?
     - Сейчас запишу. Спасибо большое.
     Я еще не успел повесить трубку, когда у  дверей  позвонили.  Я  открыл.
Приехала Присцилла. Она прошла мимо меня в гостиную  и  сразу  же  принялась
плакать.
     - О Господи, Присцилла, да перестань же плакать.
     - Тебе только одно нужно - чтобы я перестала плакать.
     - Ну хорошо, мне только одно нужно. Пожалуйста, перестань.
     Она  откинулась  на  спинку   большого   "хартборновского"   кресла   и
действительно перестала плакать. Волосы ее были  в  безобразном  беспорядке,
потемневший пробор шел через всю голову зигзагом.  Она  лежала  в  кресле  в
некрасивой, вялой позе, колени расставлены, рот раскрыт. На одном чулке была
дырка, и в дырке выпучился кусок розового, в пятнах, колена.
     - Присцилла, Присцилла! Мне так жаль...
     - Да. Жалей, жалей, Брэдли. Ты знаешь, я думаю, ты был прав. Мне  нужно
вернуться к Роджеру.
     - Присцилла, это невозможно.
     - Почему? Ты же сам меня убеждал. Столько раз  твердил,  что  я  должна
вернуться. Что ему плохо, что  дом  в  запустении.  Я  ему  нужна  все-таки,
наверно. И там мой дом. Там - и больше нигде. Может быть,  теперь  он  будет
лучше со мной обращаться. Брэдли, понимаешь, мне кажется, я схожу с ума. Как
это бывает, когда люди сходят с ума, - сами они знают, что сходят?
     - Глупости. Вовсе ты не сходишь с ума.
     - Пожалуй, я пойду лягу в постель, если ты не против.
     - Я, к сожалению, так и не приготовил запасную кровать.
     - Брэдли, в твоей горке что-то не так. Не хватает какой-то вещицы. Куда
ты переставил женщину на буйволе?
     - Женщину на буйволе? - Я в недоумении осмотрел зиявшее пространство на
полке. - Ах да. Я подарил ее. Подарил Джулиан Баффин.
     - Ах, Брэдли, ну как ты мог? Она же моя, моя! -  воскликнула  Присцилла
со стоном, и слезы снова побежали у нее из глаз. Она стала  слепо  шарить  у
себя в сумке, ища носовой платок.
     Я вспомнил, что формально она была права. Я подарил ее много лет  назад
Присцилле ко дню рождения, но потом как-то нашел эту прелестную вещицу у нее
в ящике комода и забрал себе.
     - Ах ты Боже мой!
     Я почувствовал, что краснею - в полном согласии с описанием Рейчел.
     - Ты даже не смог ее для меня сохранить.
     - Я верну ее.
     - Я ведь отдала ее тебе, потому что думала, я  всегда  смогу  ее  здесь
навестить. Здесь для нее была подходящая обстановка.
     - Мне ужасно жаль, Присцилла.
     - Я потеряла и никогда не верну свои драгоценности, а теперь вот и  она
пропала, моя дорогая, последняя...
     - Прошу тебя, Присцилла, я же сказал...
     - Ты отдал ее этой противной девчонке.
     - Она попросила. Не беспокойся, пожалуйста, я ее верну. А  тебе  сейчас
лучше лечь и отдохнуть.
     - Она же моя, ты сам мне ее подарил.
     - Да, да, - знаю, я ее верну, а теперь  успокойся,  пожалуйста.  Можешь
лечь в мою кровать.
     Присцилла поплелась в спальню. И сразу же забралась под одеяло.
     - Может быть, разденешься?
     - Какой смысл? Какой смысл вообще во всем? Лучше бы мне умереть.
     - Присцилла, не раскисай, возьми себя в руки. Я рад, что ты  вернулась.
А почему ты оттуда ушла?
     - Арнольд стал приставать ко мне.
     - Что?
     - Я его оттолкнула, и он обозлился. Должно быть, он рассказал  об  этом
Кристиан. И они там внизу целый день смеялись, смеялись без конца.  Наверно,
они надо мной смеялись.
     - Вряд ли. Просто им было весело.
     - Ну а я не могла этого слышать. Не могла.
     - Арнольд был там днем?
     - А как же. Он вернулся сразу после твоего ухода и  пробыл  почти  весь
день, они приготовили большой обед, я  чувствовала  запахи,  мне  ничего  не
хотелось, я только слышала, как они все время смеялись, смеялись без  конца.
Я им была не нужна, они на целый день оставили меня одну.
     - Бедная Присцилла.
     - Я его не выношу. И ее тоже. Я им там нисколько не нужна, им  до  меня
дела нет, и вовсе они обо мне не заботятся, для них это просто игра,  просто
шутка.
     - Вот тут ты права.
     - Они пользуются мною в своей игре, добиваются чего хотят и рады. Я  их
ненавижу. Я чувствую себя наполовину мертвой.  Как  будто  я  где-то  внутри
истекаю кровью. Как ты думаешь, я не схожу с ума?
     - Да нет же.
     - Она говорила, что должен прийти доктор, но никакой доктор не  пришел.
Я чувствую себя ужасно, у меня, наверно, рак. Все меня  презирают,  все  все
обо мне знают. Брэдли, ты не мог бы позвонить Роджеру?
     - Нет, нет, прошу тебя...
     - Я все равно должна буду  к  нему  вернуться.  Дома  я  смогу  вызвать
доктора Мейси. Или же мне лучше убить себя. Да, я думаю, я убью себя.  Никто
и внимания не обратит.
     - Присцилла, разденься толком. Или встань и причешись как следует. Я не
могу видеть, как ты лежишь в постели одетая.
     - Господи, какая разница? Какая разница?
     Снова зазвонили у входной двери. Я побежал открывать. На  пороге  стоял
Фрэнсис Марло, с умильным раболепием щуря свои медвежьи глазки.
     - Брэд, прошу меня великодушно простить, я...
     - Входите, - сказал я. - Вы предлагали свои услуги  по  уходу  за  моей
сестрой. Так вот, она здесь, и вы наняты.
     - Правда? Чудненько, чудненько.
     - Можете идти и приступать к своим обязанностям. Она  там.  Найдется  у
вас для нее какое-нибудь успокоительное?
     - Я всегда ношу при себе...
     - Ну и отлично. Ступайте. - Я поднял телефонную трубку и набрал  номер.
- Алло, Рейчел?
     - О... Брэдли.
     По ее голосу я сразу понял, что  она  одна.  Женщины  умеют  так  много
передать одним тоном, каким они произносят ваше имя.
     - Рейчел! Спасибо за ваше милое письмо.
     - Брэдли... могу я вас увидеть... скоро... прямо сейчас?..
     - Рейчел, послушайте меня. Присцилла вернулась, и здесь Фрэнсис  Марло.
Слушайте. Я подарил Джулиан буйвола, на котором сидит дама.
     - Что?
     - Такую бронзовую фигурку.
     - А-а. Подарили Джулиан?
     - Да. Она попросила, когда была здесь, помните?
     - Ах да.
     - Так вот, это на самом деле Присциллина фигурка, только я забыл, и она
хочет ее обратно. Вы не могли бы взять ее у Джулиан  и  привезти  сюда,  или
пусть она привезет. Передайте ей мои извинения...
     - Ее нет дома, но я поищу. И сразу же привезу.
     - Здесь полно народу. Мы не будем...
     - Да, да. Сейчас приеду.

     - Он спилил мою магнолию, - жаловалась Присцилла.  -  Она,  видите  ли,
затеняла клумбу. Сад у него всегда был - "мой сад", дом -  "мой  дом".  Даже
кухня и та была - "моя кухня". Я отдала этому человеку всю мою жизнь. У меня
нет ничего, ничего!
     - Удел человеческий мрачен и дик, - бормотал в ответ Фрэнсис. - Мы  все
- демоны друг для друга. Да. Демоны. - Вид у  него  был  довольный,  красные
губы поджаты, медвежьи глазки поглядывали на меня скромно и удовлетворенно.
     - Присцилла, позволь я расчешу тебе волосы.
     - Нет, не дотрагивайтесь до меня,  я  чувствую  себя  прокаженной,  мне
кажется, я заживо гнию, я уверена, что от меня пахнет...
     - Присцилла, сними, пожалуйста, юбку, она, вероятно, ужасно смялась.
     - Ну и что, какое это все имеет значение? О, я так несчастна.
     - Давай, по крайней мере, снимем туфли.
     - Мрачен и дик. Мрачен и дик. Демоны. Демоны. Да.
     - Присцилла,  перестань  так  напрягаться.  Ты  вся  деревянная,  точно
неживая.
     - А мне и незачем быть живой.
     - Ну хоть попробуй лечь поудобнее!
     - Я отдала ему всю жизнь. Больше у меня нет  ничего.  Ничего.  Что  еще
остается женщине?
     - Ужасно и напрасно. Напрасно и ужасно.
     - О, мне так страшно...
     - Присцилла, тебе совершенно нечего бояться. О  Господи,  как  ты  меня
мучаешь!
     - Страшно.
     - Прошу тебя, сними туфли.
     У дверей снова зазвонили. Я открыл дверь, увидел Рейчел и уже готов был
сокрушенно развести перед ней руками, как вдруг  заметил  у  нее  за  спиной
Джулиан.
     Рейчел была одета в светло-зеленый,  похожий  на  офицерский  макинтош.
Руки она держала в карманах, а лицо ее, обращенное ко мне,  выражало  тайный
восторг. Одного взгляда, которым мы обменялись в первое же  мгновение,  было
достаточно, чтобы почувствовать, как  далеко  мы  успели  зайти  со  времени
последнего свидания. Обычно люди  не  слишком  всматриваются  в  глаза  друг
другу. Я испытал приятное потрясение. Джулиан  была  в  бежевом  вельветовом
жакете и брюках, на шее - газовый индийский шарф, коричневый с золотом.  Вид
был шикарный, но при этом лицо ее и  весь  облик  выражали  застенчивость  и
скромность, она словно говорила: "Я  знаю,  я  здесь  самая  младшая,  самая
незначительная и неопытная, но я сделаю все,  чтобы  быть  вам  полезной,  и
спасибо вам большое за то, что вы вообще обращаете на  меня  внимание".  Все
это, разумеется, одна поза. В действительности молодые люди  самодовольны  и
совершенно безжалостны. В руках она держала женщину  на  буйволе  и  большой
букет ирисов.
     Рейчел поспешила объяснить:
     - Джулиан как раз вернулась домой и непременно  захотела  привезти  вам
эту вещицу сама.
     Джулиан сказала:
     - Я так рада, что могу вернуть ее Присцилле. Конечно, раз это ее,  надо
ей тут же отдать. И я очень надеюсь, что это ее немного ободрит и обрадует.
     Я пригласил их войти и провел  в  спальню,  где  Присцилла  по-прежнему
жаловалась Фрэнсису:
     - Он не имея ни малейшего представления  о  равенстве,  мужчины  вообще
этого не понимают, они презирают женщин... Мужчины ужасны, ужасны...
     - Присцилла, к тебе гости.
     Присцилла сидела в  кровати,  обложенная"  высоко  взбитыми  подушками,
из-под одеяла выглядывали носки туфель. Глаза у нее покраснели и заплыли  от
слез, рот был скорбно растянут, точно щель почтового ящика.
     Джулиан вышла вперед и села на край кровати. Она  почтительно  положила
ирисы на одеяло под бок Присцилле и, словно забавляя ребенка, стала  двигать
к ней по одеялу бронзового буйвола.  Фигурка  ткнулась  Присцилле  в  грудь.
Присцилла не поняла, что это,  и  с  испугом  и  отвращением  вскрикнула.  А
Джулиан тем временем вздумала ее поцеловать и, подавшись вперед,  потянулась
губами к ее щеке. Слышно было, как они стукнулись подбородками.
     Я сказал мягко:
     - Посмотри, Присцилла, вот твоя женщина на буйг воле. Вернулась к тебе,
видишь?
     Джулиан  успела  ретироваться  к  изножью  кровати.  Она  смотрела   на
Присциллу с  мучительной,  все  еще  несколько  застенчивой  жалостью,  чуть
приоткрыв губы и, словно в  молитве,  сложив  ладони.  Казалось,  она  молит
Присциллу о прощении за то,  что  она  молода,  хороша  собой,  чиста  и  не
испорчена и перед нею - долгое будущее,  а  Присцилла  стара,  безобразна  и
грешна и будущего у нее нет. Контраст между ними был пронзителен, как спазм.
     Я ощутил эту боль, я разделил муку сестры. Я сказал:
     - И смотри, что за чудесные цветы тебе принесли,  Присцилла.  Какая  ты
счастливица!
     Присцилла сердито прошептала:
     - Я не маленькая. Нечего вам всем так... меня  жалеть.  И  смотреть  на
меня так. И так со мной обращаться, как будто... как будто...
     Она нашарила на одеяле бронзовую фигурку, я думал, она хочет  подержать
ее. Но вместо этого она с размаху швырнула ее через всю  комнату  об  стену.
Слезы снова градом полились у нее из глаз, она  зарылась  лицом  в  подушку.
Ирисы упали на пол. Фрэнсис подобрал женщину на буйволе и, улыбаясь, спрятал
в ладонях. Я сделал знак Рейчел и Джулиан, и мы вышли из спальни.
     В гостиной Джулиан сказала:
     - Мне так ужасно жаль.
     - Ты не виновата, - ответил я ей.
     - Как это, должно быть, жутко, когда ты... вот такая.
     - Ты не можешь понять, каково это, когда ты вот такая, -  сказал  я.  -
Так что и не пытайся.
     - Мне ужасно жаль ее.
     - Беги-ка теперь по своим делам, - сказала Рейчел.
     - Мне... мне бы хотелось, - нерешительно  проговорила  Джулиан,  -  ну,
ладно. - Она пошла к двери, но обернулась.  -  Брэдли,  можно  тебя  на  два
слова? Проводи меня до угла, ладно? Я тебя не задержу.
     Я по-заговорщически махнул Рейчел и вышел вслед за  девушкой  из  дому.
Она,  не  оглядываясь,  самоуверенно  прошла  через  двор  и   свернула   на
Шарлотт-стрит. Ярко светило холодное солнце, и я вдруг почувствовал  большое
облегчение, очутившись на улице в толпе  спешащих,  незнакомых,  равнодушных
людей, под ясными синими небесами.
     Мы прошли несколько шагов и  остановились  перед  оранжевой  телефонной
будкой. Джулиан снова стала оживленной и по-мальчишески задорной.  Она  тоже
явно испытывала облегчение. Над нею, сзади, высилась  башня  Почтамта;  и  я
словно сам был в этой вышине - так отчетливо, так близко мне видны были  все
ее сверкающие металлические части. Я чувствовал себя высоким и прямым  -  до
того хорошо было вдруг вырваться из дома,  прочь  от  Присциллинных  красных
глаз и тусклых волос и очутиться  на  минуту  рядом  с  кем-то,  кто  молод,
красив, не испорчен и не растрачен, с кем-то, у кого есть будущее.
     Джулиан озабоченно сказала:
     - Брэдли, мне очень жаль, что у меня это так плохо получилось.
     - Это ни у кого бы  хорошо  не  получилось.  Настоящее  страдание  само
отрезает к себе все дороги.
     - Как ты замечательно сказал! Но святой человек мог бы ее утешить.
     - Святых нет, Джулиан. Да ты и молода еще думать о святости.
     - Я знаю, мне так по-идиотски мало лет. О Господи, старость так ужасна,
бедная,  бедная  Присцилла.  Послушай,  Брэдли,   я   только   хотела   тебя
поблагодарить за то письмо. Такого замечательного письма мне  еще  не  писал
никто.
     - Какое письмо?
     - Ну, то письмо. Об искусстве. Об искусстве и правде. - А-а, ну да.
     - Я считаю тебя моим учителем.
     - Очень любезно с твоей стороны, но...
     - И прошу тебя  составить  мне  список  литературы  для  чтения.  Более
полный.
     - Спасибо, что принесла назад женщину на буйволе. Надо будет дать  тебе
что-нибудь взамен.
     - Правда? Ах, пожалуйста! Что-нибудь, какую-нибудь  маленькую  вещичку.
Мне бы  так  хотелось  иметь  от  тебя  память,  меня  бы  это  вдохновляло,
какую-нибудь вещь, которая у тебя давно,  которую  ты  много  раз  держал  в
руках.
     Я был тронут.
     - Я поищу, - сказал я. - А теперь мне, пожалуй...
     - Брэдли, погоди немного. Мы с тобой совершенно  не  разговариваем.  Ну
да, я понимаю, сейчас нельзя, но давай встретимся как-нибудь  на  днях,  мне
нужно поговорить с тобой о "Гамлете".
     - О "Гамлете"? Ах да, но...
     - Мне надо подготовить его к  экзамену.  И  потом,  знаешь,  Брэдли,  я
совершенно согласна с тем, что ты написал в своей рецензии на папину книгу.
     - Где ты видела мою рецензию?
     - Я заметила, когда мама прятала ее с таким таинственным видом...
     - Не очень-то честно с твоей стороны...
     - Знаю. Я никогда не  стану  святой,  даже  если  доживу  до  такой  же
старости, как твоя сестра. Но я считаю, что папа должен раз в жизни услышать
о себе правду, у  всех  привычка  расхваливать  его,  не  думая,  знаешь,  -
известный писатель, явление в литературе, никому  и  в  голову  не  приходит
оценить его творчество критически, получается прямо заговор...
     - Я знаю. Но все равно я ее не напечатаю.
     - Почему? Он должен знать правду о себе. Каждый  должен  знать  о  себе
правду.
     - Так думают молодые.
     - И потом еще насчет Кристиан; папа говорит, что занимается ею в  твоих
интересах.
     - Что?
     - Что он там делает, я не знаю, но, по-моему, тебе надо пойти к нему  и
все выяснить. И я бы на твоем месте уехала, как вот ты говорил тогда.  Может
быть, я могла бы навестить  тебя  в  Италии,  вот  чудесно  было  бы!  А  за
Присциллой присмотрит Фрэнсис Марло, он мне понравился. Послушай, по-твоему,
Присцилла вернется к мужу? Я бы скорее умерла на ее месте.
     Столько ясности одним махом -  это  было  довольно  трудно  воспринять.
Молодежь всегда так прямолинейна. Я ответил:
     - На последний твой вопрос могу ответить, что не  знаю.  И  спасибо  за
соображения, которые ему предшествовали.
     - Мне ужасно нравится, как ты говоришь, ты всегда так точен, не то  что
папа. Он живет в розовом тумане, а вокруг Иисус, и Мария, и Будда, и Шива, и
Король-рыболов  {Персонаж  мистических  романов  позднего  средневековья   о
рыцарях короля Артура и священном  Граале.}  водят  хороводы  в  современных
костюмах.
     Это было так похоже на Арнольдовы книги, что я засмеялся.
     - Я благодарен тебе за советы, Джулиан.
     - Я считаю тебя своим звездочетом.
     - И спасибо, что ты держишься со мной как с равным.
     Она заглянула мне в глаза, вероятно, опасаясь подвоха.
     - Брэдли, мы ведь будем друзьями, да? Настоящими друзьями?
     - Что должен был означать воздушный шар? - спросил я.
     - Да просто так, небольшая демонстрация.
     - Я пытался его поймать.
     - Честное слово?
     - Но он улетел.
     - Ну и хорошо, что он пропал. Он для меня много значил.
     - Жертвоприношение богам?
     - Да. Откуда ты узнал?
     - Тебе подарил его мистер Беллинг?
     - Но откуда же ты...
     - Я ведь твой звездочет.
     - Мне правда был очень дорог этот  шарик.  Иногда,  конечно,  подмывало
отпустить его, но я и не думала тогда, что перережу веревку.
     - Пока не увидела в саду мать?
     - Пока не увидела в саду тебя.
     - Ну хорошо,  Джулиан,  теперь  я  должен  отпустить  тебя,  перерезать
веревку, твоя мама ждет меня.
     - Когда же мы поговорим о "Гамлете"?
     - Я позвоню.
     - Не забывай, что ты мой гуру.
     Я пошел обратно. В гостиной Рейчел  поднялась  мне  навстречу  и  одним
рассчитанным порывом сжала меня в объятиях. Мы закачались, едва не рухнув на
пол,  где  валялся  сброшенный  ею  макинтош,   и   наконец   опустились   в
"хартборновское" кресло. Рейчел пыталась протолкнуть меня коленом в  глубину
кресла, но я сидел, вытянув ноги, на самом краю и  держал  ее  перед  собой,
точно большую куклу.
     - О Рейчел, не надо никаких осложнений.
     - Вы обсчитали меня на столько минут! Называйте как хотите, но  мы  все
равно уже переступили грань. Звонила Кристиан.
     - Насчет Присциллы?
     - Да. Я сказала, что Присцилла останется здесь. А она сказала...
     - Ничего не хочу слышать.
     - Брэдли, я должна вам рассказать одну вещь, чтобы вы могли как следует
подумать. Я поняла это уже после того, как написала вам письмо. Меня  больше
не мучает то, что происходит  у  Арнольда  с  Кристиан,  слышите?  Я  словно
освободилась. Вы понимаете, Брэдли? Понимаете, что это значит?
     - Рейчел, я не хочу никаких осложнений. Я  должен  работать,  я  должен
быть один, я собираюсь писать книгу, этого мгновения я ждал всю жизнь...
     - Господи, у вас сейчас такой брэдлианский вид, что я готова заплакать.
Мы оба не молоды и оба не дураки. Никаких осложнений не  будет,  кроме  тех,
которые исходят от Арнольда. Просто родился новый мир,  который  принадлежит
вам и мне. У нас теперь всегда будет прибежище. Мне нужна любовь, мне  нужны
люди, которых я могла бы любить, мне нужны вы, чтобы  я  могла  любить  вас.
Конечно, я хочу, чтобы и вы любили меня, но даже это не так уж важно, а  что
мы будем делать, и вовсе не имеет значения. Просто держать вас за руку - как
это чудесно, кровь начинает быстрее бежать у меня  по  жилам.  Наконец-то  у
меня в жизни что-то происходит,  наконец-то  я  живу,  двигаюсь,  изменяюсь,
подумать только, как много успело  всего  произойти  со  вчерашнего  дня.  Я
столько лет была как мертвая, я была несчастной и ужасно  скрытной.  Думала,
сохраню верность ему до конца моих дней, и, конечно, так и будет, конечно, я
люблю его, это само собой. Но, любя его, я была словно в каком-то  ящике,  и
теперь я из этого ящика выбралась. Знаете что, мне  кажется,  мы  совершенно
случайно открыли секрет полнейшего счастья. Вероятно, вообще невозможно быть
счастливым до сорока лет. Вот  увидите,  никакой  драмы  не  получится.  Все
останется по-прежнему, кроме с