ли в шее так же,  как не замечать еще более  тягос-
тной боли в спине)... и вывалить в кювет,  засыпав сваленные там куски
асфальта. "Ничего,  милый,  ты перебинтуешь руки,  когда с этим будет,
покончено. Когда с ним будет покончено").
- Ее разнесло на кусочки,- простонал я,  вновь опуская ковш и  вынимая
еще сотню килограммов земли и гравия из могилы Долана.  Как быстро те-
чет время,  когда весело его проводишь.  Заметив первые проблески зари
на востоке,  я снова спустился с ватерпасом замерять наклон днища.   Я
уже был близок к концу; мне казалось, что я справлюсь. Я стал на коле-
ни и почувствовал, что в спине что-то сместилось. С легким треском.  Я
отчаянно завопил и свалился набок на узком наклонном дне раскопа,  за-
кусив губу и прижав руки к пояснице. Понемногу самая острая боль прош-
ла, и я смог подняться на ноги. . "Ладно,- подумал я.- Вот и все.  Ко-
нец. Я здорово постарался, но это конец".  "Пожалуйста,  милый,- снова
зашептала Элизабет;  как ни поразительно,  этот тихий голосок  в  моем
сознании стал приобретать раздражающий оттенок: слишком чудовищно неу-
молим он был.- Пожалуйста, не сдавайся. Пожалуйста, продолжай".  "Про-
должать копать?  Я даже не уверен,  что могу ходить!" "Но  осталось-то
всего ничего". - захныкал голос - он больше не говорил от имени Элиза-
бет,  если он когда-либо это делал;  это была сама  Элизабет.-  Совсем
немного,  милый"." Я взглянул на свой раскоп в свете занимающегося дня
и медленно кивнул.  Она была права.  Экскаватору оставалось  до  конца
метра два с половиной, три от силы. Но это, конечно, были самые глубо-
кие два-три метра, и уж точно - самые грязные. "Ты можешь это сделать,
милый,- я знаю, можешь",- мягкий,  заискивающий голосок.  Но не ее го-
лос убедил меня продолжать.  Решила все представленная  мной  картина:
Долан спит в своем бардаке, а я стою в этой дыре возле вонючего, рыча-
щего экскаватора, весь в грязи,  с ободранными коленями.  Долан спит в
шелковых пижамных штанах рядом с одной из своих блондинок в одной  ко-
роткой рубашке. Внизу,  в отделанном зеркалами хозяйском отделении га-
ража, механик заправляет и подкручивает уже загруженный "кадиллак".
"Ну ладно",- сказал я.  Медленно пополз в кабину экскаватора и  запус-
тил двигатель.  Я продолжал до девяти часов,  а затем перестал -  надо
было сделать еще кое-что,  а времени оставалось мало.  Моя яма с укло-
ном достигла тринадцати метров в длину. Этого должно хватить.  Я отог-
нал ковшовый погрузчик на место и припарковал его.  Он мне еще понадо-
бится, значит, придется опять сливать горючее, но сейчас на это не бы-
ло времени. Захотелось принять эмпирии, но в бутылке оставалось немно-
го, а он мне еще понадобится сегодня... и завтра. О да, завтра - в по-
недельник,  славное Четвертое июля.  Вместо эмпирина я отдыхал пятнад-
цать минут. Хотелось больше, но я заставил себя расслабиться.  Я лежал
на спине в кузове фургона,  испытывая страшную боль во всех  мышцах  и
представляя себе Долана.  Сейчас он бросает в дипломат какие-то мелочи
- срочные бумаги,  туалетный набор,  может быть,  детектив или  колоду
карт.  "А вдруг он на этот раз полетит?" - прошептал  злорадный  голос
где-то глубоко внутри,  и я не смог удержаться - застонал.  Он никогда
раньше не летал в Лос-Анджелес - всегда ездил в "кадиллаке". По-моему,
он не любил летать.  Иногда,  правда,  ему приходилось это делать -  в
Лондон, например, и противная мысль не уходила,  притаившись,  вызывая
зуд и биение крови, словно затянувшаяся кожа на порезе. В девять трид-
цать я развернул рулон брезента,  достал большой промышленный штапелер
и деревянные стойки. Погода была безоблачная и чуть более прохладная -
Бог иногда оказывает милость.  До сих пор я забывал о своей лысине  на
фоне более ощутимых болей, но сейчас, прикоснувшись к ней пальцами,  я
отдернул их с болезненным шипением.  Я глянул на нее в зеркало и обна-
ружил, что лысина приобрела угрожающе красный, чуть ли не сливовый от-
тенок.  А там,  в Лас-Вегасе,  Долан дает последние  инструкции  перед
отъездом.  Шофер выводит "кадиллак" на лужайку.  Между нами всего  ка-
ких-то его двадцать километров,  и вскоре "кадиллак" начнет  сокращать
это расстояние со скоростью сто километров в час.  У меня  не  остава-
лось времени на причитания по своей обгоревшей лысине.  "Я люблю  твою
обгоревшую лысину, милый",- произнесла Элизабет рядом со мной. "Спаси-
бо,  Бет",- ответил я и начал расставлять стойки над ямой.  Эта работа
была более легкой по сравнению с раскопками, и почти не выносимая боль
в спине свелась к размеренному ноющему биению.  "Но что делать дальше?
- не унимался тот же провокационный голос.- Как  насчет  этого,    а?"
Дальше посмотрим, как будет.  Похоже,  ловушка близилась к завершению,
вот и все.  Стойки я расставлял по краям ямы,  загоняя их на достаточ-
ную глубину в асфальт,  образовывавший  верхний  слой  моего  раскопа.
Ночью, когда асфальт твердый, делать это труднее,  но сейчас,  поздним
утром, он размягчился, и стойки входили в него легко,  как карандаши в
остывшую ирисную массу. Когда я расставил все стойки, яма приняла вид,
совпадавший с моей разметкой мелом, кроме осевой линии. Я подтянул тя-
желый рулон брезента к мелкому краю раскопа и убрал крепившие его  ве-
ревки.  Затем развернул четырнадцать метров брезента вдоль шоссе  ј71.
Вблизи иллюзия не была полной - ведь декорации и убранство  сцены  ни-
когда не производят должного впечатления с первых ряде".  Но ухе через
несколько метров ничего нельзя было различить.  Темно-серая полоса  не
отличалась по цвету от настоящей поверхности шоссе ј71.  На левом краю
брезента (если смотреть в западном направлении) виднелась желтая  раз-
делительная линия. Я натянул длинную полосу брезента на деревянную ра-
му, а затем медленно пошел вдаль нее, пришивая материал к стойкам. Ру-
ки не хотели мне подчиняться,  но я их уговорил.  Закрепив брезент,  я
вернулся в фургон,  сел за руль (когда я садился,  пришлось перебороть
недолгий, но мучительный приступ боли) и вернулся к вершине холма. Там
я сидел окало минуты, рассматривая свои распухшие,  израненные ладони.
Потом вышел и небрежным взглядом окинул шоссе ј71.  Я не хотел,  пони-
маете ли,  присматриваться к деталям - для меня важна  общая  картина,
образ, если хотите. Я хотел, насколько это возможно,  увидеть всю сце-
ну глазами Долана и его людей,  когда они появятся на холме.  Я должен
был представить,  насколько обычной - или необычной - она будет выгля-
деть для них. То, что я увидел, оказалось гораздо лучше, чем я рассчи-
тывал. Дорожная техника в дальнем конце прямого участка объясняла, от-
куда взялись кучи земли возле моего раскопа. Куски асфальта были засы-
паны в кювете. Некоторые,  правда,  торчали - поднявшийся ветер смел с
них пыль,  но это выглядело как остатки прежних дорожных работ.   Ком-
прессор,  который я привез в кузове фургона,  смотрелся вполне уместно
рядом с другой техникой. А полоса брезента отсюда создавала полную ил-
люзию,  что никто не трогал шоссе ј 71 в этом месте.    Движение  было
очень сильным в пятницу и приличным в субботу - рокот моторов,   выхо-
дивших на трассу объезда, почти не прерывался.  Однако этим утром дви-
жение почти прекратилось; люди либо добрались до тех мест, где собира-
лись провести праздник, либо пользовались дорогой штата,  которая про-
ходила километров за семьдесят южнее.  Меня это вполне устраивало.   Я
поставил фургон так, чтобы его не заметили сверху,  и полежал на живо-
те до 10.45. Затем, после того,  как огромный молоковоз медленно прог-
рохотал к объезду, я раскрыл дверцу фургона и побросал туда все дорож-
ные конусы.  С мигалкой оказалось сложнее - сначала я вообще не  пред-
ставлял, как отключить ее от аккумулятора в запертом ящике так,  чтобы
меня самого не ударило током. Потом увидел разъем.  Его закрывало тол-
стенное резиновое кольцо со стороны мигалки...  разумная мера предос-
торожности от хулиганов и шутников,  которым для развлечения пришло бы
в голову вытащить вилку из гнезда на такой трассе, подумал я.  Я нашел
в ящике молоток и стамеску и четырьмя сальными ударами сбил кольцо.  Я
отодрал его плоскогубцами и вытащил провод. Стрелка перестала мигать и
погасла.  Я столкнул ящик с аккумулятором  в  кювет  и  присыпал  его.
Странное ощущение - стоять рядом и слушать его жужжание из-под  песка.
Но тут я вспомнил о Долане,  и мне стало смешно.  Не думаю,  что Долан
жужжит.  Вопить он может,  но жужжать вряд ли.  Стрелка крепилась  че-
тырьмя болтами к невысокой стальной люльке. Я как можно быстрее отвин-
тил их, прислушиваясь к шуму моторов. Кто-то вполне мог появиться,  но
Долану, конечно,  еще рановато.  Тут опять заговорил внутренний песси-
мист:
- А если он полетел?
- Он не любит летать.
- А если он поехал другой дорогой? Например,  по шоссе штата?  Сегодня
все направляются туда...
- Он всегда ездит по 71-му шоссе.
- Да, но если... "Заткнись,- прошипел я.- Заткнись,  черт бы тебя поб-
рал,  закрой варежку!" "Спокойно,  милый,- спокойно!   Все  будет  как
надо\". Я швырнул стрелку в кузов фургона.  Она ударилась о стенку,  и
несколько лампочек разбилось. Остальные добила брошенная вслед люлька.
Сделав все это, я вернулся на вершину холма и огляделся. Я убрал кону-
сы и мигалку;    оставался  только  большой  оранжевый  щит  "ЗАКРЫТО.
ОБЪЕЗД". Послышался шум мотора. Мне пришло в голову,  что,  если Долан
едет слишком рано,  то все мои старания напрасны - шофер просто  свер-
нет в объезд, а я останусь сходить с ума тут, в пустыне. Это был "шев-
роле".  Сердце у меня замерло,  и я судорожно выдохнул.  Но распускать
нервы некогда. Я спустился на место,  где стоял раньше.  Покопавшись в
куче металла на дне кузова,  достал домкрат.  Не обращая  внимания  на
боль в спине, я приподнял заднюю часть машины,  прослабил гайки на од-
ном колесе, чтобы они это увидели, когда (если) приблизятся, и зашвыр-
нул его в кузов.  Снова послышался звон битого стекла,  и мне  остава-
лось только надеяться,  что шина цела.  Времени на все это не было.  Я
перешел к капоту,  достал старенький бинокль и направил его в  сторону
объезда.  Потом прошаркал на следующий подъем - иначе  ходить  к  тому
времени я уже не мог.  Добравшись до вершины,  я направил  бинокль  на
восток. Поде зрения достигало пяти километров, участки дорога в сторо-
ну востока просматривались километра на три.   .Сейчас  там  двигались
шесть машин, напоминая случайные капли на длинной веревке.  Первой шла
иномарка - ,"дацун" или "субару", надо полагать,  где-то чуть за кило-
метр впереди. За ней пикап, потом, видимо, "мустанг". "Следующие маши-
ны нельзя было различить - они только отсвечивали хромом на ярком сол-
нце.  Когда подошла первая машина - это была "субару",- я поднял руку.
Я не рассчитывал,  что меня кто-то возьмется подвести в таком виде,  и
не обманулся.  Сидящая за рулем женщина с роскошной прической  бросила
на меня испуганный взгляд, и лицо ее приняло какое-то отстраненное вы-
ражение.  Не снижая скорости,  она съехала с  холма  и  направилась  в
объезд. Через полминуты водитель пикапа прокричал мне:
- Пойди умойся,  парень!  "Мустанг" на самом деле оказался "эскортом".
За ним шел "плимут",  потом "виннебейго",  который шумел так,  будто в
нем куча мала детишек дралась подушками. Доланом и не пахло.  Я взгля-
нул на часы.  11.25.  Если он вообще появится,  это должно быть  очень
скоро. Пора уже. Стрелки моих часов медленно подползли к 11.40,  а его
все не было. Прошли только "форд" последней модели и катафалк, черный,
как снежная туча. "Он не появится. Он поехал по шоссе штата. Или поле-
тел. Нет. Он будет здесь. Не будет. Ты боялся, что он тебя учует,  вот
и учуял.  Поэтому и изменил маршрут".  Вдали снова мелькнули  хромовые
блики. Это была большая машина. Может быть, и "кадиллак". Я лег на жи-
вот,  упираясь локтями в гравий и приставив бинокль к глазам.   Машина
скрылась за подъемом... снова появилась...  описала кривую...  и опять
исчезла.  Это действительно был кадиллак,  но не серый - ядовито-зеле-
ный.  Следующие тридцать секунд были самыми тяжкими в ей жизни;  каза-
лось,  они тянутся тридцать лет.  Одна часть меня  немедленно  вынесла
приговор,  окончательный обжалованию не подлежащий,  что Долан  сменил
свой "кадиллак" на новый.  Конечно,  он недавно сделал это,    и  хотя
раньше у него никогда не было зеленых машин,  никакой закон  этого  не
запрещает. Другая половина отчаянно протестовала,  утверждая,  что все
автострады и проселки между Лас-Вегасом и Лос-Анджелесом просто  кишат
"кадиллаками" и что шансы на то,  что зеленый  "кадиллак"  принадлежит
Долану,  один к ста.  Пот заливал мне глаза,  и я снова воспользовался
биноклем. Но он не помогал мне решить эту задачу. К тому времени,  как
я смогу различить пассажиров, будет слишком поздно.  "Уже слишком поз-
дно!  Иди сними знак объезда!  Ты его упустишь!" "Позвольте  заметить,
кого вы собираетесь запить в вашу ловушку,  сняв сейчас этот знак: бо-
гатую пожилую супружескую пару,  которая направляется  в  Лос-Анджелес
повидать детей и свозить внуков в Диснейленд". "Давай! Это он!  У тебя
остается последний шанс!" "Правильно.  Последний.  И  нельзя  его  ли-
шаться,  убив посторонних людей".  "Это Долан!" "Это не он!" "Хватит,-
простонал я,  держась за голову.- Хватит.  Перестаньте".  Уже слышался
шум мотора. "Долан". "Старички". "Старая леди". "Тигр". "Долан". "Ста-
рая..."
- Элизабет, помоги! - завопил я. "Милый,  этот человек никогда в жизни
не ездил в зеленом "кадиллаке". Конечно, это не он". Боль в голове ис-
чезла. Я смог встать на ноги и поднять руку.  Это были не старички - и
не Долан.  Похоже,  в мапшну набилась дюжина  хористок  из  Лас-Вегаса
вместе с немолодым мужичком в ковбойской шляпе неимоверных размеров  и
необычайно темных джинсах. Одна из девиц показала мне кукиш,  пока зе-
леный "кадиллак" съезжал на объездную дорогу.  Медленно,    совершенно
опустошенный,  я поднес бинокль к глазам.  И увидел его.   Несомненно,
именно этот "кадиллак" показался из-за поворота на дальнем конце  пус-
того участка дорога - серый, как небо над головой,  он резко выделялся
на фоне буроватых гор вокруг. Это был он - Долан. Долгие минуты сомне-
ний и нерешительности будто канули в вечность.  Это был Долан,   и  не
стоило вглядываться в серый "кадиллак", чтобы быть уверенным. Не знаю,
учуял ли он меня, но я его учуял.  Зная,  что он едет,  я смог бежать,
несмотря на боль в ногах.  Я подбежал к щиту "ОБЪЕЗД" и свалил  его  в
кювет надписью вниз. Накрыл его куском брезента песочного цвета и при-
сыпал ножки песком. Так красиво, как с ложным отрезком шоссе, не полу-
чилось, но я решил, что сойдет.  Потом я побежал вверх,  к тому месту,
где покинул фургон,  который теперь выглядел как один из элементов об-
щей картины - машина, оставленная водителем,  который куда-то ушел ли-
бо добывать новую шину,  либо ремонтировать старую.  Я залез в кузов и
лег на сиденье. Сердце бешено колотилось.  Снова время тянулось беско-
нечно. Я лежал, прислушиваясь к шуму мотора, а он все не появлялся,  и
не появлялся,  и не появлялся.  "Они свернули.  В последний момент  он
учуял твой запах... или что-то показалось ему подозрительным...  и они
свернули".  Я лежал на сиденье,  испытывая долгое,  медленные приступы
боли в спине, плотно зажмурив глаза, будто это помогало лучше слышать.
Это мотор?  Нет - просто ветер,  который настолько усилился,  что швы-
ряет пригоршни песка в стенки фургона.  "Нет его.  Свернул или  поехал
назад".  Только ветер.  "Свернул или поехал об..." Нет,  это не просто
ветер. Это мотор, звук его нарастает,  и несколько секунд спустя маши-
на - единственная машина - проносится мимо меня.  Я присел,  схватился
за руль - за что-то я должен был схватиться - и уставился сквозь  вет-
ровое стекло выпученными глазами,  прикусив язык.    Серый  "кадиллак"
спустился с холма на прямой участок на скорости  восемьдесят  километ-
ров или чуть больше. Тормозные огни не зажглись.  Даже под конец.  Они
так ничего и не увидели, даже не представили себе.  Вот что произошло:
долю мгновения "кадиллак", казалось, ехал сквозь шоссе,  а не по нему.
Иллюзия была столь полной,  что на какое-то время у  меня  закружилась
голова,  хотя я же сам эту иллюзию и создал.  "Кадиллак" Долана погру-
зился в шоссе ј71 по ступицы колес,  потом по дверные ручки.  В голове
сверкнула шальная мысль: если бы "Дженерал моторе" делала суперроскош-
ные подводные лодки, то это выглядело бы именно так.  Слышались слабые
щелчки, когда стойки, поддерживающие брезент, ломались под весом маши-
ны.  До меня доносился треск рвущегося брезента.  Все это произошло за
какие-то три секунды, но эти три секунды я буду помнить всю жизнь. Ка-
залось,  у "кадиллака" теперь движутся только крыша и верхние  десяток
сантиметров окон из поляризованного стекла,  а  потом  донесся  мощный
глухой стук и грохот бьющегося стекла и корежащегося металла.   Огром-
ное облако пыли поднялось в воздух, и ветер унес его в сторону.  Я хо-
тел немедленно направиться туда,  но  сначала  следовало  восстановить
объезд. Я не хотел,  чтобы нам мешали.  Я обошел фургон и достал шину.
Приставил ее на место и быстренько затянул пальцами шесть гаек.    Как
следует доделаю потом; пока мне требовалось только съехать к тому мес-
ту, где от шоссе ј 71 ответвлялся объезд. \ Сняв домкрат,  я на ватных
ногах побежал обратно в кабину. Там я выждал с минуту, чутко прислуши-
ваясь. Я слышал только ветер. А -из длинной прямоугольной ямы.  на до-
роге доносился чей-то крик... или стон.  Ухмыляясь,  я завел мотор.  Я
быстро съехал вниз; фургон вилял из стороны в сторону,  словно пьяный.
Я вышел, открыл заднюю дверь и снова разбросал дорожные конусы.  Я все
время прислушивался к проезжающему транспорту, но ветер настолько уси-
лился, что толку из этого было немного. К тому времени,  когда я услы-
шу приближающуюся машину, она только что не наедет на меня. Я спустил-
ся в кювет,  поскользнулся и съехал на дно.  Отбросил песочного  цвета
брезент и вытащил здоровенный щит наверх.  Водрузив его на место,    я
вернулся к фургону и захлопнул дверь.  Водворять обратно мигалку я  не
собирался.  Я проехал до следующего подъема,  остановился  на  прежнем
месте, которое не просматривалось с объездной дороги, и хорошенько за-
тянул гайки на заднем колесе, воспользовавшись на сей раз гайковертом.
Крики прекратились,  но стон теперь не вызывал сомнений:  он  слышался
гораздо отчетливее.  Я не спеша затягивал гайки.  Я не  беспокоился  о
том, что они вылезут из машины и нападут на меня или убегут в пустыню,
потому что выбраться они никак не могли.   Ловушка  сработала  замеча-
тельно.  "Кадиллак" прочно сидел всеми колесами в дальнем конце раско-
па так, что в любую сторону оставалось не более десяти сантиметров за-
зора. Трое пассажиров могли открыть двери лишь настолько, чтобы просу-
нуть ногу, не более того. Открыть окна они были не в состоянии,  пото-
му что те открывались с помощью гидравлического привода,  а  аккумуля-
тор теперь представлял собой кучу обломков пластика,  металла и разли-
той где-то среди останков двигателя кислоты.  Водителя и стрелка,  ве-
роятно, тоже раздавило при падении, но меня это не волновало;  я знал,
что кто-то остался там живым,  и знал,  что Делан всегда ездил на зад-
нем сиденье и пристегивал ремень, как положено законопослушным гражда-
нам.  Гайки затянулись хорошо,  я подогнал фургон к широкому,  мелкому
концу ловушки и остановился.  Большинство стоек исчезло,   но  обломки
нескольких еще торчали из асфальта.  Брезентовое полотно лежало на дне
раскопа, сморщенное, изорванное и перекрученное,  напоминая сброшенную
змеиную кожу. Я подошел к краю ямы и увидел "кадиллак" Долана.  Перед-
няя часть была разбита вдрызг.  Капот гармошкой вжался внутрь,  приняв
форму зазубренной лопатки вентилятора.  Моторное отделение представля-
ло собой клубок металла, резины и трубок, смешанных с песком и грязью,
к