плую гостиную потянуло жаром.
   Возможно, его мучительное свидание  с  Харви  Уоррендером  было  ошибкой,
думал Ричардсон. И уж конечно, оно состоялось слишком поздно,  чтобы  как-то
помочь им в данном конкретном вопросе. Но хотя бы устранило  тень,  нависшую
над будущим Джеймса Хаудена. Если у него вообще есть  будущее,  мелькнула  у
партийного организатора мрачная мысль.
   Служанка внесла чайный сервиз и бесшумно исчезла. Маргарет разлила чай, и
Брайан  Ричардсон  с  опаской  принял  предложенную   ему   хрупкую   чашку,
отказавшись от кекса.
   Маргарет осторожно сказала:
   - А ты действительно должен ехать в Монреаль, Джейми?
   Хауден провел рукой по лицу  жестом,  в  котором  сквозила  усталость,  -
Чертовски не хотелось  бы,  конечно.  В  любое  другое  время  я  бы  послал
кого-нибудь вместо себя. Но сегодня уж придется самому.
   Ричардсон  взглянул  на  окна,  шторы  на  которых   так   и   оставались
раздвинутыми. За ними было уже совсем темно, по-прежнему падал снег.
   - Перед приходом я узнавал насчет погоды, - сообщил он. - Проблем с вашим
рейсом не будет. Погода в Монреале ожидается ясная, в аэропорту будет  ждать
вертолет, чтобы доставить вас в город.
   Джеймс Хауден молча кивнул.
   Послышался легкий стук  в  дверь,  и  в  гостиную  вошла  Милли  Фридмэн.
Ричардсон вскинул на  нее  удивленный  взгляд,  он  и  не  знал,  что  Милли
находилась в доме. Ничего необычного в этом,  правда,  не  было,  Ричардсону
было  известно,  что  они  с  Хауденом   частенько   работали   в   кабинете
премьер-министра наверху.
   -  Извините  меня,  -  Милли  улыбнулась  Ричардсону  и  Маргарет,  потом
обратилась к Хаудену:
   - Белый дом на  проводе,  они  спрашивают,  можете  ли  вы  поговорить  с
президентом.
   - Иду, - ответил премьер-министр и поднялся из кресла.
   Брайан Ричардсон поставил недопитую чашку.
   -  Мне  тоже  пора.  Спасибо  за  чай,  миссис  Хауден.  -  Он  церемонно
раскланялся с Маргарет, на ходу, легонько коснулся  руки  Милли.  Когда  они
вместе с  Хауденом  уже  выходили  из  гостиной,  до  женщин  донесся  голос
Ричардсона:
   - Я буду в аэропорту и провожу вас, шеф.
   - Не уходите, Милли, - предложила Маргарет. - Выпейте чаю.
   - Спасибо. - Милли опустилась в кресло, где прежде сидел Ричардсон.
   Занявшись сложными  манипуляциями  с  серебряным  заварочным  чайником  и
кипятком, Маргарет заметила:
   - У нас не дом, а сплошной кавардак. Больше нескольких минут кряду  ничто
не остается в покое.
   - Кроме вас, - тихо проговорила Милли.
   - А что мне еще остается, дорогая моя? -  Маргарет  налила  Милли  чаю  и
добавила себе свежей заварки. - Все идет мимо меня. Я  как-то  не  научилась
переживать из-за всех этих важных событий. Хотя, может быть, и стоило бы.
   - Да зачем это вам, - возразила Милли. - Когда познакомишься поближе, все
оказывается на удивление однообразным и скучным.
   - Я так и думала, - Маргарет улыбнулась и подвинула поближе к Милли сахар
и сливки. -  Но  от  вас  такого  не  ожидала.  Всегда  считала  вас  полной
энтузиазма правой рукой Джейми.
   Милли неожиданно для себя самой призналась:
   - Энтузиазм выдыхается, а руки устают. Маргарет рассмеялась:
   - Какие мы с вами обе ужасные предательницы,  не  правда  ли?  Но  должна
сказать, что время от времени находишь в этом хоть какое-то облегчение.
   Наступило молчание, тишину  большой  полутемной  гостиной  нарушало  лишь
потрескивание  пылающих  поленьев.  По  потолку  плясали  отсветы   пламени.
Поставив свою чашку, Маргарет участливо спросила:
   - Вы когда-нибудь жалели, что все так обернулось?
   Между вами и Джейми, имею в виду.
   На мгновение у Милли перехватило дыхание. Значит, Маргарет  знала.  Знала
все эти годы и  ни  разу  не  обмолвилась  ни  единым  словом.  Милли  часто
задумывалась над этим, а порой  даже  начинала  подозревать,  что  это  так.
Теперь она знала наверняка - и почувствовала огромное облегчение.
   Она ответила абсолютно честно:
   - Я никогда не была уверена до конца. А теперь  я  не  очень  об  этом  и
думаю.
   - Понимаю, в конечном итоге так всегда и  бывает.  Сначала  думаешь,  что
рана никогда не закроется. Но в конце концов она неизбежно заживает.
   Милли заколебалась, подыскивая нужные слова.
   Потом прошептала:
   - Вы, должно быть, очень переживали.
   - Да, - задумчиво и медленно кивнула Маргарет. - Помнится, в то  время  я
страшно страдала. Как и любая другая женщина  на  моем  месте.  Но  в  конце
концов все проходит. А иначе нельзя, по правде говоря.
   - Не знаю, смогла бы я проявить  столько  понимания,  -  тихо  произнесла
Милли и неожиданно добавила:
   - Брайан Ричардсон сделал мне предложение.
   - И что вы ответили?
   - Я еще не решила, - Милли озадаченно покачала  головой.  -  По-моему,  я
люблю его, я знаю, что люблю. Но, с другой стороны, я до конца не уверена.
   - Жаль, не могу вам помочь, - в голосе  Маргарет  слышались  неподдельная
нежность и участие. - Я давным-давно  поняла,  что  невозможно  жить  жизнью
других людей. Мы должны решать сами - даже если при этом и ошибаемся.
   Да, это верно, подумала Милли, и вновь перед ней встал вопрос: а  сколько
еще она сама собирается тянуть со своим собственным решением?

Глава 2

   Джеймс Хауден тщательно закрыл за собой двустворчатые  двери  кабинета  и
взял  трубку  специального  телефона  красного  цвета.  Это  был  оснащенный
шифратором аппарат прямой связи, надежно защищенной от прослушивания.
   - Премьер-министр слушает, - произнес он в микрофон.
   Ему ответил голос телефониста:
   - Президент у телефона, сэр. Одну минуту, пожалуйста.
   Раздался щелчок, и Хауден услышал  громкий,  грубовато-добродушный  басок
президента:
   - Это вы, Джим?
   Хауден улыбнулся знакомому гнусавому говорку Среднего Запада.
   - Да, Тайлер. Хауден слушает.
   - Ну как вы там, Джим? Хауден признался:
   - Устал. За последние несколько дней мне пришлось много поездить.
   - Знаю. У меня был ваш посол, познакомил с программой ваших выступлений.
   В голосе президента зазвучали озабоченные нотки:
   - Вы уж не слишком  усердствуйте,  Джим.  Вы  всем  нам  нужны.  Так  что
поберегите себя.
   - Постараюсь, - Хауден усмехнулся. - Рад слышать, что я  нужен.  Надеюсь,
избиратели тоже так думают. Голос президента стал серьезным.
   - Считаете, что справитесь, Джим? Уверены, что можете справиться?
   - Да.  Нам  придется  нелегко,  но  я  справлюсь,  если,  конечно,  будут
выполнены условия, что мы с вами  обсуждали,  -  таким  же  серьезным  тоном
ответил Хауден и добавил многозначительно:
   - Все условия.
   - Я как раз в связи с этим и  звоню,  -  грубоватый  голос  на  мгновение
умолк. - Кстати, какая у вас там погода?
   - Снег идет.
   - Так я и думал, - президент коротко хохотнул. - Вы уверены, что вам  еще
снегу нужно - на Аляске, скажем?
   - Нужно, - твердо ответил Хауден. - Мы знаем, как обращаться со снегом  и
льдом, всю жизнь живем среди них.
   Он не стал передавать президенту, что с  воодушевлением  говорил  министр
горнорудной промышленности и ресурсов  на  заседании  кабинета  десять  дней
назад:
   "Аляска похожа на банку с соком, в которой пробито две  дырки,  а  крышка
оставлена  на  месте.  Вскройте  только  крышку  -  и  перед  вами  огромные
пространства для, развития  сельского  хозяйства,  жилищного  строительства,
промышленности. Со временем, когда мы научимся побеждать климат,  мы  пойдем
еще дальше..." Трудно, оказывается, постоянно жить с мыслью  о  неизбежности
войны.
   - Ну тогда  ладно,  -  сказал  президент.  -  Мы  решили  согласиться  на
проведение плебисцита. Возможно, мне придется повоевать - наши люди не любят
снимать звезды с  флага  , раз  уж  они  там  есть.  Однако,  как  и  вы,
надеюсь, что добьюсь своего.
   - Рад, очень рад.
   - Вы получили проект нашего совместного заявления?
   - Да, - подтвердил Хауден. - Энгри специально прилетел на Запад  повидать
меня. Я внес кое-какие предложения, а детали они с Лексингтоном подработают.
   - Тогда к завтрашнему утру мы это уладим, на  очереди  останется  Аляска.
После заявления, когда придет время наших  раздельных  выступлений,  я  буду
делать упор на самоопределении для Аляски. Надеюсь, вы тоже.
   - Конечно, - заметил премьер-министр и добавил сухо:
   - Для Аляски, но и для Канады.
   - Значит, завтра в четыре, - послышался негромкий смешок. - Сверим часы?
   Хаудена охватило ощущение необратимости происходящего - словно перед  ним
неумолимо закрывалась дверь.
   В трубке послышался тихий голос президента:
   - Джим?
   - Да, Тайлер.
   - А в международном плане ситуация ничуть не улучшается,  да  вы  и  сами
знаете.
   - Если не ухудшается, я бы сказал, - ответил Хауден.
   - Помните, я говорил, что молюсь о том, чтобы нам был дарован год, прежде
чем начнется война. Это лучшее, на что мы можем надеяться.
   - Помню, - подтвердил Хауден.
   Наступила пауза, в трубке слышалось только тяжелое  прерывистое  дыхание,
словно президент пытался справиться с нахлынувшими на него чувствами.  Потом
он тихо проговорил:
   - Мы с вами делаем доброе дело, Джим. Это все, что  мы  можем  сделать..,
для наших детей.., и для их детей, еще не рожденных...
   На мгновение воцарилось молчание. Потом раздался короткий щелчок.
   Положив трубку красного телефона, Джеймс Хауден в  задумчивости  стоял  в
тиши заставленного книгами кабинета. С портрета на него смотрел сэр Джон  А.
Макдональд, основатель Канадской конфедерации ,  государственный  деятель,  прожигатель  жизни  и  неимоверный
выпивоха.
   "Вот и наступил момент триумфа", - думал Хауден. Минуту  назад  президент
говорил о  согласии  провести  плебисцит  на  Аляске  в  шутливом  тоне,  но
проглотить столь горькую пилюлю ему было нелегко, и,  не  прояви  Хауден  на
переговорах такое крутое  упорство,  подобной  уступки  ему  бы  никогда  не
вырвать. Теперь, помимо  других  выгодных  для  Канады  условий,  вот  тебе,
Джимми,  большой  апельсин  взамен  утраты  значительной  части   канадского
суверенитета. "Апельсин" начинается с буквы "А" и "Аляска" -  с  буквы  "А",
почему-то вдруг пришло ему в голову.
   В двустворчатую дверь стукнули.
   - Да, - откликнулся он.
   Это был Ярроу. Мягко ступающий стареющий дворецкий объявил:
   - Пришел мистер Коустон, сэр. Говорит, по крайне срочному делу.
   На лестничной площадке за спиной Ярроу премьер-министр разглядел  одетого
в теплое пальто и шарф министра финансов, нервно крутившего в руках шляпу.
   - Входите, Стю, - позвал он его.
   Входя в кабинет,  Коустон  отрицательно  качнул  головой  Ярроу,  который
сделал движение помочь ему снять пальто.
   - Я всего на минутку. Брошу-ка здесь. Он выскользнул из  пальто,  повесил
его на спинку стула, шляпу и шарф небрежно кинул  на  сиденье.  Обернувшись,
машинально улыбнулся, провел ладонью по лысеющей голове и,  когда  дворецкий
прикрыл за собой дверь, с внезапно помрачневшим лицом сказал:
   - Скверные новости. Хуже не бывает. Хауден молча ждал.
   - Раскол в кабинете, - с  трудом  выговорил  Коустон.  -  Можно  сказать,
пополам.
   До Джеймса Хаудена не сразу дошел смысл услышанного.
   - Не понимаю, - наконец произнес он. - У меня создалось впечатление...
   - У меня тоже, - перебил его Коустон. - Я считал, они у  вас  в  кармане,
все мы. - Министр презрительно помахал рукой. - За исключением  одного-двух,
которые уже послезавтра, может быть, уйдут в отставку.
   Хауден кивнул. Со времени его возвращения из  Вашингтона  состоялись  два
заседания кабинета в полном составе, посвященные  вопросу  о  союзном  акте.
Первое было очень похоже на заседание комитета обороны в канун Рождества. На
втором, когда стали вырисовываться  обговоренные  для  Канады  преимущества,
члены кабинета начали проявлять все больший энтузиазм. Объявилось,  конечно,
несколько несогласных, что  отнюдь  не  было  неожиданностью.  Хауден  также
предвидел неизбежность одной-двух отставок - их придется принять, так же как
и снести связанные с ними треволнения. Но чтобы серьезный раскол...
   - Подробнее, - резко потребовал он.
   - Девять участников.
   - Девять?! - значит, Коустон не преувеличивал,  когда  сказал  "пополам".
Девять - это более трети кабинета.
   - Их не было бы так много, - извиняющимся тоном продолжал Весельчак  Стю.
- будь у них другой лидер...
   - Лидер! - с гневным презрением фыркнул Хауден. - Какой еще там лидер?
   - Для вас это будет сюрпризом. -  Коустон  заколебался,  словно  опасаясь
неизбежной вспышки ярости со стороны  премьер-министра.  -  Мятеж  возглавил
Адриан Несбитсон.
   Ошеломленный Хауден, не веря своим ушам, уставился на министра финансов.
   - Ошибки быть не может, это Адриан Несбитсон, - повторил  Коустон.  -  Он
начал мутить воду два дня назад и уговорил остальных.
   - Глупец! - взорвался Хауден. - Старый никчемный болван!
   - Так не пойдет, - Коустон решительно замотал головой. - Не  выйдет.  Так
просто его со счетов не сбросишь.
   - Но мы же с ним договорились. Заключили  сделку.  -  Хауден  недоумевал,
ведь в самолете они пришли к полному согласию:  пост  генерал-губернатора  в
обмен на поддержку министра обороны...
   - Какую бы там сделку вы ни заключили, - твердо  заявил  Коустон,  -  она
сорвалась.
   Премьер-министр и министр финансов оставались стоять.
   - А кто остальные? - угрюмо поинтересовался Хауден.
   - Борден Тэйн, Джордж Яхоркис, Аарон Голд, Рита Бачэнэн, -  быстро  начал
перечислять Весельчак Стю. - Но главное - Адриан.  Это  он  держит  их  всех
вместе.
   - А Люсьен Перро еще с нами? - Премьер-министр сразу вспомнил о Квебеке -
поддержка франкоязычных канадцев была крайне важной.
   Коустон молча кивнул.
   "Нет, это какой-то дурной сон,  -  думал  Хауден,  -  кошмар,  в  котором
совершенно немыслимые вещи подменили рассудок. Сейчас я проснусь".
   Послышался стук в дверь, и вошел Ярроу.
   - Машина подана, сэр. Пора ехать в аэропорт. Коустон заторопился:
   - Адриан стал другим человеком. Как будто...  -  Он  запнулся,  отыскивая
подходящее сравнение. - Как будто в мумию  влили  кровь,  и  она  ожила.  Он
говорил со мной, и должен вам сказать...
   - Нет, не надо! - оборвал его Хауден. - Это  уж  слишком.  Я  сам  с  ним
потолкую.
   Джеймс Хауден поспешно прикидывал, сколько у него времени. Оставалось  не
так уж много - всего несколько часов до  его  выступления  в  палате  общин,
назначенного на четыре часа дня.
   - Адриан понимает, что должен встретиться с вами, - предупредил  Коустон.
- И ждет.
   - Где?
   - Вся группа у Артура Лексингтона в офисе. Я прямо оттуда. Артур пытается
отговорить их, но, боюсь, безуспешно.
   Дворецкий  почтительно  кашлянул.  Хауден   знал,   что   расписание   на
сегодняшний вечер у него донельзя напряженное. Он представил себе  ожидавшую
машину и "Вэнгард", прогревавший двигатели в аэропорту  Аплэндс,  готовый  к
взлету вертолет в Монреале и переполненную аудиторию...
   Не терпящим возражений тоном распорядился:
   - Несбитсон должен лететь со мной в Монреаль. Если прямо сейчас поедет  в
аэропорт, успеет к моему самолету.
   Коустон кивнул:
   - Это я беру на себя.
   Когда Хауден выходил из кабинета, министр уже говорил по телефону.

Глава 3

   "Олдсмобиль" премьер-министра подкатил прямо к ожидавшему его самолету.
   Навигационные огни  "Вэнгарда"  ритмично  вспыхивали  в  кромешной  тьме,
вокруг самолета копошились облепившие  его  работники  аэродромной  команды,
похожие в своих куртках с капюшонами на  деловитых  кротов.  От  фюзеляжа  к
аккумуляторной установке, готовой  к  запуску  двигателей,  тянулся  толстый
кабель.
   Шофер распахнул дверцу автомобиля, и премьер-министр не спеша  ступил  на
летное поле.  У  подножия  грузовой  рампы,  придерживая  у  горла  поднятый
воротник пальто, его ждал на пронзительном ветру  засыпаемый  снегом  Брайан
Ричардсон. Без всякого вступления он выпалил:
   - Старик только что примчался. Сидит в вашем салоне, ремень пристегнут, в
руке виски с содовой. Хауден остановился.
   - Так Стю вам рассказал? Ричардсон ответил кивком головы.
   - Попробую его урезонить, - угрюмо проговорил Хауден. - Не знаю, что  еще
можно предпринять.
   - А вам не приходило  в  голову  сбросить  его  с  самолета?  -  На  лице
Ричардсона мелькнула мрачная усмешка. - Тысяч с пяти футов, а?
   Несмотря на подавленное состояние, Хауден не удержался от смеха.
   - Тогда у нас на совести будут два мученика:  один  в  Ванкувере,  другой
здесь.
   Он начал подниматься в самолет, потом бросил через плечо:
   - Кроме того, хуже сегодняшней новости ничего уже быть не может.
   - Удачи, шеф! - прокричал Ричардсон, но налетевший ветер сорвал  слова  с
его губ и унес в застуженное поле.

***

   В одном из четырех глубоких кресел с откидывающимися спинками среди мягко
освещенной роскоши небольшой гостиной отдельного салона  для  "особо  важных
лиц"  премьер-министр  увидел  грузно  осевшую  невысокую  фигуру   генерала
Несбитсона. Как и предсказывал Ричардсон,  министр  обороны  держал  в  руке
стакан с виски, который он при появлении Хаудена поставил на столик.
   Снаружи донеслось нарастающее завывание оживших турбовинтовых двигателей.
   За спиной Хаудена суетливо маячил стюард.
   - Мне ничего не нужно, - сухо сказал ему через плечо  премьер-министр.  -
Оставьте нас одних.
   Он сбросил верхнюю одежду на одно из  свободных  кресел  и  сел  напротив
старого генерала. Один из  светильников  для  чтения,  заметил  Хауден,  был
включен, и его свет бросал яркие блики на лысеющую  голову  и  румяные  щеки
Несбитсона, словно направленная  прямо  в  лицо  арестанту  лампа  во  время
допроса. "Что ж, - мельком подумал Хауден, - может, это мне знак, как с  ним
держаться".
   - Полет предстоит недолгий, и у нас  мало  времени.  Полагаю,  вы  должны
объясниться, - повелительным тоном произнес он.
   "Вэнгард" рулил по взлетной полосе и, судя по всему, уже набрал скорость.
Задержки у них сегодня не будет. Хауден знал, что их рейс будет пользоваться
преимущественным правом на всем протяжении воздушного коридора.
   На миг старик покраснел, словно возмущенный тоном Хаудена, затем  ответил
с неожиданной твердостью:
   - Я полагал, что вам все ясно без объяснений, премьер-министр. Я  намерен
подать в отставку в знак протеста против ваших планов. И все остальные тоже.
   - По-моему, вы кое-что забыли, - холодно заметил Хауден.  -  Наш  с  вами
договор. Здесь, в самолете, десять дней назад.
   Старик смотрел ему прямо в глаза, не отводя взгляда.
   - Мне стыдно об этом вспоминать. Нам обоим должно быть стыдно.
   - Говорите только о себе! Меня не  касайтесь.  -  вспыхнул  Хауден.  -  Я
пытаюсь спасти нашу страну! Вы и вам подобные ее уничтожите.
   - Если вы хотите спасти Канаду, то зачем ее продаете? - в голосе генерала
звучала какая-то новая сила.
   Хаудену вспомнились слова Коустона: "Адриан стал другим человеком". Да  и
чисто внешне он выглядел не таким дряхлым, даже вроде стал выше ростом,  чем
прежде.
   - Если вы имеете в виду союзный акт, - возразил премьер-министр, - то  мы
получим больше, чем уступим.
   -  Распустим  наши  вооруженные  силы,  впустим  этих  янки  без   всяких
ограничений, позволим  им  заправлять  нашей  внешней  политикой  -  это  вы
называете выгодами?
   Самолет  на  мгновение  замер,  затем  рванулся,  набирая  скорость.   За
иллюминатором мелькнула и исчезла сливающаяся  в  светящуюся  линию  цепочка
огней.  Они  взлетели,  раздался  глухой  хлопок  -   пилот   убрал   шасси.
Премьер-министр мысленно подсчитал - осталось двадцать минут  полета,  может
быть, меньше. Всегда одно и то же - так мало времени.
   Он воскликнул:
   - Мы стоим на грани  войны,  а  вы  все  рассматриваете  с  одной  только
стороны!
   - Я вижу все в целом, - не сдавался Несбитсон. - И вот что я  вам  скажу.
Будет война или нет,  ваш  союзный  акт  станет  началом  конца.  Американцы
никогда не успокоят