авлял... а зная, что он говорил и как вел себя, когда не писал свои
книги, я рада, что не различала этого. Дарси замерла, слушая ее.
- Потом меня охватило это... это чувство.- Она задумалась, потом мед-
ленно и решительно повела головой.- Это прозвучало во мне,  как  при-
каз. Это все равно что захотеть отбивную в три часа дня,  или мороже-
ное с солеными огурцами в два часа ночи, или...  а тебе что хотелось,
Дарси?
- Шкурку от ветчины,- пробубнила Дарси, не разжимая губ, словно они у
нее замерзли.- Муж пошел, очень долго искал,  притащил мне чуть ли не
мешок этих шкурок, и я тут же их стрескала. Марта кивнула и заговори-
ла снова. Дарси стремглав бросилась в уборную,  где после краткой за-
минки извергла все выпитое накануне пиво.  "Нельзя так распускаться,-
думала она,  с трудом нащупывая сливную ручку.- Не надо думать о пох-
мелье.- И тут же сразу: Как теперь смотреть ей в глаза?  Как я  соби-
раюсь это сделать?" Оказалось,  ничего сложного в этом нет.  Обернув-
шись, она увидела, что Марта стоит в дверях,  с сочувственной улыбкой
глядя на нее:
- Все в порядке?
- Да.- Дарси попыталась улыбнуться,  и,  к ее величайшему  удивлению,
это пояучилось.- Я... я просто...
- Знаю,- сказала Марта.- Поверь мне,  я знаю.  Будешь слушать  дальше
или с тебя достаточно?
- Продолай,- решительно отрезала Дарси и взяла подругу за руку.    -
Только в гостиной. Я не могу даже смотреть на холодильник,  а тем бо-
лее открывать дверцу.
- Ладно. Они уселись на старенькой, но уютной софе в гостиной.
- Так ты хочешь, дорогая? Дарси кивнула.
- Хорошо.- Но Марта еще некоторое время молчала,   рассматривая  свои
руки, сложенные на коленях,  обозревая прошлое,  как командир подвод-
ной лодки исследует враждебные воды через перископ.  Наконец она под-
няла голову, повернулась лицом к Дарси и продолжила рассказ.
- Остаток дня я доработала,  словно во сне.  Я как бы находилась  под
гипнозом. Со мной заговаривали, я отвечала,  но все это доносилось до
меня как бы сквозь стеклянную стену. Помню,  что я думала: "Да,  меня
загипнотизировали. Она меня загипнотизировала. Старуха.  Дала мне ус-
тановку,  вроде как эстрадный гипнотизер говорит: "Кто-то скажет тебе
слово "банан",  ты станешь на четвереньки и залаешь  по-собачьи",-  и
бедняга проделает все это,  услышав слово "банан" даже  через  десять
лет. Она что-то подсыпала в этот чай,  загипнотизировала меня,  а по-
том приказала сделать это. Эту отвратительную вещь".  Я знала,  зачем
она это сделала - старуха, которая верила во всякие наговоры, и в то,
что можно околдовать мужчину,  чтобы он влюбился в тебя,  если  пома-
зать ему пятку каплей твоей менструальной крови,  когда он спит,    и
Бог. знает во что еще... если такая женщина, которая вбила себе в го-
лову чушь насчет истинных отцов,  способна гипнотизировать,  то она и
загипнотизировала такую женщину,  как я,  заставила меня это  делать.
Потому что она верила в это. А я же назвала ей имя, правда ведь?  Мне
даже не приходило в голову, что я совсем не помню, что со мной было у
Мамаши Делорм, пока я не сделала то,  что я сделала в спальне Джеффе-
риса. Только той ночью я стала соображать.  Я неплохо преодолела этот
день. В смысле, не кричала, не плакала, ничего подобного.  Моя сестра
Кисси вела себя гораздо хуже,  когда пошла в сумерках за водой к ста-
рому колодцу, а оттуда вылетела летучая мышь и вцепились ей в волосы.
Просто я себя ощущала как бы за стеклянной стеной и думала,  что если
это и все, то я с этим справлюсь. Потом, когда я вернулась домой, ме-
ня одолела страшная жажда.  Так со мной не было никогда в жизни  -  у
меня в горле словно бушевала песчаная буря.  Казалось,  я никогда  не
смогу напиться. И я стала плеваться. Плевала,  и плевала,  и плевала.
Потом меня затошнило. Я побежала в ванную,  посмотрела на себя в зер-
кало и высунула язык
- мне казалось, что там будет виден какой-то след того,  что я сдела-
ла, но, конечно,  ничего там не было.  Я подумала: "Вот!  Теперь тебе
лучше?" Но лучше мне не стало. Стало хуже. Я стала на колени над уни-
тазом и сделала то,  что сделала сейчас ты,  Дарси,   только  гораздо
больше.  Я рвала до потери сознания.  Я плакала и умоляла Бога  прос-
тить меня,  остановить рвоту прежде,  чем я потеряю ребенка,  если он
действительно есть. Потом помню, что я стояла в его спальне,  засунув
пальцы в рот, даже не соображая, что я делаю,- говорю тебе, я смотре-
ла на себя, как в кино. И вырвала опять. Миссис Паркер услышала меня,
подошла к двери и спросила,  все ли в порядке.  Это помогло мне взять
себя в руки, и к приходу Джонни поздно вечером я уже справилась с са-
мым худшим. Он был пьян и нарывался на драку. Когда я не дала ему де-
нег, он двинул меня в глаз и ушел. Я была почти благодарна ему за то,
что меня ударил, потому что тогда я задумалась над другим. На следую-
щее утро, когда я зашла в номер Джеффериса, он сидел в гостиной,  еще
в пижаме,  и быстро строчил что-то в блокноте.  Он всегда возил с со-
бой кучу блокнотов,  скрепленных огромной красной  резиновой  лентой.
Когда он в самый последний раз явился в "Пале" без них, я поняла, что
он приготовился к смерти. Мне, однако,  не было ни капельки его жаль.
Марта подняла в сторону окна взгляд,  в котором не было и следа мило-
сердия или прощения;  это был холодный взгляд,  свидетельствовавший о
полном отсутствии эмоций.
- Видя, что он не ушел, я испытала облегчение,  потому что можно было
отложить уборку. Он не любил, чтобы горничные крутились, когда он ра-
ботает,  и я решила,  что он не разрешит убирать до прихода Ивонны  в
три часа. Я сказала: "Я зайду позже, мистер Джефферис".  "Убирай сей-
час,- сказал он.- Только тихонько.  У меня зверская головная  боль  и
куча идей. Все вместе меня убивает". В любое другое время он бы прог-
нал меня, клянусь. Мне показалось, что я слышу смех той черной стару-
хи.  Я зашла в ванную и начала наводить порядок,  убирая использован-
ную туалетную бумагу и кладя новую,  заменяя мыло,   укладывая  новые
спички, и все время думала: "Нельзя загипнотизировать того,  кто это-
го не хочет, старуха. Что бы ты мне ни подсыпала в чай тогда,  что бы
ты мне ни приказала делать, даже и много раз, я раскусила тебя - зна-
чит, я тебе больше не поддамся".  Я перешла в спальню и посмотрела на
кровать. Я боялась,  что она привидится мне тем же,  чем кажется тем-
ный чулан для ребенка,  который боится домового,  но  увидела  просто
обыкновенную кровать. Я знала, что не намерена ничего делать, и испы-
тывала облегчение. Итак,  я сняла одеяла,  и на простыне еще были эти
липкие незасохшие пятна, словно он с час назад проснулся в возбужден-
ном состоянии и занялся самообслуживанием. Я остановилась,  чтобы оп-
ределить, чувствую ли я что-то при этом. Нет. Это просто то,  что ос-
тавил мужчина, который держал письмо и не нашел почтового ящика,  как
мы с тобой сто раз видели.  Эта старуха - такая же ведьма,  как и  я.
Беременна я или нет, в любом случае ребенок от Джонни.  Он единствен-
ный мужчина, с которым я спала,  и что бы я ни нашла на простыне это-
го белого - или кого угодно другого,- это остается фактом.  День  был
пасмурный, но,  как только я это подумала,  вышло солнце,  словно Бог
вынес Свой окончательный приговор по этому делу. Не помню,  когда еще
я испытывала такое облегчение. Я стояла,  вознося молитвы Богу за то,
что все наладилось,  и все время этой молитвы я слизывала это с прос-
тыни - все без остатка - и проглатывала.  Я как бы стояла  поодаль  и
наблюдала за собой со стороны.  Часть меня говорила: "Ты с ума сошла,
девочка,  делая это,  да еще когда он в соседней комнате;  он в любой
момент может заглянуть сюда по пути в ванную и увидит тебя. Здесь та-
кие толстые ковры,  что ты не услышишь его шагов.  А ведь это  значит
конец твоей работы в "Пале" - и в любом большом отеле Нью-Йорка.  Де-
вушка, которую застали за тем, что ты делаешь,  никогда не сможет ра-
ботать горничной в этом городе,  по крайней мере в приличном  отеле".
Но мне было все равно.  Я это делала,  пока не слизала все - или пока
какая-то часть меня не была удовлетворена,- а  потом  просто  стояла,
разглядывая простыню. Из другой комнаты не доносилось никаких звуков,
пока до меня не дошло, что он стоит в дверях у меня за спиной. Я уга-
дывала выражение его лица.  Когда я была ребенком,  к нам  в  Бабилон
каждый август приезжал бродячий цирк, и там был мужчина - скорее все-
го, мужчина,- который делал отвратительные дела под шатром.  Он зала-
зил в яму, а кто-то дразнил его, а потом бросал в яму живую курицу, и
отвратительный тип перегрызал ей горло. Как-то мой старший брат Брэд-
форд - он погиб в автокатастрофе под Билокси - сказал, что хочет пос-
мотреть на этого типа.  Папа был очень недоволен,  но прямо запретить
не мог,  потому что Брэду было уже девятнадцать - почти мужчина.   Он
пошел,  а когда вернулся,  мы с Кисеи хотели спросить его,  что же он
видел, но, заметив выражение его лица,  так и не осмелились.  Вот та-
кое выражение , казалось мне, я увижу на лице Джеффериса, когда обер-
нусь и увижу его в дверях. Понимаешь, о чем я говорю? Дарси кивнула.
- Я знала,  что он там стоит,- просто знала.  Наконец я набралась му-
жества и повернулась, собираясь просить его,  чтобы он не рассказывал
главной горничной - умолять на коленях,  если придется,- и никого  не
увидела. Это был всего лишь мой страх.  Я подошла к двери и обнаружи-
ла, что он по-прежнему сидит в гостиной и строчит в блокноте еще быс-
трее, чем раньше. Я заторопилась, сменила постель и освежила комнату,
как обычно, но это чувство, будто я за стеклянной стеной,  заговорило
во мне еще сильнее прежнего.  Я собралась вынести грязное белье обыч-
ным путем - в коридор через дверь спальни. Самое первое,  чему я нау-
чилась,  когда стала работать в отеле,- это то,  что ни в коем случае
нельзя выносить грязное белье через гостиную люкса.  Потом  вернулась
туда, где он сидел. Я хотела сказать ему, что уберу в гостиной позже,
козда он закончит работу. Но увидев, что он делает, я остолбенело ус-
тавилась на него, стоя в дверях. Он бегал по комнате так быстро,  что
его желтая пижама обкрутилась вокруг ног.  Пальцами обеих рук он вце-
пился себе в волосы и зверски терзал их. Он походил на спятившего ма-
тематика с карикатуры. Глаза его горели каким-то диким огнем.  Снача-
ла я подумала, что он ввдея то, что я делала, и это привело его в та-
кой ужас, что он тронулся. Оказалось, что ко мне это не имеет никако-
го отношения... по крайней мере, он так считал. Это единственный раз,
когда он разговаривал со мной на другие темы,  кроме как принести бу-
маги,  добавить еще подушку или починить кондиционер.  Он говорил  со
мной,  потому что должен был выговориться.  С ним что-то случилось  -
очень важное - и ему надо было выговориться, иначе он спятит.
- У меня голова раскалывается,- сообщил он.
- Очень жаль, мистер Джефферис,- посочувствовала
я.- Могу принести аспирин...
- Нет,- ответил он.- Не в том дело.  Это идея.  Вроде я пошел  ловить
окуней, а попался тунец. Я же зарабатываю книгами,  знаете ли.  Худо-
жественными.
- Да,  сэр,  мистер Джефферис,- я читала две ваши книги,  и  они  мне
очень понравились.
- Да ну,- удивился он и посмотрел так,  будто это я спятила.- Что  ж,
очень рад, что вы мне это сказали. Я сегодня проснулся,  и мне пришла
идея. "Да, сэр,- подумала я про себя,- вам пришла идея,  такая свежая
и горячая, что вы. ею залили всю простыню. Но ее там больше нет,  так
что можете не беспокоиться". Я едва удержалась,  чтобы громко не рас-
смеяться. Только, Дарси, я думаю, он и этого не заметил бы.
- Я заказал завтрак,- он указал на ресторанную тележку у  двери,-  и,
пока ел, обдумывал эту маленькую идею. Я думал,  что может получиться
рассказ. Есть такой журнал, знаете ли... "Нью-Йоркер"... впрочем, не-
важно.- Он не собирался объяснять какой-то негритянке, что такое жур-
нал "Нью-Йоркер". Дарси ухмыльнулась.
- Но, пока я доел завтрак, она уже тянула на повесть. А потом... ког-
да я начал обсасывать кое-какие мысли...- Он издал пронзительный сме-
шок.- Такие идеи приходят раз в десять лет.  А  могут  и  никогда  не
прийти. Как вы думаете, могут два близнеца - духовных,  не физических
- воевать по разные стороны во время второй мировой войны?
- Ну, вряд ли на Тихом океане,- пробормотала я.  В другой раз вряд ли
я осмелилась бы вообще с ним разговаривать, Дарси,- я бы просто стоя-
ла,  раскрыв рот.  Но я все еще чувствовала себя за стеклянной стеной
или как после укала новокаина у зубного врача.  Он захохотал,   будто
это была самая остроумная шутка, и сказал:
- Ха-ха!  Да нет,  не там,  там этого не могло быть,  а вот в  Европе
вполне возможно. И они могли бы сойтись лицом к лицу в Арденнах.
- Ну,  может быть...- начала я,  но тут он опять забегал по гостиной,
теребя волосы, отчего они приобретали все более дикий вид.
- Понятно,  что звучит,  как мелодрама в духе  ".Орфей  спускается  в
ад",- бормотал он,- как дурацкие какиенибудь  "Под  двумя  знаменами"
или "Армадейл",  но  сам  принцип  близнецов...если  его  рационально
объяснить... а я вижу,  как...- Он резко обернулся ко мне.- Будет тут
драматический эффект?
- Да,  сэр,- ответила я.- Все любят истории о братьях,    которые  не
знают, что они братья.
-Конечно, любят,- продолжал он.- И вот что я еще скажу,- тут он оста-
новился, и его лицо приняло хитрое выражение.  Хитрое- то хитрое,  но
мне все было предельно ясно. Походило на то,  что он начинает осозна-
вать, что делает глупость,  будто человек,  который намазал лицо кре-
мом для бритья и поднес к нему электробритву.  Он обсуждал  с  черной
горничной свою,  может быть,  самую блестящую идею - с черной горнич-
ной, которая,  наверное,  считает лучшим в мире романом "Конец ночи".
Он забыл, как я сказала, что читала две его книга...
- Или решил,  что это уловка с целью выманить побольше чаевых,-  про-
бурчала Дарси.
- Да,  это вполне укладывается в его понимание природы человека.  Как
бы там ни было, это выражение означало,  что до него дошло,  с кем он
разговаривает, тодько и всего.
- Думаю,  мне придется остаться здесь подолыле,- сказал он.-  Скажите
портье, пожалуйста.- Он снова забегал и зацепил ногой ресторанную те-
лежку.- И заберите отсюда эту вонючую штуку, ладно?
- Может, мне позже вернуться и...- начала я.
- Да,да,да,- ответил он,- позже приходите и делайте что хотите,    но
сейчас будьте хорошей девочкой и заберите отсюда все это...   и  сами
убирайтесь. Я так и сделала и испытала самое большое в жизни облегче-
ние,  когда за мной закрылась дверь гостиной.  Я покатила тележку  по
коридору.  Он брал на завтрак сок и ветчину с вареными яйцами.  Я уже
далеко отошла, когда заметила на его тарелке еще и гриб,  отодвинутый
в сторону вместе с последним яйцом и объедком ветчины.  Я  посмотрела
на это, и в голове у меня просветлело. Я вспомнила тот гриб,  что она
- старуха Делорм - дала мне в пластиковой коробочке.  Вспомнила впер-
вые с того дня. Вспомнила,  как нашла его в кармане платья и куда по-
ложила.  Тот,  что на таредке,  выглядел точно так же - сморщенный  и
слегка подсушенный,  больше похожий на поганку,  такой,  что им можно
здорово отравиться. Она пристально посмотрела на Дарси.
- Он его тоже ел. Съел больше половины.  За столом в тот день дежурил
мистер Бакли,  и я сказала ему,  что мистер Джефферис подумывает  ос-
таться еще. Мистер Бакли ответил, что не видит в этом большой пробле-
мы, хотя мистер Джефферис собирался сьезжать сегодня после обеда. По-
том я спустилась в кухню, которая обслуживала номера,  и поговорила с
Беделией Ааронсон - ты, наверно,  помнишь ее,- я спросила,  не видела
ли она тут кого-то постороннего. Беделия ответила, что не понимает, о
чем речь,  но она никого не видела.  Она спросила: "А зачем это тебе,
Марти?", а я заявила, что не могу сказать. Она сказала, что никого не
было, даже того мужчины из отдела снабжения, который ухаживает за но-
венькой девушкой. Я продолжала приставать, и она уступила: "Ну,  раз-
ве что какая-то старая негритянка". Я посмотрела ей в глаза и спроси-
ла, как выглядела та старуха.
- Ну,- ответила Беделия,- скорее всего,  она зашла с улицы в  поисках
туалета. Такое у нас бывает.  Негры иногда не спрашивают,  потому что
боятся, что обслуга вышвырнет их, даже если они прилично одеты...  и,
как тебе известно, они так и делают.  Как бы там ни было,  эта бедная
старушка - забрела сюда...- Она замолчала и тревожно взглянула на ме-
ня: - Что с тобой, Марта? Ты вот-вот упадешь в обморок!
- Я не собираюсь падать в обморок,- сказала я.- Что она здесь делала?
- Просто бродила, присматриваясь к тележкам, будто не понимала,  куда
попала,- ответила она.- Бедняжка! Ей не меньше восьмидесяти.  Вид та-
кой,  будто сильный ветер занес ее высоко  в  небо,    как  воздушный
змей... Марта, пройди сюда и сядь.  Ты похожа на портрет Дориана Грея
в том фильме.
- Как она выглядела? Скажи!
- Я же тебе сказала - старая. Они для меня все на одно лицо.  Эта от-
личалась только шрамом на лице. Во всю щеку и лоб... Дальше я не слы-
шала, потому что действительно упала в обморок.  Меня отпустили домой
раньше,  и только дома у меня появилось то  же  желание  плеваться  и
страшная жажда,  и,  скорее всего,  меня вывернуло бы наизнанку,  как
вчера. Но на этот раз я просто села у окна,  смотрела на улицу и раз-
говаривала сама с собой. То, что она со мной сделала,  было не просто
гипнозом; теперь я это уже знала.  Это было посильнее гипноза.  Я еще
не была уверена,  что признаю колдовство,  но что-то она со мной дей-
ствительно сделала,  и что бы это ни было,  мне придется с этим  счи-
таться. Я не могла ни уйти с работы, ни бросить мужа,  явно ни на что
не годного,  тем более что предвиделся ребенок.  Я даже не могла про-
сить, чтобы меня перевели на другой этаж.  За год-другой до того мог-
ла бы,  но тогда ходили слухи,  что меня сделают  помощником  главной
горничной десятогодвенадцатого этажей, а это означало прибавку к зар-
плате. Более того, это означало, что меня скорее всего возьмут обрат-
но после родов. У моей мамы была поговорка: "Чего не стереть, то при-
дется стерпеть".  Я подумывала пойти к этой старухе  и  попросить  ее
снять чары, но уже понимала,  что ничего не выйдет - она вбила себе в
голову, что то, что она делает,  лучший вариант для меня,  а я крепко
усвоила одну вещь в этом мире,  Дарси,- никогда нельзя надеяться  пе-
реубедить человека, если он уверен, что помогает тебе.  И вот я сиде-
ла, обдумывая все это и глядя на улицу, где сновали люди,  и отключи-
лась. Это продолжалось минут пятнадцать, не больше, но, придя в себя,
я поняла кое-что еще.  Старуха хотела,  чтобы я продолжала делать то,
что сделала уже дважды, а это было невозможно,  если бы Питер Джеффе-
рис вернулся в Бирмингем.  Поэтому она проникла на кухню  и  положила
тот гриб на его тедежку,  он поел его,  и ему пришла эта идея.  Роман
действительно вышел потрясающий -  он  назывался  "Парни  в  тумане".
Именно о том,  что он говорил мне в тот день - братья-близнецы,  один
американский солдат,  другой немецкий,  и они встречаются в Арденнах.
Он вышел самым большим тиражом из всех его романов.  Она помолчала  и
добавила:
- Это я узнала из некропога.  Он оставался еще неделю.  Каждый  день,
когда я входила,  он сидел за столом в гостиной и писал  в  одном  из
своих желтых блокнотов, даже не переодев пижаму.  Каждый день я спра-
шивала его, не зайти ли мне позже, а он говорил мне,  чтобы я убирала
в спальне,  только тихо.  Каждый день я говорила себе,   что  сегодня
больше не буду делать этого, и каждый день это было на простыне,  еще
свежее, и каждый день все молитвы и обещания,  которые я давала себе,
улетали в окно, и я снова делала это. Здесь даже не было борьбы с ис-
кушением до пота и дрожи;  просто закроешь глаза на минутку - и гото-
во. Да, и каждый день,  как только я входила,  он хватался за голову,
будто не давая ей развалиться.  Ну и пару мы составляли!  Ему бы  м