икаких перемен.
   - Видишь? - сказал он и показал рукой. - Вон там.
   И я  увидел. Один  из пикапов  стоял недвижим.  Он осел,  словно ком,
ничего угрожающего в нем уже не было.
   - Кончился бензин?
   - Точно,  браток.  А САМИ-ТО ОНИ ЗАПРАВЛЯТЬСЯ НЕ МОГУТ.  Тут мы их  и
прижмем.  Единственное,  что нам надо делать,  - ждать. - Он улыбнулся и
пошарил по карманам в поисках сигареты.
   Было около девяти часов,  я завтракал куском вчерашнего пирога, когда
раздались гудки - долгие, накатывающиеся звуки, которые отдавались в че-
репе.  Мы подошли к окну посмотреть.  Грузовики стояли спокойно,  моторы
работали вхолостую. Один грузовик-трейлер - огромный "рео" с красной ка-
биной - подъехал почти вплотную к узкой полоске травы между рестораном и
стоянкой. Вблизи квадратная решетка радиатора казалась гигантской и вну-
шала смертельный страх. Колеса по высоте были на уровне груди.
   Вновь взвыл гудок - жесткие,  голодные звуки монотонно отлетали вдаль
и эхом возвращались назад. В них была какая-то система. Короткие и длин-
ные, раздававшиеся в каком-то определенном ритме.
   - Это же морзянка!  - внезапно воскликнул паренек, которого, как ока-
залось, звали Джерри.
   Водитель грузовика взглянул на него:
   - Откуда ты знаешь?
   Тот слегка покраснел:
   - Учил ее в бойскаутах.
   - Ты? - спросил водитель грузовика. - Ты? Ого. - Он покачал головой.
   - Не обращай внимания, - сказал я. - Хоть что-то помнишь, чтобы...
   - Конечно. Дайте послушать. Есть карандаш?
   Буфетчик подал карандаш,  и паренек начал  писать буквы на  салфетке.
Потом остановился:
   - Он просто говорит "Внимание", все время это повторяет. Подождите.
   Мы ждали.  Гудок вбивал свои короткие и длинные звуки в стылый утрен-
ний воздух.  Затем чередование звуков изменилось,  и паренек стал писать
вновь.  Мы нависли над ним и из-за его плеча  смотрели,  как  образуется
послание.  "Кто-нибудь должен залить горючее. Никому не будет вреда. Все
горючее должно быть залито.  Это должно быть сделано немедленно.  Сейчас
кто-нибудь зальет горючее".
   Гудки продолжались, но паренек перестал писать.
   - Он опять говорит "Внимание", - сообщил он.
   Грузовик снова и снова твердил  свое послание. Мне не нравилось,  как
выглядели слова, написанные  на салфетке печатными  буквами. В них  было
что-то механическое, безжалостное. Никакого компромисса с этими  словами
не выйдет. Либо ты слушался, либо нет.
   - Ну, - сказал паренек, - что будем делать?
   - Ничего,  -  сказал  водитель грузовика.  Лицо его было возбуждено и
дергалось. - Нам нужно лишь ждать. У них у всех, должно быть, мало горю-
чего.  Один  из  грузовиков,  что поменьше,  уже остановился.  Нам нужно
лишь...
   Гудок смолк.  Грузовик подал назад и присоединился к своим. Те ждали,
собравшись в полукруг и направив свет фар в нашу сторону.
   - А вон там бульдозер, - сказал я.
   Джерри взглянул на меня:
   - Думаете, они сровняют здание с землей?
   - Конечно.
   Он взглянул на буфетчика:
   - Они не могут сделать этого, правда?
   Буфетчик пожал плечами.
   - Надо бы проголосовать,  - сказал водитель грузовика. - И без шанта-
жа,  черт побери. Нам остается только ждать. - Он говорил это уже в тре-
тий раз как заклинание.
   - Хорошо, - сказал я. - Голосуем.
   - Подождите, - тут же произнес водитель грузовика.
   - Думаю,  нам следует их заправить, - сказал я. - И будем ждать более
удобного случая, чтобы выбраться отсюда. Буфетчик?
   - Не выходите, - сказал он. - Хотите стать их рабами? Именно этим все
и кончится. Хотите провести остаток жизни, меняя масляные фильтры каждый
раз, когда одна из этих штуковин дунет в гудок? Только не я. - Он злобно
посмотрел из окна. - Пусть подыхают.
   Я взглянул на паренька с девчушкой.
   - Он,  думаю,  прав, - сказал тот. - Это единственный путь остановить
их.  Если кто-нибудь собирается нас спасти, так только они сами. Бог его
знает, что делается в других местах.
   Девчушка - Снодграсс все еще стоял у нее в глазах - кивнула.
   - Так и порешим, - сказал я.
   Я подошел к автомату с сигаретами и достал пачку,  не глядя на назва-
ние. Вообще-то я бросил курить год назад, но сейчас, похоже, самое время
начать снова. Дым с резью въелся в легкие.
   Проползли еще двадцать минут.  Грузовики перед зданием ждали.  Другие
выстраивались у заправочных колонок.
   - Мне кажется, все это блеф, - сказал водитель грузовика. - Просто...
   Тут раздался громкий, резкий и прерывистый звук, звук то завывающего,
то затихающего мотора. Бульдозер.
   "Кэтерпиллер" с  лязгающими  стальными  гусеницами блестел на солнце,
как шершень.  Пока он разворачивался в нашу сторону,  его короткая труба
изрыгала черный дым.
   - Готовится к броску,  - сказал водитель грузовика. На его лице отра-
зилось полное удивление. - Готовится к броску!
   - Отойдите, - сказал я. - За стойку.
   Бульдозер продолжал завывать.  Рычаги переключения передач  двигались
сами собой.  Над его выхлопной трубой переливался жар. Внезапно поднялся
отвал бульдозера - тяжелая стальная скоба,  заляпанная сухой грязью. За-
тем с истошным ревом всей своей мощи он ринулся прямо на нас.
   - СТОЙКА! - Я толкнул водителя грузовика, и это вывело всех из оцепе-
нения.
   Между стоянкой и травой возвышался небольшой бордюр.  Бульдозер, под-
няв  на мгновение отвал,  рванулся через него,  а затем врезался прямо в
переднюю стену. Стекло с оглушительным грохотом разбилось, осколки поле-
тели внутрь, деревянная фрамуга рассыпалась в щепки. Сверху упал один из
шаров-абажуров,  добавив еще битого стекла.  С полок посыпалась  посуда.
Девчушка  пронзительно  кричала,  но этот звук почти тонул в непрерывном
ухающем реве двигателя "кэтерпиллера".
   Он подал назад,  пролязгал по пережеванной полоске травы и вновь рва-
нулся вперед, разбив вдребезги оставшиеся кабинки. Со стойки упало блюдо
с пирогом, разбросав нарезанные клинья по полу.
   Буфетчик присел,  закрыв глаза, а паренек прижимал к себе девчушку. У
водителя грузовика от страха глаза, казалось, выскочили из орбит.
   - Нужно остановить его,  - бормотал он. - Скажите им, что мы сделаем,
что угодно...
   - Поздновато, разве не видите?
   "Кэт" подал назад и приготовился к новому броску.  Появившиеся зазуб-
рины на его отвале блестели и зайчиками отражались в солнечных лучах.  С
завывающим ревом он ринулся вперед и на этот раз снес главную опору  то-
го, что только что было окном. Часть крыши со скрежетом рухнула. Столбом
поднялась пыль от штукатурки.
   Бульдозер свободно отъехал назад.  За ним я видел группу  грузовиков,
они ждали.
   Я схватил буфетчика:
   - Где бочки с горючим? - Плиты для приготовления пищи работали на бу-
тане,  но еще раньше я заметил вентиляционные отверстия для теплого воз-
духа над печью.
   - В кладовке, - сказал он.
   Я схватил паренька:
   - Пошли.
   Мы поднялись и вбежали в кладовую.  Бульдозер ударил вновь,  и здание
задрожало. Еще два-три удара, и он сможет вплотную подъехать к стойке за
чашкой кофе.
   Здесь стояли  две бочки по пятьдесят галлонов со шлангами,  подсоеди-
ненными к печке,  и кранами; рядом с дверью на улицу - коробка с пустыми
бутылками из-под кетчупа.
   - Давай сюда, Джерри.
   Пока он подавал их,  я стянул с себя рубашку и разорвал ее на тряпки.
Бульдозер наносил удары один за другим,  и каждый из  них  сопровождался
грохотом и новым разрушением.
   Я наполнил из крана четыре бутылки, а он заткнул их тряпками.
   - В футбол играешь? - спросил я.
   - В школе играл.
   - Хорошо. Представь, что вбрасываешь из-за боковой.
   Мы  выскочили  в  ресторан.   Передняя  стена  полностью   разрушена.
Стеклянные  брызги  блестели  словно  бриллианты.  Тяжелая  балка упала,
наискосок перегородив дыру. Бульдозер пятился назад, чтобы снести ее,  и
я подумал, что  на этот раз  он не остановится,  сомнет стулья, а  затем
разрушит и стойку.
   Мы опустились на колени и выставили бутылки.
   - Зажигай, - сказал я водителю грузовика.
   Он вытащил коробку спичек,  но руки у него сильно дрожали,  и  он  ее
уронил.  Буфетчик поднял, зажег спичку, и куски рубашки запылали, испус-
кая грязный дым.
   - Быстрей, - сказал я.
   Мы побежали,  паренек чуть впереди.  Под ногами хрустело  и  скрипело
стекло.  В  воздухе стоял острый запах гари.  Все вокруг стало громким и
ярким.
   Бульдозер ринулся.
   Паренек высунулся из-под балки, его силуэт четко вырисовывался на фо-
не тяжелого, закаленного стального отвала. Я выскочил справа. Первая бу-
тылка паренька не долетела. Вторая ударилась об отвал, и пламя выплесну-
лось, не принося вреда.
   Он попытался увернуться, но на него уже надвигался бульдозер, катяща-
яся огненная колесница,  четыре тонны стали. Он всплеснул руками и затем
исчез, изжеванный ею.
   Я заскочил  сбоку  и вбросил одну бутылку прямо в открытую кабину,  а
вторую прямо в мотор.  Обе взорвались одновременно,  к  небу  взметнулся
столб пламени.
   На мгновение мотор взвыл почти человеческим воем ярости и боли. Буль-
дозер понесло сумасшедшим полукругом, он снес левый угол ресторана и пь-
яно покатился к дренажной канаве.
   На стальных звеньях - полосы и пятна крови,  а там, где находился па-
ренек, осталось нечто, напоминающее скомканное полотенце.
   Бульдозер доехал почти до канавы - пламы полыхало из-под капота и  из
кабины - и затем взорвался, точно гейзер.
   Я отшатнулся и чуть не упал на груду обломков.  Чувствовался какой-то
острый запах,  который не был похож на обычный запах масла. Горели воло-
сы. Горел я.
   Я схватил скатерть, прижал ее к голове, забежал за стойку и сунул го-
лову в мойку с такой силой,  что чуть не разбил ее. Девчушка выкрикивала
имя Джерри в каком-то безумном причитании.
   Я обернулся и увидел огромного перевозчика автомашин, медленно катив-
шего к беззащитному фасаду ресторана.  Водитель  грузовика  вскрикнул  и
бросился к боковой двери.
   - Не смей! - закричал буфетчик. - Не смей этого делать...
   Но  тот  уже  выбежал  и  рванулся  к  дренажной  канаве  и открытому
пространству за ней.
   Небольшой фургон с надписью "Моментальная стирка белья Вонга" по бор-
ту,  должно быть, стоял на страже. Он свалил водителя грузовика и тут же
умчался. А тот остался лежать, вжатый в гравий - его выбило из собствен-
ных сапог.
   Перевозчик автомобилей  медленно  перевалил  через бетонный бордюр на
траву,  проехал по останкам паренька и остановился,  сунув свое  рыло  в
ресторан.
   Внезапно его гудок издал оглушительный сигнал,  за которым последовал
другой, потом третий.
   - Перестань!  - завизжала девчушка.  - Перестань, о, перестань, пожа-
луйста...
   Но сигналы продолжались долго.  Потребовалось не больше минуты, чтобы
понять их систему.  Она была такой же,  как и прежде.  Он  хотел,  чтобы
кто-нибудь заправил его и других.
   - Я  пойду,  - сказал я.  - Заправочные колонки не заперты?
   Буфетчик кивнул. Он постарел на полсотни лет.
   - Нет!  - закричала девчушка. Она бросилась ко мне. - Вы должны оста-
новить их! Бейте их, жгите их, ломайте... - Голос ее дрогнул и перешел в
истошный вопль, полный горя и утраты.
   Буфетчик удерживал ее.  Я обогнул стойку,  пробираясь через завалы, и
вышел на улицу через подсобку.  Сердце мое громко стучало,  когда я ока-
зался под теплым солнцем. Мне снова захотелось закурить, но курить среди
заправочных колонок нельзя.
   Грузовики по-прежнему стояли строем.  Напротив меня,  через площадку,
грузовик от прачечной,  недовольно рыча,  припал к гравию,  точно гончий
пес. Солнце отражалось от его пустого ветрового стекла, и я содрогнулся.
Все равно что смотреть в лицо идиота.
   Я переключил насос на "залив" и вытащил шланг, отвернул крышку бака и
стал заливать горючее.
   Мне потребовалось полчаса,  чтобы выкачать первый резервуар,  затем я
перешел к другой заправочной колонке.  Я попеременно заливал то  бензин,
то дизельное топливо. Грузовики проходили мимо меня бесконечной чередой.
Теперь я начинал понимать.  По всей стране люди делали то же самое  либо
лежали мертвыми,  подобно водителю грузовика,  выбитые из своих сапог со
следами тяжелых машин на телах.
   Когда опустела и вторая емкость,  я перешел к  третьей.  Солнце  било
словно  молотком,  и голова начинала болеть от паров бензина.  На мягкой
ткани между большим и указательным пальцами появились волдыри. Но грузо-
вики  не  хотели  ничего знать об этом.  Их интересовали лишь подтечки в
маслопроводах,  дефектные сальники,  гибкие соединения,  но не  волдыри,
солнечный удар и желание закричать. Им нужно было знать о своих погибших
хозяевах лишь одно, и они знали это. Мы истекали кровью.
   Последняя емкость была высосана,  и я бросил пистолет со  шлангом  на
землю. А грузовиков все еще было полно, их очередь заворачивала за угол.
Я повернул голову, чтобы размять шею и замер. Очередь выходила за преде-
лы стоянки на дорогу и терялась вдалеке, причем машины стояли в два, три
ряда. Все это напоминало кошмар лос-анджелесской автострады в час "пик".
Линия горизонта мерцала и плясала от их выхлопных газов; в воздухе пахло
гарью.
   - Нет, - сказал я. - Горючее кончилось. Ничего нет, друзья.
   Раздалось необычно  сильное громыхание  - басовый  звук, от  которого
заломило зубы.   Подкатывал громадный  серебристый грузовик,  заправщик.
По его борту было начертано: "Заправляйтесь "Филиппс-66"!"
   Сзади из него вывалился здоровый шланг.
   Я подошел,  взял  его,  поднял  крышку первого резервуара и пристроил
шланг.  Грузовик начал сливать горючее. Меня пропитывало нефтяное злово-
ние,  то самое, от которого, должно быть, умирали динозавры, когда попа-
дали в смоляные пещеры.  Я заполнил еще две емкости и вновь приступил  к
работе.
   Сознание настолько притупилось, что я потерял счет времени и грузови-
кам.  Я отворачивал пробку,  всовывал пистолет в отверстие, заправлял до
тех пор,  пока горячая, тяжелая жидкость не переливалась через край, за-
тем завинчивал ее.  Волдыри на руках лопнули, сукровица текла к запясть-
ям. Голова болела как гнилой зуб, а живот выворачивало от вони.
   Я чуть не потерял сознание.  Чуть не потерял сознание, а это означало
бы конец. Должен заправлять, пока не упаду.
   Тут на мои плечи опустились руки, темные руки буфетчика.
   - Идите внутрь, - сказал он. - Отдохните. Я поработаю до темноты. По-
пытайтесь заснуть.
   Но спать я не мог.
   Девчушка спит.  Она растянулась на полу, положив под голову скатерть,
даже во сне ее лицо перекошено.  Я собираюсь ее вскоре поднять. Сумерки,
буфетчик на улице уже пять часов.
   А они все продолжают прибывать.  Я выглянул сквозь  разбитое  окно  -
свет от их фар тянулся на милю, а то и больше, посверкивая в сгущавшейся
темноте,  подобно желтым сапфирам.  Машины,  должно быть, растянулись до
самой автострады и дальше.
   Теперь девчушке  придется поработать.  Я могу показать ей,  как.  Она
скажет, что не может, но ей придется. Ведь она хочет жить.
   "ХОТИТЕ СТАТЬ ИХ РАБАМИ?  - говорил недавно буфетчик.  - ИМЕННО  ЭТИМ
ВСЕ  И КОНЧИТСЯ.  ХОТИТЕ ПРОВЕСТИ ОСТАТОК ЖИЗНИ,  МЕНЯЯ МАСЛЯНЫЕ ФИЛЬТРЫ
КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА ОДНА ИЗ ЭТИХ ШТУКОВИН ДУНЕТ В ГУДОК?"
   Мы могли бы,  может, убежать. Сейчас нетрудно пробраться по дренажной
канаве,  если исходить из того, что они стоят вплотную друг к другу. Бе-
жать по полю,  по топким местам,  где грузовики завязнут, подобно масто-
донтам, и дальше...
   ...ОБРАТНО В ПЕЩЕРЫ.
   Рисовать углем.  Вот  бог луны.  Вот дерево.  Вот полугрузовик "мэк",
одолевающий охотника.
   И даже не это.  Сейчас мир настолько залит  асфальтом.  Даже  детские
площадки. А для полей, топей и густых лесов существуют танки, полугрузо-
вики,  грузовики-платформы, оснащенные лазерами, мазерами, самонаводящи-
мися радарами. И мало-помалу они переделают мир в такой, какой им нужен.
   Представляю себе колонны грузовиков,  засыпающих песком болота Окефе-
ноки,  бульдозеры,  продирающиеся сквозь национальные  парки,  нехоженые
пространства,  сравнивая землю, утрамбовывая ее в одну громадную плоскую
равнину. А затем прибывают асфальтоукладчики.
   Но они - машины. Независимо от того, что с ними случилось, каким соз-
нанием мы их всех наградили,  ОНИ НЕ МОГУТ ВОСПРОИЗВОДИТЬСЯ. Через пять-
десят или шестьдесят лет они будут являть собой  лишь  ржавеющие  груды,
неподвижные каркасы, в которые освободившиеся люди будут бросать камни и
плевать.
   И стоит мне закрыть глаза,  как вижу конвейеры в Детройте,  Дирборне,
Янгстауне и Мэкинаке, новые грузовики собираются рабочими, которые боль-
ше не отмечаются в табелях прихода-ухода, а лишь падают замертво и заме-
няются другими.
   Буфетчик уже слегка пошатывается.  Он тоже уже старая перечница. При-
дется разбудить девчушку.
   Два самолета оставляют за собой серебристые инверсионные следы на фо-
не темнеющего на востоке горизонта.
   Хочется верить, что в них люди.




                              СТИВЕН КИНГ
                          ПОСЛЕДНЯЯ СТУПЕНЬКА

   НЕ ПРОШЛО и недели,  как мы с отцом вернулись  из  ЛосАнджелеса,  и
вдруг  вчера  я получаю письмо от Катрины.  Оно было адресовано в Уил-
мингтон,  штат Делавар,  хотя за это время я успел  дважды  переехать.
Сейчас все переезжают, и когда нас, наконец, настигает конверт, испещ-
ренный пометками "Выбыл" и  "Адрес  изменился",  эти  узкие  наклейки,
смешно  сказать,  кажутся пальцами,  направленными на нас с укоризной.
Уголок конверта,  измятого и запачканното,  надорвался,  пройдя  через
много рук.  Я прочел письмо, а пришел в себя уже в гостиной - сняв те-
лефонную трубку, я собирался звонить отцу. Я положил трубку с чувством
леденящего страха. Отец человек старый, перенес два инфаркта. Ну как я
ему скажу про письмо Катрины,  когда мы еще не отошли после Лос-Андже-
леса? Я могу убить его этим.
   Так и не позвонил.  И поделиться-то было не с кем. О таких вещах не
расскажешь первому встречному - только жене  или  близкому  другу,  но
близкими  друзьями я за последние годы как-то не обзавелся,  а с женой
мы в семьдесят первом развелись.  Нас с Элен теперь  связывают  только
рождественские открытки. Как дела? Как работа? С Новым годом.
   Ночью я не сомкнул глаз,  все думал о письме Катрины.  Оно могло бы
уместиться на обычной открытке.  После слов "Дорогой Ларри"  следовала
одна-единственная фраза. Но и одна фраза может многое вместить в себя.
И сказать может о многом.
   Я вспомнил,  как мы с отцом летели из Нью-Йорка на  западное  побе-
режье,  -  высота пять тысяч метров,  безжалостно яркое солнце,  и его
постаревшее,  осунувшееся лицо.  Когда пилот объявил, что мы пролетели
над Омахой,  отец сказал:  "Я не представлял себе,  Ларри, что это так
далеко". В его голосе была бесконечная печаль, и мне стало не по себе,
потому  что я не мог до конца прочувствовать ее.  Теперь,  получив это
письмо, я ее прочувствовал.
   Наша семья - папа, мама, Катрина и я - жила в местечке под названи-
ем  Дом  Хемингфорда в восьмидесяти милях к западу от Омахи.  Я на два
года старше Катрины, которую все звали Китти. Она росла прелестной де-
вочкой  - ей было восемь,  когда произошел тот случай в амбаре,  а уже
было ясно,  что ее шелковистые пшеничного цвета волосы никогда не  по-
темнеют и глаза останутся синими-синими,  как у скандинавов. Этим гла-
зам предстояло сражать мужчин наповал.
   Жили мы, можно сказать, по-деревенски. Отец засевал по триста акров
тучной земли,  разводил скот.  Про эти места мы говорили "у нас дома".
Весной и осенью дороги  становились  непроезжими,  исключая,  конечно,
96-е шоссе местного значения и 80-ю автостраду, связывающую Небраску с
соседним штатом, поездка же в город была событием, к которому начинали
готовиться дня за три.
   Сегодня я  одна  из  самых  заметных фигур в корпорации независимых
юристов...  по крайней мере таково общее мнение, с которым, справедли-
вости ради, я не могу не согласиться. Президент одной крупной компании
как-то раз,  представляя меня своему совету директоров, выразился так:
"Этому  пулеме