..."
     И  далее: "Но вот тот  же светлый  Император возвестил новую реформу  -
учреждение  Земства. Вот  Земство возникло, но недолго оно  устояло на своей
высоте.  Вскоре его  начали угнетать со всех сторон, урезывать  и  стеснять.
Подлым бюрократам стало досадно на Земство, что  благодаря ему простой народ
просыпается от своего векового сна.  И вот бюрократия  придумала  учреждение
Земских Начальников,  то  есть  таких  же, назначенных  властью  чиновников,
только под маской  Земства... Правительство дало им  такое громкое название,
чтобы  подорвать авторитет Земства.  Но это  не удалось руководителям  нашей
родины!  Народ  возненавидел  Земских Начальников, но авторитет  Земства  не
упал, а, наоборот, возвысился, так как нашлись  у нас на  Руси честные люди,
которые, невзирая ни на какие препятствия, стали  крепко на намеченном пути,
взялись  за  дело  горячо  и  мужественно  отстаивают  земские  крестьянские
интересы".
     ...В записи от 10 августа того же года гимназист Родионов  размышляет о
разных категориях людей:
     К первому  разряду он  относит  тех,  "у  которых нет  никакой духовной
жизни, они живут весело,  пьют, спят, едят и во всем уподобляются животным".
Ко второму - людей, "которые заботятся только о своих домашних делах, им нет
дела до того, что совершается вокруг них в государстве и во всем мире... они
не  сознают,  что все человечество  идет вперед, и чем  больше  будет людей,
заинтересованных общественной жизнью, тем будет лучше для них самих, так как
весь народ  будет  более  цивилизован и  потому гораздо более чувствителен к
нуждам своего ближнего..."
     "К третьему разряду я причисляю людей, которые руководят всем движением
вперед;  эти  люди живут именно так, как требовал  отче  наш Господь...  Они
стараются искоренить всю  неправду, приносящую вред родному народу. Конечно,
эти люди больше всех достойны уважения. Но надо заметить, что подобные  люди
чаще встречаются в обеспеченных классах. Чуть только они начнут беднеть, как
сейчас же забывают свою чистую, праведную идею и погружаются в мелкие дрязги
материального существования.
     Полное уважение  я  могу иметь только к тем людям, которые, несмотря ни
на какие  невзгоды,  продолжают стойко и  крепко держаться  своего  пути. Но
таких людей незначительное количество. Чтобы быть таким человеком надо много
характера. Подготовиться к чистой, честной жизни очень трудно...
     Неужели  я не сумею  себя перевоспитать и подготовить  к  моему  идеалу
настоящего гражданина?"
     Запись от 15 декабря 1907  года, озаглавленная "Почему я кадет" сделана
под  впечатлением  событий  1905  года,  манифеста  17 октября,  созыва  1-й
Государственной  Думы, ее  разгона  и  суда над депутатами (все это подробно
описано). Запись заканчивается так:
     "Первая Дума  дала первый  толчок  для  моего  развития, бросила первые
семена добра и правды  в блуждающую и  начинающую отчаиваться душу. Я твердо
уверен, что  не  только  на  одного меня она  произвела  такое  спасительное
действие. Быть может десятки, сотни людей она вывела на правильный путь. И в
этом ее  великая заслуга перед Русским Народом вообще и молодым поколением в
частности".
     Есть столь  же  подробная  запись 1908 года с горячим протестом  против
смертной казни. Хотя имя Толстого в  этой записи не  упомянуто, она сделана,
несомненно, под влиянием его взглядов, хорошо  известных просвещенной  части
русского общества, несмотря на запрет публикации поздних статей писателя.
     Интересна запись, сделанная  в  1910  году уже студентом  Университета,
озаглавленная "Несколько слов о нравственности".
     Утверждая,  что   нравственность  есть  проявление  души  человеческой,
Николай  Родионов развивает  своеобразное доказательство существования души,
как  некой  внутренней  силы,  постоянно  борющейся  с  низкими  инстинктами
человека. Заключительные строчки статьи звучат так:
     "Вот самое основание этой-то силы, которая не  позволяет человеку идти,
сообразуясь  только  со  своими  внешними  интересами,  не  позволяет  пасть
окончательно до степени животного и называют душою".
     В Университете  Николай Родионов изучает банковское  и кредитное дело с
целью  воспользоваться этими знаниями для  помощи крестьянам.  По  окончании
работает  в Дмитрове инспектором  банка по  мелкому кредиту, а затем целиком
переключается на работу в Кредитном Союзе кооператоров Московской  губернии.
Он разъезжает по деревням, организуя кооперативные товарищества, помогает им
в получении и оформлении кредита в Крестьянском банке,  приобретении на паях
сеялок,  жаток,   молотилок  и   другого   сельскохозяйственного  инвентаря,
налаживает сбыт продукции.
     В  1920 году Объединенный  Совет  кооперативов создает  Комитет  помощи
голодающим Поволжья, куда входит и Николай  Сергеевич. В начале февраля 1921
года кооперативное движение в России  молодая Советская  власть запрещает. В
конце  июля членов  Комитета  помощи  голодающим  арестовывают,  несмотря на
решение  X  съезда  РКП(б) о  переходе  к  НЭП'у  (в  марте)  и декрет  СНК,
разрешающий  потребительскую  кооперацию   (в  апреле).  Николай   Сергеевич
проводит  6 недель во  внутренней тюрьме на  Лубянке. Это пребывание едва не
закончилось  трагически.  Он  подхватил  инфекцию, проявившуюся образованием
нарыва под  черепом  около глаза.  К  счастью,  нарыв  прорвался,  а  у  его
сокамерника, заболевшего  тем же,  воспалительный процесс  перешел в гнойный
менингит, от которого тот умер.
     Выйдя  на  свободу  12  сентября,  Николай  Сергеевич снова  с  головой
окунается во вновь ожившую кооперативную деятельность.
     25  ноября  1921  года  в  помещении "Артель-союза"  собрались  деятели
сельскохозяйственной кооперации, чтобы  отметить  вторую  годовщину  со  дня
смерти  одного  из  зачинателей   кооперативного  движения  в   России  Г.Е.
Степанищева. Председательствовал на собрании Николай Сергеевич Родионов.
     После   вступительного  слова   О.В.  Затейщикова   о  прошлой   работе
кооперации,  ее  смерти  и  возрождении  кооперативного движения,  основного
доклада  П.В.  Всесвятского  о  деятельности  нового   Союза   кооператоров,
сообщения Н.М. Михеева о работе  Высшей крестьянской школы имени Степанищева
и оживленных  прений  с  заключительным словом выступил Николай Сергеевич. В
частности, он сказал (цитирую по дневнику):
     "...ночь проходит  и чувствуется рассвет, все три оратора  указывали на
него...
     Вера в  этот рассвет у  всех нас есть  -  вера в развитие  крестьянской
сельскохозяйственной кооперации.  За  эти  два  года  мы  присутствовали  на
похоронах нашего дела и казалось,  что то здание, которое мы с такой любовью
строили, вконец уничтожено, растаскано  по бревнышкам. Но вот прошло немного
времени и жизнь  взяла свое. Тот корень, на котором  держалось это  здание -
крестьянское трудовое хозяйство, не засох. Сквозь груды мусора и развалин он
дал  свежие  побеги,  молодые  ростки, и  наша  задача  дать  ему правильное
направление и верное русло.
     Сейчас  особенно   это  важно,  ибо   идет   новая   жизнь,  "атмосфера
искательства" чувствуется всеми, как сказал Николай Михайлович. Конечно, там
в  школе, в деревне она сильнее и ярче,  но и мы про нее не должны забывать.
Эта "атмосфера  искательства" есть  основная  черта русского  народа.  Павел
Васильевич  отметил  другую  черту -  потребность в  добровольном  единении.
Позвольте   мне   отметить  еще   и   третью  характерную   черту   русского
земледельческого народа - долготерпение.
     Из   соединения   этих   трех  элементов:  искательства,   единения   и
долготерпения  создается  крепкое,  великое   здание,  которое  перенесет  и
переборет все невзгоды и ему ничего не страшно..."
     И далее, в конце своего выступления:
     "Мы идем в  эру обновления жизни духовной и жизни хозяйственной. И наша
задача, задача кооператоров, которые не  забыли про моральные основы  жизни,
найти  такую  форму  хозяйствования, которая соответствовала бы нравственной
жизни.  Эту  форму можно получить не путем декретов  и не  путем лицемерного
коммунизма, а только изнутри самого населения,  путем его  самодеятельности.
Кооперация    есть    единственная    форма   хозяйственной    деятельности,
соответствующая  нравственному  сознанию  всего  человечества  и  отдельного
человека, так как в ней нет насилия, а в основе ее доверие и любовь. Это нам
надо  помнить  особенно теперь,  когда,  как  сказал Павел  Васильевич, "вся
русская жизнь - сплошная трудность и  тяжесть". Давайте же в  это верить и с
этой  верою вступать в  новую работу. Позвольте закончить  нашу беседу и мое
слово верою  в силу русского народа, как это выразил  русский  народный поэт
Некрасов:
     "Вынес достаточно русский народ!
     Вынес и эту "дубину" железную
     Вынесет все! И широкую, ясную
     Грудью проложит дорогу себе!
     Жаль только жить в это время прекрасное
     Уж не придется, ни мне, ни тебе".
     А может быть и  придется! С  тех  пор, как написаны эти  строки, прошло
много лет  и я глубоко верю, что нам придется жить "в это время прекрасное",
быть может не мне, но все равно нашему поколению".
     Надежды Николая Сергеевича не оправдались.  Он с  увлечением работал  в
"Моссельпромсоюзе",  постоянно  общался  с  крестьянами,  целиком  отдавался
организаторской  деятельности. Но в  1928 году эта  деятельность  оборвалась
вместе  с  окончанием  НЭП'а.  Кооперативное  движение  снова оказалось  под
запретом.
     (Заканчивая этот абзац, я вдруг ясно увидел  яркую картинку  из раннего
детства. На  глухой боковой стене пятиэтажного дома огромный  плакат: "Нигде
кроме, как в Моссельпроме..." А  под ним женщина в форменной фуражке с лотка
продает  шоколадные тянучки под названием "Нукс".  Никогда и нигде  я не  ел
таких вкусных конфет.)
     Для  завершения  знакомства  с  Николаем  Сергеевичем  считаю  уместным
посвятить несколько строк его семейной жизни.
     В 1812 году он женится на дочери  председателя 1-й Государственной Думы
Ольге Сергеевне Муромцевой. Детей  в этом браке не было. В 1919 году супруги
расходятся, и Николай  Сергеевич  соединяет свою  судьбу  с  судьбой  дочери
главного  хормейстера  Большого  театра  Натальей Ульриховной  Авранек.  Она
старше его на 3 года и уже была замужем, когда он только оканчивал гимназию.
Талечка Авранек была подругой  Оли Муромцевой,  и Николя Родионов был  тайно
влюблен в нее еще в пору своей ранней юности.
     Мужа Наталья Ульриховна  потеряла, вероятно, в  войну,  умер  в  раннем
детстве и  ее первый ребенок. В 1919 году институту  брака никто не придавал
серьезного значения,  и Николай  Сергеевич  (ему  уже  30  лет)  с  согласия
родителей  Натальи  Ульриховны  просто  поселяется  в  просторной   квартире
Авранеков на Большой Дмитровке, где пройдет вся жизнь семьи Родионовых.
     3 апреля  1922 года  в ней появляется  первенец Сережа, а 29 июля  1925
года  - второй сын,  Федя.  В  этом  же  году  умирает от рака  отец Николая
Сергеевича.
     В  22-м и 23-м  годах летом Николай Сергеевич с Натальей  Ульриховной и
маленьким Сережей живут в  Матвейкове у  "кумы" - Пелагеи  Андреевны. Там же
они провели и лето 26-го года с  обоими сыновьями. Спустя тридцать с  лишним
лет Николай Сергеевич такими словами вспоминает эту пору:
     "Полная, счастливая  жизнь!  По утрам  косил с крестьянами.  Ночевали в
сенном сарае на душистом сене".
     В 27-м году летом жили на даче в деревне "Горки", неподалеку от станции
Апрелевка, в доме семьи Кругликовых. Николай Сергеевич  каждый день  ездил в
Москву  в  "Мосселькредитсоюз"  и  возвращался  с продуктами  и керосином. С
хозяйкой дома Надеждой Осиповной семья Родионовых так сдружилась, что каждое
лето вплоть до  начала войны проводила с  детьми  в  Горках. Жили счастливо.
Редко  какой мужчина с таким  вниманием  и любовью присматривается  к  своим
малышам. Вот, для примера, хотя бы две записи из дневника за 1928 год:
     ...16 сентября. Горки: "...Вечером ходил в Апрелевку за Талечкой. Чудно
прошлись и  побыли вдвоем. Бедная, как ей трудно разрываться между старыми и
малыми. Сегодня опять проводил ее в Москву к больному отцу...
     Ужинали  с  Сергушей  вдвоем (у Феди ангина).  Он оживленно,  с блеском
глазенок мне рассказывал о своих делах: о том, как тетя Надя кормит из соски
поросеночка,  "совсем как мы Федю кормили", какие  глубокие  рвы у тигров  в
Зоологическом саду, о клетках обезьян,  автомобилях, аэропланах. Я плохо его
слушал,  но ужасно  был рад  его  обществу. Сейчас они оба вот  тут  спят  и
похрапывают".
     ...28 декабря: "Дети радуют, развиваются и на глазах становятся людьми.
Сережа умный, тонкий, скрытный, покорный и углубленный в себя; доброта - его
основное  свойство, которое все  покрывает. Федя живой, яркий,  настойчивый,
ласковый - все наружу - и стремительный. Тоже добрый, уже с юмором, с быстро
меняющимися настроениями: от слез к смеху..."
     Теперь возвратимся к взаимоотношениям Николая Сергеевича с Чертковым.
     Знакомство кооператора  Родионова с душеприказчиком Толстого состоялось
в  1918  году  во  время  переговоров  об  Издании  с   Московским   Советом
потребительских обществ. Активное  участие  Николай  Сергеевич  принимал и в
организации  "Товарищества  по  изучению   и   распространению  произведений
Толстого",  которое в 1921 году предложило  Черткову взять на  себя  издание
Полного собрания сочинений Льва Николаевича.
     В течение  этих трех лет контакт между Николаем Сергеевичем и Чертковым
не прерывался.  Об  этом свидетельствует  хотя  бы  доверительный  разговор,
записанный в дневнике  Николая  Сергеевича  19  апреля  1921 года.  Вот  его
фрагмент:
     "...Я сказал,  что  очень  даже знаю эту  потребность  поддержки.  В.Г.
ответил,  что  для  него по  существу  не  нужна  поддержка  людьми;  лучшая
поддержка - это уединение в себя,  общение с Богом. Ни один человек, ни один
друг  не  может дать того успокоения, которое можешь  сам в себе почерпнуть,
общаясь с Богом.
     -  Да,  я  это так понимаю,  так чувствую. Я знаю,  что это настоящее и
единственно  ценное, но я слаб, я ищу иногда  людской поддержки,  хотя знаю,
что  она много дать не может. Я думаю,  что эта  способность и умение уйти в
себя и общение с Богом дается годами.  В.Г.: "Да, это совершенно верно,  это
приходит и укрепляется с годами, в молодости это труднее".
     Я  говорил, продолжая  свою мысль, что в юности  уйдешь, бывало, в лес.
Небо видно,  деревья, трава и  чувствуешь, что ты един со всеми ними, слился
со всем  окружающим, и между тобой и окружающим нет никакой разницы. Вот это
пантеистическое настроение  всегда  у  меня  очень  было развито.  Потом оно
переходит в  религиозное восприятие  жизни, т.е.  разумом начинаешь понимать
свою связь  со всем окружающим и это можешь получить только из себя  самого,
этому  нельзя  научиться  у других  людей.  С  годами  это  состояние должно
усиливаться и, в конце концов, совсем захватить.
     В.Г.  согласился с этим,  хотя словами  ничего,  кажется, не выразил. Я
тогда почувствовал  к нему особую близость, от того отчасти, быть может, что
легко смог ему выразить это".
     Очевидно, что в те же годы Николай Сергеевич завязывает  знакомство и с
группой  литературоведов,  которые уже  начали под  эгидой  Черткова  и А.Л.
Толстой подготовку  Издания.  Фактически редакция уже существовала. Был даже
создан минимально  необходимый штат  машинисток,  бухгалтерия и секретариат.
Все  они   размещались   в  нескольких  комнатах  небольшого  дома  No  7  в
Лефортовском   переулке,  где  жил  и   сам  Чертков.  По  его  ходатайству,
поддержанному Луначарским, Моссовет отселил жильцов из  этих комнат в другие
дома и даже произвел ремонт помещений.
     В апреле 1921 года, после недавней встречи с Лениным, Чертков был полон
радужных  надежд,  и,  как  он  сам  потом  вспоминает,  предложил   Николаю
Сергеевичу включиться в работу руководимой им группы пионеров Издания.
     Но как раз  в начале  апреля  того же 1921  года,  был издан  тот самый
разрешительный декрет Совнаркома. Поэтому Николай Сергеевич, как кооператор,
тоже  был  преисполнен  радужных   надежд  и,  не  без  колебаний,  отклонил
предложение Черткова. Это отнюдь не привело к  разрыву его близких отношений
с Владимиром Григорьевичем,  о  чем  свидетельствует такая запись  в  том же
дневнике, датированная уже 17 сентября 1928 года:
     "...Мое глубокое убеждение, сложившееся путем наблюдения и до некоторой
степени непосредственного участия в  его работе и жизни на протяжении 8 лет,
заключается  в том,  что  когда В.Г.  один, без  постоянного возбуждения его
нервов  со  стороны  его близких  и окружающих, он  гораздо  мягче  и мудрее
разрешает все вопросы..."
     К   середине   1928  года   свободная   кооперация   заканчивала   свое
существование. Поэтому  вполне  естественно,  что  вскоре  после  подписания
договора  с  Госиздатом Чертков  снова приглашает  Н.С. Родионова  полностью
включиться  в  работу по  изданию,  а  Николай  Сергеевич это предложение  с
благодарностью принимает.
     Из дневника Н.С. Родионова. 22 мая 1928 г.
     "Был у Вл. Гр. В Лефортовском и имел следующий с ним разговор:
     В.Г. - Я тебя прошу заняться редакторской работой, и мне кажется, ты не
можешь и  не должен от этого отказываться. То, что  у тебя нет опыта, как ты
говоришь,  значения не имеет,  т.к. достаточно  быть грамотным  и с головою,
чтобы делать это дело. Я знаю, что у тебя это выйдет прекрасно.
     Я  -  Я  много  думал об  этом, Вл. Гр.,  после  того, как ты  мне  это
предложил и  пришел  вот  к какому взгляду, который,  кажется  у  меня  стал
твердым убеждением.
     Поскольку ты на меня  возложил  такую  задачу, как быть  в числе  твоих
преемников в основном  деле  твоей  жизни и таким  образом через  тебя  быть
сохранителем  воли  Льва Николаевича, постольку  я не имею  права не  отдать
этому делу все силы, их максимум. А  если это так, то нельзя быть не в курсе
этого дела,  особенно принимая во внимание состав нашего Комитета. Я должен,
обязан приступить к работе, во всяком случае попробовать, что из моей работы
выйдет. Вл. Гр., пожалуйста, располагай мной.
     В.Г. - Спасибо тебе, мой  дорогой, я так и знал, что ты к этому придешь
и так отнесешься. Поэтому-то я и включил  тебя в состав  Комитета. Позови ко
мне Муратова.
     Поговорив с  Мур. неск.  минут, В.Г. вновь позвал меня и в  присутствии
М.В.  сказал мне: "Мы решили дать тебе для начала письма к разным лицам 1910
года.  Этот год я взял себе,  т.к.  не  хочу  допускать посторонних к этому,
одному из самых важных периодов жизни Л.Н-ча, и от себя передаю тебе.
     Я  -  Принимаю  к исполнению твою волю  и  постараюсь с помощью твоей и
таких друзей, как Мих. Вас., Конст. Семен. и других оправдать ее...
     ...23-го мая я был у Вл. Григ., взял редакционный экземпляр копий писем
Л.Н-ча за 1910 г. и 24-го приступил к работе".
     ...Между  тем,  вскоре   перед   Николаем   Сергеевичем  с   неумолимой
настойчивостью встает материальный вопрос. Очевидно, что работу в кооперации
придется  оставить, а надо  содержать  семью.  Личных  средств  у  него нет,
поэтому необходимо иметь пусть небольшое, но регулярное жалованье. Он знает,
что, хотя договор и подписан, кроме несчастных 15 тысяч рублей никаких денег
для  финансирования  Толстовского издания на  счет  Госиздата не  поступило.
Редакторы, уже давно сотрудничающие  с Чертковым,  последнее  время работают
без  оплаты.  Как   это  ни   неприятно  и  стыдно,  придется  поговорить  о
складывающейся ситуации с Владимиром Григорьевичем.
     Из дневника Н.С. 12 июня 1928 г.
     "Утром имел  с Влад. Григ. очень значительный  разговор, очень для меня
существенный в  нравственном  отношении.  Начался  разговор с  материального
вопроса. Я сказал, что меня чрезвычайно  тяготит и  омрачает мою работу этот
вопрос. Исключительно