Я вернулся к своему грузовичку и напоследок еще
раз посмотрел на нее, а через неделю Уорт сообщил об ее исчезновении.  И
ее, и этого дьявольского автомобиля. Тодд  прождал  семь  лет  и  только
затем официально объявил о ее смерти, а потом еще подождал год на всякий
случай - он не такой уж простак - и только затем женился на этой  второй
миссис Тодд, той, что только что прокатила мимо нас. И я не жду, что  ты
поверишь хотя бы слову из всего, что я тебе сейчас здесь наплел.
   На небе одно из  этих  толстобрюхих  облаков  достаточно  сдвинулось,
чтобы открыть нам уже появившуюся луну - полукружье, белое, как  молоко.
И что-то дрогнуло в моем сердце при этом зрелище - наполовину от чувства
какого-то страха, наполовину от чувства любви.
   - Я как раз верю, - ответил я, - каждому твоему слову.  И  даже  если
это и не правда, Хомер, это должно было бы быть ею.
   Он порывисто обнял меня за шею, что делают все мужчины в тех случаях,
когда  они  стесняются  прибегать  к  поцелуям,  словно  женщины,  затем
рассмеялся и встал.
   - Даже если бы это и не должно было  бы  быть  правдой,  это  все  же
чистая правда, - сказал Хомер. Он достал часы из  кармана  и  глянул  на
них. - Я пойду вниз по дороге проверить, как там у дома  Скотта.  Ты  не
хочешь прогуляться?
   - Лучше я посижу здесь немного, - ответил я, - и подумаю на досуге.
   Он подошел к лесенке, затем обернулся ко мне, чуть улыбаясь.
   - Думаю, что она была права, - заметил он. - Она была  совсем  другой
на этих дорогах, которые не уставала находить...  не  было  ничего,  что
могло бы остановить ее. Тебя или меня, возможно, остановило  бы,  но  не
ее. И я думаю, она попрежнему юная.
   Затем он забрался в свой грузовик и уехал к дому Скоттов.
   Это было два года назад, и Хомер уже давно уехал в Вермонт, как я уже
говорил, по-моему. Однажды вечером перед отъездом он навестил меня.  Его
волосы были аккуратно причесаны, он был выбрит, и от него несло каким-то
невообразимо приятным запахом лосьона. Лицо было чисто и ясно,  глаза  -
очень живые. Он сейчас выглядел никак не старше  шестидесяти,  хотя  ему
уже перевалило за семьдесят, и я  был  рад  ему,  хотя  в  душе  чуточку
завидовал и даже злился на него за этот его цветущий вид. Старым рыбакам
особенно досаждает артрит, но даже он, казалось, отступил в  этот  вечер
от Хомера, словно вытащив из его рук свои рыболовные крючки и оставив их
только для меня.
   - Я уезжаю, - сказал он.
   - Да?
   - Да.
   - Хорошо, ты хочешь, чтобы я пересылал тебе твою почту?
   - Не хочу ничего об этом даже знать, - ответил он. -  Все  мои  счета
оплачены. Я хочу совершенно чистым уехать отсюда и порвать все связи.
   - Ну, дай мне хотя бы твой адрес. Я  буду  иногда  тебе  позванивать,
старина. - Я уже ощутил какое-то чувство одиночества, наваливающееся  на
меня, словно надеваемый плащ... и, взглянув на него еще разок, я  понял,
что дела обстоят не совсем так, как мне сперва показалось.
   - У меня еще нет ни телефона, ни адреса, - сказал Хомер.
   - Хорошо, - ответил я. - Но это - Вермонт, Хомер?
   - Да, - сказал он, - именно Вермонт, для тех людей, кто хочет  знать,
куда я еду.
   Я не хотел говорить этого, но все же произнес:
   - Как она сейчас выглядит?
   - Как Диана, - ответил он, - но она добрее.
   - Я завидую тебе, Хомер, - сказал я, и это было истинной правдой.
   Я стоял у двери. Были летние  сумерки,  когда  поля  округ  заполнены
ароматами трав и цветов и таинственными  светящимися  кружевами.  Полная
луна направляла мощную волну серебристого  света  на  озеро.  Он  прошел
через мою веранду, а  затем  спустился  по  ступенькам  крыльца.  Машина
стояла на обочине дороги,  незаглушенный  двигатель  работал  с  тяжелым
ревом, словно торопясь, как старый скакун, рвануться  по  прямой  только
вперед, как торпеда. Теперь, когда я вспоминаю об этом, мне кажется, что
сам автомобиль был более всего похож на  торпеду.  Машина  была  чуточку
побита и помята, но это никак не мешало ей  проявлять  свою  скорость  и
мощь. Хомер остановился внизу у крыльца и что-то приподнял  -  это  была
его канистра с бензином, очень большая, никак не меньше, чем  на  десять
галлонов. Он  подошел  к  дверце  автомобиля  со  стороны  пассажирского
сиденья. Она наклонилась и открыла дверцу. Зажглось внутреннее освещение
автомобиля, и на мгновение я увидел ее - с  длинными  красными  волосами
вокруг лица, со лбом, горящим в ночи, как лампа. Светящимся,  как  Луна.
Он забрался в машину - и она укатила. Я стоял  и  смотрел  на  мерцающие
огоньки во мраке, отбрасываемые ее красными волосами... они стремительно
уменьшались и удалялись.  Они  были,  как  тлеющие  угольки,  затем  как
мерцающие светлячки, а потом и вовсе исчезли.
   Вермонт. Так я говорил всем нашим горожанам о Хомере. И они верили  в
этот Вермонт, потому что он находится столь далеко, сколько только они и
могут вообразить своим рутинным сознанием. Иногда я и сам начинаю верить
в это, особенно, когда устану и выдохнусь. В другое время я думаю о  них
по-другому -весь этот октябрь, к примеру, потому что  октябрь  -  именно
тот месяц, когда человек думает о далеких местах и  дорогах,  ведущих  к
ним. Я сижу на скамейке у магазина Белла и думаю о Хомере Бакленде и той
прекрасной девушке, которая открыла  ему  дверцу,  когда  он  подошел  к
машине с доверху наполненной канистрой с бензином в правой  руке  -  она
ведь выглядела никак не старше девушки лет  шестнадцати,  и  ее  красота
была ужасающей, но я думаю, что это  не  оказалось  бы  смертельным  для
человека, повернувшегося к ней; ведь на . мгновение ее глаза  скользнули
по мне - а я остался жив, хотя часть меня и умерла тут же у ее ног.
   Олимп должен быть прославлен в глазах и сердцах, и  всегда  есть  те,
кто не только жаждет, но и находит пути к нему, быть может. Но  я  знаю,
что Касл Рок - это словно тыльная сторона моей ладони, и  я  никогда  не
смогу покинуть его и искать  кратчайшие  пути  среди  всех  возможных  и
невозможных дорог; в октябре небо над озером уже не напоминает о  славе,
а скорее навевает размышления обо всем происходящем, как  и  те  большие
белые облака, которые плывут наверху столь медленно и величаво.  Я  сижу
на скамейке и думаю о Фелии Тодд и Хомере  Бакленде,  и  мне  совсем  не
всегда и не обязательно хочется находиться там, где находятся они...  но
я все еще жалею, что я не курильщик. 4


5





УТРЕННЯЯ ДОСТАВКА
(МОЛОЧНИК ј1)

Стивен КИНГ



ONLINE БИБЛИОТЕКА http://russiaonline.da.ru


   Рассвет медленно крался по Калвер-стрит. "Обитателю любого  дома,  не
спавшему в этот час, могло показаться,  что  за  окном  еще  хозяйничает
глухая темная ночь, но это было не так.  Рассвет  потихоньку  вступал  в
свои права вот уже в течение получаса. Сидевшая на большом клене на углу
Калвер-стрит и Бэлфор-авеню рыжая белка встряхнулась  и  устремила  взор
своих круглых бессонных глазок на погруженные в сон дома. В полуквартале
от нее воробей, взбодренный купанием в специальной  ванночке  для  птиц,
сидел, отряхиваясь и разбрасывая  вокруг  жемчужные  капельки.  Муравью,
петляющему вдоль канавы,  посчастливилось  отыскать  крошку  шоколада  в
пустой измятой обертке плитки.
   Ночной бриз, шевеливший  листву  деревьев  и  раздувавший  занавески,
утих, клен на углу последний раз прошумел  ветвями  и  замер.  Застыл  в
ожидании увертюры, которая последует за этими робкими звуками.
   Небо на востоке тронула тонкая полоска света. Дежурство ночной  птицы
козодоя окончилось - на посту  ее  сменили  вновь  ожившие  цикады.  Они
запели  -  сначала   совсем   тихо   и   неуверенно,   словно   опасаясь
приветствовать наступление дня в одиночестве.
   Белка нырнула в теплое гнездо на морщинистой развилке клена.
   Воробей, трепеща крылышками, сидел  на  краю  ванночки,  все  еще  не
решаясь взлететь.
   Муравей так и замер над своим  сокровищем  и  напоминал  в  этот  миг
библиотекаря, любующегося старым фолиантом.
   Калвер-стрит балансировала на грани между светом и тьмой.
   Внезапно где-то вдалеке возник звук. Он неуклонно нарастал,  заполняя
собой все пространство, пока наконец не начало казаться, что  он  всегда
присутствовал здесь и заглушался лишь ночными шумами.  Он  рос,  набирал
силу и отчетливость, и в конце концов стало ясно, что издает  его  мотор
грузовичка, развозящего молоко.
   Грузовичок свернул с Бэлфор на Калвер. Это был  очень  симпатичный  и
аккуратный  бежевый  грузовичок  с  красными  буквами  на  борту.  Белка
высунулась  из  морщинистого  рта  в  развилке  дерева,  словно  язычок,
посмотрела на машину и тут вдруг углядела очень соблазнительный  с  виду
кусочек пуха, как нельзя более подходящий для выстилки гнезда. Он свисал
с ветки прямо у  нее  над  головой.  Воробей  взлетел.  Муравей  ухватил
столько  шоколада,  сколько  мог  унести,  и  потащил  свою   добычу   в
муравейник. Цикады запели громче  и  увереннее.  Где-то  в  квартале  от
перекрестка залаяла собака. Буквы на борту грузовика гласили:
   "МОЛОЧНЫЕ ПРОДУКТЫ КРЕЙМЕРА". Рядом была нарисована  бутылка  молока,
чуть ниже красовалась надпись уже более мелкими буквами:
   "УТРЕННЯЯ ДОСТАВКА - НАША СПЕЦИАЛЬНОСТЬ!"
   На  молочнике  была  серо-синяя  униформа  и  пилотка.  На  нагрудном
кармашке  золотыми  нитками  было  вышито  имя  "СПАЙК".   Он   тихонько
насвистывал в такт  еле  слышному  позвякиванию  бутылок  в  холодильной
камере.
   Грузовичок  съехал  на  обочину  возле  дома  Макензи  и  затормозил.
Молочник подхватил картонную коробку, стоявшую у его ног, и выпрыгнул из
кабины. На секунду остановился, вдохнул всей грудью пахнущий свежестью и
новизной воздух, затем решительно зашагал к дому.
   К почтовому ящику  с  помощью  магнита  в  виде  маленького  красного
помидорчика  был  прикреплен  квадратик  плотной  белой  бумаги.   Спайк
вгляделся в него попристальнее, медленно и внимательно, даже с  каким-то
трепетом прочитал, что там было написано. Так читают послание, найденное
в старой, облепленной солью и грязью бутылке:

   1 кв, молока
   1 уп, сливок
   1 сок (апельсин)
   Спасибо Нелла М.

   Какое-то  время  молочник  задумчиво  взирал  на  картонную  коробку,
которую держал в руках, затем поставил ее на землю  и  извлек  молоко  и
сливки. Снова взглянул на записку, слегка сдвинул край  "помидорчика"  -
убедиться, что не пропустил какой-нибудь точки,  черточки  или  запятой,
которые могли изменить смысл послания, - кивнул, вернул магнит на место,
подхватил коробку и вернулся к машине.
   В  грузовике  было  темно,  прохладно  и  пахло   сыростью.   К   ней
примешивался  кисловатый  запах  брожения.  Апельсиновый  сок  стоял  за
банками  с  белладонной.  Он  вытащил  коробку   изо   льда,   еще   раз
удовлетворенно кивнул и снова пошел к дому.  Поставил  коробку  с  соком
рядом с молоком и сливками, а затем вернулся к машине.
   Невдалеке раздался гудок. Он донесся с фабрики-прачечной, где работал
старый приятель Спайка - Роки.  Пять  часов  утра.  Он  представил,  как
приступил к работе Роки - среди всех этих вращающихся барабанов,  липкой
удушающей жары, - и улыбнулся.  Возможно,  он  увидится  с  Роки  позже.
Возможно, даже сегодня вечером.., когда с доставкой будет покончено.
   Спайк включил мотор и двинулся дальше. С  запачканного  кровью  крюка
для мясных туш, вделанного в потолок кабины, свисал на тоненьком ремешке
из кожзаменителя маленький транзисторный приемник.  Он  включил  его,  и
тихая музыка заполнила кабину, сливаясь с рокотом мотора, пока он  катил
себе к дому Маккарти.
   Записка от миссис Маккарти находилась на  обычном  месте  -  из  щели
почтового ящика торчал  белый  уголок.  Содержание  было  лаконичным  до
предела:
   Шоколад.  Спайк  достал  авторучку,  нацарапал  на  белом  квадратике
"Доставлено" и  затолкал  бумажку  обратно  в  щель.  Затем  вернулся  к
грузовику. Шоколадным молоком были забиты два холодильника, находившиеся
в задней части грузовика, у самой двери. Это объяснялось тем, что в июне
продукт  пользовался  особенно  большим  спросом.  Спайк  покосился   на
холодильник, потом протянул руку и нащупал в дальнем углу за ним  пустую
картонку из-под шоколадного молока. Ну разумеется, она бита  коричневой,
и на картинке красовался счастливый до  бесконечности  юнец  а  над  ним
полукругом размещалась надпись, уведомляющая потребителя о том, что этот
продукт фирмы Креймера сделан из самого качественного  цельного  молока.
"Можно употреблять горячим и холодным. Дети его просто обожают"
   Спайк  поставил  пустую  картонку  на  ящик  с   упаковками.   Открыл
холодильник и достал из него майонезную баночку. Смахнул ледяную  крошку
и заглянул внутрь через стекло. Тарантул шевелился,  но  еле-еле.  Холод
одурманил его.
   Спайк снял крышку с баночки и перевернул  ее  над  пустой  картонкой.
Тарантул предпринял робкую попытку удержаться на стекле, но не  преуспел
и с  глухим  стуком  шлепнулся  вниз,  на  дно  пустой  картонки  из-под
шоколадного молока. Молочник , аккуратно сложил края  картонки,  отрезав
тем самым пауку путь к бегству. Затем понес ее к дому миссис Маккарти  и
поставил на дорожке, у самого входа. Пауки были его любимчиками.  Вообще
самым лучшим из того, что у него было в арсенале. День, когда  удавалось
доставить паука, был, по мнению Спайка, прожит не зря.
   По  мере  того  как  он  неспешно  продолжал  свое   продвижение   по
Калвер-стрит, симфония утра все крепла и звучала  уже,  почти  в  полную
силу. Жемчужно-серая полоска на горизонте сменилась  всплеском  розового
света, вначале робкого и едва различимого, пока не превратилась  в  алый
клин, а потом почти сразу же начала бледнеть - по  мере  того  как  небо
наливалось летней голубизной. Первые лучи  солнца,  нарядные  и  прямые,
словно  с  какого-нибудь  детского  рисунка  в  тетради  для  занятий  в
воскресной школе, уже готовы были засиять над горизонтом.
   У  дома  Уэбберов  Спайк  оставил  пузырек  с  этикеткой   от   крема
универсального  применения,  наполненный   концентрированным   раствором
соляной кислоты. Перед домом Дженнерсов - пять кварт молока. У них росли
ребятишки. Сам он никогда не видел их, но на заднем дворе стоял шалаш, а
на газоне  перед  домом  иногда  валялись  забытые  велосипеды  и  мячи.
Коллинзам достались две кварты молока и коробка йогурта. У  дома  миссис
Ордсвей  осталась  упаковка  яичного  напитка  с  сахаром  и   сливками,
сдобренного настойкой белладонны.
   Где-то впереди, примерно в квартале от дома миссис Ордсвей,  хлопнула
дверь. Мистер Уэббер, которому надо было  ехать  на  работу  через  весь
город, приподнял гофрированную дверь гаража и вошел  внутрь,  размахивая
портфелем. Молочник выждал, пока не раздастся жужжание заводимого мотора
малолитражки "сааб", а услышав его, улыбнулся. "Разнообразие -  вот  что
придает жизни пикантность и остроту,  -  так  говорила  матушка  Спайка,
Господи, да упокой ее душу. - Но мы - ирландцы, а ирландцы любят порядок
во всем. Придерживайся во  всем  порядка.  Спайк,  и  будешь  счастлив".
Золотые  слова,  ничего   не   скажешь.   Истинность   матушкиных   слов
подтверждалась самой жизнью. Жизнью, которую он проводил, раскатывая  по
городу в своем аккуратном бежевом грузовичке.
   Правда, оставалось ему ездить всего три часа.  У  дома  Кинкейдов  он
обнаружил записку, гласившую: Спасибо, сегодня ничего, и  оставил  возле
двери запечатанную бутылку из-под молока, которая лишь с  виду  казалась
пустой, а наделе была заполнена  смертоносным  газом  цианидом.  У  дома
Уолкеров были оставлены две кварты молока и пинта взбитых сливок.
   Ко времени,  когда  он  добрался  до  дома  Мертонов  в  самом  конце
квартала, солнечные лучи уже золотили кроны деревьев и испещряли мелкими
бегущими пятнышками гравий на дорожке, огибавшей дом.
   Спайк наклонился, поднял один камешек, очень симпатичный,  плоский  с
одного бока, как и подобает гравию, размахнулся и бросил. Камешек угодил
точно в край тротуара. Спайк покачал головой, усмехнулся и, насвистывая,
продолжил свой путь.
   Слабый порыв ветра донес до него запах мыла, которым пользовались  на
фабрике-прачечной, и снова ему вспомнился Роки. Нет, он был уверен:  они
с Роки точно увидятся. Сегодня же.
   К подставке для газет была пришпилена за писка:
   Доставка отменяется.
   Спайк отворил дверь и вошел. В доме было  страшно  холодно  и  пусто.
Никакой мебели. Абсолютно пустые комнаты с голыми стенами. Даже плиты на
кухне не было - место, где она раньше стояла,  отмечал  более  яркий  по
цвету прямоугольник линолеума.
   В гостиной со всех стен содраны  обои.  Абажур  в  виде  шара  исчез.
Осталась лишь голая почерневшая лампочка под потолком. На одной из  стен
виднелось огромное пятно засохшей крови. Если приглядеться,  можно  было
различить прилипший к  нему  клок  волос  и  несколько  мелких  осколков
костей.
   Молочник кивнул, вышел и  какое-то  время  стоял  на  крылечке.  День
обещал быть просто чудесным. Небо  приобрело  невинный  голубой,  словно
глаза младенца, оттенок и было местами  испещрено  такими  же  невинными
легкими  перистыми  облачками,  которые  игроки   в   бейсбол   называют
"ангелочками".
   Спайк сорвал записку с подставки для газет, скатал в  шарик  и  сунул
его в левый карман серых форменных брюк.
   Вернулся к машине, смахнул  по  дороге  камешек  с  края  тротуара  в
канаву. Грузовик свернул за угол и скрылся из виду. День расцветал.
   Дверь с грохотом распахнулась. Из дома выбежал мальчик. Поднял  глаза
к небу, улыбнулся, подхватил пакет молока и понес в дом. 2


1





ПОСЛЕДНЯЯ ПЕРЕКЛАДИНА

Стивен КИНГ



ONLINE БИБЛИОТЕКА http://russiaonline.da.ru


   Письмо от Катрин я получил вчера, меньше чем через неделю после того,
как мы с  отцом  вернулись  из  Лос-Анджелеса.  Адресовано  оно  было  в
Вилмингтон, штат Делавэр, а я с тех пор, как жил там, переезжал уже  два
раза. Сейчас люди так часто переезжают, что все эти перечеркнутые адреса
на конвертах и наклейки с новыми порой вызывают  у  меня  чувство  вины.
Конверт был мятый, в пятнах, а один угол его совсем обтрепался. Я прочел
письмо и спустя секунду уже держал в руке телефонную  трубку,  собираясь
звонить отцу. Потом в растерянности и страхе положил ее на  место:  отец
стар и перенес два сердечных приступа. Если я позвоню ему и  расскажу  о
письме Катрин сейчас, когда мы только-только вернулись из Лос-Анджелеса,
это почти наверняка его убьет.
   И я не позвонил. Рассказать мне тоже было некому... Такие  вещи,  как
это письмо, - они слишком личные,  чтобы  рассказывать  о  них  кому-то,
кроме жены или очень близкого друга. За последние  несколько  лет  я  не
завел близких друзей, с Элен мы развелись еще  в  1971-м.  Изредка  шлем
друг другу рождественские открытки...
   "Как поживаешь? Как работа? Счастливого Рождества!"
   Из-за этого письма я не  спал  всю  ночь.  Его  содержание  могло  бы
уместиться на открытке. Под обращением "Дорогой  Ларри"  стояло,  только
одно предложение. Но одно предложение  могло  значить  очень  многое.  И
очень многое сделать.
   Я вспомнил отца, вспомнил, как мы летели  на  самолете  на  запад  от
Нью-Йорка, и в ярком солнечном свете на высоте 18  000  футов  его  лицо
казалось мне старым и истощенным. Когда мы, по словам пилота,  пролетали
над Омахой, отец сказал:
   - Это гораздо дальше, чем мне всегда казалось, Ларри.
   В его голосе явственно звучала, тяжелая печаль, и мне  стало  неловко
оттого, что я его  не  понимаю.  Но,  получив  письмо  Катрин,  я  начал
понимать.
   Мы выросли в восьмидесяти милях  от  Омахи,  в  маленьком  городке  с
названием Хемингфорд-Хоум: отец, мать, я и моя  сестра  Катрин,  которую
все звали просто Китти. На два  года  младше  меня,  она  была  красивым
ребенком и уже тогда красивой женщиной: даже  в  ее  восемь  лет,  когда
произошел тот случай в амбаре, все понимали, что ее  шелковые  пшеничные
волосы  никогда  не  потемне