в,
независимо от того, мой ли это собственный смысл или чей-либо еще.
   Действительно, мы, логотерапевты, убеждены и при  необходимости  убеждаем
наших пациентов, что есть смысл, ждущий осуществления. Но мы не делаем вида,
что мы знаем, в чем состоит смысл. Читатель может заметить, что мы пришли  к
третьему принципу логотерапии- наряду  со  свободой  воли  и  стремлением  к
смыслу-к смыслу жизни. Иными словами, мы убеждены в том, что  у  жизни  есть
смысл-тот, который человек все время  ищет,-и  также  что  человек  обладает
свободой предпринять осуществление этого смысла. Но  на  чем  основано  наше
предположение, что жизнь является и остается  осмысленной  в  любом  случае?
Основание, которое я имею в виду, не моралистично, а совершенно эмпирично  в
самом широком смысле слова. Нам достаточно обратиться к тому, как человек  с
улицы в действительности переживает смыслы и ценности, и  перевести  это  на
научный язык. Я бы сказал,  что  это  как  раз  та  работа,  которую  должна
выполнить  так  называемая  феноменология.  Логотерапия  же  имеет  обратную
задачу- перевести то, что обнаружено таким путем, в простые слова, чтобы  мы
могли научить наших пациентов, как и они могут найти смысл в своей жизни. Не
нужно предполагать, что это основывается на ведении философских дискуссий  с
пациентами; есть  другие  способы  довести  до  них  убеждение,  что  жизнь,
безусловно, осмысленна. Я хорошо помню, как после публичной лекции,  которую
меня пригласили прочесть в  Университете  Нового  Орлеана,  ко  мне  подошел
человек, хотевший лишь  пожать  мою  руку  и  поблагодарить  меня.  Это  был
действительно "человек с улицы": он был  дорожным  рабочим,  который  провел
одиннадцать лет в тюрьме, и единственное, что  внутренне  поддерживало  его,
была  книга  "Человек  в  поисках  смысла",  которую  он  нашел  в  тюремной
библиотеке. Так что логотерапия-это не просто интеллектуальное занятие.
   Логотерапевт-не моралист и не интеллектуал. Его  работа  основывается  на
эмпирическом, то  есть  феноменологическом,  анализе,  а  феноменологический
анализ процессов переживания ценностей простым человеком с улицы показывает,
что человек может найти смысл жизни в  создании  творческого  продукта,  или
совершении дела, или в переживании добра, истины и  красоты,  в  переживании
природы и культуры; или-последнее по порядку, но не по значению-во встрече с
другим уникальным человеком, с  самой  его  уникальностью,  иными  словами-в
любви. Однако наиболее благороден и возвышен смысл жизни для тех людей, кто,
будучи лишен возможности найти смысл в деле, творении или любви, посредством
самого  отношения  к  своему  тяжелому  положению,  которое  они   выбирают,
поднимаются над ним и  перерастают  собственные  пределы.  Значима  позиция,
которую  они  выбирают,-позиция,  которая   позволяет   превратить   тяжелое
положение в достижение, триумф и героизм.
   Если говорить в этом контексте о ценностях, можно  разделить  их  на  три
основные группы. Я называю их ценностями творчества, ценностями  переживания
и ценностями отношения. Этот ряд отражает три основных пути, какими  человек
может найти смысл в жизни. Первый-это что он дает миру  в  своих  творениях;
второй-это что он берет от мира в своих встречах и  переживаниях;  третий  -
это позиция, которую он занимает по отношению к своему тяжелому положению  в
том случае, если он не может изменить свою тяжелую судьбу. Вот почему  жизнь
никогда не перестает иметь смысл, потому что  даже  человек,  который  лишен
ценностей творчества и переживания, все еще имеет смысл своей жизни,  ждущий
осуществления,- смысл, содержащийся  в  праве  пройти  через  страдание,  не
сгибаясь.
   В качестве иллюстрации я хочу процитировать рабби Е. А. Гролмана, который
однажды был вызван к женщине, умиравшей от  неизлечимой  болезни.  "Как  мне
справиться  с   мыслями   о   реальности   смерти?"-спросила   она.-   Рабби
рассказывает: "Мы говорили с ней не один раз; как раввин, я рассказывал ей о
понятии бессмертия, как оно представлено в  нашей  вере.  Как  дополнение  я
упомянул  также  и  о  ценностях  отношения  д-ра   Франкла.   Теологические
соображения произвели на женщину мало  впечатления,  ценности  же  отношения
возбудили ее любопытство, в особенности когда  она  узнала,  что  создателем
этого понятия является психиатр, сидевший в  концентрационном  лагере.  Этот
человек и его учение захватили ее воображение, потому что ему были  известны
не только теории по поводу страдания. И тогда она  немедленно  решила,  что,
раз она не может избежать страдания, она зато может выбрать, как  переносить
свою болезнь. Она стала  оплотом  силы  для  всех  вокруг  нее,  чьи  сердца
разрывались от боли. Сначала это было бравадой, но со временем действие  все
больше наполнялось смыслом. Она говорила мне: "Может быть, моим единственным
движением к бессмертию будет способ, каким я встречаю  несчастье.  Хотя  моя
боль временами невыносима, я достигла  внутреннего  мира  и  удовлетворения,
каких я никогда не знала раньше". Она умерла, окруженная почетом,  и  ее  до
сих пор помнят в нашей общине как пример неукротимого мужества".
   Я  не  собираюсь  в  этом   контексте   рассматривать   отношения   между
логотерапией и теологией [22].  Достаточно  сказать,  что  принцип  ценности
отношения приемлем независимо от того,  исповедует  ли  человек  религиозную
философию жизни. Понятие ценности отношения вытекает  не  из  моральных  или
этических предписаний, а из эмпирического и фактического описания того,  что
происходит  в  человеке,  когда  он  оценивает  собственное  поведение   или
поведение другого. Логотерапия основывается на утверждениях о ценностях  как
фактах, а не на суждениях о фактах как ценностях. А это факт, что человек  с
улицы ценит того, кто несет свой крест с "неукротимым мужеством" (как  пишет
рабби Гролман), больше, чем того, кто просто достигает успеха, даже если это
очень большой успех, будь то в денежных  делах  бизнесмена  или  в  любовных
утехах плейбоя.
   Позвольте мне подчеркнуть, что я имею в виду лишь "судьбу, которую нельзя
изменить". Принятие страдания при излечимой болезни,  например  операбельном
раке, не содержит никакого смысла. Это своеобразная форма  мазохизма,  а  не
героизма. Не столь абстрактный пример может пояснить эту  мысль.  Однажды  я
наткнулся на объявление, сформулированное в виде следующего стихотворения:
   Принимай без суеты, Что  судьба  тебе  приносит.  Но  клопы-другое  дело:
Обратись-ка к Розенштейну!
   Ричард Тротмен, касаясь в своем  книжном  обозрении  [23]  моей  немецкой
книги "Homo patiens" [24], совершенно справедливо говорит о "страдании как о
том, что должно быть элиминировано любой ценой". Однако можно  предполагать,
что, будучи доктором медицины, он знает, что человек иногда сталкивается  со
страданием, которого невозможно избежать; что человек есть существо, которое
рано или поздно должно умереть, должно  страдать-  несмотря  на  все  успехи
столь  почитаемых  прогресса  и   сциентизма.   Закрывать   глаза   на   эти
экзистенциальные "факты жизни"-значит усиливать эскапизм наших невротических
пациентов. Желательно избегать страдания, насколько  это  возможно.  Но  как
быть с неизбежным страданием? Логотерапия учит,  что  боли  нужно  избегать,
пока только возможно ее избегать. Но если уж несущая боль  судьба  не  может
быть изменена, она не только должна быть принята, но может быть превращена в
нечто  осмысленное,  в  достижение.  Я  сомневаюсь,   чтобы   такой   подход
действительно  "показывал  регрессивную   тенденцию   к   саморазрушительной
покорности", как утверждает Ричард Тротмен.
   В определенном  смысле  понятие  ценностей  отношения  шире,  чем  смысл,
который можно найти в страдании. Страдание-это лишь один аспект того, что  я
называю  "трагической  триадой"  человеческого  существования.  Эта   триада
состоит из боли, вины и смерти. Ни один человек не может сказать, что он  не
терпел неудачи, что он не страдал и что он не умрет.
   Читатель может заметить, что здесь вводится третья триада. Первая  триада
состояла из свободы  воли,  воли  к  смыслу  и  смысла  жизни.  Смысл  жизни
представлен второй триадой - ценностями творчества, переживания и отношения.
А ценности отношения подразделяются на третью триаду-осмысленное отношение к
боли, вине и смерти.
   Разговор о "трагической" триаде не должен приводить читателя к мысли, что
логотерапия пессимистична,  как  говорят  об  экзистенциализме.  Логотерапия
скорее- оптимистическое отношение к жизни, потому что она учит тому, что нет
трагических  и  негативных  аспектов,  которые  не  могли   бы   посредством
занимаемой  по  отношению  к  ним  позиции  быть  превращены  в   позитивные
достижения.
   Но есть различия в позициях, которые человек может занять по отношению  к
боли и  вине.  В  случае  боли  человек  занимает  определенную  позицию  по
отношению к своей судьбе. Иначе страдание не будет иметь смысла. В случае же
вины человек занимает позицию по отношению к  самому  себе.  Что  еще  более
важно, судьба не может быть изменена-иначе это не была бы судьба. Человек же
может изменить себя, иначе он не был бы человеком. Способность формировать и
переформировывать  себя-  прерогатива  человеческого  существования.   Иными
словами,   это   привилегия    человека-становиться    виновным,    и    его
ответственность-преодолеть вину. Как писал мне в  письме  редактор  тюремной
газеты "Сан-Квен-тин Ньюс", человек "имеет возможность преобразования себя".
   Никто  не  дал  такого  глубокого   феноменологического   анализа   этого
преобразования, как  Макс  Шелер  в  одной  из  своих  книг  [25],  в  главе
"Раскаяние и возрождение". Он  также  указывает,  что  человек  имеет  право
считаться виновным и быть наказанным. Если  мы  рассматриваем  человека  как
жертву обстоятельств и их  влияния,  мы  не  только  перестаем  считать  его
человеком, но также наносим ущерб его воле к изменению.
   Вернемся   к   третьему   аспекту   трагической   триады    человеческого
существования, то есть бренности жизни. Че-. ловек видит обычно лишь  стерню
бренности и не обращает внимания на полный амбар прошлого. В  прошлом  ничто
не является непоправимо утраченным, но все неотторжимо сохраняется в  полной
безопасности и надежности. Никто и ничто не может лишить нас  того,  что  мы
сохраняем в прошлом. То, что мы  сделали,  не  может  быть  переделано.  Это
увеличивает  ответственность  человека.  Перед  лицом  бренности  жизни   он
отвечает за использование возможностей для актуализации потенций, реализации
ценностей - будь то ценностей творчества, переживания или  отношения.  Иными
словами, человек отвечает за  то,  что  он  делает,  кого  он  любит  и  как
страдает.  Если  он  реализовал  ценность,  если  он  осуществил  смысл,  то
осуществил его раз и навсегда.
   Вернемся  теперь  к  простому  человеку  с  улицы  и  бизнесмену.  Первый
оценивает успех второго как  в  определенном  "измерении"  более  низкий  по
сравнению  с  тем,  кто  смог  превратить  приговор  судьбы  в   достижение.
"Многомерная" антропология, о которой  говорилось  выше,  может  помочь  нам
понять, что означает высшее и низшее.  Обычно  в  своей  повседневной  жизни
человек движется в измерении, позитивным полюсом которого является успех,  а
негативным-неудача  (см.  рис.  на  с.  304).  Это  измерение  компетентного
человека.  Homo  sapiens.  Но  Homo  patiens,  страдающий  человек,  который
посредством своей человеческой сути способен подняться над своим  страданием
и занять позицию по отношению к нему, движется  в  измерении,  так  сказать,
перпендикулярном  предыдущему,  в  измерении,  позитивным  полюсом  которого
является осуществление,  а  негативным-  отчаяние.  Человек,  даже  если  он
стремится к успеху, не зависит от своей судьбы,  которая  допускает  или  не
допускает  успех.  Человек  посредством  отношения,  которое  он   выбирает,
способен найти и осуществить смысл даже в безнадежной  ситуации.  Этот  факт
понятен только в многомерном подходе, который  отводит  ценностям  отношения
более высокое положение, чем ценностям творчества  и  переживания.  Ценности
отношения-самые  высокие  из  возможных.  Смысл  страдания-лишь  неизбежного
страдания, конечно,-самый глубокий из всех возможных смыслов.

   Рольф  Экартсберг  провел   в   Гарвардском   университете   исследование
приспособленности к жизни его выпускников. В результате оказалось, что среди
100 человек, окончивших университет  двадцатью  годами  ранее,  значительная
часть пережила кризис. Люди жаловались на  то,  что  их  жизнь  бесцельна  и
бессмысленна,-и это несмотря на то, что они вполне  успешно  справлялись  со
своей профессиональной работой в  качестве  адвокатов,  врачей,  хирургов  и
(последнее по порядку, но не по значению)-  психоаналитиков,  как  мы  можем
предположить; они также не испытывали неудач  в  семейной  жизни.  Они  были
охвачены экзистенциальным  вакуумом.  В  нашей  диаграмме  они  должны  быть
помещены в точке "экз. вак.", под успехом  и  справа  от  отчаяния.  Феномен
отчаяния, несмотря на  успех,  может  быть  выражен  только  в  рамках  двух
независимых измерений.
   С  другой  стороны,  существует  феномен,  который  может   быть   назван
осуществлением, несмотря на неудачу. Он  помещен  в  верхнем  левом  углу  и
назван "С-Кв.", по названию тюрьмы Сан-Квентин,  потому  что  именно  там  я
встретил человека, свидетельствовавшего  в  пользу  моего  утверждения,  что
смысл может быть обнаружен в жизни буквально в  последнее  мгновение,  перед
лицом смерти.
   Меня пригласили посетить редактора "Сан-Квентин  Ньюс"  в  калифорнийской
государственной тюрьме, который сам был заключенным этой тюрьмы. После  того
как он опубликовал  в  газете  обзор  моей  книги,  решено  было,  чтобы  он
встретился со мной. Это интервью передавалось  по  радио  в  камерах  тюрьмы
тысячам заключенных, включая смертников. Одному из них, который  должен  был
быть казнен в газовой камере четырьмя днями позже, меня попросили специально
сказать несколько слов. Как я должен был это сделать?  Обращаясь  к  личному
опыту, почерпнутому из другого места, где людей также отправляли  в  газовые
камеры, я выразил свою убежденность в том, что жизнь либо имеет  смысл  и  в
таком случае этот смысл не зависит от  ее  продолжительности,  либо  она  не
имеет смысла и в таком случае было бы бесцельным продолжать ее.
   Затем я  обратился  к  повести  Толстого  "Смерть  Ивана  Ильича".  Таким
способом я хотел показать узникам, что человек  может  подняться  над  самим
собой, вырасти выше себя-даже в последнее мгновение-и таким  образам  внести
смысл даже в потерянную прошлую жизнь. Поверите ли вы,  что  обращение  было
воспринято  заключенными?  Позже  из  письма  администратора  калифорнийской
государственной  тюрьмы  я  узнал,  что  "статья   в   "Сан-Квентин   Ньюс",
описывавшая посещение доктора  Фран-кла,  заняла  первое  место  в  конкурсе
тюремных журналистов, организованном  Университетом  Южного  Иллинойса.  Она
получила высшую оценку в представительных группах, собранных  из  более  чем
150 американских исправительных  заведений".  Когда  я  поздравил  в  письме
победителя конкурса, он  ответил,  что  "запись  нашего  разговора  получила
широкое распространение в тюрьме, но что высказывалась критика  вроде  того,
что это "хорошо в теории, но в жизни  все  иначе"".  Далее  он  сообщил  мне
следующее: "Я собираюсь написать очерк  от  редакции,  основанный  на  нашей
теперешней ситуации, на наших непосредственных трудностях, показывающий, что
и в жизни это действительно так".
   Давайте извлечем урок как из  Сан-Квентина,  так  и  из  Гарварда.  Люди,
приговоренные к пожизненному заключению или к смерти в газовой камере, имеют
возможность "триумфа", в то время  как  люди,  пользующиеся  успехом,  могут
находиться  в  "отчаянии".  Два  американских  автора   изучали   психологию
заключенных концентрационных  лагерей.  Как  они  интерпретировали  то,  что
должны были пережить эти заключенные? Как описывается смысл этого  страдания
при  проецировании  его   в   измерение   аналитического   и   динамического
психологизма?  "Заключенные,-пишет  один  из  авторов,-   регрессировали   к
нарциссическому положению. Пытки..."-каким, вы полагаете,  мог  быть  смысл,
который заключенные  могли  извлечь  из  страданий  под  пытками?  Слушайте:
"Пытки,  которым  их  подвергали,  имели  для  них   бессознательный   смысл
кастрации".
   Даже если  мы  согласимся,  что  материал  исследования  репрезентативен,
очевидно,  что  смысл  страдания  не  может  быть  понят  в   рамках   чисто
аналитической и динамической интерпретации.
   В заключение давайте послушаем человека, который должен знать это  лучше,
чем психоаналитические теории,-человека, который в детстве  был  заключенным
Освенцима и вышел оттуда все еще мальчиком: Иегуда Бэкон,  один  из  ведущих
артистов  Израиля,  однажды  опубликовал  следующие  воспоминания  о   своих
переживаниях   в   течение   первого   периода   после    освобождения    из
концентрационного лагеря: "Я помню одно из  моих  первых  впечатлений  после
войны; я увидел похоронную процессию с огромным гробом  и  с  музыкой,  и  я
начал смеяться: "Что они, с ума сошли, что поднимают  такой  шум  по  поводу
одного трупа?" Когда я оказывался на концерте или в театре, я подсчитывал  в
уме,  сколько  потребовалось  бы  времени,  чтобы  умертвить  газом   данное
количество людей, сколько одежды, золотых зубов осталось бы, сколько  мешков
волос получилось бы". Это по поводу страданий Иегуды  Бэкона.  Теперь-об  их
смысле: "Мальчиком я думал: ,,Я расскажу им, что я  видел,  в  надежде,  что
люди изменятся к лучшему". Но люди не  менялись  и  даже  не  хотели  знать.
Гораздо позже я понял смысл страдания.  Оно  может  иметь  смысл,  если  оно
меняет к лучшему тебя самого".
   Экзистенциальный вакуум: вызов психиатрии
   Поговорив о том, что такое  смысл,  обратимся  теперь  к  людям,  которые
страдают от чувства бессмысленности и опустошенности. Все  больше  пациентов
жалуется на то, что они называют "внутренней пустотой", вот почему я  назвал
это состояние "экзистенциальным вакуумом".  В  противоположность  предельным
переживаниям, так хорошо описанным  Маслоу,  экзистенциальный  вакуум  можно
считать "переживанием бездны".
   Этиология экзистенциального  вакуума  представляется  мне  вытекающей  из
следующих  фактов.  Во-первых,  человеку  в  отличие  от  животного  никакие
побуждения и инстинкты не  говорят,  что  ему  нужно  делать.  Во-вторых,  в
противоположность прошлым временам никакие условности, традиции  и  ценности
не говорят, что ему должно делать. И часто он не  знает  даже,  что  он,  по
существу, хочет делать. Вместо этого он хочет делать то, что делают  другие,
или делает то, чего хотят от него другие. Он, так сказать, вносит свою лепту
в конформизм и тоталитаризм; первый более характерен для Запада, второй--для
Востока.
   Экзистенциальный вакуум-это феномен, который одновременно  усиливается  и
распространяется. Даже фрейдистские психоаналитики признают,  как  это  было
недавно на  международной  встрече  в  Западной  Германии,  что  все  больше
пациентов страдает от отсутствия содер-жания и цели в жизни. Более того, они
признают,  что  такое   положение   дел   объясняет   случаи   "бесконечного
психоанализа", поскольку психоаналитическая кушетка становится для  пациента
единственным содержанием  жизни.  Конечно,  фрейдистские  психоаналитики  не
пользуются логотерапевтическим термином "экзистенциальный вакуум", который я
предложил более десяти лет тому назад.
   Не пользуются они также и логотерапевтическими приемами  для  преодоления
этого феномена. Тем не менее они признают его существование.
   Экзистенциальный вакуум не только  усиливается,  но  и  распространяется.
Например, чехословацкий психиат