ая связь может  являться  средством
выражения - что как раз и является той целью, к  которой  мы  стремимся.  Но
свершается и еще нечто существенно большее. Чувство ответственности молодого
человека тем временем развилось уже настолько, что он теперь может решать  и
за себя, и за своего партнера, вступать ли, и если да, то когда, в серьезные
сексуальные отношения с ним. Мы теперь сможем с чистой совестью предоставить
ему  это  решение.  Потому  что,  если  достигаются  такие   отношения,   их
сексуальность принимает соответствующую  форму-форму  физического  выражения
духовной, содержательной близости, форму выражения любви.
   Теперь  давайте  суммируем  кратко  точку  зрения   врача   по   вопросам
сексуальных связей  между  молодыми  людьми.  Что  следует  рекомендовать  в
отношении воздержания или половой связи для молодых? Мы предлагаем следующие
основные руководящие принципы. Во-первых, с соматической, медицинской  точки
зрения  ни  воздержание,  ни  половая  связь  не   противопоказаны   -   при
определенной физической  зрелости.  В  этом  отношении  доктор  обязан  быть
совершенно нейтральным, так как он знает, что ни сексуальные  отношения,  ни
сексуальное  воздержание  не  наносят  физического  вреда.   Но   в   смысле
психогигиены он не может быть нейтральным; с этой точки зрения  он  вынужден
занять  определенную  позицию.  Он  должен  выступать   против   сексуальных
отношений, наложить вето на них, если это в его  силах,  всякий  раз,  когда
молодые люди хотят вступать в половые отношения без  настоящей  любви.  Там,
где дело обстоит именно так (и только там, где оно обстоит так),  он  должен
быть активно против подобных отношений. Половая связь между молодыми людьми,
которые созрели физиологически, но не психосексуально, противопоказана.
   Еще  одна  точка  зрения,  с  которой  может  рассматриваться  вопрос   о
сексуальных  отношениях  между  молодыми  людьми  (другими  двумя   являются
соматическая  и   психогигиеническая   точки   зрения),-это   точка   зрения
сексуальной этики. И с данной точки зрения врач  никогда  не  может  сказать
"да", никогда не может прямо  рекомендовать  сексуальную  связь  в  каком-то
данном случае. Потому что здесь уже проходит граница, за которой  нет  места
даже самым добрым советам. В функции врача как советчика  не  входит  снятие
ответственности  с  человека,  который   ищет   совета;   наоборот,   задача
врача-научить его  ответственности.  Молодому  человеку  придется  принимать
решения на свой страх и риск, полностью под собственную ответственность.  На
вопрос,  может  ли  молодой  человек,  который  по-настоящему  любит  своего
партнера, вступать с ним (с ней) в сексуальную связь, не может ответить врач
или  психолог-консультант;  это  остается  личной,  нравственной   проблемой
каждого отдельного человека. Самое большое, что  может  сделать  врач,-  это
отметить, что в воздержании нет ничего страшного - в  случае,  если  человек
добровольно  решит  следовать  именно  этому  курсу  по  каким-то   причинам
(возможно, потому, что он  считает,  что  это-жертва,  необходимая  для  его
любви). Ответственность, которую берет на себя любящий, затрагивает партнера
не только как личность. Поскольку, особенно  если  моногамная  связь  должна
закончиться браком,  существуют  социальные,  экономические  и  евгенические
аспекты ответственности, которые молодой человек должен принять во внимание.
Как  мы  уже  видели  в  другом  контексте,  брак  включает   в   себя   ряд
самостоятельных сфер существования, выходя за пределы чисто  психологических
взаимоотношений.
   Психотерапевт,   однако,   призван   заниматься   лишь   психологическими
проблемами  своих  клиентов,  его  заботой  может  быть  только   внутренняя
способность к  моногамной  связи,  а  также  то,  как  способствовать  таким
моногамным отношениям. В общении  с  молодыми  людьми  психотерапевт  должен
поддерживать их,  чтобы  они  не  боялись  трудностей,  которыми  так  полна
молодость-этот неизбежный период эротического возмужания. Молодому  человеку
потребуется немало внутренних сил и мужества, чтобы  "не  растратить  себя",
влюбляясь, разочаровываясь, добиваясь взаимности,  испытывая  одиночество  и
т.д. В тех случаях, где сексуальность угрожает опередить в развитии  эротизм
и  превратиться  в  доминирующую  тенденцию,  психотерапевт  или   те,   кто
занимается сексуальным воспитанием, должны  решительно  поднять  свой  голос
предостережения.     Широкомасштабное     статистическое     психологическое
исследование, проведенное в школе Шарлоттой Бюлер, показало,  что  серьезные
сексуальные связи слишком юных девушек (которые,  по  нашему  предположению,
еще не готовы к эротическим взаимоотношениям) привели к выраженному  сужению
их  общих  интересов,  к  ограничению  их  интеллектуального  горизонта.   В
структуре еще не  сформировавшейся  личности  сексуальный  инстинкт,  обещая
быстрое и легкое достижение удовольствия и неистово  требуя  удовлетворения,
как бы поглощает  все  другие  интересы.  В  результате  такого  искаженного
развития  внутренняя  подготовка  к  обычно  предполагаемому  и  освященному
культурой  состоянию  замужества  неизбежно  страдает.  Ибо   счастливый   и
устойчивый брак гарантируется только достижением идеальной цели  нормального
психосексуального развития- внутренней зрелости и  готовности  к  моногамным
отношениям, а это требует плодотворного синтеза сексуальности и эротизма.
   В основе человеческого существования в целом, как не раз уже  отмечалось,
лежит    ответственность.    Консультант-психиатр    несет    дополнительную
ответственность, поскольку он отвечает за  пациента,  который  обращается  к
нему за советом. Его ответственность еще больше возрастает, когда его просят
дать совет по сексуальным вопросам. Потому что эта ответственность  касается
не только тех, с кем  ему  приходится  непосредственно  общаться,  но  может
отразиться и на судьбе будущего поколения. Все,  кто  связан  с  сексуальным
воспитанием подростков, обязаны осознавать всю меру  своей  ответственности.
При выполнении  своих  задач  им  придется  твердо  придерживаться  основных
принципов воспитания подростков. Доверие является, возможно, наиболее важным
фактором в таких взаимоотношениях. Это доверие троякого свойства: во-первых,
существует вера молодых людей в своего воспитателя,  будь  то  родитель  или
учитель, молодежный лидер, семейный врач или  консультант.  Взрослый  должен
приложить все усилия, чтобы завоевать и сохранить доверие молодого человека.
Это особенно важно,  когда  дело  доходит  до  того,  что  молодых  начинают
"обучать жизни". По этому  вопросу  мы  скажем  только  следующее:  подобная
информация о сексуальной сфере ни в коем случае не должна  подаваться  целой
группе "слушателей". Потому что когда это делается, то до  одних  откровения
дойдут слишком рано и это испугает их, в то время как до других  они  дойдут
слишком поздно и будут казаться смехотворными. Обучать  каждого  мальчика  и
каждую девочку в отдельности-вот единственный разумный путь.  Здесь  доверие
молодого человека к своему воспитателю играет первостепенную роль. Испытывая
это  доверие,  молодой  человек,   обеспокоенный   сексуальными   вопросами,
обратится только к тому взрослому, которому он доверяет,-и именно  в  нужный
момент, ни раньше, ни позже.
   Второй вид веры, которая должна быть целью  воспитания  подростков,-  это
собственная вера молодого человека в самого себя,  которая  поможет  ему  не
падать духом  на  крутой  дороге  к  личностной  зрелости.  Третья  ипостась
веры-это  наша  вера  в  этого  молодого  человека-вера,  которая  в  идеале
предназначена для поддержки и повышения его уверенности в  себе  и  создания
фундамента для его веры в  нас.  Доверяя  ему  (или  ей),  мы  помогаем  ему
развивать самостоятельность мысли и действий и тем  самым  поддерживаем  его
собственные шаги к своей свободе и ответственности.
   Часть III Основы логотерапии
   Что такое смысл
   Я старался передать мысль, что существование колеблется, если отсутствует
"сильная  идея",  как  назвал  это  Фрейд,  или  идеал,  к  которому   можно
стремиться. Говоря словами  Альберта  Эйнштейна,  "человек,  считающий  свою
жизнь бессмысленной, не только несчастлив, он вообще едва  ли  пригоден  для
жизни".
   Однако существование не только интенционально, но также и трансцендентно.
Самотрансценденция-  сущность  существования.  Быть  человеком-значит   быть
направленным не на себя, а на что-то иное.  Среди  этого  иного,  как  пишет
Рудольф Аллерс [1], также "инакость" интенционального референта, на  который
указывает  человеческое  поведение.   Тем   самым   конституируется,   вновь
процитируем Аллерса [2], "область транссубъективного". Однако  стало  модным
оставлять эту транссубъективность в тени. Под воздействием  экзистенциализма
на   первый   план   выходит   субъективность   человеческого    бытия.    В
действительности  это  неправильное  понимание   экзистенциализма.   Авторы,
которые делают вид, что преодолели дихотомию объекта и субъекта, не сознают,
что подлинный феноменологический анализ обнаружит, что нет такой  вещи,  как
познание вне поля напряжения, возникающего между объектом и  субъектом.  Эти
авторы привыкли говорить о "бытии-в-мире". Но  чтобы  правильно  понять  эту
фразу, нужно признать, что быть  человеком  в  глубоком  смысле-значит  быть
вовлеченным,   втянутым   в   ситуацию,   быть   противпоставленным    миру,
объективность и реальность которого нисколько не  умаляется  субъективностью
того "бытия", которое находится "в мире".
   Сохранение  "инакости",   объективности   объекта   означает   сохранение
напряжения,  устанавливаемого  между  объектом  и  субъектом.  Это   то   же
напряжение,  что  напряжение  между  "я  есмь"  и  "я  должен"  [3],   между
реальностью и идеалом,  между  бытием  и  смыслом.  И  чтобы  сохранять  это
напряжение, нужно оградить смысл от совпадения с бытием. Я  бы  сказал,  что
смысл смысла в том, что он направляет ход бытия.
   Я люблю сравнивать эту необходимость с историей, рассказанной  в  Библии.
Когда сыны Израиля скитались в пустыне. Божья слава двигалась впереди в виде
облака: только таким образом Бог мог  руководить  Израилем.  Но  представьте
себе, что случилось бы, если бы присутствие Бога,  символизируемое  облаком,
оказалось бы посреди израильтян: вместо того  чтобы  вести  их,  это  облако
покрыло бы все туманом, и Израиль сбился бы с пути.
   В  этом  смысле  понятна  рискованность  "слияния  фактов  и  ценностей",
происходящего "при предельных переживаниях и у самоактуализирующихся  людей"
[4], поскольку в предельном переживании "семь" и "должен" сливаются  друг  с
другом [5].  Однако  быть  человеком  означает  быть  обращенным  к  смыслу,
требующему осуществления, и ценностям, требующим реализации. Это значит жить
в  поле  напряжения,  возникающего  между  полюсами  реальности  и  идеалов,
требующих материализации. Человек живет идеалами и ценностями.  Человеческое
существование не аутентично, если оно не проживается как самотрансценденция.
   Изначальной и естественной заботе человека о смысле и ценностях  угрожают
преобладающие субъективизм и релятивизм, подрывающие идеализм и энтузиазм.
   Я хочу привлечь ваше внимание к примеру, взятому из статьи  американского
психолога: "Чарльз... особенно "сердился", как он называл это, когда получал
счет за профессиональные услуги, например от  дантиста  или  врача,  и  либо
оплачивал часть счета, либо не платил вовсе...  Я  лично  иначе  отношусь  к
долгам, я высоко ценю аккуратность в оплате своих счетов. В этой ситуации  я
не  обсуждаю  мои  собственные  ценности,  я  сосредоточиваю   внимание   на
психодинамике его поведения...  потому  что  моя  собственная  компульсивная
потребность аккуратно оплачивать счета мотивирована невротически...  Ни  при
каких обстоятельствах я  не  пытаюсь  сознательно  направлять  или  убеждать
пациента принять мои ценности, потому что я убежден, что ценности...  скорее
относительных... нежели абсолютны" [6].
   Я полагаю,  что  оплачивание  счетов  имеет  смысл  независимо  от  того,
нравится ли это кому-то, и независимо от бессознательного значения,  которое
это может иметь. Гордон У. Олпорт справедливо  сказал  однажды:  "Фрейд  был
специалистом по части как раз тех мотивов, которые не могут быть приняты  за
чистую монету" [7]. То, что такие мотивы существуют, не меняет  того  факта,
что в общем и целом мотивы могут приниматься в своем  истинном  значении.  А
если  это  отрицается,  то  каковы  могут   быть   бессознательные   мотивы,
скрывающиеся за таким отрицанием?
   Вот что пишет д-р Юлиус Хойшер в рецензии на два тома, которые  известный
фрейдистски ориентированный психоаналитик посвятил Г„те: "На 1538  страницах
автор  представляет  нам  гения   с   признаками   маниакально-депрессивных,
параноидальных и эпилептоидных расстройств, гомосексуальности, склонности  к
инцесту,  половым  извращениям,  эксгибиционизму,   фетишизму,   импотенции,
нарциссизму, обсессивно-компульсивному неврозу, истерии, мегаломании  и  пр.
...  Он,  по-видимому,  обращает  внимание  исключительно  на  инстинктивные
динамические силы, лежащие в основе... художественного продукта.  Мы  должны
поверить, что г„тевское творение-это  всего  лишь  результат  прегенитальных
фиксаций. Его борьба имеет целью  не  идеал,  не  красоту,  не  ценности,  а
преодоление беспокоящей проблемы преждевременной  эякуляции..."  "Эта  книга
показывает  вновь,-   заключает   автор   рецензии,-что   основные   позиции
(психоанализа) в действительности не изменились" [8].
   Теперь мы можем понять, насколько  прав  Уильям  Ирвин  Томпсон,  задавая
вопрос:  "Если  наиболее  образованные  люди   нашей   культуры   продолжают
рассматривать гениев как скрытых половых извращенцев,  если  они  продолжают
думать, что ценности-это особые фикции, нормальные для обычных людей, но  не
для умного ученого, который лучше знает, как  обстоит  дело,-можно  ли  бить
тревогу по поводу того, что массы в нашей культуре выказывают мало  уважения
к ценностям и вместо этого погружаются в оргии потребления,  преступления  и
безнравственности?" [9].
   Неудивительно, что такое положение дел имеет место. Совсем недавно Лоренс
Джон Хэттерер [10]  указывал,  что  "многие  художники  и  артисты  покидают
кабинет психиатра в ярости по  поводу  его  интерпретаций,  что  они  пишут,
потому что  являются  собирателями  несправедливостей  или  садомазохистами,
играют, потому что они эксгибиционисты, танцуют, потому что хотят сексуально
соблазнить аудиторию, рисуют, чтобы преодолеть ограничения  навыков  туалета
посредством свободы размазывать нечто".
   Как мудр и осторожен был Фрейд, заметив однажды, что иногда сигара  может
быть просто сигарой, и ничем иным. Или само это  утверждение  было  защитным
механизмом,  способом   рационализации   собственного   курения?   Возникает
regressus in infinitum. В конце  концов,  мы  не  разделяем  веру  Фрейда  в
тождественность  "детерминации"  и  "мотивации",  как  пишет  Маслоу   [11],
обвинивший   Фрейда   в   ошибке   отождествления   "детерминированного"   с
"мотивированным  бессознательно",  как  будто  поведение   не   может   быть
детерминировано иным образом.
   Существует определение, гласящее, что смыслы и ценности-не что иное,  как
реактивные образования и механизмы защиты. Что до меня, то  я  не  хотел  бы
жить ради моих реактивных образований, и еще менее-умереть за мои  механизмы
защиты.
   Но являются ли смыслы и ценности столь  относительными  и  субъективными,
как полагают? В некотором отношении да, но в  ином,  нежели  это  понимается
релятивизмом и субъективизмом. Смысл  относителен  постольку,  поскольку  он
относится к конкретному человеку,  вовлеченному  в  особую  ситуацию.  Можно
сказать,  что  смысл  меняется,  во-первых,  от  человека  к   человеку   и,
во-вторых,-от одного дня к другому, даже от часа к часу.
   Конечно, я предпочел бы говорить об уникальности, а не об относительности
смыслов. Уникальность, однако,-это качество не только ситуации, но  и  жизни
как  целого,  поскольку  жизнь-это  вереница  уникальных  ситуаций.  Человек
уникален как в сущности, так и в существовании. В предельном  анализе  никто
не может быть заменен-благодаря уникальности каждой человеческой сущности. И
жизнь каждого человека  уникальна  в  том,  что  никто  не  может  повторить
ее-благодаря уникальности его существования.  Раньше  или  позже  его  жизнь
навсегда закончится вместе со всеми уникальными возможностями  осуществления
смысла.
   Я нигде не видел это сформулированным более точно и сжато, чем  в  словах
Гиллеля, великого еврейского мудреца, жившего около  двух  тысячелетий  тому
назад. Он говорил: "Если я не сделаю этого-кто сделает? И если я  не  сделаю
этого прямо сейчас-то когда же мне это сделать? Но если я сделаю это  только
для себя самого- то кто я?". "Если я не сделаю этого"-это, как мне  кажется,
относится к уникальности  моей  самости.  "Если  я  не  сделаю  этого  прямо
сейчас"--относится  к  уникальности  текущего  момента,  который  дает   мне
возможность осуществления  смысла.  "Если  я  сделаю  это  только  для  себя
самого"-это выражение не более и не менее как самотрансцендентного  качества
человеческого существования. Вопрос "кто я, если я  сделаю  это  только  для
себя самого?" предполагает ответ: никоим образом не истинно человек.  Потому
что характерная составляющая человеческого  существования-трансцендирование,
пре-восхождение себя, выход  к  чему-то  иному.  Говоря  словами  Августина,
человеческое сердце  не  находит  себе  покоя,  пока  оно  не  найдет  и  не
осуществит смысл и цель жизни. Это формулировка резюмирует многое в теории и
терапии того типа неврозов, который я назвал ноогенными.
   Но вернемся к уникальности смыслов. Из сказанного следует, что нет  такой
вещи,  как  универсальный  смысл  жизни,   есть   лишь   уникальные   смыслы
индивидуальных ситуаций. Однако мы не должны забывать, что среди них есть  и
такие, которые имеют нечто общее, и,  следовательно,  есть  смыслы,  которые
присущи людям определенного общества,  и  даже  более  того-смыслы,  которые
разделяются множеством людей на протяжении  истории.  Эти  смыслы  относятся
скорее к человеческому положению вообще, чем  к  уникальным  ситуациям.  Эти
смыслы и есть то, что понимается под  ценностями.  Таким  образом,  ценности
можно  определить  как  универсалии  смысла,  кристаллизующиеся  в  типичных
ситуациях, с которыми сталкивается общество или даже все человечество.
   Обладание ценностями облегчает для человека поиск  смысла,  так  как,  по
крайней мере в типичных ситуациях, он избавлен от принятия  решений.  Но,  к
сожалению, ему приходится расплачиваться за это  облегчение,  потому  что  в
отличие от уникальных  смыслов,  пронизывающих  уникальные  ситуации,  может
оказаться,  что  две  ценности  входят  в  противоречие  друг  с  другом.  А
противоречия  ценностей  отражаются  в  душе  человека  в  форме  ценностных
конфликтов, играя важную роль в формировании нооген-ных неврозов.
   Представим себе уникальные смыслы в виде точек, а ценности-в виде кругов.
Понятно, что две ценности могут пересекаться друг с другом, в то время как с
уникальными смыслами этого не может произойти (см. рис.).

   Но мы должны задать себе вопрос,  действительно  ли  две  ценности  могут
войти в противоречие друг с другом, иными словами, справедлива ли аналогия с
кругами на плоскости. Не будет  ли  более  правильным  сравнить  ценности  с
трехмерными шарами? Два шара, проецируемые на плоскость,  могут  давать  два
круга, пересекающие друг друга, в то время как сами сферы даже  не  касаются
друг друга (см. рис.).

   Впечатление,  что  две  ценности  противоречат   друг   другу,   является
следствием того, что упускается целое измерение. Что это за  и