ез пять она решила составить баланс этого брака -  по-
лучались в основном убытки. Слишком много возвращений поздно ночью, с
вялыми оправданиями, слишком много синяков под глазом. Джонни,  гова-
ривала она, любит ее кулаками, когда выпьет. "Он всегда был красавчи-
ком,- как-то сказала она Дарси,- но красивая куча дерьма  -  это  все
равно куча дерьма." Марта уже собиралась укладывать  чемоданы,    как
вдруг снова обнаружила, что беременна.  Реакция Джонни была однознач-
ной и жесткой: он двинул ее шваброй в живет,  рассчитывая,  что будет
выкидыш. Две ночи спустя Джонни с парой приятелей,  которые разделяли
его пристрастие к ярким шмоткам и башмакам со скрипом,  пытался огра-
бить винный магазин на 116-й улице.  У хозяина был пистолет под  при-
лавком.  Он вынул его.  Джонни Роузволл вытащил никелированный  брау-
нинг 32-го калибра,  взявшийся у него Бог знает откуда.  Он навея его
на хозяина, нажал курок,  и пистолет взорвался.  Осколок ствола попал
Джонни в правый глаз, убив его на месте. Марта до седьмого месяца хо-
дила на работу в "Пале" (это, конечно,  было задолго до появления там
Дарси Сагамор), а потом миссис Пру приказала ей идти домой,  пока она
не родила где-нибудь в коридоре десятого этажа или в лифте прачечной.
"Ты хороший работник и можешь потом вернуться, если захочешь,- сказа-
ла ей Роберта Пру,- но сейчас проваливай отсюда, девочка".  Марта так
и сделала и через два месяца родила мальчика весом в три с  половиной
килограмма, которого назвала Питером,  а Питер с течением времени на-
писал роман "Сияние славы",  который все - включая Книжный клуб меся-
ца и журнал "Юниверсал пикчерз" - считали обреченным на успех и дохо-
ды.  Все это Дарси слышала раньше.  Остальное - в которое  невозможно
было поверить - она услышала сегодня в "Пятерке",  после шампанского,
которому предшествовал сигаальный экземпляр романа  Пита  в  холщовой
сумке Марты Роузволл.
- Мы, конечно,  жили далеко от центра,- продолжала Марта,  рассматри-
вая свой фужер с шампанским и вертя его в пальцах.- На Стэнтон-стрит,
выше Стейшн-парка.  Я потом бывала там.  Там стало хуже,  чем  было,-
намного хуже,  но и тогда это не был центр цивилизации.  В те времена
на другом конце Стэнтон-стрит, ближе к парку,  жила древняя старуха -
ее называли Мамаша Делорм, и многие считали ее ведьмой. Я сама во все
это не верила и однажды спросила свою соседку Октавию Кинсолвинг, как
можно верить в такую ерунду,  коща летают спутники и изобрели  лекар-
ства почти от всех болезней.  Тавия была образованная женщина  -  она
училась музыке в Джульярдской школе - и жила в бедном  районе  только
потому,  что ей приходилось содержать маму и трех младших братьев.  Я
думала, что она согласится со мной,  но она только засмеялась и пока-
чала головой.
- Ты хочешь сказать, что веришь в ведьм? - спросила я.
- Нет,- сказала она,- но в нее я верю. Она не такая. Может,  на тыся-
чу - или миллион женщин, которых считают ведьмами,  есть одна настоя-
щая колдунья. Так вот, Мамаша Делорм - одна из них. Я только расхохо-
талась. Те, кому не нужна ведьма, могут позволить себе смеяться,  так
же, как те, кто не нуждается в молитве, смеются над верующими.  Товда
я только вышла замуж и еще верила,  что смогу исправить Джонни.    Ты
слушаешь? Дарси кивнула.
- Потом у меня был выкидыш. Главной его причиной, наверно,  был Джон-
ни, хотя тогда я боялась признаться в этом даже самой себе.  Он часто
бил меня и все время пил. Он пропивал деньги, которые я ему давала, а
потом еще забирал у меня из кошелька. Когда я ему говорила, что нече-
го туда лазить,  он делал оскорбленное лицо и клялся,  что ничего  не
берет.  Это если трезвый.  Пьяный он просто смеялся.  Я написала маме
домой - мне было больно,  и стыдно,  и я плакала,  когда  писала  это
письмо,  но мне нужно было знать,  что она скажет.  Она мне ответила,
что надо сматываться,  и немедленно,  пока я не попала в больницу или
еще хуже.  Моя старшая сестра Кассандра (мы ее звали Кисси) пошла еще
дальше. Она прислала мне билет на междугородный автобус и написала на
нем розовой помадой два слова: "УЕЗЖАЙ СРАЗУ".  Марта отхлебнула гло-
ток шампанского.
- Я не уехала. Мне казалось,  что надо сохранять достоинство.  Думаю,
что это была просто дурацкая гордость.  Хотя это все равно.  Я  оста-
лась. Потом, после того, как потеряла ребенка, я снова забеременела -
только сначала  я  этого  не  знала.    Меня  не  тошнило  по  утрам,
понимаешь... впрочем, и в первый раз тоже ничего не было.
- Ты не из-за беременности пошла к этой самой Мамаше Делорм?  - спро-
сила Дарси. Она тут же предположила,  что,  может быть,  Марта надея-
лась взять у ведьмы какое-то зелье, чтобы вызвать выкидыш...  или ре-
шилась на подпольный аборт.
- Нет,- отрезала Марта.- Я пошла, потому что Тавия сказала, что Мама-
ша точно определит, что за порошок я нашла у Джонни в кармане.  Белый
порошок в маленьком флакончике.
- О-о-о,- протянула Дарси. Марта печально улыбнулась:
- Хочешь знать, как вляпываются в неприятности?  - спросила она.- Мо-
жет, и не хочешь, но я все равно тебе расскажу. Плохо, когда твой муж
пьет и не имеет постоянной работы.  Действительно плохо,    когда  он
пьет, ходит без работы и избивает тебя. Еще хуже, когда ты залазишь к
нему в карман в надежде найти доллар и купить туалетной бумаги, а там
оказывается флакончик с ложечкой. А хуже всего знаешь что? Когда рас-
сматриваешь этот флакончик и искренне надеешься,  что там всего  лишь
кокаин, а не героин.
- И ты понесла это к Мамаше Делорм? Марта снисходительно рассмеялась.
- Весь флакончик? Нет, мэм.  Я видела мало радостей в жизни,  но уме-
реть мне не хотеяось.  Если бы он заявился домой и не нашел двухграм-
мового флакончика, он бы обработал меня, как гороховое поле.  Я отсы-
пала чуть-чуть в целлофановую обертку от пачки сигарет. Потом пошла к
Тавии, а та послала меня к Мамаше Делорм.
- Как она выглядела?  Марта покачала головой,  не будучи в  состоянии
точно описать подруге,  как выглядела мадам Делорм,   какие  странные
полчаса она провела в квартире старухи на четвертом этаже и как выбе-
жала по шаткой лестнице на улицу,  боясь,  что та гонится за ней.   В
квартире было темно, пахло свечами, старыми обоями, корицей и прокис-
шим кремом. На одной стене был портрет Христа,  на другой - Нострада-
муса.
- Она была плохой монахиней,   если  когда-нибудь  состояла  в  них,-
произнесла,  наконец,  Марта.- Понятия не имею,  сколько ей было лет:
может быть, семьдесят, может, девяносто,  а то и сто десять.  С одной
стороны лица у нее был огромный розовый шрам.  Как ожог.  Из-за шрама
правый глаз у нее свисал, как бы подмигивая.  Она сидела в кресле-ка-
чалке и вязала. Когда я вошла,  она обратилась ко мне: "Я должна ска-
зать тебе три вещи, деточка. Во-первых, ты мне не веришь.  Во-вторых,
во флакончике,  который ты нашла у мужа в кармане,  героин "белый ан-
гел". В-третьих,  ты уже три недели носишь в себе мальчика,  которого
назовешь именем его истинного отца.  Марта огляделась,  не сел ли кто
поблизости, удовлетворенно отметила, что они все еще одни, и наклони-
лась к Дарси, которая смотрела на нее с молчаливым восхищением.
- Позже, когда я обдумывала все это, я сказала себе,  что насчет пер-
вых двух вещей она не сказала ничего,  что не под силу  обычному  эс-
традному экстрасенсу - знаешь,  которые выступают в  белых  тюрбанах.
Если Тавия Кинсолвинг позвонила старухе,  что я иду,  то вполне могла
сказать, зачем я иду. Видишь,  как просто?  А для такой женщины,  как
Мамаша Делорм,  очень важны детали - если хочешь,  чтобы тебя считали
ведьмой, надо вести себя как ведьма.
- Наверно, так,- сказала Дарси.
- Насчет моей беременности могла быть удачная догадка. Или... некото-
рые женщины это просто знают. Дарси кивнула:
- У меня была тетя, которая чертовски здорово определяла,  когда жен-
щина беременеет. Иногда она угадывала раньше, чем сама беременная,  а
иногда даже раньше того дела, от которого становятся... Ну,  ты пони-
маешь. Марта засмеялась и кивнула.
- Она говорила,  что у них запах изменяется,- продолжала Дарси,-  но-
вый запах можно учуять в тот же день,  когда женщина понесла,    если
твой нос на это способен.
- Угу,- согласилась Марта.- Я тоже об этом слышала,  но в моем случае
ничто такое не подходит.  Она просто знала,  и где-то в глубине души,
под той частью,  которая пыталась убедить меня,  что это просто деше-
вый трюк, я знала,  что она знает.  Возле нее нельзя было не верить в
колдовство - по крайней мере, в ее колдовство.  Это чувство не уходи-
ло,  как уходит сон,  когда просыпаешься,  или вера в доброго факира,
когда снимается гипноз.
- Что ты сделала?
- Там был у входа стул со старинной плетеной спинкой,  думаю,  на мое
счастье,  потому что,  когда она все это сказала,  у меня все поплыло
перед глазами и подогнулись колени.  Я бы все равно села - не окажись
там стула, села бы на пол. Она просто ждала, пока я оклемаюсь, и про-
должала вязать. Как будто уже сто раз видела такие сцены. Думаю,  так
и было.  Когда у меня перестало колотиться сердце,  я открыла  рот  и
сказала: "Я собираюсь уйти от мужа".  "Нет,- сказала она,- он от тебя
уйдет. Ты его проводишь, и все. Держись,  женщина.  Будет немного де-
нег. Ты думаешь,  он сделал ребенка,  но это совсем не он".  "Как?" -
произнесла я,  но это было все,  что я могла сказать,  и я все  время
повторяла это слово: "как-как-как",  будто Джон Ли Хукер на старинной
блюзовой пластинке.  Даже теперь,  через двадцать шесть лет,  я помню
запах этих старых полусторевших свечей,  и керосина из кухни,  и этих
выцветших обоев.  Как она сидит в старинном синем платье  в  горошек,
который когда-то был белым, но к тому времени приобрел желтоватый от-
тенок старых газет. Она была такая маленькая, но от нее исходило ощу-
щение такой силы, словно яркий-яркий свет... Марта поднялась,  подош-
ла к бару,  сказала что-то Рею и вернулась с большим  стаканом  воды.
Она осушила его одним махом.
- Лучше? - спросила Дарси.
- Немного,- Марта пожала плечами, потом улыбнулась.- Не стоит продол-
жать об этом. Если бы ты там была, ты бы почувствовала.  Почувствова-
ла ее.  "Как и что я делаю и  почему  ты  вышла  за  это  деревенское
дерьмо,  сейчас неважно,- сказала мне Мамаша Делорм.- Важно то,   что
ребенку надо найти истинного отца".  Всякий бы понял это так,  что  я
гуляю от собстаетвого мужа, но мне даже не пришло в годову злиться на
нее, я была слишком поражена, чтобы злиться. "Что вы имеете в виду? -
спросила я.- Джонни - истинный отещ ребенка".  Она засопела и махнула
на меня рукой (будто говоря "тьфу"): "В этом мужичке ничего  истинно-
го нет". Тут она наклонилась в мою сторону,  и я слегка обиделась.  В
ней было столько знания, и не очень приятного. "Всякого ребенка,  ко-
торого зачинает женщина,  мужчина выстреливает из собственного клюва,
девочка,- сказала она.- Это ты знаешь?" Я считала,  что в медицинских
книжках про это пишут немного не так,  но могла только качать головой
вверх-вниз,  словно она протянула руки через всю комнату и трясет мою
голову, как грушу.  "Именно так,- сказала она,  кивая при этом сама.-
Так Богом предписано...  как качели.  Мужчина выстреливает  деток  из
клюва, так что это его детки. Но женщина их вынашивает,  и рожает,  и
воспитывает, так что это и ее детки. Так построен мир,  но из каждого
правила есть исключения, которые подтверждают правило,  и вот одно из
них.  Тот,  кто заронил в тебя ребенка,  не будет ему истинным отцом,
даже если он будет возле него.  Он его возненавидит,  забьет  его  до
смерти еще в люльке, скорее всего, потому что будет знать, что это не
его ребенок.  Мужик не всегда это чует или видит,  но это  проявится,
когда окажется, что ребенок не похож на него...  а этот ребенок будет
отличаться от неграмотного засранца Джонни Роузволла,   как  небо  от
земли.  Так скажи мне,  девочка,  кто истинный отец ребенка?" И пода-
лась в мою сторону. Я могла только покачать головой и сказать, что не
понимаю, о чем она говорит. Но,  видимо,  что-то во мне - в той части
мозга, которая может по-настоящему соображать только в мечтах,  - по-
нимало. Может, это я сейчас задним числом так думаю, но, видимо, нет.
Кажется, на какое-то мгновение промелькнуло его имя. Я возразила: "Не
знаю, что вы от меня хотите - я ничего не знаю ни про истинных отцов,
ни про ложных. Я даже не уверена, что беременна, но если и так, ребе-
нок может быть только от Джонни,  потому что он единственный мужчина,
с которым я спала!" Она откинулась в кресле, потом улыбнулась.  Улыб-
ка у нее была, как солнечный свет, и мне стало чуть легче.  "Я не хо-
тела тебя обидеть,  дорогая,- сказала она.- Даже в мыслях  такого  не
держала.  Дело в том,  что у  меня  бывают  видения,    иногда  очень
сильные.. Я сейчас заварю нам чай, и ты успокоишься. Тебе понравится.
Я по-особому завариваю".  Я хотела ей сказать,  что не хочу  никакого
чаю, но не могла. Мне вроде как не хватало сил открыть рот,  и не бы-
ло сил подняться на ноги. В ее грязной крохотной кухоньке было темно,
как в пещере. Я сидела на стуле у двери и смотрела,  как она засыпает
заварку в старый заварочный чайничек и ставит большой чайник на газо-
вую плиту. Я там сидела и думала, что не хочу ничего,  что она делает
по-особому и что исходит из этой закопченной кухоньки. Я думала,  что
выпью глоток из вежливости и смотаюсь оттуда поскорее,  чтобы уже ни-
когда не вернуться. Но тут она принесла две фарфоровые чашечки,  чис-
тенькие, как снег, и поднос с сахаром, и сливками, и свежими булочка-
ми. Она разлила чай, и он был крепким и хорошо пахнул. Я как бы прос-
нулась и сама не заметила, как выпила две чашки и съела булочку.  Она
тоже выпила чашку и съела булочку,  и мы поболтали о более земных де-
лах - какие у нас общие знакомые на улице,  из каких мест в Алабаме я
происхожу, какие магазины предпочитаю и все такое. Тут я взглянула на
часы и увидела, что сижу уже полтора часа. Я поднялась,  и тут у меня
закружилась голова, и я снова упала на стул.  Дарси уставилась на нее
круглыми глазами. "Вы меня накачали наркотиком",- закричала я, и оби-
делась, но обиженная часть была где-то глубоко внутри меня. "Девочка,
я хочу тебе помочь,- сказала она,- но ты не хочешь рассказать то, что
мне необходимо знать, а я-то знаю, что ты не сделаешь того,  что дол-
жна сделать, даже после того, как расскажешь,  пока я тебя не застав-
лю. Вот я и настроила тебя. Ты чуток подремлешь, и все, но перед этим
ты скажешь мне имя истинного отца твоего ребенка".  И вот,   сидя  на
ободранном плетеном стуле и слушая городской шум и грохот за окном, я
увидела его так же четко, как вижу тебя, Дарси. Его звали Питер Джеф-
ферис, и был он такой же белый, как я черная, такой же высокий, как я
маленькая, такой же образованный,  как я невежественная.  Мы различа-
лись абсолютно всем, чем только мыслимо,  за единственным исключением
- мы оба происходили из Алабамы, я из Бабилона в болотах на границе с
Флоридой, а он из Бирмингема. Он даже не знал, что я существую, - для
него я была всего лишь черной женщиной, которая убирает люкс,  где он
всегда останавливался, на одиннадцатом этаже этого отеля. Что касает-
ся меня, мне только и хотелось не попадаться ему на глаза, потому что
я слышала его разговоры и видела его дела и прекрасно знала,  что это
за человек.  Дело даже не в том,  что он нс стал бы пить из  стакана,
которым пользовался черный, не вымыв его предварительно;  этого я на-
видалась в свое время.  Просто в его характере были такие черты,  для
которых не имеет значения, черная кожа у человека или белая.  Он при-
надлежал к племени сукиных сынов, а у этого племени кожа бывает любо-
го цвета. Знаешь что? Он очень похож на Джонни, вернее, Джонни был бы
именно таким,  будь он половчее и получи образование,  и вложи в него
Бог большой талант вместо пустой головы для  наркотиков  и  носа  для
бабских прелестей. Я о нем вовсе не думала,  лишь бы держаться от не-
го подальше. Но,  когда Мамаша Делорм склонилась надо мной так низко,
что я чуть не задохнулась от запаха корицы,  который шел изо всех  ее
пор,  его имя вырвалось у меня мгновенно.  "Питер Джефферис,- сказала
я.- Питер Джефферис, мужчина,  который живет в номере 1163,  когда не
пишет книги у себя в Алабаме. Он истинный отец.  Но он же белый!" Она
нагнулась еще ниже и сказала: "Нет, милая.  Белых мужиков вообще нет.
Внутри они все черные.  Ты этому не веришь,  но это правда.  В душе у
них всегда полночь, даже средь ясного дня.  Но мужчина может зажигать
свет ночью, и поэтому то,  что выходит из мужчины,  чтобы сделать ре-
бенка в женщине, белое. Истинному цвет не важен. Теперь закрой глаза,
дорогая, потому что ты устала - ты так устала. Ну! Скажи! Ну! Не соп-
ротивляйся!  Мамаша Делорм ничего плохого тебе не  сделает,    детка!
Просто кое-что вложит тебе в руку. Ну нет, не смотри, только возьми в
руку".  И я это взяла - что-то квадратное,  на ощупь  стеклянное  или
пластиковое. "Ты все вспомнишь,  когда настанет время вспомнить.  Те-
перь спи... Т-с-с... засыпай... тс-с-с..."
- Вот и все,- пррододжала Марта.- Следующее,  что я помню,- я  бежала
по этим ступенькам, будто за мной черти гнались. Не помню,  от чего я
убегала, но это неважно,  главное,  что я убежала.  Потом я приходила
туда только раз и ее не видела. Марта замолчала,  и они обе напомина-
ли женщин,  пробудившихся от одного и того же сна.  "Пятерка"  начала
заполняться - было около пяти, и служащие заходили выпить после рабо-
ты. Хотя и не высказывая этого вслух, обе испытывали желание уйти ку-
да-нибудь в другое место.  Они были не в форменных халатах,   но  все
равно были чужими среди этих мужчин с их разговорами об акциях, обли-
гациях и сертификатах.
- У меня дома запеканка и шесть банок пива,- предложила Марта с  вне-
запной робостью.- Первое можно подогреть, второе охладить... если хо-
чешь дослушать до конца.
- Дорогая, по-моему,  я должна дослушать,- произнесла Дарси с нервным
смехом.
- А по-моему,  я должна досказать,- ответила Марта,  но она не  смея-
лась. И даже не улыбнулась.
- Я позвоню мужу. Скажу, что приду поздно.
- Позвони,- сказала Марта и,  пока Дарси звонила,   проверила  сумку,
чтобы убедиться,  что бесценное сокровище еще на месте.  Запеканка  -
сколько они вдвоем могли одолеть - была съедена,  пиво выпито.  Марта
еще раз спросила Дарси, уверена ли она, что хочет дослушать.  Та под-
твердила.
- Потому что это не очень приятно.  Скажу тебе откровенно.  Это хуже,
чем в тех журнальчиках,  которые холостяки оставляют в номере.  Дарси
знала,  о каких журнальчиках идет речь,  но не могла себе представить
свою подругу-чистюлю в связи с тем,  что там изображалось.  Они взяли
еще по банке пива, и Марта заговорила снова.
- Я вернулась домой,  еще не отойдя от сна,   и  поскольку  не  могла
вспомнить ничего, что происходило у Мамаши Делорм,  приняла самое ра-
зумное решение - считать,  что все это мне привиделось.  Но  порошок,
который я отсыпала из флакончика Джонни, не был привидением; он так и
лежал в кармашке платья,  завернутый в целлофан от пачки сигарет.   Я
только хотела избавиться от него, без всяких там ведьм. Я,  может,  и
не часто залазила в карманы Джонни, но он-то в мои забирался постоян-
но, потому что я держала в заначке пару долларов, за которыми он охо-
тился.  Но это было не все,  что я нашла в своем кармане,-  там  было
что-то еще. Я вынула его,  посмотрела и убедилась,  что действительно
была у нее, хотя и не помнила,  что именно там происходило.  Это была
маленькая пластмассовая коробочка с прозрачной крышкой.  В ней не бы-
ло ничего, кроме засушенного сморщенного гриба - хотя,  наслушавшись,
что говорила Тавия об этой женщине,  я бы не удивилась,  если бы  это
оказалась поганка,  из тех,  что могут причинять по ночам такие ужас-
ные колики, что, кажется, лучше уж сразу умереть, как иногда и проис-
ходит.  Я решила зарыть это поглубже на  дне  комода  рядом  с  нюха-
тельным порошком, но,