проявил себя в ней  далеко  не  с
лучшей стороны.
   Премьер-министр попытался хотя бы как-то исправить положение.
   - Мне очень жаль, что, судя по  упоминавшемуся  здесь  заявлению  мистера
Дейтца, дело, о котором мы сейчас  с  вами  говорим,  может  стать  причиной
столкновения между политическими  партиями.  Я  лично  убежден,  что  такого
произойти не должно. - Он сделал паузу,  чтобы  подчеркнуть  значение  своих
слов, затем закончил:
   - Как я уже указывал ранее, действующее законодательство не дает  никаких
оснований для разрешения на въезд упомянутого Дюваля в Канаду,  и,  как  мне
доложили, многие другие страны заняли аналогичную позицию. Не вижу я также и
никаких  обязательств  со  стороны   Канады,   которые   вынуждали   бы   ее
предпринимать такие действия, от каких воздерживаются другие страны. Что  же
касается фактов, как установленных, так и предполагаемых, то  позвольте  мне
заверить вас, что прежде, чем принимать какое-либо  решение,  все  они  были
тщательно изучены министерством по делам гражданства и иммиграции. На  этом,
джентльмены, если не возражаете, и закончим.
   Премьер-министра подмывало добавить кое-что относительно чувства  меры  в
оценке значимости новостей газетами, но он удержал себя. Пресса, проявляющая
братскую нежность и заботу о всех и каждом, может быть жестоко обидчивой  на
критику в ее адрес. Сохраняя на лице  доброжелательную  улыбку,  но  в  душе
полыхая злобой на Харви Уоррендера, премьер-министр взял Маргарет под руку и
направился  к  ожидавшему   лайнеру.   Их   сопровождали   рукоплескания   и
приветственные возгласы его соратников и сторонников.

Глава 2

   Салон турбовинтового лайнера "Вэнгард", который содержался правительством
страны для официальных поездок "особо  важных  лиц",  был  разделен  на  три
части: обычный отсек для не  правительственного  персонала,  занявшего  свои
места  на  борту  еще  до  прибытия  премьер-министра  в   аэропорт,   более
комфортабельно оборудованную секцию, где сейчас разместились три министра  и
несколько заместителей  министров,  и  изящно  декорированную  в  пастельных
голубых  тонах  гостиную  со  смежной  компактной,  но   необычайно   уютной
спаленкой.
   Хвостовой отсек, первоначально оборудованный для государственных  визитов
королевы и ее супруга, сегодня предназначался премьер-министру  и  Маргарет.
Стюард в чине сержанта Королевских  канадских  ВВС  помог  им  устроиться  в
глубоких мягких креслах и пристегнуть ремни безопасности, а  затем  неслышно
исчез. За обшивкой фюзеляжа низкий мягкий  рокот  четырех  двигателей  фирмы
"Роллс-ройс" поднялся до приглушенного  рева,  и  самолет  начал  разбег  по
взлетному полю.
   Дождавшись ухода стюарда, Джеймс Хауден довольно раздраженно бросил:
   - Зачем тебе понадобилось вызывать Уоррендера на  дурацкие  упражнения  в
его латинской чепухе?
   Маргарет ответила, сохраняя невозмутимое спокойствие:
   - Да просто так. Но если тебе очень хочется знать, мне показалось, что ты
с ним излишне резок, и я попыталась это как-то сгладить.
   - Но за каким же чертом, Маргарет? - повысил он голос. - У меня есть  все
основания быть резким с Харви Уоррендером.
   Маргарет с большой осторожностью сняла шляпку и бережно  положила  ее  на
столик у своего кресла. Шляпка являла собой тончайшее сооружение из  черного
бархата и вуали и была куплена в Монреале специально к этой поездке.  Ровным
голосом Маргарет сдержанно произнесла:
   - Будь любезен, Джейми, не груби мне. У тебя, может быть, и были причины,
а у меня нет, и  я  тебе  не  раз  говорила,  что  не  намерена  в  точности
копировать все твои настроения.
   - Не в этом же дело...
   - Нет, именно в этом! - Щеки Маргарет  медленно  заливались  краской.  Ее
было трудно вывести из себя, и поэтому ссорились они относительно  редко.  -
Судя по тому, как ты вот только что вел себя с репортерами, не одного только
Харви Уоррендера можно обвинить в чрезмерно ранимом самолюбии.
   - Что ты имеешь в виду? - все еще зло бросил он.
   - Как ты разгневался на этого бедного мистера Томкинса только потому, что
он достаточно умен, чтобы не поддаться всей твоей пышной словесной шелухе  о
справедливости и  гуманности!  Если  хочешь  знать,  на  меня  это  тоже  не
произвело впечатления.
   Хауден запротестовал:
   - Но уж от тебя-то я вправе был ожидать хотя бы какой-то лояльности!
   - Не смеши меня! - вспылила Маргарет. - И ради Бога, прекрати выступать -
я ведь не на политическом митинге. Я  твоя  жена,  не  забыл?  И  знаю  тебя
такого, каким никто и не видел. Всем ясно, что  случилось.  Харви  Уоррендер
поставил тебя в затруднительное положение...
   - В немыслимое положение, - поправил он ее.
   - Ладно, пусть будет немыслимое. По каким-то причинам  ты  считаешь,  что
должен поддерживать его, но из-за того, что делать это тебе не по  душе,  ты
срываешь злость на всех остальных, включая меня, - на последних словах голос
Маргарет пресекся, что для нее было уж совсем необычным.
   Наступило молчание. Гул двигателей усилился - самолет готовился к взлету.
Потом бетонная полоса за иллюминатором скользнула вниз, лайнер оторвался  от
земли, быстро набирая высоту. Хауден потянулся и взял Маргарет за руку.
   - Ты совершенно права. Я действительно погорячился.
   Так кончалось большинство их ссор, в том числе и крупных, а  таких  в  их
супружеской жизни было совсем немного. Кто-либо из них  неизбежно  признавал
правоту другого, и они  приходили  к  примирению.  Вообще-то  Джеймс  Хауден
сомневался, что на свете могли бы  существовать  супружеские  пары,  которые
вели совместную жизнь, никогда не омрачаемую  ссорами.  Если  бы  таковые  и
обнаружились, то, несомненно, оказались бы скучными и бездушными людьми.
   Маргарет по-прежнему сидела, отвернув голову, но на ласковое пожатие  его
руки ответила.
   Немного помолчав, Джеймс Хауден сказал:
   - Откровенно говоря, Уоррендер не так уж и важен. Во всяком  случае,  для
нас с тобой. Мешает некоторым образом, но не более. Все уладится.
   - Кажется, я тоже вела себя не очень умно. Может быть,  потому,  что  так
мало вижу тебя в последнее время. - Маргарет достала из  сумочки  батистовый
платочек и осторожно промокнула уголки глаз. - Порой я ужасно ревную тебя  к
политике и чувствую себя при этом абсолютно беспомощной. Иногда даже  думаю,
что уж лучше бы ты тайком завел себе другую женщину. Тогда бы я  по  крайней
мере знала, как мне с ней тягаться.
   - Не надо тебе ни с кем тягаться. И никогда  в  жизни  не  надо  было.  -
Произнося эти слова, он вспомнил Милли Фридмэн и вновь  ощутил  острый  укол
чувства вины.
   Неожиданно Маргарет предложила:
   - Если  тебе  так  трудно  с  Харви  Уоррендером,  зачем  держать  его  в
министерстве по делам иммиграции? Почему бы тебе не поставить его туда,  где
он был бы безвреден, - в рыбное хозяйство, например?
   Джеймс Хауден огорченно вздохнул.
   - К сожалению, Харви сам хочет быть министром по делам иммиграции  и  все
еще располагает достаточным влиянием, чтобы с его желаниями считались.
   Он не был уверен,  что  Маргарет  действительно  поверила  его  последним
словам, но, даже если у нее и  возникли  какие-то  сомнения,  она  этого  не
показала.
   "Вэнгард" начал поворот на юг, все еще набирая высоту, хотя уже и не  так
резко. В иллюминаторы били яркие лучи утреннего солнца,  под  правым  крылом
раскинулась Оттава, казавшаяся с  высоты  в  три  тысячи  футов  миниатюрной
моделью города.  Река  Оттава  сверкала  полоской  серебра  меж  заснеженных
берегов.  На  западе  близ  водопада  Шодьере   белопенные   ручьи,   словно
растопыренные пальцы, тянулись к зданиям Верховного  суда  и  парламента,  с
такой высоты выглядевшим совсем крошечными.
   Столица исчезла  из  виду,  и  под  ними  открылась  просторная  равнина.
Примерно минут через десять они пересекут реку Святого Лаврентия и  окажутся
над штатом Нью-Йорк. "Управляемой ракете, - подумал Хауден, - на  то,  чтобы
покрыть такое же расстояние, потребуются не минуты, а какие-то секунды".
   Оторвавшись от иллюминатора, Маргарет повернула голову к мужу и спросила:
   - Как ты думаешь, вот  те  люди,  там,  внизу,  имеют  хотя  бы  малейшее
представление о том, что творится в правительстве? О  политических  сделках,
об услугах за услуги и всем таком прочем?
   На мгновение Джеймс Хауден растерялся. Уже не впервые ему  казалось,  что
Маргарет читает его мысли. Потом он ответил:
   - Некоторые,  конечно,  имеют.  Особенно  те,  что  достаточно  близки  к
правительственным кругам. Но  большинство  людей,  по-моему,  не  знает  или
просто не хочет знать. А есть и такие, кто ни за что  не  поверит  в  такое,
даже  если  представить  им  документальные  доказательства   и   письменные
показания, принесенные под присягой.
   Маргарет в задумчивости произнесла:
   - А мы всегда столь охотно ругаем американские политические нравы.
   - Да, это так, - согласился он. - Что, безусловно, лишено всякой  логики.
Поскольку  пропорционально  у  нас  столько  же  злоупотреблений  властью  и
взяточничества, как и в Штатах. Просто по большей части у нас все происходит
куда более скрытно, к тому же время от времени мы публично приносим в жертву
того, кто стал слишком жаден.
   Табло  "Пристегните  ремни"  над  их  головами  погасло.  Джеймс   Хауден
освободился от своих и перегнулся, чтобы помочь Маргарет.
   - Конечно, дорогая, - добавил он, - нужно помнить,  что  одним  из  наших
величайших национальных достояний является чувство уверенности в собственной
правоте. Мы унаследовали его от британцев. У Шоу  есть что-то
в этом смысле: мол, не существует ничего столь дурного либо хорошего,  перед
чем остановился бы англичанин, но нет такого англичанина,  который  оказался
бы  при  этом  не  прав.  Убежденность  такого  сорта  очень   полезна   для
национального самосознания.
   - Иногда создается впечатление,  -  заметила  Маргарет,  -  что  ты  даже
находишь удовольствие во всем дурном, что нас окружает.
   Хауден помолчал, обдумывая ее слова.
   - Я вовсе к этому  не  стремлюсь.  Просто,  когда  мы  с  тобой  остаемся
наедине, я пытаюсь не притворяться, - на лице его  мелькнула  едва  заметная
усмешка. - Не так уж много осталось мест, где я бы не чувствовал  себя,  как
на сцене.
   - Прости, - в голосе Маргарет звучала тревога, -  мне  не  следовало  так
говорить.
   - Да нет! Я совсем не хотел бы, чтобы кто-то из нас чувствовал, что  есть
вещи, о которых мы не можем сказать друг  другу,  что  бы  это  ни  было,  -
мимолетно ему вспомнился Харви Уоррендер.  Почему  он  так  и  не  признался
Маргарет? Возможно, когда-нибудь он так и сделает. Хауден продолжал:
   - Многое из того, что я знаю  в  политике,  меня  огорчает.  Но  тогда  я
принимаюсь думать о нашей морали и человеческих слабостях и вспоминаю о том,
что власть никогда и нигде не идет  об  руку  с  непорочной  чистотой.  Если
хочешь остаться чистеньким, держись  в  одиночку.  Если  стремишься  сделать
что-то доброе, достичь чего-либо, оставить после себя этот мир хотя бы  чуть
лучше, чем он был, тогда должен выбрать власть и поступиться своей чистотой.
Иного  выбора  не  дано.  Это  похоже  на  то,  словно  мы  все   попали   в
стремительный, бурный поток, и, даже  если  очень  захочешь,  повернуть  его
сразу не сумеешь. Остается только отдаться течению и исподволь,  медленно  и
постепенно попытаться менять направление в ту или иную сторону.
   Белый телефонный аппарат  внутренней  связи,  стоявший  рядом  с  креслом
премьер-министра, издал мелодичный звук, Хауден поднял трубку.
   - Говорит Гэлбрейт, сэр, - услышал он голос командира воздушного корабля.
   - Слушаю, командир.
   Гэлбрейт, летчик-ветеран, заслужил себе широкую славу своей надежностью и
обычно возглавлял экипажи во время особо ответственных полетов из Оттавы. Он
и прежде много раз летал с Хауденом.
   - Высота двадцать тысяч, расчетное время прибытия в Вашингтон  через  час
десять. Погода там  ясная  и  солнечная,  температура  шестьдесят  пять  .
   - Отличные вести, командир. Возвращаемся  в  лето.  -  Хауден  пересказал
Маргарет сообщение о погоде в Вашингтоне, затем снова обратился к командиру:
   - Насколько мне известно, завтра в посольстве устраивается завтрак.  Были
бы рады видеть вас среди гостей.
   - Благодарю вас, сэр.
   Джеймс Хауден положил трубку. Пока он разговаривал с командиром  корабля,
стюард принес поднос с кофе и сандвичами. На нем также стоял одинокий стакан
виноградного сока. Указав на него, Маргарет сказала:
   - Если ты и вправду так его любишь, я позабочусь, чтобы в доме всегда был
какой-то запас.
   Премьер-министр выждал, когда стюард уйдет, и, понизив голос, признался:
   - От этой штуки меня с души воротит. Однажды я неосторожно сказал, что он
мне нравится, и  вот  видишь,  что  получилось.  Теперь  я  понимаю,  почему
Дизраэли  так ненавидел примулы...
   - Да ты что! Все знают, что Дизраэли просто обожал примулы.  Это  же  его
любимые цветы. Хауден затряс головой.
   - Дизраэли лишь однажды обмолвился  в  этом  смысле  -  исключительно  из
вежливости  к  королеве  Виктории  ,  которая  по
какому-то случаю  прислала  ему  букетик.  С  тех  пор  его  начали  осыпать
примулами,  так  что  потом  ему  становилось  дурно  от  одного  их   вида.
Политические мифы очень живучи, дорогая.
   Сконфуженно усмехаясь, Хауден  взял  стакан,  открыл  дверь  в  туалет  и
выплеснул сок до последней капли. Маргарет задумчиво произнесла:
   - А знаешь, иногда мне кажется, что ты очень похож  на  Дизраэли.  Только
выглядишь немного свирепее.  Может  быть,  из-за  своего  носа.  -  Маргарет
улыбнулась.
   - Да, - согласился он, любовно поглаживая крючковатый нос. -  Эта  старая
морщинистая физиономия - мой фирменный знак. Кстати, поначалу  я  удивлялся,
когда мне говорили, что у меня свирепый вид. Но потом, когда я научился  его
на себя напускать, это оказалось даже полезным.
   - Как же хорошо только вдвоем, - неожиданно заявила Маргарет.  -  Сколько
нам осталось до Вашингтона?
   - Боюсь, что нам с тобой уже ничего не осталось, - ответил муж  с  кислой
гримасой. - Мне еще надо переговорить с Несбитсоном.
   -  И  никак  нельзя  отложить,  Джейми?  -  Несмотря  на   вопросительную
интонацию, слова ее прозвучали скорее утверждением.
   - Извини, дорогая, - ответил он огорченно. Маргарет вздохнула.
   - Я так и знала - уж слишком все было хорошо. Ладно, пойду прилягу, чтобы
вам не мешать.
   В дверях маленькой спаленки она приостановилась и спросила:
   - Собираешься задать ему трепку?
   - Да нет, если только сам не напросится.
   - Надеюсь, у вас все обойдется  без  резкостей,  -  серьезно  проговорила
Маргарет. - Он такой несчастный старичок.  Я  всегда  представляю  его  себе
укутанным пледом в инвалидной коляске, которую катит такой же дряхлый старый
солдат.
   Премьер-министр расплылся в улыбке:
   - Всем отставным генералам можно пожелать того же  самого.  К  несчастью,
сами они хотят либо сочинять книги, либо заниматься политикой.
   Когда Маргарет скрылась в спальне, Хауден вызвал стюарда и передал  через
него изысканно вежливое приглашение  генералу  Несбитсону  зайти  к  нему  в
салон.

Глава 3

   - Выглядите вы просто прекрасно, Адриан, - заявил Джеймс Хауден.
   Адриан Несбитсон, удобно устроившись в глубоком  мягком  кресле,  где  до
него сидела Маргарет, и поигрывая стаканом виски с содовой в пухлых  розовых
ладошках, радостно кивнул головой в подтверждение этих слов.
   - В последние несколько дней чувствую себя первоклассно, премьер-министр.
Похоже, избавился наконец от "проклятого катара.
   - Рад за вас, рад. Думаю, вы в последнее  время  перетрудились.  Впрочем,
как  и  все  мы.  Видимо,  этим  и  объясняется  наша   некоторая   взаимная
раздражительность.
   Хауден внимательно разглядывал  министра  обороны.  Старик  действительно
выглядел значительно лучше, просто можно сказать, отменно здоровым, несмотря
на заметно растущую в размерах лысину. Очень помогали этому густые седые усы
- любовно подстриженные и ухоженные, они придавали  достоинство  квадратному
лицу министра, все еще хранившему следы солдафонской властности.  "Возможно,
-  подумалось  Хаудену,   -   намеченная   им   линия   поведения   окажется
плодотворной". Он, правда, тут же вспомнил предупреждение Брайана Ричардсона
о необходимости вести торг с Несбитсоном с крайней осторожностью.
   - Как бы то ни было, - ответил ему Несбитсон, - я по-прежнему не разделяю
ваших взглядов  относительно  идеи  союзного  акта.  Уверен,  что  мы  можем
добиться от янки всего, чего хотим, ценой куда меньших уступок.
   Джеймс Хауден приказал себе  сохранять  спокойствие,  с  трудом  подавляя
поднимавшуюся в нем волну гнева. Он понимал, что ничего не  достигнет,  если
сейчас утратит контроль над  собой  и,  повинуясь  порыву,  крикнет  в  лицо
старику: "Проснитесь же  вы,  ради  Бога!"  Вместо  этого  Хауден  вкрадчиво
произнес:
   - Я бы хотел, чтобы вы кое-что для меня сделали, Адриан,  если,  конечно,
пожелаете.
   После некоторого колебания Несбитсон все-таки спросил:
   - О чем это вы?
   - Еще раз обдумайте все как следует: вероятную ситуацию,  время,  которым
мы  располагаем,  все,  что  говорилось  тогда   на   заседании,   имеющиеся
альтернативы - обдумайте все и спросите свою совесть.
   - Я  уже  сделал  это,  -  в  ответе  генерала  прозвучала  бесповоротная
определенность.
   - И все же еще раз, - Хауден попытался вложить  в  свои  слова  всю  силу
убеждения. - В качестве личной мне услуги?
   Старик допил виски и отставил стакан. Доброе шотландское  согрело  его  и
взбодрило.
   - Ладно, - согласился он. - Я не против поразмыслить над  всем  этим,  но
предупреждаю,  что  ответ  мой  не  изменится.  Мы  должны  сохранить   нашу
национальную независимость, всю - до последней капли.
   - Спасибо, - произнес Джеймс Хауден. Он  нажал  кнопку  сигнала,  вызывая
стюарда, и, когда тот появился, попросил:
   - Еще виски с содовой, пожалуйста, для генерала Несбитсона.
   Получив от стюарда стакан с  напитком,  Несбитсон  отхлебнул  из  него  и
умиротворенно откинулся на  спинку  кресла,  оглядывая  салон.  Одобрительно
произнес с армейской грубоватостью:
   - Чертовски приятная обстановка у вас здесь, премьер-министр, должен  вам
сказать.
   Разговор принимал именно  то  направление,  на  которое  так  рассчитывал
Джеймс Хауден.
   - Да, здесь неплохо, - согласился  он,  поигрывая  стаканом  виноградного
сока, который стюард опять принес ему вместе с виски для министра обороны. -
Хотя мне не так уж  и  часто  приходится  всем  этим  пользоваться.  Самолет
предназначен больше для генерал-губернатора, нежели для меня.
   - Неужели? - Несбитсон казался  удивленным.  -  Вы  хотите  сказать,  что
Шелдон Гриффитс летает в таких вот условиях?
   - О да, когда  бы  ни  пожелал,  -  голос  Хаудена  звучал  преувеличенно
обыденно.  -  Генерал-губернатор   все-таки   является   представителем   ее
величества и имеет право на особое обращение, как по-вашему?
   - Полагаю, вы правы, -  тон  генерала  тем  не  менее  выдавал  некоторую
озадаченность и изумление.
   И вновь самым обычным голосом, словно вспомнив  по  ходу  беседы,  Хауден
проговорил:
   - Думается, вы слышали, что  Шел  Гриффитс  собирается  будущим  летом  в
отставку. Он уже отслужил семь лет и, похоже, хочет отойти от дел.
   - Да, что-то в этом роде до меня доходило, - ответил Несбитсон.
   Премьер-министр нарочито тяжело вздохнул.
   - Когда уходит в отставку генерал-губернатор, неизбежно возникает трудная
проблема - найти ему достойного преемника. Такого, у которого был бы  нужный
опыт и к тому  же  желание  занять  этот  пост.  Нельзя  забывать,  что  это
наивысшая честь, которой страна может удостоить человека.
   Хауден пристально смотрел на генерала, который сделал внушительный глоток
и осторожно ответил:
   - Да, наверное, это так.
   - Конечно, - продолжал Хау