ятий  и  угроз в  адрес фарисеев и  не
принявших учение Христа городов, нет геены огненной, плача и скрежета зубов,
нет  столь  противоречащей  нагорной  проповеди  фразы:  "не  мир  пришел  я
принести,  но  меч"  и  требования  возненавидеть отца  своего и матери, нет
проклятой  и засохшей  смоковницы.  Странные,  трудно  совместимые  с  духом
христианства   притчи    о   зарытом   таланте,   о    брачном    пире,   об
обманщике-управителе  в трактовке  Толстого  смягчены и облагорожены. Совсем
выпущены повествования о непорочном зачатии и воскресении Христа из мертвых.
Толстой  не  принимал  обожествления  Христа.  В  его представлении это  был
учитель, проповедник слова истины, добра и любви. Главный смысл его учения в
словах: "Итак  во  всем,  как  хотите,  чтобы  с  вами  поступали люди,  так
поступайте и вы с ними". Толстой писал:
     "Дело не в  том, чтобы  доказать,  что  Иисус не  был  бог и что потому
учение  его  не  божественное... а в том, чтобы  понять в  чем  состояло  то
учение, которое  было так  высоко и  дорого  людям, что  проповедника  этого
учения люди признали и признают богом".
     "Краткое изложение евангелия". Предисловие, 1881 /24, 813/
     Если в  переводе евангелия и трактате  "В  чем моя  вера?" Толстой  еще
апеллирует  к  священному  писанию, стараясь очистить его  от  привнесенного
церковью  духа  возмездия и  нетерпимости,  то в  написанном  спустя 15  лет
трактате  "Христианское  учение"  он  уже  оставляет  канонический  текст  и
излагает  свое  собственное  понимание  учения   Христа.  В   интересах  его
доступности, он намеренно  схематизирует  изложение. Сначала Толстой  вводит
основное понятие "греха":
     "Пробудившись к разумному сознанию человек, хотя и знает, что жизнь его
-  в его духовном существе, продолжает... по усвоенной им привычке  животной
жизни,  совершать  поступки,  имеющие  целью  благо   отдельной  личности  и
противные любви ... совершать грехи"
     "Христианское учение", 1896 /39, 131/
     По характеру  лежащих в их основе побуждений Толстой различает три типа
грехов:
     "...а/ грехи, вытекающие  из неискоренимого влечения человека,  пока он
живет в теле, к благу своей личности - грехи прирожденные, естественные,
     ...б/  грехи,  вытекающие  из  предания  -  человеческих  учреждений  и
обычаев,   направленных  на  увеличение   блага   отдельных   лиц  -   грехи
наследственные, общественные и
     ...в/ грехи, вытекающие из  стремления отдельного человека к большему и
большему увеличения  блага своего  отдельного существования - грехи  личные,
придуманные".
     Там же /с. 132/
     Что  же  это за грехи? Толстой называет и подробно характеризует  шесть
основных грехов:
     1.  Грех  сластолюбия  /Л.Н. именует его грехом "похоти"/,  состоящий в
стремлении к получению чувственного наслаждения от того,  что должно бы быть
просто  удовлетворением  естественной  потребности  человека  в еде, одежде,
жилище и проч.
     2. Грех праздности
     3. Грех корысти - стремление к владению и  приумножению собственности и
денег во имя удовлетворения греха сластолюбия в будущем
     4. Грех властолюбия
     5. Грех блуда
     6. Грех  опьянения. Под этим  последним  Толстой понимает искусственное
возбуждение  телесных  и  умственных  сил человека  не  только  вином, но  и
соответствующими зрелищами, звуками, телодвижениями.
     Грехи  не  только  мешают  человеку найти свое истинное  благо  жизни -
любовь,  не  только приводят к страданиям других  людей, порождая воровство,
насилие, убийства, но  обманывают и в том, чем искушают  человека, заставляя
его  за   краткое   удовольствие   расплачиваться   пресыщением,  бессилием,
болезнями, страхом, подозрительностью и ненавистью.
     Даже  понимая их губительность  для  себя и  общества, люди в  слабости
своей нередко  ищут  оправдания  своим  грехам  в  некоторых  исключительных
обстоятельствах,  которые   Толстой  именует  "соблазнами"   /от  греческого
западня, ловушка/. Главных соблазнов он называет пять:
     1. Соблазн приготовления -  человек оправдывает свои грехи  тем, что он
готовится к деятельности, которая будет полезна людям.
     2.  Соблазн семейный - грехи  оправдываются  благом,  интересами семьи,
детей.
     3.  Соблазн дела или пользы  - оправданием греха  служит  необходимость
ведения или завершения полезного для людей дела.
     4. Соблазн  товарищества - когда грехи допускаются  во  имя  блага  тех
людей,  с  которыми  человек вступил  в  особые  отношения товарищества  или
корпорации.
     5.  Соблазн  государственный  или общего  дела  -  худший из соблазнов,
утверждающий,  что  грехи  данного  человека оправданы благом  многих людей,
народа, государства.
     Толстой  подробно  характеризует  каждый из  соблазнов и  указывает  их
пагубные последствия. Процитируем три небольших отрывка.
     По поводу соблазна приготовления:
     "Между  тем разрешенные себе  грехи  ради  благой  цели  становятся все
привычнее   и  привычнее,   и   человек,   вместо  предполагаемой   полезной
деятельности для людей, проводит всю жизнь в грехах, губящих его собственную
жизнь и соблазняющих других людей".
     "Христианское учение", 1896 /39, 146/
     По поводу соблазна семейного:
     "Чтобы  не  подпадать  этому  соблазну,  человек должен  не  только  не
воспитывать в себе любовь к своим семейным, не  только не считать эту любовь
добродетелью и  не оправдываться ею, а, напротив, зная соблазн,  всегда быть
на страже против него... должен для всякого чужого человека стараться делать
то же, что он хочет сделать  для своего семейного, а  для  своих семейных не
делать ничего того, чего не готов и не может сделать для всякого чужого".
     Там же /с. 166/
     По поводу соблазна государственного:
     "Особенность этого соблазна  та,  что...  во имя этого государственного
соблазна совершаются самые ужасные массовые злодеяния, как казни и  войны, и
поддерживаются самые жестокие преступления против большинства... ... Люди не
могли  бы  совершать  эти  злодеяния, если  бы  не  были  придуманы  приемы,
посредством   которых  ответственность  за  эти  совершаемые  злодеяния  так
распределяется между людьми, что никто не чувствует тяжести ее".
     Там же /с. 149/
     В итоге, как пишет Толстой:
     "...от  грехов  и  неравенство  имуществ, борьба,  ссоры,  суды, казни,
войны;  от  грехов  бедствия разврата  и озверения  людей, но  от  соблазнов
установление, освящение всего этого".
     Там же /с 151/
     Во  всем  этом   нельзя   не   отметить   общественную   направленность
христианского  учения  по  Толстому.  Рядом  с  интересами  спасения  самого
человека звучит тревога за судьбу всего сообщества людей.
     В  том,  что  разум человека  направляется на  создание  и  поддержание
соблазнов  Толстой обвиняет  обман  церковной веры, извратившей христианское
учение  в интересах государства,  власть имущих  и самой церкви. Обман  этот
осуществляется с помощью следующих приемов:
     1. Перетолковывания истины /учения Христа/.
     2. Насаждения веры в чудеса.
     3. Установления посредничества церкви между человеком и богом.
     4. Воздействия на внешние чувства человека /культ богослужения/.
     5. Внушения ложной веры детям.
     Не будем останавливаться на  разборе Толстым этих приемов. Он заключает
его утверждением, что для  того, чтобы жить по учению Христа, человек должен
сначала освободиться  от  обмана  веры, затем - от  лжи соблазнов, потом  он
сможет освободиться и от грехов. Толстой даже дает практические рекомендации
как противостоять каждому  из приемов обмана веры и подробно разъясняет ложь
каждого  из  соблазнов.  Из  всего  этого  процитируем только  одно  краткое
замечание общего характера:
     "...для  того,  чтобы избежать соблазнов, человек должен,  главное,  не
лгать и  не лгать, главное, перед самим собой... скрывая от самого себя цели
своих поступков".
     Там же /с. 162/
     Для   освобождения  от   грехов,   Толстой   рекомендует   определенную
последовательность борьбы с ними, где первым стоит  грех опьянения, а за ним
- грех праздности. В каждом случае он советует стараться сначала покончить с
грехом  "избыточным",  лично  придуманным,  потом  -  с  грехом,  освященным
общественной традицией и, наконец, с грехом прирожденным, естественным.  Как
видим,  предлагается  четкая программа совершенствования человека на началах
христианской  нравственности,  как они  сложились  в  предоставлении  самого
Толстого. К этим началам мы теперь и обратимся.

     3. Любовь к ближнему

     В  своем ответе  на  постановление  синода,  отлучающее его от  церкви,
Толстой писал в 1901 году:
     "Верю в то, что истинное благо человека в исполнении воли Бога, воля же
его в том, чтобы люди любили друг друга  и  вследствие  этого поступали бы с
другими так, как они хотят, чтобы поступали с ними".
     /34, 252/
     Это  и  есть,  согласно  Толстому,  нравственная  основа  жизни,  самая
сущность истинного  христианства. В  письме В.Г.  Черткову  /1886 г./ он так
разворачивает, конкретизирует в плане повседневной жизни этот тезис:
     "Помогай  вам Бог  делать общее наше  дело, дело любви - словом, делом,
воздержанием,  усилием: тут не сказал словечка дурного, не  сделал того, что
было бы хуже, тут преодолел робость и ложный стыд, и сделал и сказал то, что
надо, что хорошо, то,  что  любовно, - все крошечные, незаметные поступки  и
слова, а из этих-то горчичных зерен вырастает это дерево  любви, закрывающее
ветвями весь  мир.  Вот  это-то дело помогай нам  Бог делать с  друзьями,  с
врагами, с чужими,  в минуты высокого  и  самого низкого  настроения.  И нам
будет хорошо, и всем будет хорошо".
     /85, 315/
     Но  рядом  с представлением об  исполнении воли бога, в  душе  Толстого
живет  и  более  земное  обоснование  нравственной  основы  жизни  человека,
связанное целиком с его собственными чувствами:
     "Жизнь не  может иметь другой цели, как благо, как  радость. Только эта
цель - радость - вполне достойна жизни. Отречение, крест, отдать жизнь,  все
это для радости... И есть источники  радости, никогда не иссякающие: красота
природы, животных, людей... И главный источник: любовь - моя к людям и людей
ко мне".
     Из дневника, 1892 /52, 73/
     И далее там же:
     "Красота,   радость,   только   как  радость,  независимо   от   добра,
отвратительна.  Я уяснил это и бросил. Добро  без красоты мучительно. Только
соединение двух, и не соединение, а красота, как венец добра".
     Очевидно, что здесь Толстой имеет в виду духовную красоту человека, его
жизни,  поступков. Потребность любви,  служения  другим  людям  он  полагает
присущей самой природе человека:
     "...жизнь для себя, для  одной своей  личности, -  есть сумасшествие...
Человек так сотворен, что он не может  жить один, так же,  как не могут жить
одни пчелы; в него вложена потребность служения другим".
     Из дневника, 1895 /53, 4/
     Еще 29-летним молодым  человеком  Толстой писал в письме  к своей тетке
А.А. Толстой:
     "Вечная тревога,  труд,  борьба, лишения - это  необходимые условия, из
которых не должен сметь думать выдти хоть на секунду ни один человек. Только
честная тревога, борьба  и труд, основанные на любви, есть  то, что называют
счастьем...  а  бесчестная  тревога,  основанная  на  любви  к  себе  -  это
несчастье".
     Перечитав это письмо в 1910 г., в год  своей смерти, Толстой записал  в
дневнике, что оно "такое, что теперь не сказал бы другого".
     /Цитир. по книге Н.С. Родионова "Л.Н. Толстой в Москве"
     2-е изд. "Московский рабочий", 1958, /с. 28/
     В художественной  форме  Толстой выразил  этот центральный тезис своего
понимания смысла жизни в рассказе "Божеское и человеческое" /1906 г./. Юноша
- революционер Светлогуб в ночь перед казнью пишет письмо матери. Им владеет
любовь к ней и ужасные вопросы "Как же? Что же будет? Ничего?..." отступают,
он успокаивается:
     "Так зачем  же  я спрашиваю себя  об этом? Зачем?  Да, зачем?  Не  надо
спрашивать, надо жить так, как я жил сейчас, когда писал это письмо. Ведь мы
все  приговорены давно,  всегда, и живем. Живем  хорошо, радостно,  когда...
любим. Да, когда любим. Вот я писал письмо, любил, и мне  было хорошо. Так и
надо  жить. И можно  жить везде и всегда, и на воле, и  в тюрьме, и нынче, и
завтра, и до самого конца".
     /42, 207/
     А до этого, вспоминая свою жизнь, Светлогуб думает:
     "Многое  я делал для людей, для  славы людской, - думал он, - не  славы
толпы,  а славы доброго мнения тех,  кого я уважал и любил:  Наташи, Дмитрия
Шеломова,  - и тогда были сомнения, было  тревожно. Хорошо  мне было  только
тогда,  когда я  делал только потому, что этого  требовала душа, когда хотел
отдать себя, всего отдать".
     /с. 203/

     4. Посланничество

     По мысли Толстого, которую он часто повторяет в начале рассматриваемого
периода,  человек  является в мир  по воле бога. Цель  этого  появления  для
человека непостижима, но  смысл его жизни в  том,  чтобы  как  можно  полнее
выявить  свою  божественную  сущность  и помочь другим людям сделать  то  же
самое. В письме В.Г. Черткову /1885 г./ Толстой пишет:
     "...человек всякий есть  посланник  Отца,  призванный  только  затем  к
жизни, чтобы  исполнить волю Отца... Если  я посланник Божий, то... дело мое
главное в том, чтобы жить, внося  в мир всеми средствами, какие даны мне, ту
истину, которую я знаю".
     /85, 136/
     Годом раньше в статье "В чем моя вера?" эту мысль он выражает так:
     "Я  верю, что  единственный смысл моей жизни  в  том, чтобы  жить в том
свете, который  есть во мне, и не оставить его под спудом, но высоко держать
его перед людьми так, чтобы люди видели его".
     /23, 461/
     Но каким образом вносить в мир истину,  что значит высоко держать свет?
Казалось бы с помощью того  могучего средства, которое именно у него в руках
- печатного слова. Или, может быть, добрыми делами, заботой о людях? Да, так
он  и поступает  всю  свою еще  долгую  жизнь,  но мучится  сомнениями  - не
тщеславие ли это?
     "Выход мне представляется один: проповедь печатная и  изустная, но  тут
тщеславие, гордость и, может быть, самообман, и боишься  его. Другой выход -
делать  добро  людям,  но   тут  огромность  числа  несчастных  подавляет...
Единственный выход,  который я вижу из этого - жить  хорошо, всегда ко  всем
поворачиваться доброй стороной, но этого я все еще не умею делать".
     Из письма Алексееву, 1881 /63, 80/
     В другом письме тому же адресату он пишет:
     "Теперь же я убедился, что показать  путь  может только жизнь  - пример
жизни. Действие этого  примера  очень небыстро,  очень неопределенно  /в том
смысле,  что,  думаю,  никак  не можешь знать на кого он подействует/, очень
трудно.  Но  оно  одно  дает  толчок.  Пример  -  доказательство возможности
христианской, т.е. разумной и счастливой жизни при всех возможных условиях".
     Из письма Алексееву, 1884 /63, 184/
     Таким образом,  идея  посланничества,  "свечения  людям"  отливается  у
Толстого опять-таки в задачу нравственного усовершенствования:
     "...все  дело человека внутреннее, не в  делании добра,  не  в свечении
людям,  а только  в  очищении  себя.  И  свет  и  добро людям  -  неизбежное
последствие очищения".
     Из дневника, 1890 /51, 28/
     Двумя годами ранее в письме М.М. Лисицыну /1888 г./ он пишет:
     "Старайтесь  быть  хорошим человеком, живущим сообразно с  тем  светом,
который есть в вас, т.е. с совестью, и тогда вы неизбежно будете действовать
духовно на других людей - жизнью, речами  или  даже  писаньем, я не знаю, но
будете действовать. Таков закон человеческой жизни, что человек, как  губка,
только  сам насытившись вполне  добром, может изливать его  на  других, и не
только может, но неизбежно будет".
     /64, 198/
     Дело именно в неустанном увеличении в себе добра и  любви к людям. И не
надо отчаиваться, опускать руки, если не сможешь сразу достигнуть идеала:
     "Совершенства не может быть ни в  чем, ни в  уме, ни в доброте, - может
быть одно: соответствие к тому, где ты "in sein  Platz passen". Этого  можно
достигнуть и тогда полное спокойствие и удовлетворение..."
     Из дневника, 1890 /51, 9/
     Но  найти  спокойствие  и  удовлетворение в  реальной  действительности
нелегко. Порой даже в своей собственной жизни человек не  может  поступать в
соответствии со своим идеалом любви  и добра по отношению к одним людям так,
чтобы   не   обидеть   других.  Горячее   желание  Толстого  отказаться   от
собственности  на землю, имущество,  литературные труды  в пользу крестьян и
всех читающих наталкивались на непонимание и обиду его жены и сыновей. И все
же  надо, не  отступая,  делать все,  что  можешь.  В  1884 г. в письме В.Г.
Черткову он пишет:
     "Жизнь моя не та, какую одну считаю разумной и не грешной, но  я  знаю,
что изменить ее сил у меня нет, я уже пытался и обломал руки, но знаю, что я
никогда  или очень редко  упускаю случай  противодействовать этой жизни там,
где противодействие это никого не огорчает".
     /85, 108/
     А спустя почти двадцать лет в письме болгарину Шопову /1902 г./:
     "...ты  не призван изменить  мир во имя истины, не  можешь даже в своей
жизни осуществить истину, как бы  тебе хотелось, но можешь... не заботясь  о
том, насколько ты представляешься последовательным людям, можешь по мере сил
своих  перед  Богом осуществить истину, т.е. исполнять Его  волю. И это одно
дает полное спокойствие".
     /73, 345/

     5. Уход из дому

     Спокойствия не было все  последние  тридцать лет. Мучило несоответствие
жизни в  барском доме с тем,  что  Толстой считал  должным  и что  советовал
сделать другим - раздать имущество и жить непосредственным трудом рук своих.
Семья,  которую  он  любил,  не  готова  была  разделить  с  ним  эту  долю.
Осуществить желаемое  своею  властью значило бы совершить насилие,  нарушить
заповедь добра и любви. Руки были связаны, а со всех сторон слышались упреки
в  непоследовательности  и  переживались  они,  во всяком  случае  в  начале
рассматриваемого периода жизни, тяжело. В письме к М.А.  Энгельгардту в 1882
г. Толстой писал, как бы цитируя такой упрек:
     "... "Ну а вы Л.Н., проповедовать вы проповедуете, а как исполняете?" Я
отвечаю,  что  не проповедую и не могу  проповедовать,  хотя страстно  желаю
этого. Проповедовать я могу делом,  а дела мои скверны. То же, что я говорю,
не  есть  проповедь, а  только опровержение  ложного понимания христианского
учения  и  разъяснение настоящего его значения... Обвиняйте меня, я сам  это
делаю,  но  обвиняйте  меня,  а  не тот путь, по  которому  я  иду и который
указываю тем, кто спрашивает меня, где, по моему мнению, дорога. Если я знаю
дорогу домой и  иду  по ней пьяный, шатаясь из стороны в сторону, то неужели
от  этого не верен путь,  по которому я  иду? Если не  верен,  покажите  мне
другой;  если  я  сбиваюсь  и  шатаюсь,  помогите  мне,  поддержите меня  на
настоящем пути, как я готов поддержать вас, а не сбивайте меня, не радуйтесь
тому, что я сбился, не кричите с восторгом: вот он говорит, что  идет домой,
а  сам лезет в болото...  Ведь я один и ведь я не могу желать идти в болото.
Помогите мне: у меня сердце разрывается от отчаяния, что мы все заблудились,
и, когда я бьюсь всеми силами, вы, при каждом отклонении, вместо того, чтобы
пожалеть  себя и меня,  суете  меня и с восторгом кричите: смотрите, с  нами
вместе в болоте".
     /63, 123/
     Ближе остальных членов  семьи к  Льву Николаевичу были дочери, но Софья
Андреевна, как наседка, отстаивала благополучие своего гнезда. Юридически от
владения  собственностью  Толстой освободился  в 1891  г., разделив имения и
имущество между детьми.  Тогда  же  он объявил  в печати об отказе  от любых
вознаграждений за  публикацию всего написанного после 1884 г. и до конца его
дней. /Право  собственности