тделении. Они ведь там звери. На секунду по-
терял из виду движущуюся мишень - ее уже и след простыл.
   Она переехала в Лос-Анджелес и вышла замуж во второй  раз.  К  тому
времени,  когда и этот брак распался,  я успел получить диплом юриста.
Опять от нее пришло письмо - короче первого и более  горькое.  Никогда
уже, писала она, ей не удержаться на этой карусели: не успеешь поймать
медное кольцо - упал с лошадки и сломал себе  шею.  Аттракцион  открыт
для всех,  но не слишком ли высока цена?  И приписка: МОЖЕТ, ПРИЕДЕШЬ,
ЛАРРИ? СТОЛЬКО ЛЕТ НЕ ВИДЕЛИСЬ.
   Я ответил,  что рад бы приехать, но не могу. В фирме, где я получил
место,  конкуренция жестокая,  я же только начинал и пока был для всех
ломовой лошадью.  Но ничего, ближайший год покажет, кто чего стоит. На
этот раз я накатал длиннющее письмо, целиком посвященное моей карьере.
   Я отвечал на все ее письма.  Но, знаете, я как-то не до конца верил
в то,  что мне пишет именно она,  Китти,  как в свое время не до конца
верил в то,  что стог окажется на месте... пока не падал, живой и нев-
редимый,  в его мягкие объятья. Я не мог поверить, что моя сестренка и
эта измочаленная женщина, которая подписывалась в конце письма "Китти"
и обводила имя кружком, - одно лицо. Моя сестренка была девочкой с ко-
сичками и без намека на грудь.
   Потом она  перестала мне писать.  Изредка приходили поздравительные
открытки - к рождеству, ко дню рождения, на которые отвечала моя жена.
А потом мы разошлись,  я переехал и окончательно закрутился. Очередные
поздравления были мне пересланы.  С пометкой:  "Выехал".  И я подумал:
"Не мешало бы,  между прочим,  написать Китти и сообщить новый адрес".
Но я так и не написал.
   Хотя все это,  как я уже сказал, неважно. Важно другое: детство ос-
талось позади, и Китти выбросилась с последнего этажа. Китти, верившая
когда-то, что стог всегда окажется на месте. Китти, сказавшая: "Я зна-
ла, ты что-то там придумал". Только это важно. И еще ее письмо.
   Сейчас все переезжают, и когда нас, наконец, настигает конверт, ис-
пещренный пометками "Выбыл" и "адрес изменился",  эти узкие  наклейки,
смешно сказать,  кажутся пальцами, направленными на нас с укоризной. В
верхнем левом углу конверта она напечатала обратный адрес  своей  пос-
ледней квартиры в симпатичном жилом доме на улице Ван Нюйс. Мы с отцом
ходили туда за ее вещами.  И хозяйка симпатичная.  Хорошо отзывалась о
Китти.
   Судя по  штемпелю,  письмо  было отправлено за две недели до самоу-
бийства. Я получил бы его гораздо раньше, если бы не перемены адресов.
Я думаю, Китти устала ждать.

   ДОРОГОЙ ЛАРРИ,
   В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ Я  МНОГО ДУМАЛА ОБ ЭТОМ,  И ВОТ К ЧЕМУ  Я ПРИШЛА:
ЕСЛИ БЫ ТА СТУПЕНЬКА ОБЛОМИЛАСЬ ДО ТОГО, КАК ТЫ УСПЕЛ НАТАСКАТЬ  СЕНА,
БЫЛО БЫ ГОРАЗДО ЛУЧШЕ.

                                                           ТВОЯ КИТТИ.

   Да, пожалуй,  она устала ждать. Мне легче думать так, чем допустить
мысль:  а вдруг она решила, что я ее забыл? Не хочется думать, что она
могла так решить; наверно, это письмо, состоящее из одной-единственной
фразы, заставило бы меня броситься на зов.
   Но даже не это причина моей бессонницы.  Только я  закрою  глаза  и
начну задремывать,  как в сознании всплывает картина:  Китти ласточкой
летит вниз, синие глаза широко раскрыты, спина прогнулась, руки-крылья
заведены назад.
   В отличие от меня она всегда верила, что стог окажется на месте.




                              СТИВЕН КИНГ
                                КАРНИЗ

   - НУ, СМЕЛЕЕ, - повторил Кресснер. - Загляните в пакет.
   Дело  происходило  на  сорок  третьем,  последнем этаже небоскреба, в
квартире-люкс. Пол был устлан рыжим с подпалинами ворсистым ковром.   На
ковре  между  изящным  шезлонгом,  в  котором  сидел  Кресснер  и обитой
настоящей  кожей  кушеткой,  на   которой  никто  не  сидел,   выделялся
блестящим коричневым пятном пластиковый пакет.
   - Если это отступные,  будем считать разговор оконченным, - сказал я.
- Потому что я люблю ее.
   - Деньги,  да, но не отступные. Ну, смелее. Загляните. - Он курил ту-
рецкую  сигарету в мундштуке из оникса;  работали кондиционеры,  и запах
едва чувствовался. На нем был шелковый халат с вышитым драконом. Спокой-
ный взгляд из-под очков - взгляд человека себе на уме.  С этим все ясно:
всемогущий, сказочно богатый, самоуверенный сукин сын. Я любил его жену,
а  она меня.  Я был готов к неприятностям,  и я их дождался,  оставалось
только узнать - каких.
   Я подошел к пластиковому пакету и перевернул его. На ковер высыпались
заклеенные пачки банкнот. Двадцатидолларовые купюры. Я присел на корточ-
ки, взял одну пачку и пересчитал. По десять купюр. Пачек было много.
   - Здесь двадцать тысяч, - сказал он, затягиваясь.
   Я встал.
   - Ясно.
   - Они ваши.
   - Мне не нужны деньги.
   - И жена в придачу.
   Я молчал.  Марсия меня предупредила.  Это кот,  сказала она. Старый и
коварный. Ты для него мышка.
   - Так вы,  теннисист-профессионал, - сказал он. - Вот, значит, как вы
выглядите.
   - Разве ваши агенты не сделали снимков?
   - Что вы!  - Он отмахнулся ониксовым мундштуком. - Даже фильм отсняли
- счастливая парочка в Бэйсайдском отеле.  Камера снимала из-за зеркала.
Но что все это, согласитесь, в сравнении с натурой.
   - Возможно.
   Он будет то и дело менять тактику, сказала Марсия. Он вынуждает чело-
века обороняться. И вот ты уже отбиваешь мяч наугад и неожиданно пропус-
каешь встречный удар. Поменьше слов, Стэн. И помни, что я люблю тебя.
   - Я пригласил вас, мистер Норрис, чтобы поговорить как мужчина с муж-
чиной.  Непринужденный разговор двух цивилизованных людей, один из кото-
рых увел у другого жену.
   Я открыл было рот, но потом решил промолчать.
   - Как вам понравилось в  Сан-Квентине?  -  словно  невзначай  спросил
Кресснер, попыхивая сигаретой.
   - Не очень.
   - Три года, если не ошибаюсь. Кража со взломом - так, кажется, звуча-
ла статья.
   - Марсия в курсе,  - сказал я и сразу пожалел об этом.  Он  навязывал
мне свою игру, от чего меня предостерегала Марсия. Я даю свечи, а он ус-
пешно гасит.
   - Я позволил себе отогнать вашу машину, - сказал он, мельком взглянув
в окно. Впрочем, окна как такового не было: вся стена - сплошное стекло.
Посередине, тоже стеклянная, раздвижная дверь. За ней балкончик. Ну а за
балкончиком - бездна.  Что-то в этой двери меня смущало. Я только не мог
понять что.
   - Великолепное здание,  - сказал Кресснер. - Гарантированная безопас-
ность.  Автономная телесеть - и все такое. Когда вы вошли в вестибюль, я
отдал распоряжение по телефону.  Мой человек запустил мотор вашей машины
и отогнал ее на общественную стоянку в нескольких кварталах отсюда. - Он
взглянул на циферблат модных настенных часов в виде солнца,  что  висели
над кушеткой.  Часы показывали 8.05.  - В 8.20 тот же человек позвонит в
полицию по поводу вашей машины. Не позднее 8.30 блюстители порядка обна-
ружат в багажнике запасную покрышку,  а в ней шесть унций героина. У них
возникнет большое желание познакомиться с вами, мистер Норрис.
   Угодил-таки в капкан.  Все,  казалось бы,  предусмотрел - и на  тебе:
влип как мальчишка.
   - Это  произойдет,  если я не скажу моему человеку,  чтобы он забыл о
предыдущем звонке.
   - Мне достаточно сообщить,  где Марсия,  - подсказал я.  -  Не  могу,
Кресснер. Не знаю. Мы с ней нарочно так договорились.
   - Мои люди выследили ее.
   - Не думаю. Мы от них оторвались в аэропорту.
   Кресснер  вздохнул  и  отправил  дотлевающую сигарету в хромированную
пепельницу с вращающейся  крышкой. Все отработано.  Об окурке и  о Стэне
Норрисе позаботились в равной степени.
   - Вообще-то вы правы,  - сказал он. - Старый трюк - зашел в туалет, и
тебя нет.  Мои люди были вне себя:  попасться на такой крючок.  Наверно,
из-за его примитивности они даже не приняли его в расчет.
   Я промолчал.  После того как Марсия улизнула в аэропорту  от  агентов
Кресснера, она вернулась рейсовым автобусом обратно в город, с тем чтобы
потом добраться до автовокзала.  Так мы решили. При ней было двести дол-
ларов - все мои сбережения. За двести долларов туристский автобус доста-
вит тебя в любую точку страны.
   - Вы всегда такой неразговорчивый?  - спросил Кресснер с неподдельным
интересом.
   - Марсия посоветовала.
   Голос его стал жестче:
   - Значит,  попав  в лапы полиции,  будете держаться до последнего.  А
когда в следующий раз наведаетесь к моей жене,  вы застанете тихую  ста-
рушку в кресле-качалке.  Об этом вы не подумали? Насколько я понимаю, за
шесть унций героина вы можете схлопотать сорок лет.
   - Этим вы Марсию не вернете.
   Он усмехнулся:
   - Положеньице,  да?  С вашего позволения я обрисую ситуацию. Вы и моя
жена полюбили друг друга.  У вас начался роман... если можно назвать ро-
маном эпизодические ночные свидания в дешевых мотелях. Короче, я потерял
жену.  Зато заполучил вас.  Ну а вы,  что называется, угодили в тиски. Я
верно изложил суть дела?
   - Теперь я понимаю,  почему она от вас устала,  - сказал я.  К  моему
удивлению, он расхохотался, даже голова запрокинулась.
   - А знаете, вы мне нравитесь. Вы простоваты, мистер Норрис, и замашки
у вас бродяги,  но,  чувствуется, у вас есть сердце. Так утверждала Мар-
сия.  Я, честно говоря, сомневался. Она не очень-то разбирается в людях.
Но в вас есть какая-то... искра. Почему я и затеял все это. Марсия, надо
полагать, успела рассказать вам, что я люблю заключать пари.
   - Да.
   Я вдруг понял,  чем меня смутила раздвижная дверь в стеклянной стене.
Вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову устроить чаепитие  среди  зимы
на балконе сорок третьего этажа. Вот и шезлонг стоит в комнате. А ветро-
защитный экран почему-то сняли. Почему, спрашивается?
   - Я не питаю к жене особых чувств,  -  произнес  Кресснер,  аккуратно
вставляя в мундштук новую сигарету.  - Это ни для кого не секрет.  И вам
она наверняка сказала.  Да и при вашем...  опыте вам наверняка известно,
что от хорошей жизни замужние женщины не прыгают в стог сена к заурядно-
му профи по мановению ракетки.  Но Марсия, эта бледная немочь, эта крив-
ляка, эта ханжа и зануда, эта размазня, эта...
   - Достаточно, - прервал я его.
   Он изобразил на лице улыбку.
   - Прошу прощения.  Все время забываю,  что мы говорим о вашей возлюб-
ленной. Кстати, уже 8.16. Нервничаете?
   Я пожал плечами.
   - Держимся до конца,  ну-ну,  - сказал он и закурил новую сигарету. -
Вас,  вероятно, удивляет, что при всей моей нелюбви к Марсии я почему-то
не хочу отпустить ее на...
   - Нет, не удивляет.
   На его лицо набежала тень.
   - Не удивляет,  потому что вы махровый эгоист,  собственник  и  сукин
сын. Только у вас не отнимают ничего вашего. Даже если это вам больше не
нужно.
   Он побагровел, потом вдруг засмеялся.
   - Один ноль в вашу пользу, мистер Норрис. Лихо это вы.
   Я снова пожал плечами.
   - Хочу предложить вам пари, - посерьезнел он. - Выиграете - получаете
деньги, женщину и свободу. Ну а проиграете - распрощаетесь с жизнью.
   Я взглянул на настенные часы.  Это получилось непроизвольно. Часы по-
казывали 8.19.
   Согласен, - сказал я.  А что мне оставалось? По крайней мере, выиграю
несколько минут.  Вдруг придумаю,  как выбраться отсюда - с деньгами или
без.
   Кресснер снял трубку телефона и набрал номер.
   - Тони? Этап второй. Да.
   Он положил трубку на рычаг.
   - Этап второй - это как понимать? - спросил я.
   - Через пятнадцать минут я позвоню Тони,  он заберет...  некий сомни-
тельный груз из багажника вашей машины и подгонит машину к подъезду. Ес-
ли я не перезвоню, он свяжутся с полицией.
   - Страхуетесь?
   - Войдите в мое положение, мистер Норрис. На ковре лежит двадцать ты-
сяч долларов. В этом городе убивают и за двадцать центов.
   - В чем заключается спор?
   Лицо Кресснера исказила страдальческая гримаса.
   - Пари, мистер Норрис, пари. Спорит всякая шушера. Джентльмены заклю-
чают пари.
   - Как вам будет угодно.
   Отлично. Вы, я заметил, посматривали на мой балкон.
   - Нет ветрозащитного экрана.
   - Верно.  Я велел его снять сегодня утром.  Итак, мое предложение: вы
проходите по карнизу,  огибающему это здание на уровне нашего  этажа.  В
случае успеха срываете банк.
   - Вы сумасшедший.
   - Отчего же.  За десять лет,  что я живу здесь,  я предлагал это пари
шести разным людям. Трое из них, как и вы, были профессиональными спорт-
сменами  - популярный защитник,  который больше славился блестящими выс-
туплениями в телерекламе,  чем своей бледной игрой,  бейсболист, а также
довольно  известный жокей с баснословными заработками и не менее баснос-
ловными алиментами.  Остальные трое - попроще.  Разные профессии, но два
общих момента - денежные затруднения и неплохие физические данные.  - Он
в задумчивости затянулся и,  выпустив дым,  продолжал:  - Пять  раз  мое
предложение с ходу отвергали. И лишь однажды приняли. Условия - двадцать
тысяч против шести месяцев тюрьмы.  Я выиграл. Тот человек глянул вниз с
моего балкона и чуть не потерял сознание. - На губах Кресснера появилась
брезгливая улыбка.  - Внизу - сказал он,  - все кажется таким крошечным.
Это его сломало.
   - Почему вы считаете, что...
   Он остановил меня жестом, выражавшим досаду.
   - Давайте без этой тягомотины,  мистер Норрис. Вы согласитесь, потому
что у вас нет выбора.  На одной чаше сорок лет в Сан-Квентине, на другой
- свобода.  И в качестве легкой приправы - деньги и моя жена.  Я человек
щедрый.
   - Где гарантия,  что вы не устроите мне ловушку? Что я пройду по кар-
низу, а вы тем временем не позвоните Тони?
   Он вздохнул.
   - У вас мания преследования, мистер Норрис. Я не люблю свою жену. Моя
многосложная натура страдает от ее присутствия.  Двадцать тысяч долларов
для меня не деньги. Я каждую неделю отстегиваю в четыре раза больше сво-
им людям в полиции.  А что касается пари... - Глаза у него заблестели. -
На такое дело никаких денег не жалко.
   Я раздумывал,  он не торопил с ответом - хороший товар не нуждается в
рекламе.  Кто я для него?  Средней руки игрок, которого в тридцать шесть
могли попросить из клуба,  если бы не Марсия, нажавшая на кое-какие пру-
жины. Кроме тенниса, я ничего не умею, да и не так-то просто куда-нибудь
устроиться,  даже сторожем, когда у тебя за плечами судимость. И дело-то
пустяковое, так, детские шалости, но поди объясни это любому боссу.
   Ничего не скажешь,  смешная история:  по уши влюбился в Марсию Кресс-
нер,  а она в меня. Называется, разок сыграли утром в теннис. Везет вам,
Стэн Норрис.  Тридцать шесть лет жил себе Стэн Норрис холостяком в  свое
удовольствие и на тебе - втрескался в жену короля подпольного мира.
   Этот старый кот,  развалившийся в шезлонге и дымящий дорогой турецкой
сигаретой, надо думать, многое разнюхал. Если не все. Я могу принять его
пари и даже выиграть - и все равно останусь с носом;  а откажусь - через
пару часов буду в тюряге. И на свет божий выйду уже в новом тысячелетии.
   - Один вопрос, - сказал я.
   - Я вас слушаю, мистер Норрис.
   - Ответьте, глядя мне в глаза: вы не имеете обыкновения жульничать?
   Он посмотрел мне в глаза.
   - Я никогда не жульничаю, мистер Норрис, - сказал он с тихим достоин-
ством.
   - О'кэй.
   А что мне оставалось?
   Он просиял и сразу поднялся.
   - Вот это разговор!  Вот это я понимаю!  Давайте подойдем к балконной
двери, мистер Норрис.
   Мы подошли.  У него был вид человека,  который сотни раз рисовал себе
эту  картину в своем воображении и сейчас,  когда она стала реальностью,
наслаждался ею в полной мере.
   - Ширина карниза двенадцать сантиметров, - произнес он мечтательно. -
Я измерял. Да, я сам стоял на нем - разумеется, держась за перила. Види-
те чугунное ограждение - когда вы опуститесь на руках,  оно вам окажется
по грудь.  Ограждение кончится - держаться,  сами понимаете, будет не за
что. Придется двигаться на ощупь, стараясь не терять равновесия.
   Вдруг мой взгляд приковал один предмет за оконным  стеклом...  я  по-
чувствовал, как у меня стынет в жилах кровь. Это был анемометр, или вет-
ромер.  Небоскреб находится рядом с озером,  а квартира Кресснера -  под
крышей небоскреба,  открытой всем ветрам,  поскольку все соседние здания
были ниже. Этот ветер вопьется в тело ледяными иглами. Столбик анемомет-
ра  показывал  десять метров в секунду,  но при первом же сильном порыве
столбик подскочит до двадцати пяти,  прежде чем опустится до прежней от-
метки.
   - Я вижу, вас заинтересовал ветромер, - обрадовался Кресснер. - Вооб-
ще-то здесь дует еще не так сильно,  преобладающий ветер - с  противопо-
ложной стороны.  И вечер сегодня довольно тихий.  В это время тут иногда
такой ветрище поднимается, все восемьдесят пять будет... чувствуешь, как
тебя покачивает.  Точно на корабле. А сейчас, можно сказать, штиль, да и
тепло не по сезону, видите?
   Следуя за его пальцем,  я разглядел световое табло на небоскребе сле-
ва,  где размещался банк.  Семь градусов тепла.  На таком ветру ощущения
будут как при нуле.
   - У вас есть что-нибудь теплое?  - спросил я.  На мне был легкий пид-
жак.
   - Боюсь,  что нет.  - Электронное табло на здании банка переключилось
на время:  8.32. - Вы бы поторопились, мистер Норрис, а то я должен дать
команду,  что мы приступаем к третьему этапу нашего плана.  Тони мальчик
хороший, но ему не всегда хватает выдержки. Вы понимаете, о чем я?
   Я понимал. Уж куда понятнее.
   Я подумал о Марсии,  о том, что мы с ней вырвемся из щупальцев Кресс-
нера,  имея при себе приличные деньги для начала,  и, толкнув раздвижную
стеклянную дверь,  шагнул на балкон. Было холодно и влажно; дул ветер, и
волосы залепляли глаза.
   - Желаю вам приятно провести вечер, - раздался за спиной голос Кресс-
нера,  но мне уже было не до него.  Я подошел к перилам, вниз я не смот-
рел. Пока. Я начал глубоко вдыхать воздух.
   Это не какое-нибудь там специальное упражнение,  а что-то вроде само-
гипноза.  С каждым выдохом голова очищается от посторонних мыслей, и вот
ты уже думаешь лишь об одном - о предстоящей игре.  Вдох-выдох - и я за-
был о пачках банкнот. Вдох-выдох - и я забыл о Кресснере. С Марсией ока-
залось потруднее - она стояла у меня перед глазами и просила  не  делать
глупостей,  не играть с Кресснером по его правилам, потому что даже если
он не жульничает, он, как всегда, наверняка подстраховался. Я ее не слу-
шал.  Не до этого мне было.  Это не то пари, когда в случае проигрыша ты
идешь покупать несколько кружек пива под аккомпанемент  дружеских  шуто-
чек;  тут  тебя будут долго собирать в совок от одного угла Дикман-стрит
до другого.
   Когда я посчитал, что уже достаточно владею собой, я глянул вниз.
   Отвесная стена небоскреба напоминала гладкую поверхность меловой ска-
лы. Машины на стоянке походили на миниатюрные модели, какие можно купить
в сувенирном киоске. Сновавшие взад-вперед автомобили превратились в лу-
чики света.  Если отсюда навернуться,  успеешь не только осознать, что с
тобой происходит,  но и увидеть,  как стремительно надвигается  на  тебя
земля и ветер раздувает одежду.  И еще хватит времени на долгий,  долгий
крик. А когда наконец грохнешься об асфальт, раздастся такой звук, будто
раскололся перезрелый арбуз.
   Неудивительно, что у того типа очко сыграло.  Правда, ему грозили ка-
кие-то шесть месяцев. Передо мной же разворачивалась перспектива в мрач-
ную клеточку и без Марсии, шутка сказать, на сорок лет.
   Мой взгляд  упал  на  карниз.  Двенадцать сантиметров...  а на вид им
больше пяти никак не дашь.  Хорошо еще,  что здание сравнительно новое -
по крайней мере карниз не рухнет.
   Может быть.
   Я перелез  через  перила и осторожно опустился на руках,  пока не по-
чувствовал под собой карниз.  Каблуки висели в воздухе. Пол балкона при-
ходился мне на уровне груди,  сквозь ажурную решетку просматривалась ши-
карная квартира Кресснера. Сам он стоял по ту сторону порога с дымящейся
сигаретой  в  зубах и следил за ка