к социальным последствиям,  но  его
эффект может быть даже физическим. Поскольку  уже  само  истинное  понимание
собственной жизненной задачи придает нашей  духовной  активности  устойчивую
форму и организованность- постольку такой  же  эффект  это  оказывает  и  на
организм  человека.  Вместе  с  тем  внезапная  утрата  ощущения  полноты  и
осмысленности жизни  неизбежно  сопровождается  дезорганизацией  собственной
активности, что и  приводит  к  физическому  износу  организма.  Психиатрам,
например,  хорошо  знаком  типичный  синдром  ускоренного  "психофизического
износа", связанный с выходом человека на  пенсию-признаки  старения  в  этом
случае проявляются с удивительной быстротой. Аналогичный феномен наблюдается
и  у  животных:  дрессированные  цирковые   звери,   вынужденные   постоянно
заниматься "задачами", которые ставит им человек, живут значительно  дольше,
чем их собратья, представители тех же видов, которые содержатся в  зоопарках
и не имеют никаких "занятий".
   Однако, поскольку невроз безработицы не  связан  фатально  с  отсутствием
работы, с ним вполне можно бороться. Таким людям можно оказать  существенную
помощь.  Что  касается  профилактики  суицидных   намерений,   которые   уже
обсуждались нами, то здесь можно  различать  соматический,  психологический,
социальный и духовный подходы. Соматический подход при этом  должен  был  бы
заключаться просто в том, чтобы избавить такого пациента от голода, снабдить
его достаточным пропитанием;  социальная  помощь  должна  включать  поиск  и
обеспечение  его  работой.  Однако  до  тех  пор,  пока  безработица  и   ее
последствия (в частности, и невроз безработицы) остаются в  нашей  жизни  по
причинам, лежащим  вне  сферы  компетенции  психотерапевта,  пока  отдельные
разобщенные индивиды остаются бессильными обеспечить  сколько-нибудь  широко
соматическую помощь,  до  тех  пор  единственным  выходом  будет  оставаться
психотерапевтическая помощь.
   Конечно, найдется немало тех, кто скептически отнесется к  самой  идее  и
возможностям психотерапевтического подхода к  проблеме  безработицы.  Однако
таким скептикам стоит напомнить широко известный призыв, под  которым  могли
бы подписаться большинство безработных, в основном молодых людей: "Нам нужны
не столько  деньги,  сколько  хоть  какое-нибудь  дело  в  жизни".  В  свете
сказанного   становится   очевидным,   что   психотерапия   в   узком,    не
логотерапевтическом  смысле-скажем,  "глубинно-психологический"  подход-была
быв таких  случаях  не  только  безнадежной,  но  и  попросту  смехотворной.
Поскольку проблемы, возникающие  при  этом  у  человека,  связаны,  с  одной
стороны, с банальным чувством голода, а с  другой-с  потерей  смысла  своего
существования, постольку  он,  вероятнее  всего,  не  сможет  удержаться  от
возмущения и  негодования,  если  кто-нибудь  начнет  приставать  к  нему  с
детективно-психологическими  историями  и  начнет  вылавливать  его  скрытые
комплексы. Куда более подходящим оказывается здесь экзистенциальный  анализ,
который открывает безработному путь к внутренней свободе, несмотря на то что
фортуна отвернулась от него, и  учит  его  той  осознанной  ответственности,
которая поможет ему придать некоторое  содержание  своей  нелегкой  жизни  и
найти и сохранить в ней хоть какой-то смысл.
   Как мы уже видели, не только безработица, но и полная занятость, в  конце
концов, могут служить невротическим намерениям,  если  они  дурно  поняты  и
ошибочно использованы. Мы должны проводить строгое и  тщательное  различение
между невротической позицией,  в  которой  работа  воспринимается  настолько
превратно, что в итоге приводит к неврозу, и нормальной здоровой позицией, в
которой работа выступает естественным средством,  придающим  полноту  смысла
индивидуальному  существованию.  Ибо  человеческое  достоинство  не   должно
позволять  людям  самим  выступать   средствами   осуществления   чего-либо,
становиться  простыми  орудиями   трудовых   процессов,   деградировать   до
выполнения функций средств производства. Способность и возможность трудиться
сама по себе еще ничего не значит, она не может составить ни достаточной, ни
даже сколько-нибудь существенной основы для осмысленного существования. Один
человек   может   иметь   полноценную   возможность   трудиться,    обладать
соответствующими способностями и в то же время оставаться  лишенным  полноты
жизненного смысла, а другой - невзирая на потерю такой возможности  и  таких
способностей-может полностью сохранить осмысленность  собственной  жизни.  В
общих чертах то же самое можно сказать и в отношении наслаждения.  Некоторые
люди ищут смысл жизни преимущественно в какой-то одной области,  ограничивая
этой областью свой жизненный опыт; в таких случаях важно выяснить, имеет  ли
объективные основания подобное ограничение или в нем не было  необходимости.
Невротик  без  каких-либо  объективных  оснований  отказывается   от   своей
способности получать удовольствия ради способности к работе или же наоборот.
Подобным невротическим больным  мы  могли  бы  процитировать  проницательное
замечание известной немецкой писательницы Алисы Литткенс: "Где нет любви, ее
заменяет работа; где нет работы, наркотиком становится любовь".
   Удовлетворение, которое человек может получить от работы, не тождественно
тому созидательному чувству удовлетворения, которое дает жизнь в целом.  Тем
не менее невротик нередко пытается  "уйти"  от  жизни  вообще-  от  пугающей
широты ее просторов, находя прибежище в  работе,  в  своей  профессиональной
деятельности. Однако действительная пустота  и  в  конечном  счете  скудость
смысла его существования выступают на передний план  сразу  же,  как  только
приостанавливается, хотя бы на время, его профессиональная  деятельность:  к
примеру, в выходные дни. Всем знакомо  несчастное  выражение  лица,  которое
трудно скрыть тем, кому в свой единственный свободный день в  неделю,  может
быть, не удалось назначить свидание или приобрести билет в кино.  Ясно,  что
они находятся в полнейшей растерянности.
   Воскресенье в любом большом городе-самый грустный день недели.  Именно  в
воскресенье приостанавливается темп рабочей  недели,  именно  в  воскресенье
проявляется вся скудость смысла повседневной городской жизни.  Нам  кажется,
что люди, не имеющие цели в жизни, несутся по ней с такой быстротой, что  не
замечают ее бесцельности. В то же самое время они стараются убежать от самих
себя, но тщетно. В воскресенье, когда в  бешеной  гонке  наступает  суточная
пауза, вся бесцельность, бессмысленность и пустота  их  существования  вновь
встают перед ними во весь рост.
   И на что только  они  не  идут,  чтобы  этого  избежать.  Они  мчатся  на
танцы-там  громко  играет  музыка,  и   шум   избавляет   от   необходимости
разговаривать. Им даже не надо  напрягаться,  чтобы  поддерживать  во  время
танца светскую беседу, как в былые дни. И думать тоже нет нужды-все внимание
можно сосредоточить на танце.
   Спорт представляет собой  еще  одно  "убежище"  для  страдающих  неврозом
"выходного дня". Они могут сделать  вид,  к  примеру,  что  самое  важное  в
мире-это какая команда выиграет тот  или  иной  матч.  Играют  двадцать  два
человека, а в тысячи раз большее  количество  людей  наблюдает  за  ними.  В
боксерском поединке действуют лишь двое, и именно поэтому борьба  здесь  еще
более интенсивна, и в наблюдении болельщиков за поединком присутствует  даже
элемент садизма.
   Из вышесказанного вовсе не следует, что мы против по-настоящему  здоровых
занятий спортом. Однако  нам  представляется  важным  определить,  какую  же
ценность имеют такие занятия. Возьмем, к примеру, альпиниста, его  отношение
к своему занятию. Восхождение на горы всегда предполагает активное  участие,
здесь даже и речи быть не может о  пассивном  наблюдении.  В  данном  случае
имеет место истинное достижение  восходителя;  если  говорить  о  физической
доблести, то в определенных  ситуациях  (например,  при  крайней  опасности)
альпинист вынужден "выкладываться" полностью. Восхождение на горы-это еще  и
психологическая победа скалолаза над собой, ибо он учится преодолевать такие
свои психические слабости, как, к примеру, робость или боязнь высоты. Однако
необходимо помнить, что альпинист не ищет опасности ради  опасности;  скорее
он "дразнит" ее,  как  отмечал  Эрвин  Штраус.  Более  того,  соперничество,
приводящее в других видах спорта к мании побеждать  других  и  устанавливать
рекорды, находит  в  альпинизме  более  достойное  выражение-это  стремление
"преодолеть  себя".  И  наконец,  альпинизм  вызывает  к  жизни   еще   один
положительный фактор-социальный: чувство товарищества людей, объединенных  в
одной связке.
   Но даже в нездоровой мании устанавливать рекорды можно выделить  поистине
гуманную черту, ибо эта мания представляет собой  одну  из  форм  стремления
каждого к выражению своей  неповторимой  индивидуальности.  Кстати  сказать,
подобное стремление лежит в основе других  проявлений  массовой  психологии,
таких, как, например, мода. Здесь тоже люди ищут, чем бы  выделиться,  любой
ценой-только неповторимость, которой они добиваются, сводится лишь к внешней
форме.
   Страдающие  неврозами  могут  использовать  искусство,   как   и   спорт,
превратно. В  то  время  как  настоящее  искусство  и  истинное  наслаждение
художественными ценностями обогащают человека, помогая ему реализовать самые
глубинные пласты своих возможностей,  для  больного  неврозом  искусство-это
лишь возможность убежать от себя. В подобном случае  искусство  служит  лишь
еще одним способом  самоопьянения  и  одурманивания.  К  примеру,  человеку,
стремящемуся   убежать   от   себя,   от   ощущения   пустоты   собственного
существования,  свойственно  выбирать  для  чтения  наиболее   захватывающие
детективные истории. И если его желание узнать, "чем же все кончилось",  его
захватывающее  дух  состояние   тревожного   ожидания   и   доставляет   ему
удовольствие, то это удовольствие "со знаком  минус".  Это  способ  избегать
неприятных переживаний, тот вид удовольствия, который  Шопен-гауэр  ошибочно
считал единственно возможным.
   Для тех, кто жаждет острых ощущений, самым силь-ным является смерть-как в
жизни, так и в искусстве. Какой-нибудь тупица, читающий за завтраком газету,
жаждет рассказов о несчастьях и смерти. Но  несчастья  и  смерти  вообще  не
могут его удовлетворить; очевидно, они  кажутся  ему  слишком  абстрактными.
Поэтому у такого читающего газету вполне может возникнуть  желание  пойти  в
кино посмотреть  какой-нибудь  боевик.  Поведение  такого  человека  подобно
поведению наркомана: чтобы удовлетворить свою жажду ощущений ему  необходима
встряска, такая нервная встряска порождает еще более  сильную  жажду  острых
ощущений, и человек вынужден каждый  раз  увеличивать  их  дозу.  Эти  чужие
смерти человеку нужны для достижения, так сказать,  эффекта  контраста:  ему
начинает казаться, что если и должен кто-то умереть,  то  только  не  он,  а
кто-то другой. Такой человек стремится убежать  от  того,  что  более  всего
ужасает его, а именно от неизбежности своей собственной смерти, саму мысль о
которой пустота его существования делает для него невыносимой.  Неизбежность
смерти может  испугать  лишь  человека,  у  которого  не  чиста  совесть  по
отношению к собственной жизни. Смерти, отмеряющей конец жизни,  боится  лишь
тот, кто не в полной мере использовал данную ему жизнь. Такой человек совсем
не в состоянии смотреть смерти в лицо. Вместо того чтобы  наполнять  смыслом
отмеренную ему жизнь и таким образом выполнять свою жизненную  "задачу",  он
ищет убежища в какой-то призрачной  вере  в  то,  что  его  минует  всеобщая
участь. Так, человек, приговоренный к смерти, в свой последний час  начинает
верить, что ему еще может повезти,  что  его  еще  могут  помиловать.  Такой
человек ищет спасения  в  самообмане,  что  с  ним  лично  ничего  не  может
случиться, смерть и несчастье-это удел других.
   Невротические больные спасаются бегством в мир романов, отождествляя себя
с вымышленными "героями". Спортсмен, полностью поглощенный жаждой  рекордов,
по крайней мере стремится почить на своих собственных  лаврах,  любитель  же
дешевных романов довольствуется тем, что за него  совершает  подвиги  кто-то
другой, пусть даже и вымышленный "герой".
   Самая большая ошибка, которую мы можем совершить в жизни,-это  почить  на
лаврах. Никогда не следует довольствоваться достигнутым. Жизнь не  перестает
задавать нам все новые и новые вопросы, не позволяя нам остановиться. Только
самоодурманивание делает нас нечувствительными к постоянным уколам  совести,
которые  посылает  нам  жизнь.  Стоящего   неподвижно   обходят;   довольный
собой-потерян. Ни в творчестве, ни в  переживаниях  нельзя  довольствоваться
достигнутым, каждый день, каждый час требуют от нас новых свершений.
   4. О смысле любви
   Мы уже видели, как  смысл  человеческого  существования  основывается  на
неповторимости и своеобразии человека. Мы также  видели,  что  созидательные
ценности актуализируются в форме общественно значимых свершений. Общество  в
свою очередь придает смысл  существованию  человека,  его  неповторимости  и
своеобразию. Но общество может также быть и богатой  областью  человеческого
опыта. Это особенно  справедливо  в  отношении  "двоих",  то  есть  интимной
общности одного человека с другим. Давайте  отбросим  все  более  или  менее
туманные рассуждения о любви и рассмотрим ее в  свете  смысла  человеческого
существования. Если  рассматривать  любовь  с  этой  точки  зрения,  то  она
оказывается  областью,  в  которой  ценности  "переживания"  особенно  легко
реализовать.  Любовь-это  "переживание"  другого  человека   во   всем   его
своеобразии и неповторимости.
   Таким  образом,  оказывается,  что  существует  два   способа   утвердить
неповторимость     и     своеобразие     собственной     личности.      Один
способ-активный-путем реализации созидательных ценностей.  Другой-пассивный.
В этом случае все, что другим приходится завоевывать  активными  действиями,
человеку предоставляется "как манна небесная". Этот  путь-путь  любви,  или,
правильнее сказать, путь быть любимым. Без какого-либо собственного  вклада,
без  какого  бы  то  ни  было  усилия  или  труда-по  милости  божьей,   так
сказать,-человек  получает  то,  что  возможно  лишь  при   реализации   его
своеобразия и неповторимости. В  любви  любимый  человек  воспринимается  по
самой своей сути как единственное в своем роде и неповторимое  существо,  он
воспринимается как "Ты", и как  таковой  вбирается  в  собственную  личность
любящего. Как человеческая личность он становится для того, кто  его  любит,
незаменимым существом, без которого невозможно обойтись,  причем  ничего  не
делая для этого со своей стороны. Человек,  которого  любят,  "не  может  не
быть"  своеобразным  и  неповторимым,  то   есть   ценность   его   личности
реализуется. Любовь не заслуживают, любовь-это просто милость.
   Но любовь-это не только милость, это волшебство.  Для  того,  кто  любит,
любовь  накладывает  чары  на  весь  мир,  окутывает   мир   дополнительными
ценностями. Любовь значительно увеличивает полноту восприятия ценностей.
   Врата в мир ценностей как бы распахиваются. Таким образом,  отдаваясь  во
власть любимого "Ты",  любящий  переживает  внутреннее  обогащение,  которое
выходит далеко за пределы этого "Ты"; для него вся вселенная  расширяется  и
углубляется, озаряется сиянием тех ценностей, которые видит только тот,  кто
любит. Ибо  хорошо  известно,  что  любовь  делает  человека  не  слепым,  а
зрячим-способным видеть ценности.
   Кроме счастья быть любимым и восторга  для  того,  кто  любит,  в  любовь
входит  еще  и  третий  фактор:  чудо  любви.  Потому  что  благодаря  любви
свершается непостижимое-в жизнь входит новый человек, сам по себе уже полный
таинства своеобразия и неповторимости: ребенок!
   Мы уже говорили о многоуровневой структуре человеческой личности. Мы  уже
подчеркивали  также,  что  рассматриваем  человека  как  психофизическое   и
духовное единство. На этом был основан наш призыв  к  психотерапии  признать
эту целостность как таковую, с тем чтобы принимать  во  внимание  не  только
психическую, но и духовную сущность человека.
   Теперь, однако, мы собираемся показать, каким  образом  любящий  человек,
через переживание собственной любви "прикасающийся" к чужому "Я", к личности
любимого, может  по-разному  воспринимать  многослойную  структуру  личности
другого человека. Потому что в точности так же, как существуют эти три  слоя
человеческой личности, существуют и три возможных способа отношения  к  ней.
Самый примитивный подход относится к самому внешнему слою:  это  сексуальное
отношение. Физическая  внешность  другого  человека  оказывается  сексуально
возбуждающей, и это возбуждение вызывает сексуальное влечение  к  сексуально
привлекательному  партнеру,  непосредственно   воздействуя   на   физическое
существо человека. На ступеньку выше стоит эротическое отношение. Для  целей
нашего анализа мы четко разграничиваем эротику и сексуальность.  Эротическая
предрасположенность   означает   не   просто    сексуальную    возбудимость,
подверженность сексуальным влечениям. Это отношение  исходит  не  только  из
сексуального  побуждения  и  провоцируется  не  только   чисто   сексуальной
привлекательностью партнера. Если мы считаем  физическую  сущность  партнера
его внешним  слоем,  то  можно  сказать,  что  эротически  предрасположенный
человек  проникает  глубже  того,  кто  озабочен  лишь  сексуально.  Эротика
проникает в следующий, более глубокий слой, входит уже в  психическую  сферу
другого человека. Такое отношение к партнеру, рассматриваемое  как  одна  из
фаз взаимоотношений с ним, соответствует тому, что обычно называют  "сильным
увлечением". Физические качества партнера возбуждают пас сексуально, но в то
же время мы "увлечены" и другими- психическими-его достоинствами. Увлеченный
человек находится уже не просто в состоянии физического возбуждения;  скорее
возбуждается его собственно психологическая эмоциональность-она возбуждается
особой (но не единственной в своем роде) психической организацией  партнера,
скажем, какими-то конкретными чертами его характера. Итак, чисто сексуальное
отношение направлено на физическую сущность  партнера  и  не  способно  идти
дальше  этого  уровня.  Эротическое  отношение,  "отношение   увлеченности",
направлено не только на физическую сущность, но оно все еще не  проникает  в
сердце другого человека. Это делается только  на  третьем  возможном  уровне
отношений: на уровне самой любви. Любовь (в самом узком смысле этого  слова)
представляет конечную стадию эротического отношения (в самом широком  смысле
этого слова), так как только она проникает  наиболее  глубоко  в  личностную
структуру партнера. Любовь представляет собой вступление во  взаимоотношения
с другим человеком как с духовным  существом.  Духовная  близость  партнеров
является наивысшей достижимой  формой  партнерства.  Тому,  кто  любит,  уже
недостаточно  больше  для  возбуждения  соответствующего   физического   или
эмоционального состояния - его  по-настоящему  затрагивает  только  духовная
близость   партнера.   Любовь   таким   образом   является   вхождением    в
непосредственные отношения  с  личностью  любимого,  с  его  своеобразием  и
неповторимостью.
   Духовное   ядро   является   носителем   тех   психических   и   телесных
характеристик, которые привлекают  эротически  и  сексуально  расположенного
человека; духовное  ядро-это  то,  что  лежит  в  основе  тех  физических  и
психических внешних проявлений; это то,  что  проявляется  в  этих  "внешних
проявлениях".  Телесные  и  психические  черты  личности-это,  так  сказать,
внешние  "одежды",  которые  "носит"  ее  духовная  суть.  Хотя   сексуально
р