.С. Родионова "Первое
полное  собрание сочинений  Толстого". Отыскиваю упоминание об  интересующем
меня свидании,  где  сказано, что  "Ленин  одобрил  предположение об издании
полного собрания сочинений Толстого, с тем, чтобы было напечатано решительно
все,  написанное   Толстым..."   Составители   "Биохроники"   Ленина   слово
"решительно" опустили.  Любопытно бы знать  почему?  Какие-то сомнения у них
были? Ну  а сам Николай  Сергеевич приводит какое-нибудь подтверждение своим
словам?  Да! В конце цитируемого абзаца он пишет:  "Об этом свидетельствовал
присутствовавший при разговоре Ленина с Чертковым В.Д. Бонч-Бруевич в статье
"Ленин и культура".  В этом  статье  автор отмечает, что Владимир  Ильич сам
лично  вырабатывает  программу  издания  полного   собрания  сочинений  Л.Н.
Толстого"  ("Литературная  газета",  No  4,  21  января  1940 года).  Иду  в
Историческую  библиотеку,  выписываю   "Литературку"  за  1940  год.  Статья
Бонч-Бруевича имеется, но в ней фигурирует только утверждение, что "Владимир
Ильич  сам  лично  вырабатывает  программу..."  А о директиве  Ленина, чтобы
печатать  все  - ни слова. Да и присутствовал  ли Бонч-Бруевич при разговоре
Ленина с Чертковым? Почему об этом не упомянуто в "Биохронике", где отмечено
даже, что  беседа началась в 10 час. 45 мин.? Бонч-Бруевича уже нет в живых,
а кто станет проверять указанную ссылку?
     Рискованный  шаг!  Но  на  дворе  уже  1958 год  и научным  сотрудникам
Института Маркса-Энгельса-Ленина, видимо, лень отыскивать "Литературку" 1940
года.
     Ну а в своих устных переговорах с ЦК в 30-е годы Николай Сергеевич тоже
ссылался на  свидетельство Бонч-Бруевича?  Не  исключено!  По этому  поводу,
возможно, имелось согласие самого Бонч-Бруевича.  Ныне не всем известно, что
сотрудник ленинской  "Искры"  и управделами  Совнаркома  был специалистом по
Толстому,  инициатором  создания  Толстовского музея, а  в 1935  году -  его
директором.
     В качестве члена Госредкомиссии он отрецензировал и обработал  69 томов
Полного  собрания  сочинений  Толстого.  Ради  Льва  Николаевича  он  мог  и
"слукавить".  (Как  он доподлинно сделал,  подробно  описав в  40-ые годы, в
"Правде"  посещение Лениным дома Толстого в Хамовниках... которого не было -
это определенно установили сотрудники Толстовского музея).
     В  подробных "Воспоминаниях о Ленине" Бонч-Бруевича, где говорится  и о
поддержке  Лениным  Толстовского издания,  нет ни  слова  о  его  встрече  с
Чертковым.  Сам Чертков  в "Справке  о юбилейном издании собрания  сочинений
Л.Н.  Толстого  и  участии  Черткова в нем",  перечисляя  в  хронологическом
порядке  и  заседание  редколлегии  Госиздата  1919  года,  и  возобновление
прерванных было переговоров с ним в 1924 году, даже не упоминает о встрече с
Лениным в 1920 году (архив Черткова в РГАЛИ). И это вполне естественно, если
на встрече обсуждался только вопрос об отказниках.
     Итак, есть довольно  серьезные  основания  предполагать, что во  второй
половине  30-х  годов, "пробивая" в ЦК продолжение  издания Полного собрания
сочинений Толстого, Николай Сергеевич, - ссылаясь на Ленина, -  так сказать,
"блефовал"! Если вспомнить,  что это  были за  годы,  можно подивиться такой
дерзости и бесстрашию.
     ...Но вернемся  к текущим делам Редакции.  Радость  после  разговора  с
Поспеловым  постепенно  блекнет.  "Твердая  почва"  -  это  хорошо, но нужны
деньги, зарплату платить, по-прежнему,  нечем. Лозовский денег не переводит.
Николай Сергеевич опять звонит в ЦК  - то Кузнецову,  то Белякову. Те звонят
Лозовскому  -  безрезультатно.   Обещанное  Поспеловым   "оформление"   явно
задерживается -  не иначе, как  Лозовский где-то нажимает  на  свои пружины.
"Скупой  мужчина,  -   говорит  о  нем   Кузнецов,  шутливо  утешая  Николая
Сергеевича. - Потерпите  немного. На днях будет оформлен ваш вопрос и тогда,
не беспокойтесь -  Лозовский  выплатит  все. Я  за  этим  прослежу.  Дело не
прекращайте. Дело не должно страдать".
     Хорошо ему  советовать. А каково редакторам и сотрудникам без зарплаты?
Люди все  больше немолодые,  семейные. А  что, если там  "наверху" Лозовский
разыграл  еще какую-нибудь карту, включил иные, более мощные силы?  И вместо
извещения о переводе денег придет опять, как 18 лет назад, вызов на Лубянку.
Или ночью раздастся  настойчивый  звонок  в  дверь. Ведь  говорят: "если нет
человека, то нет и проблемы". Тревожно! Очень тревожно!..
     ...Закончился  апрель, миновал май. Организм заявил свой протест против
непрерывного нервного напряжения  -  в  конце  мая Николай  Сергеевич тяжело
проболел целых десять дней: температура 39.5, все мышцы болят...
     Наталья Ульриховна с детьми переехала на лето в деревню, в милые сердцу
Горки. Николай Сергеевич уехать  из Москвы  не  решается - что-то  должно же
произойти... Пытается  работать. С трудом  закончил примечания  к очередному
тому.  По  вечерам,  в  грустном  одиночестве  занимается  разбором  большой
коллекции старинных восточных монет (осталась от  отца?). Продажа их в музей
- последний материальный резерв семьи.
     И  вдруг...  совсем было  улетевшая надежда возвращается.  9-го  июня в
хронике  дня  -  сообщение  о  назначении  Лозовского  заместителем  наркома
иностранных дел. Директором Гослитиздата назначен некий П.И. Чагин.
     14  июня звонит из ЦК Беляков и сообщает, что  вопрос об Издании должен
быть "оформлен" в тот  же день. Просит позвонить в  час. Начиная с  часу дня
Николай Сергеевич  звонит каждые 10 минут.  Белякова нет на месте... К концу
дня выясняется, что оформление отложено "на несколько дней". Ждать в  Москве
больше нет сил. Николай Сергеевич на неделю уезжает в Горки.
     Из дневника Н.С. 27 июня 1939 г.
     "25-го вернулся  из  Горок.  26-го  пошел к новому  директору  ГЛИ тов.
Чагину П.И. Встретил человеческий и товарищеский прием, о многом поговорили.
Просил к 28-му подготовить докладную записку о состоянии томов. Оттуда пошел
к  Вл. Дм.  [Бонч-Бруевичу] -  его вызывали в ЦК  по нашему  делу... Большое
напряжение  от  большого  ожидания.  Что-то  будет.  Уверен,  что  хорошо  и
правильно..."
     9 июля  снова у Чагина. Решения вышестоящих инстанций еще нет, но Чагин
согласен  перевести  10  тысяч  рублей.  Советует  спокойно  ехать  в Горки,
отдыхать.  На днях он  и  Бонч-Бруевич  будут  вызваны  в ЦК  -  опять  "для
оформления нашего дела". 16 июля Николай Сергеевич взял отпуск и уехал.
     Из дневника Н.С. 30 июля 1939 г.
     "...За это время прочитал  Петра I-го А. Толстого.  Очень сильно, много
исторического материала,  роман-хроника.  С художественной стороны  сильнее,
несомненно, вторая  часть. Очень  верно  передает эпоху, хотя мрачные краски
сгущены. В  общем,  очень  хорошо.  Потом  читал  Гете  "Страдания  молодого
"Вертера".  Не захватывает. То  ли  от возраста,  то ли  от того, что  живем
совсем  в  другую  эпоху. Последнее  вернее. Уж  очень  далеко  мы  ушли  от
романтизма, от  субъективных личных  переживаний.  Личная  жизнь вне связи с
окружающей средой уже мало захватывает. То  же  можно сказать о Достоевском.
Не хочется  сейчас  за него браться.  Хочется видеть не  одного человека  со
всеми  его, хотя бы и очень большими, но его  личными переживаниями, а людей
вкупе и человека в связи с другими людьми - в обществе..."
     ...21  августа  снова  был  в  Гослитиздате.  Все  по-старому, никакого
решения  нет (начальство,  видимо,  отдыхает). 29 августа звонок от Чагина -
вызывает в Дирекцию и вручает постановление СНК  о Толстовском издании от 27
августа 1939  г.  Оформили  таки, наконец, - не прошло  и 3-х месяцев  после
звонка Белякова, что будет оформлено в тот  же  день. (А чего стоили эти 2.5
месяца!)
     В постановлении Совнаркома, в частности, записано:
     "...Принимая во внимание, что в Полное собрание сочинений Л.Н. Толстого
должно входить то, что написано самим Толстым, а различного рода комментарии
могут быть напечатаны лишь в  такой мере, в какой они безусловно  необходимы
для   понимания    соответствующего   текста,   предложить   Государственной
Редакционной Комиссии:
     1. Ограничить объем комментариев к  тексту Л.Н. Толстого  не более, чем
25 процентами  общего количества  листов  в подлежащих  еще изданию томах  и
свести   комментарии  к   самым   необходимым   и  кратким   фактическим   и
биографическим справкам, используя при составлении комментариев марксистскую
литературу.
     2. Заново просмотреть все тома  сочинений Л.Н. Толстого, подготовленные
к печати (как находящиеся в производстве, так и в портфеле Гослитиздата)".
     СНК предлагает  Гослитиздату заключить с  Редакторским комитетом  новый
договор.
     ...Конечно,  жаль  комментариев  и примечаний. Работа по  их сокращению
предстоит  гигантская. Да и  делать ее придется, в основном,  самому Николаю
Сергеевичу  (ведь  он отвечает за издание перед  Чертковым  и Толстым).  Но,
слава  Богу,  хоть нет ничего об  урезывании  текстов  Толстого.  "Ленинское
указание", по-прежнему, в силе. Новый договор с ГЛИ заключен 7  октября 1939
года  и,  как  пишет  Николай  Сергеевич  в  своей  статье  58-го  года:  "С
соблюдением  основных  положений первого договора от 2  апреля  1928 года  и
новых указаний в отношении комментариев".
     В постановлении СНК  есть,  разумеется, и "оргвыводы". Главная Редакция
Издания перестает существовать как независимая единица, а переводится в ГЛИ,
правда, на правах  специального отдела. Назначен  новый состав Редакционного
комитета:  Н.К.  Гудзий,  Н.Н.  Гусев,  Н.Л.  Мещеряков,  М.М. Корнев,  Н.К.
Пиксанов, М.А.  Цявловский и Н.С.  Родионов.  На совместном заседании  ГРК и
Редакционного   комитета   председателем   последнего    избран   Мещеряков,
ответственным секретарем - Родионов.
     Из  состава   Госредкомиссии  выведен  Бонч-Бруевич,  а  на  его  место
включен... все тот же Лозовский. Это - большая "ложка дегтя". Отставка Бонча
- расплата за  его защиту  Издания. А может быть и за... нет, - это  было бы
куда покруче, чем отставка. А Лозовский, Бог даст, не будет иметь времени уж
слишком  мешать делу.  В целом, Николай Сергеевич  доволен. 30-го августа он
записывает  в  дневнике:  "В  общем  укрепляется  наше  дело,  ему придается
значение и поднимается его авторитет. Всем  разговорам о "частной  компании"
положен конец".
     Следующая  запись  (9  сентября)  о  новом  председателе  Редакционного
комитета: "Мещеряков добивается ликвидации  Главной  редакции  и  сохранения
только одного платного сотрудника... очень узок, только бы разрушать. Ничего
не понимает, вероятно от старости".
     Из дневника Н.С. 30 сентября 1939 г.
     "...14-го  были  в  Лефортово  Чагин  и  Мещеряков.  Думают,  что  надо
переезжать  в  Гослитиздат,  а  Лефортово ликвидировать... 29-го  с  тяжелым
чувством  разорял  собственноручно  мою комнату, написал от имени Чагина сам
себе письмо о переселении... 1-го октября вечером намечается переезд.
     За это время написал большой протокол комиссии  об изменении Инструкции
и  набросал тезисы о  сокращении  комментариев. Все очень  грустно. Но  надо
спасать дело и  работать.  Надеюсь  на успех  и никакого  краха не вижу.  Во
всяком случае совесть чиста и правота  на нашей стороне: и принципиально,  и
по делу".
     ...Прошло более  месяца.  Николай Сергеевич  воспрянул духом.  В голове
роятся новые творческие планы.

     Из дневника Н.С. 10 и 13 ноября 1939 г.
     "Второй раз перечитываю  чудесные варианты "Войны и мира" (13-й том) по
новой орфографии...  Особенно  врезались в  память варианты:  смерть старого
Безухова, Наташа купается с девками (похоже, что он выпущен  не  без влияния
С.А.), эпизод Тушина и Белкина, их  разговоры и вся фигура Белкина, избиение
Анатоля Пьером...
     ...Неотвязно  преследует мысль  о  драматической форме "Войны  и  мира"
путем отбора из канонического текста и вариантов сценических сюжетов. Связав
их в одно целое, проникнутое одной  идеей  и единством действия -  динамика,
развитие характеров, общественных  идей и  патриотизма. На  основе характера
Пьера  и  контраста  его  и  князя  Андрея.  Старики:  Ростов (непременно  с
вариантом  его  припадка  из-за  Наташи  и  Пьера)   и  князь  Болконский  с
управляющим,  доктором,  Анатолем.   Смерти:  Безухова,  Андрея,  Каратаева.
Наташа:  разговоры  на купальне. Князь Андрей с  дубом  и Пьер на пароме - в
одно целое.  Кутузов,  Багратион,  Шенгробен  - Бородино,  война. Пьер  бьет
Анатоля у цыган. Цыгане - веселье. Капитан Тушин и Белкин под Шенгробеном...
     Идеи Пьера после масонов, в деревне и из эпилога. Эпилог, как переход к
декабристам, его разговоры в первой части о Революции (с аббатом на вечере у
Аннет) и многое другое.
     К удивлению своему, чувствую в себе силы...  Очень  интересно. Хотелось
бы больше жизни, чтобы образы "Войны и мира" чаще бы и большему бы кругу лиц
служили путеводной звездой..."
     Любопытно, что идея Николая Сергеевича о драматической версии  "Войны и
мира"   с  использованием  вариантов  нашла  горячее  сочувствие  у  Алексея
Толстого, но вызвала сомнение у  Цявловского  - он полагал, что соединение с
вариантами превратит целостное сочинение Толстого в мозаику...
     Из дневника Н.С. 14 ноября 1939 г.
     "А я думаю как раз обратное: очень даже можно...
     Варианты  в "Войне и  мире"  еще  имеют  то значение,  что близкие наши
друзья и знакомые - герои и персонажи по роману -  живут, думают и действуют
вне романа, в  самой жизни. Варианты пополняют образы, а не противоречат им.
А потому соединение, подведение  их (во времени) вполне возможно и законно -
это  не  будет нарушать единства, реальности и  совсем  не  будет  выглядеть
мозаикой.  Только  надо  следовать  не формальному признаку, а по  существу.
Нужно иметь чувство меры и художественное чутье, а главное - любовь".
     ...Рядом с творческим  воспарением  духа  идет суровая проза  жизни.  В
записях  21  и  27  ноября упоминаются отправки  в Баку  наложенным платежом
коллекций  монет. Кому  отправлены не указано  -  может быть музею, а  может
какому-то коллекционеру. Что поделаешь - жить-то надо... и дети растут.
     Конец  1939-го  и  начало  1940  года  посвящены,   как  пишет  Николай
Сергеевич: "тяжелой и неблагодарной работе по  сокращению примечаний к  48 и
49 томам..." И  добавляет: "Тяжкое время  мы переживаем.  Испытание, которое
надо с честью выдержать и не пасть духом".
     Из дневника Н.С. 14 апреля 1940 г.
     "Все  думаю о том, что  у каждого своя задача - свой  талант. У меня  -
стремление облегчать людям их жизненный путь. Это не от гордости я говорю, а
от  искреннего  чувства,  искреннего перед самим собой.  И  никому никогда я
этого  сказать не могу и не скажу. Понимаю сладость  любви  -  только от нее
получаешь удовлетворение и видишь смысл своего существования. Когда поможешь
только или что бы то ни  было облегчишь  другому,  только  тогда и легко,  и
весело. Это  мне близко и моя  сфера. Любить людей,  служить  людям, бодрить
людей - как легко, радостно и как это просто".
     ...Между тем в Европе уже бушует вторая мировая война.
     Из дневника Н.С. 5 июня 1940 г.
     "А весь  мир  потрясается сейчас в борьбе, мир тонет на Западе в крови.
Разрушаются вековые устои, культурные очаги и ценности...  Бедный мой Сережа
- не в пору родился... Что то будет с ним дальше? Он серьезен и глубоко, как
и всегда, забирает, с мужеством и достоинством. Господи помоги!..
     Будем  и  мы  мужественно  идти вперед  без  оглядки  назад. Успеем еще
оглянуться, не мы, так другие. А сейчас, когда борьба -  некогда. Только  бы
сохранить твердость духа и чистоту побуждений.
     Во всяком  случае  им,  молодым поколениям, предстоит великое будущее в
деле строения нового общества, в деле строения великой, укрепившейся Родины.
Много работы впереди".


     Из дневника Н.С. 15 июня 1940 г.
     "Вчера в 10  часов  утра немцы без боя вступили  в Париж. Мировой пожар
разрастается...  Чему мы будем свидетелями и что переживем? Во всяком случае
старый мир кончен,  он погиб  вместе с теми разрушениями, которые производят
чудовищные,  античеловеческие орудия. Наступает новая  эра. У нас  на родине
она наступила  уже  23 года тому назад. А сейчас наступает новая эра во всем
мире. Будущие поколения увидят ее плоды...
     Сережа,  бедный,  с  натугой  держит  выпускные  экзамены.  Что-то  его
ожидает? Мучительно беспокойно за него".
     Из дневника Н.С. 23 июня 1940 г.
     "Очень тяжелое время  от мучительного безденежья. Мешает  жить,  мешает
работать... За это время кончил 84-й том. Имел неприятный разговор с неумным
Мещеряковым, который  доходит  до  того,  что поднимает  свою  руку  на Льва
Николаевича Толстого: "Зачем мы будем печатать все записные книжки Толстого.
Кому  они  интересны?  Надо  печатать   только  то,  что  интересно...  А  в
комментариях зачем  печатать годы рождения  и смерти яснополянских крестьян?
Кому  это  нужно?"  Я  отказался  вести  с  ним  спор  по  этому вопросу  по
телефону..."
     Из дневника Н.С. 11 октября 1941 г.
     "9-го октября проводили Сережу на призывной пункт на Малой Дмитровке. Я
успел передать ему дополнительно одеяло".
     ...29 октября. "Сегодня телеграмма из Ворошилова (на Дальнем  Востоке):
"Доехал  благополучно адрес  сообщу  Сережа".  Принесли  в 3  часа дня.  Мне
Талечка позвонила по телефону. Слава Богу, приехал,  будет спать  сегодня на
твердой почве, не в товарном вагоне. Ехал почти 20 суток".
     ...23 декабря. "С утра пришла телеграмма от Сережи, что его  перевели в
село Покровку, в пехоту. Как, отчего - непонятно. Беспокойно и волнительно".
     Из дневника Н.С. 31января 1941 г.
     "Сегодня  в  Архиве закончил сверку текста Дневника и  Записных  книжек
Льва Николаевича за 1889 год. Проработал в архиве (напряженно) 21 день, с 11
декабря. Очень хорошо  там себя чувствовал и отдыхал  от всякой московской и
домашней   сутолоки.   Какая   изумительная  сила  записей  Толстого,  какая
искренность!  Когда  видишь  его живой почерк, чувствуешь его живого гораздо
больше, чем по печати, и еще сильнее поражаешься его величию, его душевной и
интеллектуальной непрерывной  работе и той искренностью перед  самим  собой,
какая сквозит в каждой его записи".
     Из дневника Н.С. 3 марта 1941 г.
     "Все грустно и тяжело из-за той волнующей несправедливости по отношению
к  нашему  делу  -  изданию  Полного  собрания   сочинения  Толстого.  Самые
неприятные слухи. А работа за истекший год шла исключительно хорошо. Много и
добросовестно сделано. Но вот все  оказывается не так, кому-то не  нравится,
что мы хорошо работаем.
     Но  я все  же  не  отчаиваюсь, думаю и уверен, что вновь спасем большое
дело... Увидим".
     14 мая  от Сережи из  Покровки еще телеграмма: "Не пишите, уехал, ждите
сообщений". Как оказалось, его часть перебросили на Запад.
     Из дневника Н.С. 22 июня 1941 г.
     "Утром  по радио  - Война. Отечественная  война, как  правильно говорил
тов. Молотов.
     Все личное отодвинулось сразу  на второй, третий, десятый план... Стало
ясно,  очевидно  и реально, что жизнь только  в общем. Сразу  стало  легко и
бодро. Все тревоги куда-то ушли и стало неважно все то, что казалось важным.
А важно только одно:  Отечество в  опасности. И все  должны быть как  один и
единой волей, едиными усилиями победить врага  и защитить свою Родину. Так и
будет..."

     Глава 3. "Дневник ополченца"

     Хочу  сразу  предупредить,  что  в  рассказе  Николая Сергеевича о  его
пребывании в Народном ополчении читатель не найдет описания боевых эпизодов.
И не потому, что ополченцы не участвовали в сражениях - напротив. Эти наспех
организованные в начале  войны дивизии были брошены в самое пекло и, не имея
военной  подготовки, понесли  тяжелейшие потери. Дивизия,  в которой  служил
Николай Сергеевич свое боевое крещение получила  18  сентября 41-го года,  а
спустя  несколько недель в бою под  Боровском по