, что мы  сказали
о жизни  отдельного  человека,  относится  также  и  к  существованию  всего
человечества: решающими в развитии и  оценке  любого  исторического  периода
являются пиковые точки - аналогично высоте горной гряды. Несколько идеальных
судеб, несколько интеллектуальных или нравственных гениев или даже единичная
такая  личность,  появляясь  время  от  времени,  могут   вполне   оправдать
существование человечества в целом.
   Если  же,  наконец,  утверждается,  что   непреходящие,   высшие   идеалы
человечества сплошь  и  рядом  используются  недостойно-в  качестве  средств
достижения   деловых   или   политических   целей,   удовлетворения   личных
эгоистических интересов или собственного тщеславия,- на это  можно  ответить
так, что все сказанное лишь свидетельствует о непреходящей силе этих идеалов
и показывает их универсальную действенность. Ибо если кто-то для  достижения
своих  целей  вынужден  прикрывать  свое  поведение   нравственностью,   это
доказывает, что нравственность действительно представляет собой силу и,  как
ничто иное, способна оказывать влияние  на  тех  людей,  которые  высоко  ее
ставят.
   Таким образом, каждый человек имеет свою  цель  в  жизни,  которую  он  в
состоянии достичь. Соответственно  экзистенциальный  анализ  призван  помочь
человеку осознать ответственность за реализацию всех его целей.  Чем  больше
он видит жизнь как выполнение поставленных перед ним задач, тем более полной
смысла кажется она ему. И если человек, не осознающий своей ответственности,
просто принимает жизнь как нечто данное, экзистенциальный анализ учит  людей
воспринимать  жизнь  как  "миссию".  Здесь  необходимо   сделать   следующее
дополнение: существуют люди, которые идут  еще  дальше,  которые  переживают
жизнь в другом измерении. Они живут переживаниями  того,  кто  посылает  нам
задачи,- всевышнего, наделяющего людей их "миссиями". Мы считаем, что это  в
первую  очередь  отличает  человека  религиозного:  для   него   собственное
существование-это не только ответственность за выполнение своих задач, но  и
ответственность перед всевышним*.
   Особенно трудным поиск конкретных, личностных  задач  представляется  для
людей, страдающих неврозами, поскольку такие  больные,  как  правило,  ложно
определяют  свои  задачи.  Например,  одна  женщина,   страдающая   неврозом
навязчивых состояний, как могла, избегала  изучения  научной  психологии,  к
которой у нее явно было призвание; при этом она  старательно  преувеличивала
свои  материнские  обязанности.  Используя  свою  житейскую  психологическую
интуицию, она вывела для себя теорию, по которой изучение психологии для нее
оказалось "второстепенным занятием", праздной игрой болезненного сознания. И
только после того, как в результате экзистенциально-аналитической  работы  с
этой женщиной она решительно отказалась от  своего  ошибочного  самоанализа,
только тогда  она  смогла  "познавать  себя,  действуя",  и  выполнять  свои
"каждодневные обязательства". Заняв подобную позицию, она обнаружила, что  в
состоянии заниматься и ребенком, и тем, что оказалось ее призванием.
   Невротический  больной  обычно  стремится   выполнять   какую-либо   одну
жизненную задачу в ущерб всем  остальным.  Типичного  невротика  отличают  и
другие виды ошибочного поведения. Например, он может решить  жить,  "шаг  за
шагом следуя задуманной программе", как  сказала  одна  больная,  страдающая
обсцессивным неврозом. В действительности мы не можем жить по Бедекеру, ведь
в таком случае мы  бы  упустили  все  возможности,  которые  возникают  лишь
однажды, прошли бы мимо ситуативных ценностей, вместо того чтобы реализовать
их.
   С точки зрения экзистенциального анализа  жизненной  задачи  "вообще"  не
существует,  сам   вопрос   о   задаче   "вообще"   или   о   смысле   жизни
"вообще"-бессмысленен.  Он  подобен  вопросу  репортера,   который   спросил
гроссмейстера: "Ну а теперь, маэстро, скажите мне, какой самый лучший ход  в
шахматах?" Ни на один из подобных вопросов нельзя ответить в общем виде;  мы
всегда должны учитывать конкретную ситуацию и конкретного человека. Если  бы
гроссмейстер серьезно воспринял вопрос журналиста, он должен был бы ответить
следующим образом: "Шахматист должен попытаться, насколько это в его силах и
насколько позволяет противник, сделать лучший  ход  в  любой  данный  момент
времени". Здесь важно выделить два положения. Во-первых,  "насколько  это  в
его силах"-то есть необходимо учитывать внутренние возможности человека, то,
что мы называем характером.  И  во-вторых,  игрок  может  лишь  "попытаться"
сделать лучший в данной конкретной ситуации  игры  ход-то  есть  лучший  при
определенном расположении фигур на доске. Если бы шахматист начинал  игру  с
намерением сделать  лучший-в  абсолютном  смысле  этого  слова-ход,  его  бы
одолели вечные сомнения, он бы увлекся бесконечной самокритикой и  в  лучшем
случае проиграл бы, не уложившись в отведенное ему время.
   В подобной ситуации находится и человек, которого мучает вопрос о  смысле
жизни. Для него также подобный вопрос имеет  смысл  только  по  отношению  к
какой-либо конкретной  ситуации  и  по  отношению  лично  к  нему.  Было  бы
неправомерно  с  нравственной  точки  зрения  и  психологически  ненормально
упорствовать в намерении  выполнить  действие,  которое  соответствовало  бы
"наивысшей" ценности,-вместо того чтобы скромно попытаться  сделать  лучшее,
на что человек способен в сложившейся ситуации.  Стремление  к  лучшему  для
человека просто необходимо, иначе все его усилия сведутся к нулю. Но и в  то
же  время  он  должен  уметь  довольствоваться  лишь  постепенным  процессом
приближения к цели, никогда не предполагающим ее полного достижения.
   Наши замечания по вопросу о смысле жизни сводятся к  радикальной  критике
вопроса как такового, если он поставлен в общем виде.  Спрашивать  о  смысле
жизни вообще-ложная постановка вопроса, поскольку она туманно  апеллирует  к
общим  представлениям  о  жизни,   а   не   к   собственному,   конкретному,
индивидуальному существованию каждого. Возможно, нам стоит вернуться назад и
воссоздать исходную структуру переживания. В этом  случае  мы  должны  будем
совершить нечто вроде революции Коперника и поставить вопрос о смысле  жизни
в принципиально ином ракурсе. А именно: сама жизнь (и  никто  иной!)  задает
вопросы людям. Как уже отмечалось, не  человеку  вопрошать  об  этом;  более
того, ему было бы полезно отдать себе отчет в том, что именно ему (и  никому
другому) держать ответ перед жизнью;  что  он  вынужден  быть  ответственным
перед ней и, наконец, что ответить перед  жизнью  можно  только  отвечая  за
жизнь.
   Возможно, самое время сейчас  отметить,  что  психология  развития  также
убедительно показывает, что процесс "постижения" смысла характеризует  более
высокую стадию развития, чем "присвоение" уже известного,  "представленного"
человеку смысла (Шарлотта Бюлер). Таким образом, доводы, которые мы пытались
логически развить выше,  находятся  в  полном  соответствии  с  направлением
психологического развития: они сводятся к парадоксальной первичности  ответа
по отношению к вопросу. Вероятно, это основано на том, что  человек  ощущает
себя в роли "ответчика". Проводником, ведущим  человека  в  его  ответах  на
вопросы, поставленные жизнью, в принятии им ответственности за  свою  жизнь,
выступает его совесть. Негромкий, но настойчивый голос совести, которым  она
"говорит" с нами,-это неоспоримый  факт,  переживаемый  каждым.  И  то,  что
подсказывает совесть, каждый раз становится нашим ответом. С психологической
точки зрения религиозный человек-это тот, который воспринимает не только то,
что говорится подобным образом, но и самого говорящего, то есть его  слух  в
этом смысле острее, чем слух неверующего. В диалоге верующего с  собственной
совестью - в этом самом сокровенном из всех возможных монологов  -  его  Бог
становится его собеседником.

   О смысле смерти
   Пытаясь ответить на вопрос о смысле жизни-на этот самый  человеческий  из
всех вопросов,-индивид вынужден отступить; он должен понять, что  это  жизнь
ставит перед ним вопросы и перед жизнью ему держать  ответ.  Таким  образом,
человек   вновь    обращается    к    основным    элементам    человеческого
бытия-сознательности и  ответственности.  Экзистенциальный  анализ,  который
рассматривает, что значит быть человеком  с  точки  зрения  ответственности,
показывает, что ответственность эта проистекает из неповторимости личности и
ситуации и что с повышением этой уникальности растет и ответственность.  Как
мы уже видели, ответственность тем выше, чем  более  неповторимы  человек  и
ситуация, в которой он находится в каждый конкретный момент.  Неповторимость
и своеобразие, как мы уже отмечали, являются основными составляющими  смысла
человеческой жизни.
   В то же время эти два главных фактора существования  человека  заставляют
его остро ощущать конечность своего  бытия.  Следовательно,  эта  конечность
должна являться тем, что придает человеческому  существованию  смысл,  а  не
тем, что его лишает этого смысла.  Положение  это  требует  более  глубокого
обсуждения.  Сначала  рассмотрим  такой  вопрос:  может  ли   ограниченность
человеческой жизни во времени-то есть тот факт, что человек  смертен,-лишить
жизнь смысла?
   Как часто мы слышим доводы о том, что  смерть  в  конечном  итоге  делает
жизнь полностью бессмысленной. Что в конце концов все творения  человека  не
имеют смысла, коль скоро смерть разрушает их. Так  действительно  ли  смерть
лишает нашу жизнь смысла? Напротив! Ибо что бы являла собой наша жизнь, будь
она бесконечна? Если бы мы были бессмертны, мы бы спокойно могли откладывать
каждый свой поступок на какое угодно время. И неважно было бы,  совершим  мы
сейчас какой-либо поступок или не совершим; каждое дело может быть с  равным
успехом сделано и завтра, и послезавтра, и через год, и десять  лет  спустя.
Перед лицом же смерти-как абсолютного и неизбежного конца, ожидающего нас  в
будущем,  и  как   предела   наших   возможностей-мы   обязаны   максимально
использовать отведенное нам время жизни,  мы  не  имеем  права  упускать  ни
единой из  возможностей,  сумма  которых  в  результате  делает  нашу  жизнь
действительно полной смысла.
   Конечность,  временный  характер,  таким  образом,  не  просто   являются
характерными чертами бытия, но и помогают сделать его осмысленным. В  основе
смысла человеческого  существования  лежит  принцип  необратимости.  Поэтому
ответственность человека следует рассматривать как ограниченную во времени и
неповторимую. И если с помощью экзистенциального  анализа  мы  хотим  помочь
пациенту максимально осознать свою ответственность, мы должны иносказательно
довести до  его  сознания  исторический  характер  бытия,  который  является
истоком этой  ответственности.  Например,  врач  может  предложить  пациенту
представить  себе,  как  тот  на  склоне  лет  пролистывает  страницы  своей
биографии. Пусть больной допустит, что он только что открыл главу, в которой
говорится о настоящем моменте его жизни, и что он обладает волшебной властью
решать,  каким  быть  содержанию  следующей  главы.  То   есть   он   должен
представить, что он в состоянии исправить ошибки в решающей главе неписаной,
внутренней истории его жизни.
   В  общем  виде  ведущий  принцип  экзистенциального  анализа  может  быть
сформулирован следующим образом: к любой ситуации нужно подходить  так,  как
будто живешь во второй раз  и  в  прошлой  своей  жизни  уже  делал  ошибку,
подобную той, которую  собираешься  совершить  сейчас.  Как  только  человек
действительно представит себя в такой воображаемой ситуации,  он  немедленно
осознает всю глубину той  ответственности,  которую  он  несет  через  любой
момент своей жизни, ответственности за то, во что воплотится  ближайший  час
его существования, за то, каким будет его следующий день.
   В некоторых случаях мы рекомендуем пациенту представить свою жизнь в виде
снимающегося фильма, из которого, однако, нельзя ничего  вырезать,  так  что
исключена возможность вернуться назад  и  изменить  что-либо  из  прожитого.
Подобные примеры нужны врачу для того, чтобы убедить пациента в исторической
природе человеческого существования, и в частности-в  необратимом  характере
его собственной жизни.
   В начале вся жизнь представляет  собой  еще  нетронутый  и  неоформленный
"материал".  По  мере  того,  однако,  как  она   "разворачивается",   этого
"материала" становится все  меньше  и  меньше  и  он  все  больше  и  больше
превращается в функцию-так что под конец жизнь во  многом  состоит  из  того
опыта поступков и переживаний, который накопил человек  на  своем  жизненном
пути. Таким образом, человеческая жизнь напоминает радиоактивный  элемент  с
его ограниченным  "периодом  полураспада",  в  течение  которого  его  атомы
распадаются  и  его  вещество  постоянно  и  необратимо  трансформируется  в
энергию.  Поскольку  процесс  ядерного  распада  является  "направленным"  и
необратимым, здесь наблюдается аналогичная  картина  неуклонного  уменьшения
исходного количества "материала". Так же и жизнь, можно сказать,  утрачивает
со временем все больше и больше своего "заготовочного материала", так что  в
конце превращается в "чистую форму". Поэтому  человек  во  многом  похож  на
скульптора, который работает с  бесформенным  камнем  для  того,  чтобы  его
материал приобретал все более зримую форму. Человек ваяет свою жизнь из того
материала, который  дан  ему  судьбой:  в  творчестве,  в  переживаниях  или
страдании он созидает ценности собственной жизни-каждый по  мере  своих  сил
формирует или ценности творчества, или ценности  переживания,  или  ценности
отношения.
   Можно  ввести  также  фактор  времени  в  эту  аналогию  со  скульптором:
достаточно представить, что ему отпущено ограниченное  время  на  то,  чтобы
закончить свое произведение,- более того, ему даже не сообщается  конкретный
срок окончания работы. Так что он не может  предположить,  когда  ему  будет
велено прекратить работу и не прозвучит ли это требование в самую  ближайшую
минуту. Таким образом, он просто обязан каждый раз максимально  использовать
отведенное  ему  время-  иначе  его  работа   рискует   оказаться   фатально
прерванной. Однако, даже если время истекает до того, как работа  завершена,
это ни в коей мере не обесценивает ее. "Фрагментарность" жизни, по  Зиммелю,
не умаляет ее смысла. Из длительности сроков  жизни  мы  никогда  не  сможем
вывести меру ее  осмысленности.  В  конце  концов,  мы  не  можем  судить  о
биографии   на   основании   числа   входящих   в   нее   страниц   или   ее
продолжительности-мы  должны  основываться  в  оценке  любой  биографии   на
богатстве ее содержания. Героическая жизнь, даже если она оборвалась в  юном
возрасте, без сомнения, более содержательна и осмысленна, чем  существование
какого-нибудь   тупицы-долгожителя.   Нередко   незавершенные   произведения
оказываются среди наиболее достойных творений человека.
   Жизнь постоянно ставит людей в положение, очень похожее на  то,  в  какое
попадают студенты  на  заключительном  экзамене:  в  обоих  случаях  не  так
существенно, насколько ваша работа завершена,-куда важнее, чтобы в целом она
была высокого качества. Студент должен успеть подготовиться к ответу точно к
тому  самому  моменту,  когда  звонок  просигналит  об  истечении   времени,
отведенного на выполнение задания,-так же и в жизни мы должны в любое  время
быть готовыми к такому "вызову" и держать ответ за  все,  сделанное  нами  к
данному моменту.
   Рано или поздно каждый человек сталкивается с понятием  "конечность":  мы
осознанно воспринимаем конец чего-либо как неизбежность, как  часть  сделки,
заключенной нами с жизнью. Такое восприятие жизни присуще не только  героям;
фактически подобное отношение  свойственно  поведению  любого  обыкновенного
человека. Когда мы идем в кино, нас гораздо больше заботит, чтобы фильм имел
какую-либо  концовку  вообще,  чем   чтобы   он   обязательно   заканчивался
благополучно.  Сам  факт,  что  человеку  нужны  и  кино,  и  театр,  служит
доказательством того, что исторический аспект событий не лишен смысла.  Если
бы развертывание событий во времени не имело  значения  для  людей,  они  бы
довольствовались "моралью  произведения",  переданной  в  кратчайшей  форме,
вместо того чтобы утруждать себя, часами высиживая в театре.
   Таким образом, совсем необязательно резко разграничивать жизнь и  смерть,
скорее  смерть  является  неотъемлемой  составляющей  жизни.  Не  существует
способов "победить" смерть, хотя люди иногда  стремятся  обрести  бессмертие
путем продолжения своего рода.  Совершенно  несправедливо  утверждение,  что
смысл жизни человека состоит в том, чтобы узнавать себя  в  своих  потомках.
Прежде всего жизнь не может продлеваться до бесконечности. Случается,  семьи
полностью  вымирают,  когда-нибудь  настанет  день,  и  может  вымереть  все
человечество-если, предположим, людям суждено жить лишь до тех пор,  пока  в
результате какой-нибудь космической  катастрофы  не  исчезнет  сама  планета
Земля.
   Если бы фактор конечности жизни лишал ее смысла, было бы  неважно,  когда
настанет конец, в обозримом ли будущем или очень и очень нескоро. Мы  должны
были бы признать, что время, когда всему придет  конец,  не  существенно.  В
противном случае мы рискуем уподобиться даме,  которая,  услышав  от  одного
астронома,  что,  вероятно,  через  миллиард  лет  настанет   конец   света,
вскрикнула от ужаса. А когда тот успокоил ее словами: "Но не ранее чем через
миллиард лет", она облегченно вздохнула:  "Ох,  а  мне  показалось,  что  вы
сказали--всего лишь миллион". Либо жизнь имеет смысл  и  сохраняет  его  вне
зависимости от того, длинна она или коротка, воспроизводит она себя или нет,
либо жизнь бессмысленна, и в этом случае она не  станет  более  осмысленной,
даже если будет длиться долго и воспроизводить себя. Если бы жизнь бездетной
женщины действительно была бессмысленной только потому, что у нее нет детей,
это значило бы, что человечество живет только для детей и  что  единственным
смыслом жизни человека является воспроизводство себе подобных.  Но  подобный
взгляд на эту проблему лишь оттягивает  ее  решение.  Ведь  получается,  что
каждое поколение передает проблему следующему, так и не  разрешив  ее.  Весь
смысл жизни одного поколения состоит  в  том,  чтобы  вырастить  другое.  Но
бессмысленно увековечивать нечто, само по себе лишенное  смысла.  Ведь  если
что-либо смысла не имеет, оно его не приобретет, даже будучи увековеченным.
   Огонь факела имеет смысл, даже если он угас; а вот  проводить  бесконечно
длинную вселенскую эстафету,  передавая  из  рук  в  руки  негорящий  факел,
бессмысленно.   "То,   что   дает   свет,   рано   или   поздно    неизбежно
сгорает",-утверждает  Вилдганс.  То  есть  все  дающее  свет   обречено   на
страдания, пока оно не сгорит, не сгорит полностью, "до конца".
   Таким образом, мы приходим к парадоксу: жизнь, смыслом  которой  являлось
бы размножение, была бы, по сути, столь же бессмысленна, как и  размножение.
С другой стороны, продолжение жизни имеет смысл только в  том  случае,  если
жизнь сама по себе наполнена смыслом.
   Поэтому возводить материнство в единственный смысл жизни женщины - значит
бросать тень не только на жизнь женщины, не имеющей детей,  но  и  на  жизнь
женщины-матери. Жизнь выдающейся личности не  может  лишиться  смысла  из-за
того,  что  у  этой  личности  нет  потомства.  Более  того,   самим   своим
существованием  подобная  личность  способна  придать  смысл  жизни   многим
поколениям своих предков, являясь как бы пиком, венчающим династию. Из всего
вышесказанного видно, что жизнь никогда не  кончается  сама  в  себе  и  что
воспроизводство  жизни  никогда  не  является  ее  смыслом;   скорее   жизнь
приобрет