Илинга.  Сначала  номер  не  отвечал,  а   потом
послышалось, резкое жужжание, означавшее, что  телефон  отключен.  Я  набрал
номер несколько раз - с тем же результатом. Мне как будто отрубили  ноги.  Я
изо всех сил стиснул руками голову, я старался  успокоиться,  подумать.  Так
захотелось увидеть Джулиан, что в глазах потемнело. Меня слепили, до  смерти
кусали пчелы. Я задыхался. Я выбежал во  двор,  зашагал  наугад  сначала  по
Шарлотт-стрит, потом по Уиндмилл-стрит, а потом по Тоттенхем-роуд. Скоро мне
стало ясно, что, если я не сделаю отчаянного и сверхъестественного усилия, я
просто погибну. Я сел в такси и сказал шоферу, чтобы он вез меня в Илинг.

     Я стоял под медно-красным  буком  на  углу.  Погладив  плотный  гладкий
ствол, я был поражен его  самодовольной  вещественностью.  Настали  сумерки,
вечер - вечер все того же длинного, безумного, полного событиями дня.
     Совсем стемнело. Угрюмое густое небо слегка полиловело, ветер  потеплел
и стих. Я чувствовал запах  пыли,  словно  спокойные  скучные  улицы  вокруг
обернулись бесконечными пыльными дюнами. Я думал о сегодняшнем утре и о том,
как нам казалось, будто перед нами целая  вечность.  Теперь  время  исчезло.
Взять бы сразу такси, и я приехал бы сюда раньше, чем Арнольд с Рейчел.  Что
там у них происходит? Я перешел через улицу и стал медленно прогуливаться по
другой стороне.
     Внизу в доме Баффинов горели лампы, свет проникал сквозь шторы  в  окне
столовой и овальное цветное стекло парадной  двери.  Наверху  -  свет  горел
только в одном окне, тоже за шторами, в кабинете Арнольда.  Комната  Джулиан
была в задней части дома, рядом с комнатой,  где  я  видел  тогда  Рейчел  с
закрытым простыней лицом и где, да простит мне Бог, я тоже  лежал,  не  сняв
рубашки. Когда-нибудь я расскажу об  этом  Джулиан.  Когда-нибудь  она,  как
справедливый судия, поймет и простит, Я ее не боялся, и даже в  эти  минуты,
когда я думал в тоске, увижу ли ее снова, я пребывал с  ней  вне  времени  в
райском мире спокойного общения и полного понимания.
     Я стоял теперь на противоположном тротуаре, рассматривал дом  и  думал,
что делать дальше. Может, подождать до трех часов ночи, а потом проникнуть в
сад и по приставной лестнице добраться до окна Джулиан. Но мне не хотелось в
ее глазах превращаться в персонаж ночного кошмара или в  тайного  сообщника.
Утро было таким ясным и прозрачным - в этом было его величие. В это  утро  я
чувствовал себя обитателем пещеры, вышедшим на солнце. Она была правдой моей
жизни. Я не стану ни ночным грабителем, ни мелким воришкой в ее жизни. И еще
одно соображение: я не знал многого - что она думает сейчас?
     Я стоял на тротуаре в  густых,  -  гнетущих  городских  сумерках,  дыша
запахом пыльных дюн, каждый  вдох  наполнял  меня  еще  большим  страхом.  Я
почувствовал, что кто-то наблюдает за  мной  из  темного  высокого  окна  на
лестничной площадке дома Баффинов. Я вгляделся. Различил  силуэт  и  бледное
лицо, обращенное ко мне. Это была Рейчел. С минуту мы спокойно, не шевелясь,
смотрели друг на друга. Потом я  отвел  глаза,  как  зверь,  не  выдержавший
человеческого взгляда, и начал ходить взад и вперед по тротуару в  ожидании.
Зажглись уличные фонари.
     Минут через пять из дома вышел Арнольд. Я узнал его фигуру,  хотя  лица
не мог различить. Я пошел обратно к буку. Он нагнал  меня  и  молча  зашагал
рядом. Ближний  фонарь  освещал  часть  дерева,  делая  листья  прозрачными,
наливая их винно-красным цветом и четко разделяя. Мы остановились в  густойг
плотной тьме под буком, вглядываясь друг в друга.
     Арнольд сказал:
     - Простите, что я так вскипел...
     - Ничего.
     - Теперь все прояснилось.
     - Да?
     - Простите, что наговорил вам таких нелепостей... что, мол, прибегну  к
закону и прочее.
     - Ну что вы.
     - Я не знал - оказывается, в общем-то, ничего не произошло.
     - О!
     - Я  хочу  сказать,  я  не  принял  во  внимание  фактор  времени.  Мне
показалось со слов Джулиан, будто это уже довольно долгая история. А  теперь
я понял, что все началось только вчера вечером.
     - Со вчерашнего вечера многое изменилось, - сказал я,  -  сами  знаете,
ведь вы и сами без дела не сидели.
     - Вам смешно, наверно, что мы с Рейчел приняли этот пустяк так близко к
сердцу?
     - Я вижу, вы изменили тактику, - сказал я.
     - Что?
     - Дальше, я слушаю.
     - Теперь Джулиан все нам объяснила и все стало ясно.
     - А именно?
     - Конечно, она была обескуражена и растрогана, она  говорит,  ей  стало
вас жаль.
     - Я вам не верю, но все равно я слушаю.
     - И, конечно, она была польщена...
     - Что она сейчас делает?
     - Сейчас? Лежит на кровати и ревет.
     - О Господи.
     - Но не беспокойтесь о ней, Брэдли.
     - Конечно, не буду.
     - Я хотел объяснить... Теперь она рассказала нам все, и мы поняли, что,
в общем-то, ничего не произошло, буря в стакане воды, и она с нами согласна.
     - Правда?
     - Она просит вас простить ее за то, что она так расчувствовалась и  так
глупо себя вела, и очень просит, чтобы вы пока не пытались с ней видеться.
     - Арнольд, она правда так сказала?
     - Да.
     Я схватил его за плечи и протащил несколько шагов, пока свет фонаря  не
упал ему на лицо. Сначала он вырывался, затем притих.
     - Арнольд, она в самом деле так сказала?
     - Да.
     Я отпустил его, и мы  оба  инстинктивно  отступили  в  тень.  Он  хмуро
смотрел на меня, лицо его исказилось  от  напряжения,  в  нем  чувствовалась
твердая решимость. Это уже было не то розовое,  сердитое,  враждебное  лицо,
которое я видел утром. Оно стало энергичным, непроницаемым и ничего  мне  не
говорило.
     -  Брэдли,  постарайтесь  вести  себя   пристойно.   Если   вы   просто
утихомиритесь и уберетесь на время, все само собой пройдет -  и  вы  сможете
потом встречаться, как прежде. Чепуха, какие-то две  встречи.  Нельзя  навек
привязаться друг к другу за две встречи!  Сплошная  фантазия.  Спуститесь  с
облаков. По правде сказать, Джулиан чувствует  себя  страшно  неловко  из-за
всей этой глупой истории.
     - Неловко?
     - Да, и вам всего разумней устраниться. Пожалейте девочку. Пускай к Ней
вернется чувство собственного достоинства. Оно так много значит для девушки.
Ей кажется, что она уронила себя, приняв все так серьезно, сделала  из  себя
посмешище. Если бы  вы  встретились  с  ней  сейчас,  она  бы  захихикала  и
покраснела, ей жалко вас и стыдно за себя. Теперь она  понимает,  как  глупо
было воспринимать все всерьез и устраивать драму.  Она  признает,  что  была
польщена и у нее слегка закружилась голова от такого сюрприза.  Но,  увидев