сяких сомнений, как  минимум  несколько
депутатов поддержат их и образуют в палате свою фракцию.
   Это был серьезный удар, хотя и не совсем  неожиданный.  У  него  было  бы
больше уверенности, что он  перенесет  его,  если  бы  за  последние  недели
популярность правительства не упала столь заметно. Если бы не этот  инцидент
с судовым зайцем... Чтобы не распалять и  без  того  сжигавший  его  изнутри
гнев, Хауден решительно выбросил эти  мысли  из  головы.  Только  сейчас  он
заметил, что Харви Уоррендер в палате еще не появился. Отсутствовал и  лидер
оппозиции Бонар Дейтц.
   Кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, он  увидел  копну  иссиня-черных
кудрей  и  воинственно  щетинившиеся  усы   Люсьена   Перро.   С   небрежной
элегантностью - во всем  ему  свойственной  -  Перро  поклонился  спикеру  и
опустился на пустовавшее место Стюарта Коустона,  на  минутку  вышедшего  из
зала.
   Перро склонился к Джеймсу Хаудену и прошептал:
   - Слышал, нам предстоит драчка.
   - Боюсь, что так, -  шепнул  в  ответ  Хауден.  И  с  искренней  теплотой
добавил:
   - Не могу выразить словами, как много значит для меня ваша поддержка.
   Перро в своей обычной галльской манере пожал плечами,  в  глазах  у  него
заплясали веселые искорки.
   - Будем стоять плечом к плечу, и уж если рухнем, то наделаем шуму. -  Все
еще улыбаясь, Перро пересел на свое место.
   Посыльный положил на стол перед премьер-министром  запечатанный  конверт.
Надорвав плотную бумагу,  премьер-министр  достал  вложенный  лист  и  узнал
почерк Милли Фридмэн. "Президент готовится отбыть из Белого дома в Капитолий
". Находясь в офисе  премьер-министра  в
минуте-другой ходьбы от палаты общин, Милли поддерживала беспрерывную  связь
с Вашингтоном. На случай, если в последний  момент  всплывут  непредвиденные
обстоятельства. Пока таковых не возникало.
   На противоположной стороне зала палаты показался  лидер  оппозиции  Бонар
Дейтц. Хаудену бросилось в глаза, что сегодня  он  выглядит  еще  бледнее  и
озабоченнее, чем обычно. Бонар Дейтц прошел прямо к своему месту  и  щелкнул
пальцами, подзывая посыльного.  Быстро  нацарапал  записку  и  сложил  ее  в
несколько раз. К  немалому  удивлению  Хаудена,  записка  была  вручена  ему
самому. В ней говорилось: "Крайне необходимо срочно обсудить личный  вопрос,
касающийся вас и Харви Уоррендера. Прошу немедленно повидать меня в  комнате
16 - Б. Д.".
   Встревоженный и растерянный, Хауден поднял глаза. Но лидера  оппозиции  в
зале уже не было.

Глава 2

   В тот самый момент, когда Бонар  Дейтц  входил  в  палату  общин,  Брайан
Ричардсон ворвался в приемную офиса премьер-министра. Милли Фридмэн при виде
его искаженного угрюмой гримасой лица сразу насторожилась. В руке  партийный
организатор сжимал сорванную с телетайпа телеграмму.  Не  тратя  времени  на
объяснения, Ричардсон коротко распорядился:
   - Где бы шеф ни был, он мне нужен - срочно! Милли показала на прижатую  к
уху телефонную трубку и одними губами беззвучно выговорила одно слово:
   "Вашингтон". Глаза ее метнулись к настенным часам.
   - Время еще есть, - нетерпеливо бросил Ричардсон. -  Если  он  в  палате,
вызовите. - С этими словами он бросил на стол обрывок телетайпной ленты.
   - Ванкувер. Сейчас это  важнее  всего.  Милли  быстро  пробежала  глазами
телеграмму и, бросив трубку на стол, торопливо набросала записку. Сложив  ее
вместе с телеграммой, она запечатала их в конверт и нажала кнопку. Почти тут
же раздался стук в дверь, и вошел посыльный.
   - Пожалуйста, отнесите и сразу назад. Когда посыльный  вышел,  она  снова
поднесла телефонную трубку к уху и послушала.
   Спустя мгновение Милли, прикрыв микрофон ладонью, спросила:
   - Но ведь это ужасно - ну, как все в суде кончилось, правда?
   Ричардсон с нескрываемой горечью в голосе ответил:
   - Если и есть другой способ выставить правительство  одновременно  тупым,
злобным и бездарным, то мне он на ум не приходит.
   - И что можно сделать? Вообще-то предпринять что-нибудь можно?
   - Если повезет и если шеф согласится с тем,  что  я  предложу,  мы  можем
спасти процента два из того, что потеряли.  -  Ричардсон  рухнул  в  кресло.
Добавил мрачно:
   - В нынешней ситуации и за два процента стоит побороться.
   - Да, - сказала Милли в телефонную трубку. - Поняла.
   Свободной рукой она сделала  запись.  Вновь  прикрыв  микрофон,  сообщила
Ричардсону:
   - Президент отбыл из Белого дома и направляется в Капитолий.
   Брайан язвительно усмехнулся:
   - Ура ему! Надеюсь, он найдет дорогу.
   Милли отметила время - три тридцать.
   Брайан Ричардсон встал и подошел к ней вплотную.
   - Милли! Да пошло оно все к черту. Давай поженимся. - Он помолчал, прежде
чем сообщить:
   - Я начал бракоразводную процедуру. Элоиза всячески помогает.
   - О Брайан! - Глаза Милли вдруг наполнились слезами. - Ну и подходящее же
ты время выбрал.
   - Времени у нас  вообще  нет.  А  подходящего  никогда  и  не  бывает,  -
грубовато ответил он. - Надо пользоваться тем, что у нас есть.
   - Хотела бы я быть такой же уверенной, - призналась Милли. - Я думала  об
этом. Столько думала!
   - Послушай, - с упрямой настойчивостью обратился к ней Ричардсон, - будет
война - все так говорят. Все может случиться. Так давай хотя бы  возьмем  от
жизни то, что нам еще осталось.
   - Если бы все было так просто, - вздохнула Милли.
   - Все от нас зависит, - с вызовом в голосе бросил он. - Захотим - и будет
просто.
   - Брайан, дорогой, - огорченно ответила  Милли.  -  Я  не  знаю.  Честно,
просто не знаю.
   "А может,  знаешь?  -  спросила  она  себя.  -  Слишком  многого  хочешь:
независимости и замужества одновременно. И ни от чего не  отказываться".  Но
такое недостижимо, Милли это понимала. Может быть, как раз  независимой  она
была слишком долго.
   Ричардсон неловко проговорил;
   - Я люблю тебя, Милли. Я  уже  тебе  говорил,  и  с  тех  пор  ничего  не
изменилось.
   Он страдал, что не может выразить всю глубину своих чувств. Но есть вещи,
для которых слова найти невозможно.
   Милли взмолилась:
   - Давай пока все оставим, как есть.
   "Пока. Вот так всегда, - подумал он. -  Всегда  так  было  и  так  всегда
будет. Пока - и рано или поздно один из нас решит, что срок истек".
   - Давай, - согласился он.
   Его охватило чувство утраты, ощущение, что он потерял  нечто  такое,  чем
никогда не обладал.

Глава 3

   В комнате 16, примыкающей к кабинету  спикера,  премьер-министр  встретил
дожидавшегося его Бонара Дейтца. Сейчас они  были  одни  в  этом  просторном
роскошном рабочем кабинете, которым обычно пользовались все партии.
   - Спасибо, что сразу пришли, - приветствовал его Бонар Дейтц.
   - Что вы хотели сказать мне о Харви  Уоррендере?  -  все  еще  теряясь  в
догадках, нетерпеливо спросил Джеймс Хауден.
   Дейтц уклончиво ответил вопросом на вопрос:
   - Вам ведь известно, что мы с ним соседи?
   - Да. - Хауден знал о том, что особняки Уоррендеров и Дейтцев в  Роклиффе
находились друг против друга через дорогу.
   - Сегодня утром жена Харви попросила меня зайти  к  ним,  -  сообщил  ему
лидер оппозиции. - Она очень дружна с моей женой.
   - Дальше, - поторопил его Хауден. Бонар Дейтц явно  колебался,  лицо  его
выражало тревогу. Наконец он с трудом проговорил:
   - Харви заперся у себя в кабинете и отказался выходить. Когда мы  позвали
его через дверь, пригрозил покончить с собой.
   - Неужели... - вымолвил потрясенный Хауден.
   - Нет, - Дейтц покачал головой. - Те, кто открыто  грозит  самоубийством,
как правило, на него не решаются. Во всяком случае, мне так говорили.
   - Тогда что же...
   - Мы все-таки прорвались в кабинет. У Уоррендеров есть слуга.  Мы  с  ним
взломали дверь.
   Неторопливость Дейтца становилась невыносимой.
   - И что? - резко, словно подстегивая собеседника, спросил Хауден.
   - Это был  какой-то  кошмар.  Харви  обезумел.  Впал  в  неистовство.  Мы
пытались его успокоить. Он выл, изо рта пена...
   - Мне всегда казалось, что такие вещи из области  выдумок...  -  произнес
Хауден.
   - О, нет. Поверьте мне. - Дейтц снял очки,  с  силой  провел  ладонью  по
лицу. - Не дай Бог еще раз увидеть что-либо подобное.
   "Все, как в дурном сне", - подумал Хауден и спросил:
   - Что было дальше?
   - Боже! - Дейтц зажмурил глаза, потом широко открыл их. С видимым усилием
взял себя в руки. - К счастью, слуга у них - здоровенный парень.  Он  держал
Харви. Мы привязали его к стулу.  И  все  это  время..,  он  рычал,  пытался
броситься на нас.., нес несусветный бред какой-то...
   - Даже не верится,  -  заметил  Хауден.  Слишком  все  это  было  нелепо,
невероятно. Хауден поймал себя на том, что у него дрожат руки. -  Просто  не
верится.
   - Ничего, поверите, - угрюмо ответил Бонар Дейтц. - Сразу поверите,  если
увидите Харви сами.
   - А где он сейчас?
   - В больнице "Иствью". В изоляции, так это у них,  по-моему,  называется.
После того  как  нам  удалось  с  ним  справиться,  жена  Харви  сразу  туда
позвонила. Знала, кому звонить.
   - Это откуда же? - быстро и резко спросил премьер-министр.
   - Судя по всему, для нее это не явилось полной неожиданностью, - объяснил
Дейтц. - Харви уже давно лечился. У психиатров. Вы разве не знали?
   - Понятия не имел, - признался Хауден, ошеломленный и пораженный ужасом.
   - Как и все остальные, мне думается. Его жена рассказала, что у Харви это
наследственное, у них в семье по линии Харви уже были  случаи  сумасшествия.
Как я понял, она сама узнала об этом лишь после того, как они поженились.  В
свое время, когда Харви еще преподавал, с ним уже случалось нечто  подобное,
но тогда все удалось замять...
   - О Боже, -  выдохнул  Хауден.  -  Боже  милостивый!  Едва  справляясь  с
нахлынувшим приступом слабости, он осторожно опустился в кресло.  Дейтц  сел
против него.
   - А странно, правда, как мало мы знаем  друг  друга,  пока  не  обрушится
что-то вроде этого, - тихо и задумчиво произнес Дейтц.
   В  мыслях  у  Джеймса  Хаудена  царило  полное  смятение.  Они  с   Харви
Уоррендером никогда не были  близкими  друзьями,  но  вот  уже  столько  лет
работали вместе...
   - А как жена Харви все это перенесла? Бонар Дейтц старательно протер очки
и вновь водрузил их на нос.
   - Теперь, когда  все  кончилось,  она  на  удивление  спокойна.  Отчасти,
похоже, чувствует  даже  облегчение.  Думаю,  ей  непросто  жилось  в  такой
обстановке.
   - Да, наверное, - протянул Хауден. С Харви Уоррендером все было непросто,
мелькнуло у него в голове. Он вспомнил слова Маргарет: "Мне иногда  приходит
в голову, что  Харви  Уоррендер  слегка  тронулся  умом".  Тогда  он  с  ней
согласился, но у него и в мыслях не было...
   - Вне всяких  сомнений,  -  вполголоса  произнес  Бонар  Дейтц,  -  Харви
признают душевнобольным. Врачи обычно не спешат с подобным диагнозом,  но  в
данном случае это представляется простой формальностью.
   Хауден уныло кивнул. По давней привычке он машинально потирал переносицу.
   Дейтц продолжал:
   - Мы предпримем все необходимое, чтобы облегчить  вашу  задачу  в  палате
общин. Я дам знать нашим людям, и вам почти ничего не придется объяснять.  И
газеты, конечно, сообщать об этом случае не станут.
   Да, согласился про себя Хауден,  какие-то  определенные  приличия  газеты
пока соблюдали.
   Тут его посетила внезапная  мысль.  Облизав  сразу  пересохшие  губы,  он
нерешительно, запинаясь, спросил;
   - А когда Харви.., бредил.., он ничего не говорил.., такого особенного?
   Лидер оппозиции покачал головой:
   - В основном  какие-то  бессмысленные  фразы.  Бессвязные  слова,  что-то
нечленораздельное на латыни. Я так и не понял.
   - И все.., ничего больше?
   - Если вы имеете в виду вот это, - ровным  и  спокойным  голосом  ответил
Бонар Дейтц, - возьмите, пожалуйста.
   Из внутреннего кармана  пиджака  он  достал  конверт.  Адресован  он  был
"Достопочтенному Джеймсу М. Хаудену". В коряво  нацарапанных  расползающихся
буквах узнавался почерк Харви Уоррендера.
   Трясущимися руками Хауден вскрыл конверт.
   В нем оказалось два вложения. Лист  писчей  бумаги,  на  котором  той  же
неуверенной рукой было написано заявление об отставке  Харви  Уоррендера.  И
выцветшая программа съезда с текстом их соглашения девятилетней давности  на
обороте.
   Бонар Дейтц пристально следил за выражением лица Хаудена.
   - Конверт лежал открытым на  столе  Харви,  -  объяснил  он.  -  Я  решил
запечатать его. Подумал, что так будет лучше, Хауден медленно  поднял  глаза
на лидера оппозиции. Лицо его судорожно дергалось. Все тело била неукротимая
дрожь. Он прошептал:
   - Вы.., посмотрели.., что в нем было?
   - Я бы хотел сказать "нет", но это было бы ложью, - ответил Бонар  Дейтц.
Запнувшись, он продолжал:
   - Да, я посмотрел. Не могу сказать, что этим поступком  можно  гордиться,
но, боюсь, любопытство оказалось сильнее.
   Страх, леденящий страх холодной ладонью сжал  сердце  Хаудена.  Потом  на
смену ему пришло отрешенное смирение.
   Значит, в конце концов  этот  клочок  бумаги  прикончил  его.  Его  убили
собственные  амбиции  и  неосмотрительность...  Мимолетная   неосторожность,
проявленная в те давние времена. То, что  Бонар  Дейтц  отдал  ему  оригинал
документа, конечно, нехитрый трюк, он, безусловно,  изготовил  копии.  И  не
преминет обнародовать их, передать в газеты... В точности, как это и  раньше
бывало  с  разоблачениями  других..,  взятки,  сомнительные   чеки,   тайные
сделки...  Пресса  будет  ликовать,   оппоненты   станут   упиваться   своей
праведностью, а ему своей политической карьеры уже  не  спасти.  С  какой-то
поразительной отрешенностью Хауден спросил:
   - Что вы собираетесь делать?
   - Ничего.
   Где-то позади них открылась  и  захлопнулась  дверь.  Они  услышали  звук
приближавшихся шагов. Не оборачиваясь, Бонар Дейтц резко распорядился:
   - Мы с премьер-министром  хотим  остаться  одни.  Шаги  удалились,  вновь
послышался стук закрываемой двери.
   - Ничего? - переспросил  Хауден.  В  его  голосе  слышалось  нескрываемое
недоверие. - Совсем ничего?
   Лидер оппозиции неторопливо проговорил, тщательно подбирая слова:
   - Мне сегодня пришлось крепко пошевелить мозгами. Думается, мне следовало
бы воспользоваться материалами, оставленными Харви. Если мои  люди  каким-то
образом узнают, что я их утаил, они мне этого не простят.
   "Что верно, то верно, - подумал Хауден,  -  найдется  множество  желающих
уничтожить меня, не брезгуя никакими средствами". В  нем  вдруг  затеплилась
надежда, а вдруг исполнение смертного приговора удастся оттянуть,  на  любых
условиях, какие бы ни выдвинул сейчас Бонар Дейтц.
   Дейтц почти шепотом произнес:
   - Но как-то не представляю, чтобы я мог поступить таким образом. Не люблю
копаться в грязи - сам замараешься так, что потом не отмоешься.
   "Ну уж я бы не стал колебаться, - подумал Хауден. - Я бы на  твоем  месте
не упустил такого случая".
   - Может быть, я и воспользовался бы тем, что попало мне в руки,  если  бы
не одно обстоятельство. Понимаете,  я  и  так  вас  одолею.  -  Бонар  Дейтц
помолчал, потом сказал со спокойной уверенностью:
   - Парламент и  народ  никогда  не  примут  союзного  акта.  Вы  потерпите
поражение, а я одержу победу.
   - Так вы знаете?
   - Уже несколько дней. - В первый раз за  все  время  их  разговора  Бонар
Дейтц усмехнулся. - У вашего друга из Белого дома тоже есть своя  оппозиция.
В Вашингтоне произошла кое-какая утечка информации.  Ко  мне  прилетали  два
сенатора и конгрессмен. Они представляют тех, кому не нравится вся эта  идея
в целом или условия ее реализации. Наша беседа,  должен  вам  сказать,  была
весьма подробной.
   - Если мы не объединимся с Соединенными Штатами,  для  Канады  это  будет
национальным самоубийством, полным уничтожением, - серьезно заметил Хауден.
   - А по-моему, самоубийством для нас станет именно объединение, - спокойно
возразил Дейтц. - В войнах  мы  участвовали  и  раньше.  И  я  бы  предпочел
повоевать еще раз, но только в качестве независимого государства, а там будь
что будет.
   - Надеюсь,  вы  пересмотрите  свою  точку  зрения,  -  сказал  Хауден.  -
Подумайте, подумайте глубоко и серьезно...
   - Уже думал. Свою политику мы определили. - Лидер оппозиции улыбнулся.  -
Вы уж меня простите, но свои аргументы я попридержу до дебатов и выборов. Вы
ведь, конечно, собираетесь провести выборы?
   - Да, - не стал уклоняться от ответа Хауден.
   - Так я и предполагал.
   Словно  сговорившись,  они  одновременно  поднялись  на  ноги.  Хауден  с
некоторым смущением выдавил из себя:
   - Думается, я должен поблагодарить вас за это, - он взглянул на стиснутый
в руке конверт.
   - Я бы предпочел, чтобы вы воздержались. Нам обоим будет неловко. - Бонар
Дейтц протянул ему руку. - Вскоре нам предстоит  стать  воюющими  сторонами,
последуют взаимные оскорбления, это уж как водится. Хотелось бы думать,  что
в них не будет ничего личного.
   Джеймс Хауден пожал протянутую руку.
   - Ничего, - пообещал он, - обойдемся без этого.  "Несмотря  на  всю  свою
изнеженность и хрупкость, - подумал Хауден, - Бонар Дейтц выглядит  сегодня,
как никогда, могучим и крепким".

Глава 4

   Премьер-министр торопливо вошел в свой парламентский офис, держа в  руках
пачку бумаг.
   Весь его неприступный вид выдавал непреклонную решимость.
   В офисе его ждали Ричардсон, Милли, только что вошедшая Маргарет Хауден и
Эллиот Прауз. Последний с тревогой и беспокойством поминутно  поглядывал  на
часы.
   - Время еще есть, - бросил ему Хауден, - правда, только-только.
   Он обратился к Маргарет:
   - Подожди меня в кабинете, дорогая. Когда она вышла из приемной, он нашел
в своих бумагах обрывок телетайпной ленты, переданный ему  Ричардсоном.  Это
было сообщение о вынесенном в Ванкувере приговоре: освобождение Анри Дюваля,
выговор судьи Эдгару Крамеру. Хауден сумел прочитать его всего минуту назад,
когда возвратился в зал палаты общин.
   - Дело плохо, - начал было Ричардсон, - но мы еще можем спасти...
   - Знаю, - перебил его Хауден. - Как раз это я и собираюсь сделать.
   Он сознавал, что располагает теперь свободой действий, которой прежде был
лишен. То, что случилось  с  Харви  Уоррендером,  безусловно,  трагедия,  но
личной угрозы ему, Хаудену, больше не существует.  Заявление  Уоррендера  об
отставке, коряво написанное, но не утратившее от этого силы, было у  него  в
руках.
   Обращаясь к Ричардсону, премьер-министр распорядился:
   - Подготовьте и распространите заявление для печати  о  том,  что  Дювалю
будет немедленно выдана временная виза на въезд. Можете со ссылкой  на  меня
указать, что мы не намерены  оспаривать  решение  ванкуверского  суда  и  не
станем предпринимать дальнейших попыток его депортировать.  Сообщите  также,
что по моей  личной  рекомендации  кабинет  рассмотрит  вопрос  о  скорейшем
предоставлении Дювалю  в  порядке  исключения  полного  статуса  иммигранта.
Добавьте что-нибудь  о  неизменном  уважении  правительства  к  прерогативам
судебной власти и к правам личности. Вам все ясно?
   - Яснее не скажешь, - одобрительно заявил Ричардсон. - Вот теперь вы дело
говорите.
   - И вот еще что, -  слова  торопились,  обгоняя  одно  другое,  в  голосе
слышались приказные нотки. - По этому поводу  прямо  на  меня  ссылаться  не
надо, но я хочу, чтобы стало известно, что этот тип Крамер освобождается  от
своих обязанностей и отзывается в Оттаву, где в отношении него будут приняты
дисциплинарные меры. Более того, если вам удастся заронить мысль о том,  что
этот самый Крамер с самого начала ввел  правительство  в  заблуждение  и  не
правильно информировал нас о деле Дюваля, будет еще лучше.
   - Хорошо, - констатировал Ричардсон. - Просто отлично.
   Резко повернувшись к помощнику, премьер-министр приказал:
   - И проследите, чтобы это было исполнено. Позвоните заместителю  министра
и скажите, что я так распорядился. Можете добавить,  что  я  сч